Неделимые.

— Тэхен-а! Я дома. Тэен сдувает упавшие на лоб пряди каштановых волос, выбившихся из высокого хвоста, выставляет продукты на стол из бумажного пакета с логотипом супермаркета, когда слышит шаркающие шаги из коридора. Девушка достает бутылку сока, наливая себе стакан, распахивает настежь окно и вздыхает глубоко, полной грудью, обмахиваясь ладошкой от невыносимой жары, облокачиваясь спиной о столешницу. — Жарко? — спрашивает Тэхен, появляясь в кухне, и сестра оборачивается на его голос. — Я хотел прогуляться, но, кажется, там очень душно. Тэ забирает стакан сока, опустошая его наполовину под недовольный взгляд девушки. Тэхен только улыбается невинно, пожимая плечами, и кладет руку на живот, придерживая его, пока садится на высокий барный стул. — Лучше вечером. Сходим к Ендже? Он позвал в гости, тебе стоит развеяться, — Тэен допивает оставшийся сок, щелкает Тэхена по носу, и укладывает обе руки на живот брата, заботливо поглаживая. — Как себя сегодня вел мой племянник? — Он так сильно пнул меня под ребро, что до сих пор болит, — обиженно говорит Тэхен, пытаясь натянуть хлопковую рубашку с гавайским раскрасом ниже, так, чтобы пуговицы не норовили разлететься при очередном вздохе. Живот настолько большой, что Тэхену не то, что ходить, ему даже лежать трудно. Постоянно болит поясница, головастик уже совсем не такой маленький и юркий как раньше, ему тоже наверняка ужасно тесно внутри, да и Тэхену тяжело. Нуна как-то в шутку спросила, а точно ли там один ребенок? — Ничего, переживешь, — с улыбкой говорит Тэен, надавливая слабо пальчиками Тэхену на живот и получая в ответ шевеление, вероятно пяточкой. — Когда тебе к врачу? — Завтра, — Тэхен вытягивает руки вверх, потягиваясь и хрустя позвонками. — Доктор Мин попросил, чтобы я пришел раньше, он беспокоится, что я почему-то никак не собираюсь рожать. — Мин Юнги, да? — Тэен опирается локтями о столешницу, облизав нижнюю губу, и смотрит на брата с легким прищуром. — Этот молодой симпатичный доктор? — Нуна, — Тэхен шутливо щипает пухлую щеку сестры и укоризненно смотрит на нее. — Как же Ендже-хен? — Всегда должен быть запасной вариант, дорогой братец, — философски изрекает девушка, начиная убирать продукты в холодильник. Тэхен слабо улыбается, вздыхая и смотря в окно, где легкий ветерок треплет листву деревьев, а по голубому небу плывут белоснежные облака в виде замысловатых фигур. Тэ лениво водит руками по животу, витая в своих мыслях. Сестра, закончив с сортировкой продуктов, смотрит на него, слегка склонив голову к плечу. — Ты последнее время такой задумчивый, — говорит она, садясь на соседний стул и подпирая руками подбородок. — Все в порядке? — Думаю над предложением хена, — говорит Тэхен, и девушка понимающе мычит. — Наверное, в его словах есть смысл? Но почему я не могу согласиться? — Тэ опускает взгляд на свои колени, скрытые легкими льняными шортами и вздыхает. — Разве Хосок не доказал, что на него можно положиться? — замечает Тэен, накрывая руку брата своей. — Он хороший парень, он все это время был рядом с тобой, даже не смотря на то, что живет в Сеуле. Возможно, это меркантильно, но разве лучше быть отцом-одиночкой? Ты хочешь этого для своего ребенка? Хочешь, чтобы Хесон однажды стал спрашивать тебя, почему у всех