Ступай осторожно

1 ноября 2001 Джинни вошла в библиотеку Блэков и заняла свое обычное место за круглым столом, где Орден проводил свои заседания. Это было ее любимое место, потому что отсюда она могла видеть портрет Спящей Дамы, который был, пожалуй, единственным приятным для глаз портретом в доме номер 12 на площади Гриммо. — Джинни, я не видел тебя на вечеринке Колина, — сказал Фред, усаживаясь рядом с ней. — Он был очень разочарован, знаешь ли. — У Рона была своя вечеринка с одноклассниками, — протянула Джинни. — По меньшей мере, пятеро детей чуть не сожгли праздничные украшения стихийной магией. На самом деле хорошо, что я пришла туда. Сохранила много бумаг. — В аврорате все еще полно пергамента? — Да, — вздохнула Джинни. — Все заполнено им. И кто будет разбирать все это? Мы, стажеры. — Вы могли бы привести туда малыша Ронни и нескольких его друзей, — предложил Фред, — чтобы спалить аврорат. — Так же как Сам-Знаешь-Кто? — Да, так же, как Волдеморт, — сказал Фред и обратил свое внимание на корзинку с печеньем, которая стояла на столе. Джинни бессознательно почувствовала охвативший ее страх. Это было так невероятно, что Волдеморт умер. Умер! Она по-прежнему ожидала, что в любой момент проснется ото сна. Все остальные тоже, казалось, находились в мечтательном оцепенении от восторга; незнакомые люди обнимали друг друга и смеялись на улицах, повсюду праздновали. Хотя все вокруг были крайне возбуждены, Джинни не разделяла этого состояния. Она провела несколько часов после финальной битвы, просто уставившись на оставшихся членов Ордена, находясь в крайнем истощении. Невилл предложил куда-нибудь пойти, но ни она, ни Фред, ни Гермиона не поддержали. — Привет, Гермиона, — поздоровалась Джинни. — Добрый день, Джинни, — ответила та, усаживаясь и рассеянно беря бисквит. — Как прошли вечеринки? — Это немного неловко, но я осталась дома с мамой. — Нет, я понимаю, — сказала Гермиона с полным ртом печенья. — Плюс ко всему, кто-то должен следить за порядком, когда все празднуют. — Она посмотрела на часы и нетерпеливо постучала пальцами по столу. — Так что, Гермиона, — окликнул ее Фред с места, где зачарованное им печенье танцевало по кругу. — Не знаешь, зачем Дамблдор назначил эту встречу? Девушка заколебалась. — Ну, на самом деле знаю, — сказала она и посмотрела на них извиняющимся взглядом. — Ты можешь рассказать нам? — спросила Джинни без особой надежды. После того, как профессор МакГонагалл погибла, защищая Хогвартс во время осады, Дамблдор рассказывал больше Гермионе, чем всем остальным, за исключением Снейпа и Гарри. — Это касается Гарри, — сказала Гермиона. Печенья Фреда безжизненно упали на стол. — Гарри! Ремус наклонился вперед с нетерпением.  — Сработало зелье Снейпа? Гермиона подняла руку, призывая к тишине, а затем закрыла рот другой рукой. — Нет, его не нашли, — пробормотала она, ее слова звучали приглушенно из-за бисквита во рту. Пауза. — Ну и? — требовательно спросил Ремус. Гермиона посмотрела на гигантские часы с маятником, которые стояли рядом с дверью, словно молчаливый страж. Она проглотила кусочек печенья. — Дело в том, — сказала она, — что мы не знаем, сработало ли зелье. — Не знаете? — повторил Ремус, это прозвучало тревожно и с досадой. — Как вы можете не знать? Зелье Снейпа должно было стать белым, если Гарри все еще жив, и черным, если нет. — Все намного сложнее, — сказала Гермиона. Она снова взглянула на часы с маятником. — И это имеет отношение к другому зелью, которое мы сделали на Волдеморта. Джинни безучастно посмотрела на Гермиону и почувствовала сковывающий ее холодный, ледяной страх. — Я думала, что он был… — Нет, он мертв, все правильно… — Гарри убил его, мы все видели это… Джинни подняла голову и обменялась беспомощными взглядами с Молли, приехавшей некоторое время назад, во время этого разговора. Если Волдеморт мертв, то следующий шаг — забыть его как можно скорее. Да и кто бы хотел сохранить эти воспоминания? Эту боль, этот ужас, холодность и хронический парализующий страх. — Он мертв! — крикнула Гермиона. Толпа притихла, и дикая тревога постепенно уходила из глаз. — Мы знаем это наверняка, — добавила она коротко. — Я думаю, — раздался грубый голос Шизоглаза Муди прежде, чем толпа снова поднялась в знак протеста и тревоги, — мы лучше попросим профессора Дамблдора объяснить нам, что мисс Грейнджер имела в виду. Все снова сели, когда Муди, тяжело ступая, направился на свое место и вошел Дамблдор в великолепной праздничной бело-золотой мантии. «Он похож на египетского священника», — подумала Джинни. — Ах, печенье, — воскликнул Дамблдор с веселыми огоньками в глазах, когда взял себе одно из корзины и нашел свободный стул. «Он по-прежнему выглядит старым», — заметила Джинни. В последние годы ей казалось, что она могла видеть, как плечи Дамблдора словно пригнулись под тяжестью войны, нависающей над ними черным облаком. Сейчас облака не было, но та энергия, которую она помнила с давних времен, исчезла во время шторма. Дамблдор выглядел выбеленным, почти как если бы он был лишен крови; несмотря на его искрометные улыбки, он был бледен, и его волосы были цвета выжженного добела неба. — Альбус, — сказала Гермиона, глядя с облегчением на директора школы, — я рассказывала всем о двух экспериментах, проведенных с использованием зелий Снейпа. Дамблдор кивнул и поднял палец, дожевывая и глотая печенье. Как только он это сделал, Джинни посмотрела вокруг стола и заметила, что профессора Снейпа не было. Где он может быть? Не на каком-то шпионском задании, это наверняка: большинство Пожирателей Смерти были захвачены в последней битве, и он не мог быть на какой-нибудь вечеринке… — Да, зелья Северуса, — сказал Дамблдор. Джинни задалась вопросом, был ли беспечный тон старого директора школы реальным или это была плохая