Килт всему виной

Моисей Соломонович проклял день, когда он надел килт. С того момента началась его черная полоса неудач. И ладно бы надевал на пьяную голову, но нет же — как стёклышко. В юбке. И без трусов. «Шотландец, млин!». А все Карл Львович, гендиректор, со своей пулькой. Надоело ему, видите ли, ставить на кон заводы-пароходы — поставил на желание. Остальные поддержали гоготом и дружным согласием, так что Моисею (а по маменькиному — Моне, пусть парню тридцатник, своя квартира, машина и в предпочтениях мужской пол) ничего не оставалось, как присоединиться. То ли судьба-злодейка, решила сделать финт ушами, то ли ангел-хранитель прохлопал — Моня проиграл. Долг чести пришлось отрабатывать голым задом (благо не в буквальном смысле) на случившемся через два дня корпоративе, где присутствовали все вышеозначенные игроки в качестве руководства компании. Пост финдиректора не спас Соломоновича от предстоящего дефиле в шотландском прикиде, друзей-товарищей не сломила волна аргументов в его исполнении и бог не наказал их беспамятством. Знал бы, чем закончится, — послал лесом. Может корпоратив и не повлёк за собой столь катастрофические последствия, да вот одному из основательно поддавших зарубежных партнеров взбрело в голову проверить, а полностью ли соответствует Моисей Соломонович образу истинного шотландца. Назюзёненый янки, ничтоже сумняшеся, сунул руку под килт и жмакнул голый зад финдиректора во время произношения оным дежурного тоста. Образу-то Моня соответствовал, но крайне негативно относился к поползновениям в свой адрес на глазах изумленной публики. Другое дело, в тишине и уюте родной спальни… Не о том речь. От настойчивого внимания Моня отбился, вылив обидчику шампанское за ворот, но продолжать сей фарс далее был не намерен — ушел с гордо поднятой головой под дружный ржач своих партнеров по игре и компании. Всё с тем же голым задом. Пешком. На волне эмоций позабыл вызвать такси, протопал два квартала, пока не услышал за спиной протяжный свист и улюлюкание. Оборачиваться не хотелось. На корпоративе Моисей Соломонович выпил пару бокалов — градус успел выветриться — и он остро ощутил всю несуразность своего вида на ночной улице в десятиградусный мороз. Витрина магазина отразила его бледное, перекошенное лицо, распахнутое полупальто и голые коленки под клетчатыми складками килта. А сзади стремительно приближалась вполне гоп-стоповская компашка. Нырнуть во дворы оказалось глупой затеей — понял гораздо позже. Ветер бил в лицо, килт взвивался выше головы, мороз нещадно колол открытые участки тела (как женщины в колготках ходят?!), сзади рявкали и свистели, страх хватал за горло и подстёгивал к действию. Еще в школе Моня сдавал стометровку на отлично, а уж под градусом и знатной дозой адреналина ноги его не бежали — летели, земли не касаясь. Петлял он дворами долго. Лишь чудом вынесло на знакомый перекресток, когда топот преследователей остался далеко позади. Таксист обрадовался, как родному, всю дорогу тарахтел о подарках жене и детям, а Моисей дрожал на заднем сиденье и не мог отогреться в тепле салона. Дом, родимый дом! Мимо офигевшего консьержа (тот лишь по пальто узнал жильца) Моня пулей проскочил, взлетел на лифте на свой этаж и со слоновьим топотом ворвался в квартиру. Всё! Приключения закончились. Как бы не так… Отмороженная задница и причиндалы — не самое страшное. Говорят, пьяному и море по колено, но впоследствии лишь в состоянии неуверенного стояния он отваживался на кого-то влезть. На трезвую, стоило лёгкому сквозняку пробежаться по голым яйкам, пострадавшим той морозной ночью, член забывал о своих функциональных обязанностях и прикидывался тряпочкой. Подвиги случались крайне редко, отчего трахаться хотелось перманентно в любое время суток и в любом мало-мальски тёмном месте, только вот предатель Соломоновича не вставал даже под одеялом. Если не напиться. Поруганная психика, мать ее. Вкупе со стеснительностью. Алкоголь хоть и помогал затолкать их в жо… поглубже, да вот вторым концом бил по самому неожиданному месту. Кровь неизменно отчаливала к вздыбленному естеству, лишая мозг не только кислорода, но и остатков разума, и без того поверженного зеленым змием. Нижняя часть тела принимала командование, пока верхняя витала в алкогольных парах, и Моня принимался строчить, как Анка-пулемётчица по врагам революции, обрушиваясь в крутое пике. Тяжела она, роль дятла — темнело в глазах, шумело в ушах, пересыхало во рту, а перед глазами мелькали цветные фейерверки. Остальное… эх… что говорить? По итогу, очнувшись, Моисей Соломонович мог лишь завидовать своим партнерам — они ведь не только кайф словили, а оставались в дружбе с головой и могли вспомнить все, до мелочей. Обидно, да? Секс был, яйки