детей двое родителей, а у него только ты? Тэхен вздрагивает, услышав имя ребенка, которое они, наконец-то, выбрали. «Головастик», «малыш», «ребенок» — все эти абстрактные слова сменились на вполне реальное — Ким Хесон. Тэхена дрожь прошибает, когда он понимает, что до конца месяца он увидит своего ребенка. И он не готов к этому. Ни к ребенку, ни к тому, чтобы серьезно рассмотреть предложение Хосока. — Нет, — подавлено говорит Тэ. — Конечно, нет. Но разве это правильно? — У ребенка будет полная семья, — настаивает Тэен. — Неужели ты не понимаешь? — Но я не люблю его, — Тэхен прячет взгляд, прикусывая губу. — Я не могу выйти за человека, которого не люблю. — Что толку, что у тебя ребенок от человека, которого ты любил? Где он сейчас? Тэхен резко вскидывает голову, врезаясь в сестру нечитаемым взглядом. Тэен запоздало понимает, что сболтнула лишнего. И не просто лишнего, а затронула то, что болеть не перестало, ту тему, из-за которой Тэхен вмиг бесится. Ее брат сильный парень, но даже у него есть слабые места и раны, а она так неаккуратно их потревожила. — Прости, Тэ. — Если ты хочешь, чтобы я съехал, просто скажи, — холодно говорит Тэхен, на что девушка морщит нос. — Дело не в жилплощади, идиот. Я беспокоюсь за тебя, я волнуюсь за своего племянника. Я не хочу, чтобы ты страдал. Не будь таким эгоистом, в конце концов. Мы все поддерживаем тебя, но ты продолжаешь отгораживаться ото всех, — Тэен напирает, возможно, даже давит на брата. Но таков ее характер. Если Тэхена все будут жалеть, то это ни к чему не приведет. Он не умирает, в конце концов, поэтому, сделав глубокий вдох, она продолжает. — Может быть, тебе пора оставить Чонгука? Когда появится Хесон, у тебя начнется новая жизнь, в которой не будет места этим чувствам и воспоминаниям. Тэхен щетинится, закрывается, выдергивая руку из пальцев сестры. — Не смей. Не произноси его имени. — Тэхен… — Ты не имеешь права, просить меня забыть его. Ты… ты просто не понимаешь. У меня ребенок от него. Ты думаешь, что этот факт хотя бы на минуту позволит мне забыть о нем? Думаешь, я просто закрою на это глаза и побегу счастливый под венец с Хосок-хеном? — Чонгук даже не знает о ребенке, — перебивает сестра, на что получает громкое «замолчи, я сказал!». Тэхен поднимается со стула, отходя к двери. — И теперь это только твоя ноша, Тэхен, твой выбор. Ты решил не говорить ему о своей беременности. — Да как бы я сказал?! — кричит парень, и в его глазах стоят слезы. — Почему вы все не понимаете?! — Потому что это ребенок, Тэхен! Потому что это живой человек внутри тебя. И однажды, когда он вырастет, у него будет к тебе куча вопросов. Ты оставил Чонгука, не прихватив с собой зверушку, ты скрыл от него его же ребенка. Чонгук имел право знать. — Ты не понимаешь ничего. Я не мог… он ведь не… — Теперь ты расплачиваешься за двоих. И как твоя сестра, как твоя, черт возьми, семья, я прошу тебя, перестань ломать свою жизнь. Пожалуйста, Тэ, обдумай все еще раз. У Тэхена дрожат губы, он надрывно выдыхает, и, развернувшись, выходит из кухни, поспешно скрываясь в своей спальне. Все вокруг знают, как лучше. Всем известны чувства и переживания Тэхена лучше, чем ему самому. Только почему никто не чувствует боль, с которой Тэхен живет последние полгода? Почему?