попытка изобразить легкомыслие, или это было очень хорошо сыгранное безразличие? По нему никогда нельзя было угадать наверняка. — Зелья Северуса? — мягко спросил Ремус, ожидая продолжения, хотя Джинни была уверена, что все могли услышать волчье нетерпение под внешней кротостью. — Гермиона рассказала нам, что одно было сделано на Гарри, а другое — на Волдеморта. — И что вы на самом деле не уверены в том, что кто-либо из них жив или мертв, — закончил Муди, его магический глаз метнулся от Гермионы к Дамблдору. — Это все, что я сказала, — быстро уточнила Гермиона в ответ на пронзительный взгляд Дамблдора. — Я не говорила им об… остальном. «Об остальном?» — подумала Джинни с неожиданной тревогой. — Альбус, я думаю, что время секретов закончилось, — сказала Молли Уизли. Джинни посмотрела на мать с некоторым удивлением. — Эта война продолжается уже пять лет. Вы хранили секреты и дольше, я уверена, но во время войны это было необходимо. Теперь война закончилась, как вы говорите. Если она действительно закончилась, то потребности в секретах больше нет. Джинни отметила, как прямо и скованно сидела ее мама, и как побледнели костяшки ее пальцев, и протянула руку под стол, чтобы утешительно положить ее на колено матери. Мать Джинни всегда была убежденным сторонником Дамблдора, но после смерти Рона, Джорджа и их отца — это было чересчур, тем более двое из них погибли, потому что Дамблдор отказался их выкупить. — Я прошу прощения, Молли, — сказал Дамблдор своим печальным уставшим голосом, — но Гермиона не могла рассказать больше, чем я ей позволил. Пауза. Джинни уставилась на корзину с печеньем, на которое вне Гриммо, 12 она никогда не могла смотреть без внезапного беспокойства и страха. — Мы до сих пор не знаем, где Гарри, — серьезно продолжил Дамблдор. — Несколько основных возвращающих заклинаний, которые мы попробовали, не сработали. Я подумал, что лучше установить — остался ли он в живых, прежде чем продолжить наш поиск. Мы решили использовать зелье, которое, хотя и сложное в приготовлении, как правило, дает очень достоверные результаты. Дамблдор сделал паузу. Гермиона наклонилась вперед, вступая: — В основном, зелье действует по той же схеме, что и большинство следящих заклинаний. Мы сварили зелье, добавили что-то, принадлежавшее Гарри, и ждали результатов, — она сделала паузу. — Конечно, было бы лучше использовать какие-то частицы тела, например, волосы или кусочек ногтя. Тем не менее, даже после использования очищающих заклинаний количество материала, связанного с Гарри, было слишком мало для достоверного результата. — Какие очищающие чары вы использовали? — зарычал Муди. — Verrere, — сказал Дамблдор. Затем добавил: — Все было выполнено очень тщательно. Я сам это делал. Муди сел обратно, хотя Джинни могла видеть скептическое выражение на его лице. — Таким образом, несмотря на отсутствие материала, нам повезло, что зелье может работать с веществами, которые не поступили непосредственно из тела Гарри, — продолжила Гермиона. Она оглядела стол. — Профессор Снейп мог бы объяснить это лучше, но… — И где же Снейп? — перебил Фред. — Не говорите мне, что он на вечеринке в «Трех метлах» и на самом деле танцует у Розмерты. — Чары Розмерты ему не грозят, — сказал Дамблдор с такой же легкомысленностью. Джинни почувствовала облегчение; на не заданный вопрос в замечании Фреда был дан ответ. — Продолжай, Гермиона. — Таким образом, вместо того, чтобы использовать вещества, полученные из тела, мы использовали другие вещи, связанные с ним, — говорила Гермиона. — Мы попытались это сделать сначала с материальными объектами: с его простыней, одеждой и зубной щеткой, но это не давало никаких результатов. И, наконец, мы решили использовать воспоминания. «Воспоминания!» — подумала Джинни. Это было… необычно, чтобы не сказать больше. Когда речь шла о хороших солидных заклинаниях, было очень мало таких, которые Джинни не могла бы выполнить, но в неоднозначности магических абстракций она чувствовала себя словно потерянной в море. — И результаты были неубедительными, — вывел Муди. Дамблдор кивнул головой. — С разными воспоминаниями разных людей зелье становилось черным, белым или даже серым. Раздались приглушенные голоса. Джинни откинулась на спинку кресла и нахмурилась. Она понятия не имела, что могло лежать в основе магических теорий, объясняющих явление, но ей было интересно, какие воспоминания они использовали. Имело бы смысл то, что воспоминания о школьнике Гарри Поттере, каким он был несколько лет назад, вызвали бы темный цвет: этого человека, даже если имя и тело оставались такими же, больше не было. — Такое случалось раньше? — спросил Фред. — В записях, которые мы нашли, такой информации нет, — произнесла Гермиона. — Это очень сложное зелье, так что было не очень много записей с самого начала. — Но что это значит? — проговорил Ремус с тревогой. — Он не может быть живым и мертвым одновременно. Он должен быть где-то, он должен быть, должен быть где-то. — Мы не знаем, Ремус, но мы должны надеяться на лучшее, — мягко сказал Дамблдор. — Надеяться на лучшее? — зарычал тот. — Мы все надеялись на протяжении многих лет, мы… Он внезапно остановился. Джинни посмотрела на свои руки. За столом стояла тишина, как на кладбище за час до захода солнца. — Извините, — сказал он совершенно не извиняющимся тоном. — Война может быть закончена, но некоторые вещи изменились навсегда, — медленно произнес Дамблдор. Джинни поняла, что он использовал свой голос мудреца-лектора. — Я тоже сожалею, Ремус. Тот ничего не сказал. Дамблдор вздохнул и посмотрел на Гермиону. — Хорошо, — сказала она и продолжила, как будто ничего не случилось, — поэтому мы использовали то же зелье, чтобы подтвердить смерть Волдеморта. — И результаты были неубедительными? — вопросил Муди. — Зелье было