пустые, а толку? Эффект мимо сознания проплыл. И стойкая привязка «голые яйца-мороз-застрелиться не встать» не разрушалась. И стеснительность не рассасывалась. Вынужденный целибат откровенно достал. Решив, что жизнь коротка, психоаналитики дипломы за сало получают, а он у мамы один, Моня купил кожаный чехольчик на мошонку, надел это приспособление, как показано в инструкции, и вышел на охоту. В гей-клуб. Трезвым. Надо сказать, женщины Моню не привлекали. От слова совсем. Ни одна знойная красотка с бидонами Памелы Андерсен не вызывала у его меньшего брата даже малейшего отклика. Так что выбор места тусовки был очевиден. Бармен не оценил его стойкости, послал кривенькую усмешку в ответ на: «Эспрессо, пожалуйста». Моня не обиделся, но на заметку взял, решив какнуть позже, когда охота увенчается успехом. Трезво оценивая параметры своего тщедушного организма, не отличающегося красой неземной, скорее серой, мышиной неказистостью, он пришел к выводу, что ни один порядочный гей, в здравом уме и трезвой памяти, не позволит ему покорить свои вершины. Вернее, глубины. Но хотелось порядочного. И красивого. А посему, искать надо среди хорошо подгулявших или упитых в хлам. План был разработан, утвержден и принят к действию. Моня потягивал кофеек и выискивал глазами в дрыгающейся на танцполе массе подходящие кандидатуры. Толпа не радовала — кандидатур много, а подходящей — ни одной. Он уже было загрустил, от огорчения едва не пустил скупую слезу в очередную чашку кофе, как вдруг судьба и провидение подкинули ему неожиданный презент. На Моню упал гражданин. Свалился с соседнего стула у стойки бара, что-то пробурчал прямо в ширинку обалдевшего финдиректора, склеил куда-то в сторону залихватский символ мужского начала из пальцев и уверенно засопел. Выдохся парень. Симпатичный такой. Плечи широкие. Моня не был дураком и брал всё, что шло в его руки. Через час, мокрый и взмыленный, он скинул тяжелое тело на свой диван в гостиной, расплатился с таксистом, соизволившим помочь ему дотащить сей труп до квартиры, и потёр руки. Новый план был прост: раздеть и приступить. Разработать план — это одно, а вот когда дело доходит до его реализации, образуется масса затыков повышенной сложности. Раздеть пьяное тело под центнер весом оказалось сверхсложной задачей. Руки не раз тянулись к ножницам. Останавливала только природная бережливость и боязнь, что по итогу за такое самоуправство прилетит в пятак от хозяина вещей. Как в такой суете не забыл о мерах предосторожности? Метнулся к шкафу, выбрал галстук подлиннее и покрепче, связал дрыхнущему парню руки и примотал их к спинке кровати. «Фух! Вот теперь погнали». Моня натянул презик по самые яйца, проверил, хорошо ли сидит, а то мало ли, какими сюрпризами богат внутренний мир незнакомца, поправил чехольчик, чтоб не давил на мошонку (девайс оказался спасительным, виват секс-индустрии!), подхватил своего змия и направил в свеже смазанную дверцу между гостеприимно распахнутыми, смуглыми половинками незнакомца. Дверца дрогнула, но не сдала позиций, а со стороны подушки послышался сдавленный мат и добрые пожелания самому попробовать жопой на кол сесть и не подавиться. Моня осознал, впечатлившись посылом, и сменил змия на два пальца. Пальцы имели успех, тело под ним начало расслабляться, постанывать и вполне бодро подмахивать мускулистой кормой. Третий добавленный палец вроде не сильно застрял, Моне на секунду стало любопытно, проскочит ли четвертый, но… Эксперимент сорвался на корню, потому как низы уже не могли терпеть, а верхи тоже находились на грани преждевременной кончины. — Да иоп твою козу, двигайся уже! — рявкнуло тело. Моня не мог отказать хорошему человеку — двинул. Потом еще. И еще. На трезвую выходило очень… ярко. Он любовался мощной спиной, лапал безбожно всё, до чего успевал дотянуться, ерошил волосы на взмокшем затылке партнёра, вылизывал дорожку позвонков, царапал соски и вкручивался, ввинчивался, кайфуя не только от каждого движения, но и от осознания происходящего. Даже когда внутри полыхнуло горячим и растеклось от макушки до пят, он ни секунды не упустил, выпил до дна своё удовольствие и словил второй приход от звуков захлебнувшегося в оргазме партнёра. А вот дальнейшее ускользнуло от внимания, ибо Моню банально срубило в сон прямо там, на широкой спине незнакомца. Утро началось совершенно непредсказуемо. Руки связаны, морда в подушке, жопа голая и по пояснице гуляет ветерок от чьего-то сопения. — Это что?!.. Это как?! — возмущению Мони не было предела. — Визит вежливости, — флегматично заявил пристроившийся сзади товарищ и деловито загнул финдиректора в коленно-локтевую. Тут бы надо нос террористу поправить кулаком, чтоб он стал раза в три больше исходника, но