❖

Чонгук не любит больницы. Даже находясь сейчас здесь по радостному поводу, Чонгуку не комфортно. Ему не нравится запах медикаментов, белые шуршащие халаты, не нравится видеть в холле больных с капельницами, ему не нравится даже этот стерильный халат на его плечах. Чонгуку теперь вообще мало что нравится. — Милый, пойдем, — мама трогает его за руку, отчего Чонгук вздрагивает, переводя на нее пустой взгляд. — Нам разрешили навестить ее. Гук идет за женщиной, заходя в светлую просторную палату, усыпанную цветами. Чонми выглядит такой замученной и уставшей, но все равно улыбается. Чонгук редко видел, чтобы сестра улыбалась, чтобы выглядела такой растрепанной и без макияжа — она всегда была идеальна. Поэтому сейчас, как никогда, нуна казалась такой уязвимой, хрупкой, такой слабой. Беззащитнее, наверное, была только новорожденная крошка, завернутая в нежно розовое одеяльце, которое Чонми крепко обнимала руками и прижимала к себе. — Поздравляю, моя дорогая! — госпожа Чон улыбается, присаживаясь рядом, пока Чонгук стоит чуть поодаль. — Как себя чувствуешь? — Хорошо, мама, — кивает девушка, то и дело, опуская взгляд в складки одеяльца. Чонгук слышит мамино «позволь взглянуть» и «боже, какая хорошенькая!». Чонгук безэмоционально смотрит в одну точку — на носы своих конверсов, пока не слышит тихий голос сестры. — Чонгук, хочешь посмотреть на нее? — спрашивает она, глядя на брата внимательным взглядом. Гук несколько секунд смотрит в темные глаза сестры, а потом слабо кивает и подходит ближе. Чонми протягивает ему кулек с ребенком, говоря «подержи ее», и Чонгук растерянно смотрит на ребенка, неуверенно вытягивая руки. Чонми с мамой попеременно объясняют как ее лучше взять, а Чонгуку кажется, что у него в руках бомба, он даже вдохнуть боится лишний раз. Он крепко прижимает девочку к себе, как нечто самое ценное в мире, смотря на маленькое личико. У малышки розовые, почти красные, губки сердечком. Глаза черные-черные, взгляд совсем расфокусированный, она осматривает, кажется, потолок, но потом останавливается на Чонгуке и смотрит. Чону кажется, что в этот момент замирает время. Ребенок в его руках такой теплый, Чонгук думает, что вот прямо сейчас, в этот самый момент ничего не имеет значения, кроме взгляда новорожденной девочки в его перепуганные глаза. Однажды у Чонгука появятся свои собственные дети, однажды он почувствует, каково это видеть своего ребенка, какого это держать его в руках, смотреть в его глаза, которые возможно будут такими же как у Чонгука. Но никогда Чонгук не будет держать ребенка от Тэхена. Кто-то другой, но не Чонгук. И как только Гук думает об этом, его глаза наполняются слезами. Он шмыгает носом, шумно вдыхая, и, словно почувствовав его настроение, девочка хмурится, раскрывает свои алые губки, и Чонгука оглушает пронзительный плач. — Ну, тише, тише, — Чонми улыбается, протягивает руки, и Чонгук возвращает ребенка матери. Неизвестно кому конкретно было сказано ее ласковое «тише». Гук небрежно проводит по носу тылом ладони, снова шмыгая, и отворачивается. Как смущает. Нуна улыбается, качая девочку в руках. Она смотрит на брата с какой-то заботой в глазах. Таким взглядом, каким не смотрела никогда прежде. И кто знает, связано ли это с тем, что она только что родила, или с тем, что она видит в Чонгуке то, чего не видит никто больше. Гук бросает сиплое «извините» и «поздравляю, нуна» и выбегает из палаты, столкнувшись в дверях с мужем Чонми, в руках которого огромный букет. Чонгук добирается до аппарата кофе, прислоняясь к нему спиной, запрокидывая голову и слабо стукаясь затылком. Чонгуку так плохо, что не хватает воздуха. Он хватает его ртом, стирая слезы с лица нервными беспорядочными движениями. Он ненавидит плакать. Слезы для слабаков. Чонгук не слабак. Он не должен выглядеть таким слабым и подавленным. Нельзя. Но он ничего не может поделать с тем, что каждая его мысль связана с Тэхеном. Он не может ничего поделать с тем, что уже который месяц подряд, закрывая глаза, он видит его лицо, его улыбку. Чонгука мучают кошмары, в которых Тэхен его бросает, уходит от него с тем