черным, с небольшими белыми вкраплениями в середине, — разъяснила девушка. — Но это не означает, что он еще жив, — добавила она поспешно. — Альбус использовал магическое вещество после первого падения Волдеморта, и в тот раз зелье имело гораздо более светлый оттенок серого. — Так что же значат белые вкрапления? — спросил Фред. Гермиона почувствовала себя немного неуютно. — Мы считаем, это из-за его ритуала: душа Волдеморта была настолько сильной, было принесено такое количество жертв, что вокруг нас всегда будет немного его. Ее заявление встретила тишина. Джинни отчетливо почувствовала себя неуютно. Было достаточно плохо, что шрамы и воспоминания о правлении Темного Лорда по-прежнему остаются. Ей действительно не нравилась идея, что маленькие кусочки Волдеморта содержались в воздухе, который она вдыхала, воде, которую она пила, пище, которую она ела… Шизоглаз Муди кашлянул. — Как правило, души рассеиваются в момент смерти. — Да, как правило, это происходит именно так, — терпеливо ответила Гермиона, — но Волдеморт — это не рядовой случай. Тем не менее, мы пришли к выводу, что он мертв почти во всех смыслах этого слова. Джинни обменялась тревожным взглядом со своей матерью, а затем посмотрела на Дамблдора с вопросительным беспокойством. Он улыбнулся. — Гермиона сказала все правильно, — сказал он, положив руки на стол ладонями вверх. — Волдеморт в полной мере по-настоящему мертв. — Но как насчет Гарри? — не унимался Ремус. Лицо Дамблдора сразу стало сочувствующим и грустным, но наполненным благородной надеждой. Джинни моргнула: с каких это пор она так точно классифицирует выражения лица старого директора школы? Словно листает каталог масок. — Мы можем только ждать и надеяться, — сказал Дамблдор. — На данный момент, по крайней мере, Гарри находится за пределами наших возможностей. Но, Ремус, верь. Способности Гарри гораздо шире, чем мы думаем. Он обратил свое внимание на остальную часть Ордена и снова улыбнулся. — Идите, друзья мои. Празднуйте. Затем незаметным движением, которое Джинни уловила только благодаря тому, что сидела неподалеку, Дамблдор переместился, чтобы обратиться к Гермионе. — На этом все. «И все?» — подумала Джинни. Дамблдор протянул руку к корзине печенья и взял одно. — Это печенье очень вкусное, — сказал он и встал. — Но мне кажется, что торт, который я пробовал в «Дырявом Котле», был немного лучше… Он повернулся и неспешно подошел к двери, сделал паузу, прежде чем выйти. — Волдеморт мертв, — сказал он. — Орден распущен. И ушел. Джинни уставилась на двери, не совсем понимая, что случилось. Она была обеспокоена охватившим ее чувством разочарования или неверия. Объявив, что Гарри не вернулся и Волдеморт не был полностью мертв, действительно ли Дамблдор ожидал, что они разбредутся в беззаботном блаженстве? — Он не говорит нам всей правды, — высказался Фред, и его голос прозвучал таинственно. — Как и всегда! — легкомысленным тоном ответила Тонкс с другой стороны стола. — О плане отразить Аваду Кедавру мы узнали только после того, как Гарри был похищен. При этом она обвиняюще посмотрела на Гермиону. Та раздраженно вздохнула: — Мне очень жаль, но он взял с меня клятву сохранить все в тайне. Честно говоря, мне совсем не хотелось хранить секреты от всех вас… Фред фыркнул. Джинни в какой-то момент увидела боль на лице Гермионы, прежде чем та взяла себя в руки и застыла с неумолимым видом второго лейтенанта Дамблдора в Ордене Феникса. — Если вы так недовольны, я советую вам организовать личную встречу с профессором Дамблдором и его лимонным шербетом, — она сделала паузу, а затем добавила: — Гарри бы понял нас. Вдруг чей-то голос рявкнул: — НЕТ! Джинни подпрыгнула в своем кресле, а затем поняла, что он принадлежит Ремусу. — Не произноси его имя. Пожалуйста. Только не ты… Гермиона прикусила нижнюю губу, и казалось, что она хотела сказать что-то, либо успокоить оборотня или как-то оправдаться. Но она только повернулась и вышла из комнаты. Никто не нарушил тишину тяжелой паузы. — Ну, — сказал Фред, вставая со своего места, — я собираюсь в «Зеленый дракон». Кто-нибудь еще идет туда? Несколько членов ордена встали, бормоча слова прощания, и последовали за Фредом на выход. Джинни осталась, наблюдая, как они уходят. Ей пришло в голову, что это может быть последний раз, когда все орденцы встретились в одном месте. Она думала о будущем без встреч Ордена, без этих знакомых лиц вокруг стола. Вместо печали девушка почувствовала огромное чувство облегчения. В ее жизни было достаточно боевых действий и тайных встреч. Пришло время двигаться дальше. — Пойдем, Джинни, — сказала Молли. Она взглянула на часы с маятником у двери и расправила мантию. — Пора домой. Джинни стояла, глядя вокруг, стараясь запечатлеть лица в своей памяти. Внезапно она поняла, что присутствовали не все члены Ордена и что это собрание Ордена нельзя назвать последним разом, когда они собрались все вместе. Снейп отсутствовал. Где он был? Искал Гарри? Джинни слушала вполуха болтовню своей матери о том, как садовые гномы воровали картошку, о том, как она сомневалась, захочет ли малыш Рон морковный пирог. Так или иначе, Джинни была не в состоянии представить себе, как Гарри в Норе играет с Роном или как Гарри празднует в пабах, как Гарри делает что-либо, кроме того, что появляется и исчезает без предупреждения, управляет войсками и читает отчеты. Он был частью войны, а так как война закончилась… «Его найдут», — быстро подумала Джинни. Они вышли с Гриммо, 12, и полуденное солнце освещало ветхие маггловские дома и деревья, отбрасывающие одинокие тени. На улице было тихо. 8 ноября 2001 Дверь в квартиру была такой же зеленой, как и другие двери, но эта казалась более чистой, гладкой и отполированной. Ремус глубоко вздохнул и постучал. Через несколько мгновений дверь