***
Имаит открыла глаза, несколько минут смотрела в темноту спальни, потом дотянулась да прикроватного столика и включила лампу. Она не могла точно вспомнить свой сон, но хотела в него вернуться. Имаит снилось детство. Она снова маленькая, братья снова с ней. У неё всегда было очень живое воображение, и порой она сама себе придумывала страхи. И спасаясь от кошмаров, она не давала спать Трассу. Имаит улыбнулась своим воспоминаниям, а глаза защипало от непрошеных слёз. Её кошмар сбылся. Страх потерять братьев превратился в реальность. Имаит поднялась с постели, окинула взглядом заваленный чертежами и рисунками стол, поморщилась — работать над проектом не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Но если на работе дела шли хотя бы внешне прекрасно, то в душе Имаит царила всё та же печаль и пустота, что стали её верными спутниками семь лет назад, когда привычная беззаботная жизнь окончилась. На датападе её ждали восемь непрочитанных сообщений. Имаит только вздохнула. Вчера один молодой чисс, её друг, сделал Имаит предложение. Все подруги, как и собственный разум, советовали согласиться, а Имаит отказала. Ксилла не вечно будет её домом, однажды Имаит улетит навсегда, и она не хотела отрывать от сердца кого-то или что-то, что будет ей особенно дорого. Имаит уверяла себя, что именно так и будет, она улетит в новый дом, обещанный братом. Но с годами вера растворялась, надежда постепенно таяла, и Имаит чувствовала себя предательницей. Легче верить, что Траун мёртв, чем ждать от него вестей и думать бесконечными ночами, каково ему быть в одиночестве где-то далеко. — Мы ведь ещё увидимся? — спросила Имаит в их последнюю встречу. — Да. — Ты обещаешь? — Обещаю, — ответил он после короткой заминки. Траун всегда выполнял обещания, но Имаит уже перестала верить, что увидит его снова. Так проще. Верить, что он жив, знать, что он, как и сама Имаит, страдает от разлуки, гораздо больнее. — Где ты, брат? — шепнула она еле слышно.***
Запахи дождя и травы приятно щекотали ноздри. Всё в лесу, каждый листик, каждая травинка имеет свой неповторимый аромат, и если не научиться различать их, ориентироваться по ним даже в темноте, неприятности не заставят себя ждать. Дождь. Свежесть. Озон. Недавняя гроза. Сырость тоже имеет запах. Туман. Мокрые листья. Мокрая шерсть маленьких зверьков. Больших тоже, но они, к счастью, далеко, Траун отвадил местных хищников от своего дома, они боятся огня. Переливы зелёного цвета. Тысячи оттенков бесконечного зелёного, который Траун уже начал ненавидеть. А ведь это любимый цвет Имаит. Когда они в последний раз вместе ходили в театр, Имаит была в зелёном платье. Или в бордовом? Нет, в бордовом на фестивале ледяных скульптур… Траун оторвался от своего занятия, он ощипывал птицу, которой предстояло стать обедом, откинулся назад, опираясь спиной о жёсткий ствол дерева, закрыл глаза. Снова и снова прогоняя в памяти маленькие детали, он вспоминал всю свою жизнь, заставлял себя помнить о том, что у него была и есть другая жизнь, кроме мокрой зелени и белого тумана. В тот день, когда хотя бы одно воспоминание растворится в зелёном вихре, Митт’рау’Нуруодо перестанет существовать. Он начал читать вслух стихотворение. Траун часто высказывал свои мысли вслух, просто чтобы слышать хоть чей-то голос. Это стихотворение о падающем снеге, о танце снежинок, каждая из которых прекрасна по-своему. Стихотворение, сочинённое Трассом, когда ему было пятнадцать лет. Образ брата тут же появился перед внутренним взором. Трасса уже нет в живых… И помимо горечи, потери, Трауна изнутри грызло чувство вины. Если бы Трасс не полетел исправлять то, что его младший брат натворил, он был бы жив сейчас. Он был бы жив… — Это моя вина. Среди лесных звуков голос чисса казался неуместным, слишком громким. Эта боль — то, что не даёт ему сойти с ума. То, что помогает ему оставаться собой, боль и любовь. Память о данном обещании. Маленький лесной зверёк выбрался из зарослей, отряхивая коричневую шкурку, и с любопытством уставился на чужака. За семь лет — неужели уже семь лет! — лесные обитатели научились бояться Трауна, но это животное было то ли очень глупым, то ли просто слишком молодым. Сам не зная, зачем делает это, Траун достал из кармана орешек и протянул зверьку на раскрытой ладони. Животное замерло, глазки-бусинки светились любопытством и страхом. — Иди сюда, — тихо позвал чисс. — Иди. Он не собирался приручать животных, просто вдруг захотелось, чтобы хоть кто-то пару минут побыл рядом. Пусть это будет промокшее животное, но оно возьмёт орех с руки, может быть, даже лизнёт пальцы в благодарность. Коричневый комочек шерсти осторожно приблизился, мордочка потянулась к лакомству. Но вдруг существо резко встало на задние лапки, навострило уши. Зверёк услышал что-то, пока ещё недоступное уху чисса, и кинулся обратно в заросли, мигом забыв об орехе. Что могло так напугать его? Траун поднялся, внимательно огляделся по сторонам. Один из первых уроков, которые он усвоил на зелёной планете: животные чувствуют приближение опасности раньше, чем он сам, поэтому если они бегут, лучше бежать в ту же сторону. Только через пару минут Траун уловил тот звук, который заставил лесных обитателей всполошиться. И для него звук двигателей корабля, явно не чисского, означал не опасность, по крайней мере, не одну только опасность. Свобода. Возможность вырваться из зелёной сырости, выполнить обещание, данное сестре, вернуться домой. Домой! Конец одиночеству.