альфой, которого Чонгук не знает. Чонгук не помнит ни одного значимого события, после их расставания, словно он перестал жить, переставал запоминать происходящее. Все это не имело смысла. Он окончил школу, поступил в университет, и отец устроил его на стажировку в компанию. У Чонгука практически нет времени на личные дела, он как робот выполняет все, что ему диктует отец, не давая себе и минуты на отдых. Чонгук до смерти боится тех дней, когда он не занят. Тогда никто и ничто не мешает ему утопиться в своем болезненном одиночестве. Чонгук может жалеть себя, может ненавидеть, упрекая в том, что никакой он не альфа, раз не смог удержать Тэхена рядом. Чонгук может плакать: скулить, сжимая с силой зубами костяшки пальцев, давясь рыданиями. Чонгук звонил ему несчетное количество раз, но телефон Тэхена не отвечал. В невыносимом желании хотя бы увидеть его, Чонгук приходит в университет, но и там Тэхена не было. Чонгук хотел связаться с Чимином и спросить у него что-нибудь, но почему-то передумал. Однажды он вдруг подумал, что Тэхен и правда больше не любит его. Что Чонгук не настолько хорош, и те полгода, которые они провели вместе, были лишь из-за жалости Тэхена к нему. Так было бы лучше. Только Чонгук не мог ничего поделать с тем, что, вспоминая их отношения, не мог отвязаться от мысли, что Тэхен не стал бы так с ним поступать. Тэхен не такой человек. — Все в порядке? — слышит Чонгук сбоку, открывает красные, мокрые глаза и смотрит на говорившего. — Выглядишь паршиво, ребенок. Чонгук слабо усмехается, глубоко вздыхая. — Перестань называть меня ребенком, — хрипит Чонгук, одергивая футболку. — Перестань рыдать из-за того, что твоя сестра родила. Ты должен радоваться, — говорит парень, нажимая на кнопки автомата и выбирая себе Горячий шоколад. Выбор очень необычный, учитывая его внешний вид: строгий черный костюм и солнцезащитные очки на переносице. — Это не из-за нуны, — качает головой Чонгук, прислоняясь виском к автомату и смотря на собеседника. — Тем более, — помолчав, говорит парень, забирая стаканчик с напитком, смотрит на Чонгука, словно взглядом умеет разговаривать. — Тем более, если не из-за Чонми-нуны. — Хен, — зовет Чонгук, слыша в ответ «мм» и шипение из-за обоженного кончика языка. — Когда это пройдет? Когда я забуду его? Парень отводит стаканчик с кофе от губ, снова смотрит на Чонгука, прежде чем сжать его плечо и сказать: — Скоро, Чонгук. Скоро будет легче. — Я так устал, Намджун-хен, так устал до сих пор любить его. Намджун только вздыхает, сильнее сжимая плечо младшего. Ему грустно наблюдать за этой выматывающей борьбой Чонгука с воспоминаниями о Тэхене.

❖

Ветер приятно задувает под распахнутую рубашку, остужая нагретую июльским солнцем кожу. Тэхену нравится его смуглый оттенок кожи и выгоревшие волосы. Он чувствует себя расслабленно, немного разнежено, так что с лавочки не поднимется ближайшие минут десять точно. Тэ опирается руками за спиной, запрокидывает голову и глубоко дышит. Это полезно. Вытянув ноги во вьетнамках и шортах до колена, Тэхен наслаждается обычным летним днем, возможно, впервые с максимально пустой головой. Доктор Мин сказал, что с ним все в порядке, и это просто такая особенность — его организму необходимо чуть больше времени на подготовку к родам. В первую беременность это вообще обычное дело. Солнечный свет перекрывается тенью, и когда Тэ открывает один глаз, то видит перед собой Хосока. — Держи, — говорит тот, протягивая стаканчик мороженого. Ким слабо улыбается, кивая. — Спасибо, хен. Хосок опускается рядом. Они молчат несколько минут, пока Тэхен неторопливо ковыряется ложечкой в стаканчике. — Ты мог не приезжать, — аккуратно начинает Тэхен, смотря вперед, где на детской площадке играют дети. — Я же знаю, что ты занят. — Это был твой последний осмотр у врача, — отвечает Чон. Его голос звучит нейтрально, нет той обычной нежности и заботы, которая постоянно присутствовала, когда Хосок разговаривал с Тэ. — Я хотел поддержать тебя. — Все в порядке… — И ты все равно не дождался меня. Тэхен вздыхает, отставляя стаканчик в сторону, и вытирает влажные от