распахнулась. — Ремус! — воскликнула Гермиона. — Здравствуй, Гермиона, — поприветствовал он с кривой улыбкой. — Пожалуйста, входи, — сказала девушка, это прозвучало почти взволнованно. Она отступила назад, и они оба почти автоматически сотворили опознавательные чары друг на друга. — Чаю? Печенья? — спросила Гермиона и вышла прежде, чем Люпин успел ответить. Ремус нерешительно прошел в гостиную. Ему всегда было некомфортно приближаться к чужой жилой площади: в нем было слишком много волка. Люпин заметил, что в квартире было очень чисто и аккуратно. На стенах висели картины маггловских художников, а на каминной полке стояли фотографии, некоторые из них были магическими, некоторые — нет. — Пожалуйста, садись, — сказала Грейнджер, указывая на один из стульев. Ремус сидел и смотрел, как девушка по-маггловски наливает чай и призывает печенье из другой комнаты. — Я не видела тебя или кого-либо еще на этой неделе, — сказала Гермиона, протягивая ему чашку чая. — Я видела Джинни, Молли и маленького Рона, но это все. Как остальные? Ремус, испытывая неловкость, подумал обо всех этих вечеринках, на которые был приглашен. Он заметил, что Гермиона не присутствовала ни на одной из них, и надеялся, что это потому, что она была слишком занята. В конце концов, Грейнджер недавно заняла должность юрисконсульта в Министерстве юстиции. — О, все хорошо. Колин Криви и Натали Макдональд помолвлены, а Фред Уизли преподает Трансфигурацию в Хогвартсе. — О, — сказала Гермиона и попыталась улыбнуться. — Ну, я, конечно, отстала от жизни. Никогда не представляла Фреда в качестве профессора. Но как бы то ни было, — сказала она перед тем, как Ремус что-либо ответил, — как дела у тебя? Признаюсь, я просто погрязла в канцелярской работе. Ремус улыбнулся, несмотря на сухость во рту, и приказал себе обсудить вопрос, по поводу которого он пришел, но обнаружил, что говорит: — Так вот что означает юридический консультант? Делопроизводство? Гермиона рассмеялась. — Они просто хотят, чтобы кто-то еще рассчитал для них и решил, сколько пищи должен получать Люциус Малфой в своей камере. Это действительно довольно скучно. — Ах, Малфой, — сказал Ремус, чувствуя, как отголоски горечи и ненависти всколыхнулись в его груди. — Он ушел от ответа, получив слишком мягкий приговор. Гермиона пожала плечами, но ее ответ был подчеркнуто-нейтральным. — Быть лишенным магии и находиться в трудовой колонии строгого режима очень трудно для того, кто ненавидит магглов и родился богатым. На самом деле альтернативы нет. «Есть, — подумал Ремус. — Можно было бы убить его. Медленно». — Мы боролись, чтобы положить конец террору, — сказала Гермиона, как будто прочитав его мысли, — и я не позволю нам начать снова. Некоторых жертв Второй войны можно было бы избежать, если бы мы были более… благоразумны после Первой войны. «Благоразумны?» — подумал Ремус недоверчиво. Правда, были некоторые, кто не заслужил сурового наказания. Не все охотно присоединились к Волдеморту. Но другие, такие как Люциус Малфой и Питер Петтигрю, прогнили до самого сердца. — Не все одобрили этот приговор, — сказал он сухо. Ежедневный Пророк специально тогда выпустил несколько номеров, полностью посвященных гневным отповедям колдунов и ведьм, требующих более сурового наказания для бывших Пожирателей Смерти. Он и сам хотел внести посильный вклад, высказаться, но потом передумал. — Нет, не все, — бодро произнесла Гермиона, а затем с усилием снова улыбнулась. — Хватит обо мне. А как насчет вас, профессор Люпин? Ремус улыбнулся. Он открыл рот и еще раз сказал себе упомянуть, для чего он пришел в первую очередь, но вместо этого он заколебался и сказал: — Ничего особенного… на самом деле. Я пытался устроиться на работу, но ничего хорошего не вышло. Гермиона нахмурилась. — Вы довольно известны благодаря борьбе с Волдемортом, никто больше не мог бы с подозрением относиться к вам… Ремус покачал головой. — Ну, письма с отказами теперь гораздо более вежливые и виноватые, чем раньше. «Но, тем не менее, это отказы», — подумал он. Смерть Волдеморта была еще слишком свежа в памяти, чтобы он чувствовал горечь, но это первое письмо с отказом — с работы, на которую он подсознательно возлагал столько надежд — словно обливало холодной водой все, что составляло его счастье, все, что осталось после исчезновения Гарри. «Гарри, — подумал он. — Я пришел из-за Гарри». Ремус сделал глубокий вдох. — Если ты не возражаешь, — выдохнул он, — Я хотел бы поговорить о Гарри. Гермиона посмотрела на него, не говоря ни слова, а затем кивнула. — После собрания Ордена мне удалось поговорить с Дамблдором о Гарри, — сказал Ремус. Это само по себе было довольно трудно, так как Дамблдор, казалось, был слишком занят вечеринками. Это разочаровывало Ремуса все больше: как можно праздновать, когда Гарри все еще нет? В Ежедневном Пророке были заголовки и статьи о том, что местонахождение Мальчика-Который-Победил-Сами-Знаете-Кого неизвестно, но все удивительно быстро успокоились, как будто это была судьба или злой рок Гарри Поттера — исчезнуть вместе с его Немезидой. — Что он сказал? — Гермиона подтолкнула его к продолжению разговора. Ремус сглотнул. — Он сказал мне, куда исчез Гарри. Он посмотрел на Гермиону. Она кивнула, ее лицо ничего не выражало. — Он сказал, что Гарри вернулся в прошлое, — Гермиона снова кивнула, по-прежнему ничего не говоря. — В мое время. — В 1977 год, если говорить точно, — сказала Гермиона. — Да, — выдавил Ремус и сделал еще один вдох. — Это был наш последний год в Хогвартсе. Дамблдор сказал мне, что Гарри был в течение нескольких месяцев студентом Хогвартса под именем Джонатан Фрост. — Вы его знали? — спросила Гермиона тихим голосом. — Не очень хорошо, но… — он сделал паузу. Затем с внезапным порывом и сам не зная, почему, он сказал то, что