кулаки на привязи, вечером он пользовался чужим попселем, не спросясь, да и после страстной ночи сил не было, так что Моня покорно распластавшись жопой кверху, носом в подушку, со страхом понял — долго хранимой девственности сегодня он таки лишится. Совсем не вдохновленный этой мыслью, попытался отползти на карачках, но был за бедра подтянут обратно, почти оставляя в простыни дыры от вцепившихся в нее пальцев ног (знал бы, месяц ногти не стриг!), и награждён звонким шлепком по ягодицам, чтоб неповадно было. Моня обернулся назад, разглядел орудие пытки, навострившееся на штурм его непорочных тылов, и завис, оценивая масштабы и последствия грядущих разрушений. По всему выходило, быть ему порванным на британский флаг. На флаг не хотелось. По-прежнему хотелось просто настучать по лицу тому, кто сзади орудовал и разрешение не спрашивал. Но… За что боролся — на то и напоролся. «Нефиг было это пьяное тело домой тащить. Алкоголь — зло! Даже если не во мне булькает.» — решил Моня и мужественно расслабил булки, памятуя пресловутое «расслабься и постарайся получить удовольствие». Правда, не сдержался от напутственной речи: — Эй, ирод, не злобствуй там. Я тебя аккуратно… того… Ирод внял наставлениям, на флаг не порвал, но в процессе слияния очень много нового о себе услышал, потому как Моня не мог отказать себе в удовольствии хоть языком отомстить. Незнакомец предпочел бы заткнуть этот словесный понос кое-чем существенным, да побоялся. Все же с задницей проще — зубов нет. А Моня не скупился на эпитеты, со вкусом вещал в подушку, что из души рвалось, пока не посыпались звездочки из глаз от удачного попадания в лузу тем самым иродом. «Меткий стрелок, однако». На этом неудовольствие Мони развеялось, как дым, он даже позабыл, что намеревался еще сказать коварному похитителю своей девственности. Он одновременно испытывал противоречивые эмоции: злость на насильника и удовольствие от его действий, изо всех сил пытался сдерживать себя. Да вот захватчик его тылов таранил очень уж прицельно, как Чингачгук томагавком, так что бедра двигались против воли хозяина, всякие неприличные звуки то и дело вырывались из груди, он изгибался совершенно по-шлюшьи стараясь потереться стояком хоть о какую-то поверхность и всякие мысли о сопротивлении были вытеснены желанием получить больше наслаждения. А когда партнёр взял в руки его член и уверенно передёрнул, тут и случилось оно, наслаждение это. Орал Моня, аж охрип. Чуть не лопнул от переполняющих ощущений. А потом вновь срубило дрёмой. На кухню выполз, когда уже перевалило за полдень. В пояснице тянуло, снизу зудело и жгло, но общее состояние было вполне удовлетворительным. До тех пор, пока не увидел своего обидчика у распахнутой дверцы холодильника. Тот стоял в одних брюках, полуголый, нагло светил великолепным торсом и хлебал прямо из банки Монин любимый вишнёвый компот. Завидев хозяина, незнакомец ухмыльнулся и тут же выдал: — Что у нас на завтрак? — Парочка люлей. — Тогда я, пожалуй, пропущу. — Ты меня трахнул! — И что? Ты забеременел? Моня завис. Беременность ему, конечно, не грозила. И тип этот наглый очень даже понравился, но очень уж как-то не по-человечески у них знакомство образовалось. А тип жёг. — Ты меня тоже трахнул, так что в расчете. Фёдор я. Давай жить вместе. — Тебе так понравился мой компот? — Готов вкушать его денно и нощно. Оба нравитесь, и ты, и он. Честно. Я ведь напился вчера, как свинья, потому что отчаялся уже найти себе такого… — Какого? — Страстного. Языкастого. Хозяйственного, — мотнул головой на полный холодильник. — И злоебучего. — Ты альфонс? — прищурился финдиректор. Фёдор, конечно, шикарный мужик, но как-то все это было подозрительно. — Дурак, что ли? — обиделся тот и полез во внутренний карман аккуратно сложенного на стуле пиджака. Ткнул в руки черный прямоугольник визитки. «Кречетов Фёдор Васильевич — сеть питомников „Ландшафт“». Известное имя, хоть и не довелось нигде пересечься. — Почему я? Мог бы себе красавца отхватить. Вон ты какой, — окинул взглядом широкие плечи напротив и потупился. — Ты мне нравишься, — набычился Фёдор, видимо, считая, что это и есть наиболее веский аргумент. — Что ж, меня Моней зовут, — вздохнул финдиректор. — Придется запастись вишней впрок. А там время покажет… Фёдор выпучил глаза (явно был не готов к такой быстрой капитуляции). Федор возвел очи к небу. Федор поёрзал на стуле, раздираемый желанием повилять хвостом и поорать от счастья. Федор вылетел в коридор, станцевал самбу-румбу-ча-ча-ча, виляя задницей и дрыгая всеми членами. Федор возблагодарил богов, показал им же язык, а после вновь вернулся к Моне и нежно сказал: — Тогда я на рынок. Куплю побольше. Так началась белая полоса в личной жизни Моисея Соломоновича…