конденсата ладони друг о друга. Хосок хороший парень, Тэхен честно не знает, справился бы он со всем, если бы не хен, но иногда Хосок перебарщивал. Тэхен не обещал ему ничего. На самое первое предложение «стать его альфой» Тэхен ответил отказом, но Хосок очень упертый, и, вероятно, Тэ недооценил его стремления. Чон регулярно навещал Тэхена, даже чаще, чем Чимин, помогал покупать детские вещи, водил в кино и рестораны, вел себя как пара Тэ, но самому Тэхену было ужасно не комфортно это внимание. Он пытался отказаться, но Хосок его не слышал. Чон Хосок — друг. Внимательный, близкий, отзывчивый, но друг. Тэхен не может заставить себя не то что полюбить его, а даже рассматривать в плане большем, чем просто друг. Тем более, сейчас Тэхену не нужны никакие отношения. Все, что его волнует, — это рождение ребенка. Тэхен вообще сомневается, что ему удастся быстро забыть Чонгука и двинуться дальше. — Хосок, пожалуйста, не надо, — говорит Тэхен, опустив голову. — Неужели я мало стараюсь? — вдруг начинает парень. — Неужели, ты еще не понял моих чувств к тебе? — Хен… — Тэхен, ты мне нравишься, — Хосок смотрит на Тэ, который не может поднять взгляда, но ощущает чужой. Он жжется даже. — Я люблю тебя. Я готов быть рядом с тобой, я хочу воспитывать твоего ребенка как своего. Разве это не понятно? — Я просто не могу, — тихо говорит Тэхен. — Хосок, ты очень важен для меня, но я просто… — Ты все еще любишь Чонгука? — перебивает его парень, заставляя Тэхена подавиться словами. — Ты все еще любишь его. После всего. — После чего? — тут же вспыхивает Ким. Как же он устал. Почему каждый считает нужным вспомнить о Чонгуке? Почему вообще кто-то считает, что имеет право разговаривать с Тэхеном о Чонгуке? — После чего, Хосок? Ты думаешь, что все знаешь? Да, я люблю Чонгука. Я люблю его так сильно, что не имею ни малейшего представления о том, смогу ли я вообще когда-либо его забыть. — Тогда почему ты не сказал ему о ребенке? — бросается Хосок. — Потому что знал, что он заставит сделать аборт? Потому что ты ему с ребенком уже не будешь интересен? Или потому что ты вообще не сможешь быть с ним, ведь его семья элементарно не примет тебя? Хосок зажмуривает глаза от резкой пощечины. Тэхен глупец. Зачем он доверился ему? Зачем рассказал обо всем? Чтобы теперь получить, да посильнее от того, кому доверил свою боль? — Как ты смеешь? Тэхен встает с лавочки, поджимает губы, чтобы скрыть, как трясется нижняя от обиды и разочарования. — Не хочу тебя больше видеть. Тэхен разворачивается, уходя по асфальтной дорожке в самом быстром темпе, который позволяет его положение. Хосок даже не пытается его остановить. Он добирается до дома на грани истерики. Он никак не может понять, почему каждый считает своим долгом упрекнуть его. Почему те, на кого он только-только стал надеяться, ранят его сильнее всех. Тэ шмыгает носом, когда заходит домой. Тэен на работе, поэтому Тэхен позволяет себе выпустить чувства на волю, тишина никому не расскажет какой он слабый сейчас. Когда звонит телефон, Тэхен даже не хочет брать трубку, думая, что это Хосок. Но вместо имени Чона, на дисплее горит «Чимини», и Тэхен весь собирается, откашливается, чтобы голос не звучал так убито и принимает звонок. — Тэ! — кричит Чимин, на фоне у него шумит улица, а Тэхен слабо улыбается, вздохнув. — Привет, ты не представляешь, что я тебе скажу сейчас! — Привет, Чимини, — сипит Ким, снова откашливаясь. — В чем дело? — Эй, что с голосом? Заболел? — тут же беспокоится Пак, но получив более уверенный ответ продолжает. — Я сейчас на вокзале, уже вечером буду у тебя. Как тебе? — Правда? — искренне радуется Тэ, счастливо улыбаясь. — Это потрясающая новость, Чимин. — Знаю, я еду к тебе на пару дней, так что готовься, — смеется Пак в трубку. — Все, объявили посадку. Я сам доберусь, не встречай меня. — Хорошо, — только и успевает вставить Тэхен, когда Чимин сбрасывает звонок. Он еще некоторое время смотрит на потухший экран телефона, мысленно благодаря всех Богов, что у него есть такой друг как Пак Чимин, который словно шестым чувством знает, когда Тэхен нуждается в нем сильнее всего.