только частично сказал Дамблдору: — Мы были ужасны. В основном Сириус, хотя и Джеймсу никогда он не нравился, и я просто подыграл, просто позволил всему этому произойти, не сделав ничего, чтобы остановить его. Гермиона выглядела озадаченной. — Я уверена, что вы были не так плохи, и вы понятия не имели… Она сделала паузу. — Но простите меня за вопрос… почему? Я думаю… он был… — понимание отразилось на ее лице. — Он был распределен в Слизерин, не так ли? Ремус кивнул. — О... Ну, — сказала Гермиона так утешительно, как могла, — вы действительно понятия не имели, кем он будет, и Гарри, скорее всего, не был… таким уж доступным. Я уверена, что вы вели себя не так плохо, как вам сейчас кажется. — Но это, должно быть, было невыносимо для Гарри, что его крестный относился к нему так плохо. Я не преувеличиваю, когда говорю, что Сириус вел себя как придурок. — Вы были молоды, Гарри понял бы это. — Гарри — гей? Гермиона моргнула. — Что? — Гарри был геем? — Геем? — Я имею в виду гомосексуалистов. — Да, я поняла, что вы имели в виду не «крайне счастливых» людей, — медленно произнесла Гермиона задумчивым тоном. — Честно говоря, я не знаю. Ни у кого из нас не было времени для отношений в последние годы, и Гарри всегда был осторожен, чтобы не подвергнуть опасности кого-то… Ее взгляд остановился на Ремусе, и он мог видеть в ее глазах работу мысли. — Он был… увлечен кем-то в твоем времени, не так ли? Это… Кто это был? — Тогда я не был уверен, но теперь это очевидно, — сказал Ремус. — Северус Снейп. — Снейп! — воскликнула Гермиона. — Снейп? Но… Она быстро моргнула. Ремусу казалось, что она внезапно засомневалась, осознавая полученную информацию. — Северус Снейп, — тихо повторила она. — Это… Я думаю, что это имеет смысл… Ремус подумал немного обиженно: «Что же она знала такого, почему Дамблдор всегда так много доверял Гермионе, даже когда речь шла о Гарри?» — Ты не знала этого? — сказал Ремус. — Дамблдор не сказал тебе? — Нет, об этом — нет, — пробормотала Гермиона, все еще выглядя озабоченной. Ремус подождал немного, а потом произнес с нетерпением в голосе: — Ну? Ты сказала «имеет смысл»? Что еще Дамблдор сказал тебе? Взгляд, который можно было назвать извиняющимся, мелькнул на лице Гермионы (Ремус не мог сказать точно, это было слишком быстро). Она сказала: — Не намного больше, но я могу предположить. И с той информацией, что ты сказал мне, это согласуется намного лучше. Гермиона нахмурилась, как будто собираясь с мыслями. — Тогда что же он сказал? — спросил Ремус вежливо, с запоздалым чувством, что его всплеск раздражения был неоправданным. Гермиона сделала глубокий вдох. — Он сказал, так как душа Волдеморта была слишком сильна, чтобы быть уничтоженной после того, как тело умерло, она объединилась с душой Гарри, что вызвало нарушение, которое выбросило Гарри в прошлое. По случайности он оказался в том же году, когда ты, Северус, Сириус и родители Гарри были на седьмом курсе в Хогвартсе, и Дамблдор сказал Гарри притвориться студентом седьмого курса под именем Джонатан Фрост. Он покинул школу до завершения седьмого курса, и Дамблдор понятия не имеет, где он находится сейчас, — Гермиона сделала паузу. — Но ты уже знаешь все это, не так ли? Ремус кивнул. — Это все, что Дамблдор сказал мне. «Так что директор школы рассказал Гермионе не больше, чем мне», — подумал Ремус и снова почувствовал себя виноватым. Он был таким же, как остальные — так же быстро обвинил Гермиону в замалчивании секретов с Дамблдором от других. В здравом размышлении он мог понять, почему: им нужен кто-то виноватый, и так как Дамблдор был недоступен, Гермиона стала козлом отпущения. «Она знает это», — подумал Ремус, чувствуя себя несчастным и желая, чтобы он мог изменить это. Но сейчас только Дамблдор мог бы изменить это. Только Дамблдор имел эту возможность, и Дамблдор… В голову пришел образ Дамблдора, запечатленный в его памяти — стоящего перед тронутым морозом окном, когда он отвечал на коротко изложенные вопросы Ремуса, глядя на снегопад, его голос был мягким и, возможно, грустным, полным сожаления. Ремус чувствовал себя немного тревожно. Даже если умом и сердцем он знал, что Дамблдор — старик, отягощенный своим бременем, он не мог вспомнить, что когда-либо видел, чтобы Дамблдор выглядел таким потерянным и прозрачным, почти как призрак из тонкой белой бумаги. — Тот факт, что душа Гарри соединилась с душой Волдеморта, многое объясняет, — продолжала Гермиона. — С одной стороны, это дает понять, почему зелье Северуса не могло окончательно определить, действительно ли Гарри был жив. Человек, которым по нашему мнению является Гарри — больше не Гарри. Это также объясняет, почему зелье, примененное к Волдеморту, дало некоторый положительный результат. — Итак, — сказал Ремус, немного запинаясь, — хотя тот Гарри, которого мы знаем… изменился для чар магического распознавания, это по-прежнему означает, что Гарри все еще жив, не так ли? — Да-а, — произнесла Гермиона. Но Ремус поймал нотку неуверенности. — Прозвучало не очень убедительно. — О, — сказала девушка, слегка покраснев и опустив взгляд, напоминая Ремусу школьницу, которая была поймана за шалостями с двумя своими друзьями, — это только из-за того, что зелье, которое использовал Северус не… гм… очень хорошо описано. — Оно работает, не так ли? — спросил Ремус. — оно показывает, что Гарри все еще жив? — Да… кажется, да, — сказала Гермиона. «Кажется, да», — мысленно повторил Ремус с волной разочарования. Она до сих пор не верит, она не думает, что это правда. — Кажется? Только кажется?.. — он сделал паузу, разочарование заметно душило его, как и плотный шар не пролитых слез, светящийся и воющий с тоской голодного волка. — Он жив или нет? — Он жив, Ремус! — воскликнула Гермиона. Потом ее голос смягчился. — Верь в него. Он все