Взгляд изнутри

      Глаза по-прежнему болят. Но хотя бы теперь обстановка сменилась. Я снова в своей каюте на «Аматэрасу». И похоже, что это теперь мой дом до конца моих дней. Я уже ничему не удивляюсь. Истерика в симуляторе меня настолько вымотала, что сил не осталось даже на это.       Чувствую, как в ноги упирается что-то теплое.       Калипсо. Она сидит у меня в ногах.       — А обратно никак? — кажется, я уже знаю ответ на этот вопрос. — Нет?       — А даже если бы и можно было, — мягко отвечает Калипсо. — То захотел бы ты? Зная то, что знаешь теперь…       Так я и думал.       — Лучше бы я ничего не знал… Совсем ничего…       — Ты и так ничего не знаешь, — чувствую своим плечом ее ладонь. — Все мы через это проходили. Вот только нас отключали в более раннем возрасте.       — Детьми, что ли?       — Мне было четырнадцать, когда я приняла красную таблетку. До сих пор не жалею.       — А я…       — Я должна попросить прощения у тебя. У нас закон — не освобождать взрослых людей вроде тебя. Разум настолько сильно связан с Матрицей, что мозг начинает волей-неволей цепляться за привычные вещи. Потому мы и освобождаем в основном подростков — их разум, еще не созревший для социализации, не цепляется к категориям их мира и стремится к самоопределению. Следовательно, по всем правилам нужно было оставить с тобой все как есть. Но если бы так все продолжилось, то ты был бы уже мертв. Так что тут по-другому было никак. Прости меня…       — Я сам сделал свой выбор, — слышу свой почти бесцветный голос. — Сам прыгнул в кроличью нору. Ты не виновата.       В эту секунду я пытался успокоить скорее самого себя, чем ее. И ведь правда: я сам нашел Калипсо, следуя ее подсказкам; сам принял красную таблетку и сам согласился на отключение. И на то, чтобы узнать правду об окружающем мире и Матрице, тоже сам согласился, пусть и с этим у меня выбор был весьма невелик. С другой стороны, Калипсо тоже чувствует в этом свою вину. Это видно по ее потухшему взору.       — Получается, теперь это мой дом?       — Не только, — отвечает Калипсо. — У нас есть общий дом, который мы защищаем. Он расположен под землей, ближе к ядру, где все еще тепло.       — Это город? И там тоже есть люди?       — Да. Зион — наш дом, оплот и последний бастион в борьбе с машинами.       — А есть еще такие города на Земле? Должны же быть.       — Нет, — женщина качает головой. — Во всяком случае, мы не знаем. И, думаю, не узнаем никогда, если не переживем эту войну.       С этими словами она встала и направилась к выходу.       — Так и что мне теперь делать? — окликаю ее.       — Пока отдыхай. День завтра будет трудным. Побереги силы.       Дверь каюты с шумом распахнулась, гремя открывающим вентилем. Еще немного — и Калипсо уйдет. Конечно, я увижу ее завтра. И буду видеть все это время, пока не умру. Или пока не умрет она. Вот только сейчас не хочется отпускать ее. Так, наверное, бывает в детстве. Ты увидел кошмар, с криком просыпаешься в постели и умираешь от страха, боясь заснуть. Приходит мама. Успокаивает, гладит по головке, говорит, что это всего лишь сон, и убаюкивает тебя. А потом встает, чтобы уйти, а ты просишь ее остаться, потому что тебе до сих пор страшно, и очень нужно, чтобы она была рядом, когда ты будешь засыпать снова. Как будто она сможет защитить тебя от твоих кошмаров.       Я, наверное, чувствую сейчас то же самое. Я тоже увидел кошмар. Даже похлеще тех, которые я видел в Матрице. Калипсо все объяснила. Чуть ли не по полочкам разложила. Вот только я до сих пор ничего не знаю.       «Ты ничего не знаешь, Джон Сноу» — вспомнилось из одной фэнтезийной мыльной оперы, которую смотрел в сети. Бросил после третьей серии, ибо стало скучно. Тем более, я читал книжный первоисточник, так что я все уже знал заранее. А эта фраза… Ее говорили молодому бастарду одного из воюющих домов при всяком удобном случае. Как будто для него это должен быть единственный приемлемый ответ. При этом никто не удосуживается объяснить, чего этот самый бастард не знает.       Мне вот объяснили. Вот только легче особо не становится. Так что я тоже ничего не знаю. По-прежнему. Это нас с ним и роднит, похоже…       — Сноу, — слышу свой голос.       Калипсо оборачивается в дверном проеме:       — Что?       — Сноу, — отвечаю я. — Зови меня Сноу. Кажется, это имя вполне мне подходит.       — Как пожелаешь, — на губах женщины мелькнула еле заметная усмешка. — Доброй ночи, Сноу.       Дверь каюты захлопнулась, и я остался в гордом одиночестве, взвешивая все в очередной раз.       Я не знаю, что будет завтра. И это по-прежнему меня пугает. Вот только в любом случае я должен буду прожить завтрашний день. Пусть он даже и может оказаться для меня последним. Но только хуже уже не будет. Если говорить о моих кошмарах, то самое страшное я уже увидел. Это значит, что теперь любой ужас здесь, в реальном мире, мне будет нипочем. А значит, и с трудностями, что день грядущий мне готовит, тоже справлюсь. Я выжил в Матрице, пусть и с чужой помощью. Выжил, пробудившись в реальном мире — пусть и тоже с чужой помощью. Следовательно, и сейчас справлюсь. В любом случае, тут есть кому подставить мне плечо. Совместными усилиями сдюжим.       Чувствую, как наконец-то тяжелеют веки. Даже после того, как я провалялся в отключке некоторое время после симулятора. Если верить Калипсо, день будет завтра очень трудным. А значит, нужно набраться сил побольше.       Что ж… Добро пожаловать в реальный мир, Сноу.