❖

— Поверить не могу, — выдыхает Чимин возмущенно, тянет остатки сока через трубочку, издавая отвратительные звуки, от которых Тэхен морщится. — Да как он посмел такое сказать? Тэхен пожимает плечами, поправляет под спиной подушку, пытаясь удобнее лечь, но все одно — болит в любом положении. Живот периодически схватывает тренировочными схватками, которых сначала Тэ испугался до ужаса, но доктор Мин его успокоил, и теперь Тэ просто привык, что иногда весь живот напрягается, становясь каменным. — Может он прав? — вдруг спрашивает Тэ, уставившись в упаковку смеси сушеных фруктов, которую поедал уже вторую за вечер. — Может, я просто боялся, что Чонгук заставит меня делать аборт? — Чонгук не мог заставить делать тебя то, чего ты не хочешь. А разве ты забыл, чего ты хотел изначально? — изогнув бровь, спрашивает Чимин, сжимает пустую пачку сока и отбрасывает ее на столик. — Господи, когда же ты родишь, я не могу уже пить этот сок. Тэхен слабо смеется, жуя изюм. Чимин пообещал не показываться перед Тэ с алкоголем, дабы не дразнить беременного парня, но если сначала Чимин держался стойко, то последнее время он пил сок с таким отвращением, что Тэхену его становилось жалко. — Интересно, как он? — тихо спрашивает Тэхен, поджимая губы. — Знаю, что не стоит об этом думать, но я ужасно скучаю по нему. Это невыносимо просто. Чимин пожимает плечами, сползает на диване пониже, укладывая голову на подлокотник, и молчит. Тэхен встряхивает головой, словно пытается прогнать навязчивые мысли, вздыхает, откладывает пачку фруктов в сторону и порывается встать с дивана. — Ладно, давай что-нибудь посмотрим, — говорит он. — Как насчет Чужого? — Даже не думай, Хесон не должен видеть никакого насилия до совершеннолетия, — лениво отзывается Пак. Тэхен смеется, неуклюже сползая с дивана, и, когда встает, издает короткое «ай» от резкой стреляющей боли, а потом чувствует, как по ногам льется вода. — О, Боже, — вздрагивает Чимин. — Черт, — тихо шепчет Тэхен, смотря на лужу под ногами, замерев в одном положении. — Черт, черт, черт! У него даже мысли не возникает, что он не успел до туалета. В нем такой объем просто не поместился бы. — У меня, кажется, воды отошли, — говорит Тэхен, испуганно посмотрев на Чимина, который побледнел в секунду, подорвавшись на диване. — Надо… надо в больницу, да? — Чимин мечется по дивану, не зная за что хвататься. — Тэен-нуне звонить? — Наверное, сначала надо в скорую, — все так же тихо говорит Тэхен, продолжая смотреть на свои мокрые ноги и пол. — И доктору. Я не знаю. Что делать, Чимин? До Тэхена начинает доходить, что происходит, а пинка для ускорения дает резкая боль внизу живота, и Тэ едва успевает схватиться за стол, склонившись над ним. Он скулит, жмурясь, и Чимин уже на всех парах бежит за мобильником, набирая номер Скорой помощи.

❖

В больнице Чимин мечется по коридору, сжимая пальцы в замок. Тэен звонила десять минут назад, пообещав приехать как можно скорее. Пак то и дело поглядывает вдаль коридора, по которому увезли Тэхена, и если честно он вообще не готов был к такому повороту событий, приезжая навестить друга. — Чимин! — Тэен бежит на каблуках, отчего этот монотонный звук эхом разносится по всему помещению. — Что случилось? Где Тэ? — Его увезли, я пока больше ничего не знаю, — Чимин выглядит испуганным, и девушка крепко обнимает его за плечи. — Нуна, мы так растерялись. Мы собирались посмотреть кино, и вдруг у Тэ отошли воды, я даже не знал, куда звонить. — Ты все сделал правильно, — успокаивает девушка, гладя парня по плечам. — Все будет хорошо, теперь нам остается только ждать. Время тянется как резиновое. Чимин не знает, сколько он просидел: три или четыре часа? Может быть, больше? Он выпил четыре стаканчика кофе, когда стрелка перевалила за двенадцать часов. Пак отправил сестру Тэхена домой, пообещав позвонить сразу же, как только узнает хоть что-то о состоянии ее брата, а сам, устав мерить коридор шагами, без сил упал в кресло. Чимин даже не заметил, как усталость взяла верх, и он провалился в беспокойный сон, просыпаясь