еще жив. Только он изменился. В нем душа Волдеморта да еще двадцать лет разницы — это очень значительные изменения. Вот почему магия работает не очень хорошо. Вот в чем причина. Ремус почувствовал, как голос Гермионы осторожно вытягивает гнев и ярость, кричащие внутри него. Он знал, что она говорила с ним, как с ребенком, мягко придавая голосу уверенность, утоляя его волнение с состраданием в глазах. «Я старый человек», — подумал Ремус, чувствуя горечь и холод, но впечатление прошло после того, как он снова поднял глаза и увидел Гермиону, кусающую нижнюю губу в глубокой задумчивости. — Тогда почему он не возвращается, если он все еще жив? — Я не знаю, — сказала Гермиона, слегка качая головой и глядя вверх над головой Ремуса. — Гарри не позволил бы себе появиться в том времени, когда существовала его младшая версия, этого не было, и он должен был следовать законам времени. Но теперь… — Возможно, он… не хочет больше видеть нас. — Если бы он не хотел больше видеть нас, то это не из-за вас и Сириуса, — покачала головой Гермиона. Ремус посмотрел на нее усталым, но благодарным взглядом. Вера Гермионы была столь же тверда, как кремень. — Но почему бы ему не вернуться? Если бы не мое, точнее, наше поведение по отношению к нему, Сириуса и Джеймса, то у него не должно быть никаких причин держаться подальше. Он не ненавидел нас, прежде чем попал в прошлое. И к тому же… — это было трудно признать, — здесь Снейп. — Да, — тихо сказала Гермиона. — Здесь Снейп. Неожиданно Ремус почувствовал, как его сердце пронзила печаль. «Будь ты проклят, Северус, — подумал он. — Я любил Гарри, как своего собственного сына, все эти годы, присматривал за ним, беспокоился за него, боролся за него. Тем не менее, Гарри всегда видел во мне лишь профессора Люпина. Я так и не смог стать ему ближе. Но тебя… Он любил тебя больше, чем кого-либо еще в мире. Он любил тебя». Свирепая ненависть расцвела в его сердце, простреливая душу нестерпимой болью. «Я ненавижу тебя, Северус», — подумал Ремус, почувствовал волчью ярость и желание разорвать открытое бледное горло и погрузить свои челюсти в худую грудь. Но из глубин его памяти всплывали образы, маленькие фрагменты, которые ничего не значили тогда, а теперь значили все — краткое прикосновение, заметное с другой стороны Большого зала, мимолетная улыбка, которая казалась такой же естественной, как дыхание, две склоненные друг к другу головы в тихом разговоре, мучительная тоска в темных глазах… Потом Ремус почувствовал, что его ненависть исчерпала себя, потому что Северус тоже любил Гарри. Ревность все еще присутствовала, расплывчатая и задумчивая, словно облако, неохотно расстающееся с луной. Но он был слишком уставшим и печальным для того, чтобы ненавидеть. — Я уверена, что он вернется, — сказала Гермиона обнадеживающим голосом. — Да, — ответил Ремус. Он улыбнулся своей кривой улыбкой и встал. — Уже уходишь? — спросила девушка, и Ремус почувствовал ноту сожаления в печальном голосе. Он решил почаще навещать ее, она не заслуживает раздражения Ордена. — Мне нужно время подумать, — произнес он. Ремус снова попытался улыбнуться, на этот раз ободряюще. — Я надеюсь, ты не будешь возражать, если я буду заглядывать к тебе на чай, — сказал он нерешительно. — Конечно, нет, — пробормотала Гермиона, но Ремус подумал, что в ее взгляде осталась грусть. — Гарри вернется, я уверена, — тихо добавила она, открыв дверь. Ремус кивнул в знак согласия. — Да, — ответил он, и дверь за ним закрылась. На мгновение он даже забыл, в какую сторону идти. Маг обнаружил, что смотрит на череду зеленых дверей, бледно мерцающих под тусклыми лампами дневного света. У Ремуса внезапно возникло впечатление, что он смотрит в бесконечное зеркало, и все, что он видит — это затертые мечты и страстные желания, смешанные с полузабытыми воспоминаниями пожилого человека. Он вздрогнул и сделал несколько шагов вперед, затем остановился, развернулся и пошел по улице. 8 декабря 2001 Гермиона постучала в обугленную каменную стену, на которой висел портрет Слизерина. Она слегка вздрогнула: камень ощущался слишком твердым под костяшками пальцев. Она заглянула внутрь, не останавливая взгляд на разбитых рамах, теперь пустых, и множестве свитков и кусков пергамента, которые, казалось, просыпались из невидимого облака и занимали почти все поверхности в комнате. — Профессор Снейп? — позвала она. Девушка вошла внутрь. Перед тем как Волдеморт осадил и взял Хогвартс, Гермиона была в апартаментах Снейпа лишь один или два раза, но она помнила чистую, может, немного унылую комнату без фотографий, в которой стояло единственное кресло. — Вы здесь, профессор Снейп? «Сейчас здесь больше беспорядка, чем во время войны», — подумала Гермиона, вспоминая душную маленькую комнату на Гриммо, где она, Гарри и Дамблдор пытались расшифровать ходы Волдеморта. Она не думала, что Северус Снейп — человек, который будет жить в настоящем свинарнике. «Я оставлю записку для него», — решила девушка, а потом криво улыбнулась. Любая записка, которую она оставит, вероятно, будет потеряна навсегда. Она прошла мимо большого тяжелого стола, также заваленного пергаментом, и заглянула в соседнюю комнату. — Проф… Она замерла. Снейп лежал на полу, словно мертвый. Его темные спутанные волосы закрывали лицо, и пустой кубок лежал рядом с ним. Гермиона выхватила свою палочку и взмахнула ею в воздухе, мгновенно все пергаменты отлетели в сторону. Она опустилась на колени рядом с телом Снейпа и стала лихорадочно искать его пульс… «Его кожа еще не остыла», — подумала Гермиона, и облегчение разлилось по ее телу, когда она обнаружила пальцем слабую пульсацию. Она закрыла глаза, сдерживая воспоминания обо всех тех случаях, когда кожа была холодная, тело жесткое, а поиск пульса был лишь бесполезным жестом надежды… «Должно