от любого шороха. Пак чувствует, как его слабо тормошат за плечо, когда открывает глаза, дернувшись от испуга. — Полегче, — останавливает его крепкая хватка на плече. — Вы родственник Ким Тэхена? — Друг, — Чимин трет глаза, хрипя. — Я его друг. Как он? Когда Пак моргает несколько раз от яркого света, то, наконец, видит человека перед собой. Доктор в фиолетовом хирургическом костюме, с маской, висящей на шее, и халате поверх, смотрит на него внимательно и выжидающе, чуть хмуро. — Операция прошла успешно, — говорит он. Чимин округляет глаза, уставившись в чужие темные. — Какая операция? Доктор вздыхает, присаживаясь рядом, выпуская плечо Чимина из своих рук. — В процессе родов возникли некоторые трудности, плод стал страдать, и в целях скорейшего извлечения, было решено произвести Кесарево Сечение. — Плод…? Ребенок в порядке? — Чимин выглядит шокированным, и только ранее сказанная фраза врача, об успешно проведенной операции, не дает ему удариться в истерику. — А Тэ? — Я же сказал, все прошло хорошо. И ребенок, и отец — оба в порядке. Чимин кивает, опуская взгляд на халат врача, читая его имя на бейджике, чтобы не выглядеть таким перепугано-тормознутым, когда от него требуется трезвость мышления сейчас как никогда, и поблагодарить врача за проделанную работу. — Спасибо, доктор Мин. Большое спасибо, — Чимин хватает его за руку, крепко сжимая, бормоча благодарность. Юнги смотрит на парня, точнее его розовую макушку, потому что тот не поднимает голову, сжимая его ладонь. Доктору неловко и дискомфортно от столь тесного контакта, но, кажется, что этому парню сейчас очень нужна поддержка. — Да не за что, — неуверенно произносит он. — Вам лучше пойти домой. К Тэхену сейчас нельзя. Он в реанимации, поезжайте домой, отдохните, а завтра уже приедете навестить его и ребенка. Чимин снова смотрит на доктора, кивая и соглашаясь. Чимин слабо улыбается, не выпуская чужую ладонь, и говорит: — Я так рад, — Юнги вскидывает бровь, пытаясь убрать руку, но Пак словно не замечает этого, продолжая сжимать чужие пальцы. — Так рад, что, наконец-то, это случилось, Доктор. — Мм, понимаю, — Мин пытается улыбнуться, но все его внимание сосредоточено на тепле чужих ладоней, которые вообще, кажется, не собираются его выпускать. — Но дальше предстоит не менее тяжелая работа. — О, вы правы, доктор Мин, — кивает Чимин, глубоко вздыхая с легкой улыбкой на полных губах. — Что ж… Он запинается, почувствовав нечто странное. Доктор Мин вопросительно смотрел на него, а Чимин вдохнул еще раз и так быстро отпустил ладонь Юнги, что тот, не ожидавший подобного, больно ударился о подлокотник. Такого не может быть. Глупость какая. Чимин перенервничал и теперь ему мерещится всякое. — Извините, — заметив, как поморщился Мин, спохватился Чимин. — Вы правы, мне пора. Чимин поднялся так быстро, разворачиваясь и чуть ли не бегом сбегая по эскалатору в холл госпиталя, а затем, скрываясь за крутящимися дверями, что Юнги только удивленно хмыкнул, вскинув брови в легком недоумении. Как только Чимин выбежал на улицу, он согнулся, упираясь руками в колени, жадно дыша ртом. Ему казалось, что горло сжимает невидимая рука, а все тело отчего-то дрожит изнутри. И Чимин не мог поверить, что спустя столько времени, почувствует это. Запах, так похожий на тот самый, пять лет назад. Такого просто не могло быть. Чимин не был уверен, что помнит его, ведь учитывая его прошлое состояние, он вообще мало что соображал, и уж тем более запоминал. Но оказалось, что помнит его тело. Иначе как объяснить странную вибрацию в кончиках пальцах и нехватку воздуха? Возможно, Чимин просто очень перенервничал. Это просто ошибка, обман или, на худой конец, паническая атака. Пак сдул влажные пряди со лба, потер пальцами переносицу, стараясь успокоить разбушевавшийся организм, вдыхая ночной воздух. В конце концов, сегодня родился Хесон. Разве не это первостепенно? Чимин слабо улыбнулся, наконец-то, позволяя радости заполнить его сердце. — Ох, точно! — воскликнул Пак, доставая мобильник из джинсов. — Нужно ведь позвонить Тэен-нуне.