быть, он принял зелье и не потрудился дойти до своей кровати, как сделал бы любой нормальный человек», — подумала Гермиона, поднимая кубок. На дне еще была зеленоватая жидкость. Гермиона понюхала. Ей показалось, что она почувствовала запах ромашки, но помимо этого она не могла ничего сказать. «Если сон магический, я не должна мешать ему», — сказала себе Гермиона. Она отодвинулась немного назад, глядя на худое тело Снейпа, так бесцеремонно раскинувшееся на полу. Она увидела седину в его волосах, и ей внезапно пришло в голову, что Снейп был уже довольно стар. Гермиона вздохнула и встала, оставив спящего, чтобы заглянуть в другие комнаты. «У него должна быть где-то кровать», — подумала Гермиона. Или, по крайней мере, кресло. В конце концов, после блуждания по комнатам и просмотра свитков она обнаружила и кровать, и кресло, которые были погребены под пергаментом и перьями. Снейп никогда не производил на нее впечатление человека, который позволил бы себе накопить столько хлама, но, опять же, конец войны принес изменения в жизнь многих людей. Возможно, внезапное безразличие Снейпа к беспорядку было одним из них. «Некоторые из них довольно старые», — подумала Гермиона с некоторым удивлением. Она взглянула на один свиток, который был почти такой же морщинистый, как кожа пожилого человека, и тщательно выведенные буквы, написанные на нем. «Hyd of geong swin, wac and fersc», — прочитала Гермиона, не зная, что это значит, кроме того, что это имеет какое-то отношение к свиньям и коже. Она отложила его в сторону, и другой пергамент, более новый, попался ей на глаза, писал на нем явно Снейп. «1196 от Рождества Христова — родился Кристольф Снейп». Брови Гермионы поднялись. Может, этот Кристольф был предком Северуса Снейпа? Она знала, что в Саффолке была деревня под названием Снейп, но никогда не спрашивала мастера зелий, имел ли он какое-то отношение к ней. Исследование на более чем восемьсот лет было весьма впечатляющим, но семьи волшебников лучше знали свою генеалогию. «1207 н.э. — Кристольф идет в Хогвартс и встречает Саймона Фригарда». «1213 н.э. — Кристольф исчезает в полярном сиянии». «1871 н.э. — Кристольф служит в качестве наставника для семьи Йейтс и учит Уильяма Батлера Йейтса». Гермиона смотрела. «Это невероятно», — подумала она, быстро перечитывая то, что написал Снейп. Она никогда не читала о способе путешествия во времени с использованием хроноворота или его вариаций. Но этот Кристольф исчез в полярном сиянии и появился только шестьсот лет спустя наставником Уильяма Батлера Йейтса! Гермиона продолжала читать. «1902 н.э. — Кристольф завершает свою маленькую серую книгу». «1904 н.э. — Кристольф возвращается назад во времени». «1261 н.э. — Саймон умирает в Прибежище Основателей от заклинания Gāst Cunnian». «Gāst Cunnian», — мысленно повторила Гермиона. «Gāst» — это душа в староанглийском языке, а «Cunnian» означало «искать». Она никогда раньше не слышала об этом, но была готова поспорить, что это — одно из заклинаний, припрятанных Основателями в Прибежище, скрытом над библиотекой. Судя по всему, это было не очень безопасное заклинание для вызова. «Интересно, откуда он знает, что Саймон Фригард умер в Прибежище, — подумала Гермиона. — Там не было мертвого тела, когда мы открыли его». «1262 н.э. — прибывает Кристольф». «1276 н.э. — Кристольф Снейп умирает». Она посмотрела на даты: 1261 и 1262. Он промахнулся всего на один год. Она не знала, что за связь была между этими двумя людьми, но они не могли быть чужими. Может, они были близкими друзьями. Возможно, даже любовниками. «Я надеюсь, что они не были любовниками, — подумала Гермиона, неловко вспомнив о Снейпе и Гарри. — Я никогда не встречала более несчастной пары». «1977 — …» Запись была пустой. Но Гермиона могла наполнить ее своими соображениями, из всей информации, что не покидала ее в прошлом месяце. 1977, в конце августа — появляется Джонатан Фрост. 1977, в начале декабря — Джонатан Фрост исчезает, по-видимому, умирает от руки Волдеморта. Но кто знает, что случилось между этими двумя датами? Кто может это сказать? Со стороны дверного проема послышался звук, и Гермиона обернулась, держа палочку в руке. Она немного расслабилась, когда увидела Северуса Снейпа, стоящего в дверях, одетого в обычные черные одежды и смотрящего на нее неприветливым взглядом. — Добрый день, профессор, — сказала Гермиона с таким чувством, что у нее большие проблемы. «Я уже не студентка, которую можно терроризировать на уроке», — напомнила она себе, хотя чувствовала себя виноватой: она на самом деле не должна была читать то, что написал Снейп. — Что Вы делаете, мисс Грейнджер? Гермиона отошла от пергамента. — Я, э-э, пришла, чтобы задать вам вопрос, но вы спали, поэтому я решила подождать, пока вы не проснетесь. Снейп недоверчиво усмехнулся и прошел к столу, рядом с которым стояла Гермиона. Инстинктивно девушка отошла. Хотя правая нога Снейпа была повреждена во время войны и он так сильно сгибался, что походил на тень горгульи, его способность подкрадываться до сих пор весьма напрягала. — Что ж? — требовательно спросил он, резко глядя вверх. — Что вы хотите спросить? — Я хочу спросить вас, хотите ли вы стать следующим директором Хогвартса, — произнесла Гермиона. — Нет. Она пожала плечами. — Я надеялась, что это не так. Фред Уизли будет следующим директором. — Фред Уизли? — повторил Северус в недоумении и, если Гермиона не ослышалась, с глубоким отвращением. — Почему Фред Уизли? — Ну… — Гермиона изобразила бессловесный жест рукой. — Он, конечно, квалифицированный… — Почему не вы? Гермиона запнулась, не ожидая, что он будет настолько прямолинейным, но улыбнулась, хотя для этого потребовались некоторые усилия. — Я служу юрисконсультом в Департаменте Магического правопорядка и Департаменте Тайн. Я всегда хотела работать в любом из этих двух отделов, хотя мне так же нравился Департамент Магических межвидовых отношений, но, в любом случае, у меня бы не было времени, чтобы работать в обоих отделах и контролировать Хогвартс. — Оставьте свои должности в Министерстве, — сказал коротко Снейп, его глаза изучающе смотрели на нее с тревожащей проницательностью. — Хогвартс важнее. — Да, но вы не поверите, как много проблем сейчас в Министерстве, — парировала Гермиона, глядя на маленький столик, рядом с которым она стояла. На серебряной тарелке лежал бисквит, большей частью раскрошенный, и когда она ткнула его, то обнаружила, что сделать это также тяжело, как пробить скалу. — Они даже не могут решить, следует ли использовать цифры или буквы для обозначения заключенных! Хогвартс, конечно, важен, но без отлаженной системы правосудия вся инфраструктура Министерства может развалиться. И то же самое с Департаментом Тайн. Министерство разваливалось только четырнадцать раз за свою историю, и каждый раз это было связано с неправильным ведением дел в Департаменте Тайн, за исключением того раза, когда «Воинствующие Бойры» случайно сравняли с землей недавно построенный комплекс Министерства во время несчастного случая на квиддичном матче. Она вдруг остановилась. Снейп нетерпеливо разглядывал потолок, стены. Когда она замолчала, он уставился на нее испепеляющим взглядом. — Если бы я не знал вас достаточно хорошо, чтобы понимать, как вы любите извергать несусветную чушь, я бы попросил вас уйти и никогда не возвращаться. Гермиона закрыла рот и судорожно сглотнула. Все аргументы, которые она формулировала в бессонной темноте ночи, чтобы убедить себя в том, что утром она сделает нечто правильное, исчезли сразу. — Фред Уизли — опасный дурак, — продолжал Снейп. — Он воплощает в себе все самое худшее, что есть в вас, гриффиндорцах: недалекий, безрассудный, тщеславный. — Вы судите его слишком строго, — сказала Гермиона. — Фред самоуверенный, но он никогда не будет делать то, что неправильно, что… — И вы предоставите решать ему, что неправильно? — гневно воскликнул Снейп. — Продолжайте лгать себе. Я хочу посмотреть, долго ли вы будете обманывать себя, когда очередной опасный идиот объявит себя следующим Темным Лордом. Он сложил руки и тут же быстро убрал их. — Я не могу понять, как вы могли так легко уступить позицию директрисы. Вы разочаровали меня, мисс Грейнджер. — Почему бы вам не стать директором, сэр? — горячо парировала Гермиона. Она не собиралась отрицать правду в словах Снейпа, но его слова слишком сильно задели ее, чтобы спустить это ему с рук. — Я уверена, что ваши решения были бы благоразумны. — Итак, вы, в конце концов, признаете, что мое обхождение с вами, пока вы были студенткой, было обдуманным и обоснованным, — сказал Снейп сухо. Гермиона вздохнула. Наступила тишина. Она была удивлена тем, как во многом Снейп признался одним этим утверждением, и обеспокоена тем, что его слова заставили ее осознать. У нее были сомнения по поводу руководства Фреда, но что она могла сделать? Остальные не воспринимали ее так, как Фреда; возможно, это была ее приближенность к Дамблдору во время войны, ее пребывание на прежнем месте, когда Рон умер и Гарри исчез, то, что она была магглорожденной. Она ничего не могла сделать. — Если бы Гарри… Она закрыла рот, проклиная себя за то, что произнесла это имя перед Снейпом. Запоздало она поняла, что ее слова каким-то образом сделали все еще хуже. Целое мгновение никто ничего не говорил, и Гермиона хотела, чтобы Хогвартс каким-то образом позволил ей спокойно аппарировать или, по крайней мере, провалиться сквозь землю. Снейп повернулся и посмотрел на нее довольно непроницаемым взглядом. — Пожалуйста, попытайтесь быть разумной, мисс Грейнджер. Я не о том, что нужно биться в судорожном припадке при упоминании имени Гарри Поттера. — Я-я так не думаю, — заикаясь, произнесла Гермиона. — Я просто предположила, что, возможно, Гарри был бы лучшим директором школы из всех нас. Снейп тряхнул головой, как бы отгоняя от себя эту мысль. — Не будьте дурой. Он хотел бы остаться неизвестным. — Снейп коротко посмотрел вниз. — В его жизни было достаточно всего этого шутовства. Гермиона прикусила нижнюю губу. У нее было странное ощущение, что они говорили о разных людях. Мастер зелий смотрел на что-то невидимое, наморщив лоб, как будто он что-то вспоминал, и Гермиона наблюдала с некоторой грустью, как улыбка (была ли это улыбка?) мелькнула на губах Снейпа. — Профессор Снейп, — сказала Гермиона, сделав глубокий вдох, — Я уверена, что Вы уже знаете, но я хотела кое-что сказать Вам о зелье, которое Вы создали, чтобы подтвердить, что Гарри жив… Снейп посмотрел на нее резко. — Что Вы хотели сказать? — Ну, я провела некоторые исследования, — продолжила Гермиона, глядя вниз на несвежий бисквит на маленькой серебряной тарелке. — Оно называется зелье Ealdor, не так ли? Она ждала и думала, что, возможно, Снейп не собирался отвечать. Но он коротко кивнул головой, и Гермиона продолжила: — Я читала, что оно берет свои корни в какой-то очень древней магии друидов, и, таким образом, оно было довольно сильным, хотя это не очень… точно. Конечно, чем сильнее память, тем лучше будет работать зелье. Тем не менее, если практикующий испытывает чрезвычайно сильные эмоции к человеку, которого он или она пытается искать, он или она могут видеть мираж. Гермиона сделала паузу и попыталась прочитать какие-либо эмоции на лице Снейпа. Его взгляд остался сосредоточенным на стене позади нее, и Гермиона даже не была уверена, что он услышал ее. — Самый известный пример этого явления — тот случай, когда Изольда сделала зелье Ealdor, чтобы найти своего любимого, Тристана. Вместо того, чтобы подтвердить, что он умер, она увидела иллюзию его живого тела, и… ну, правдоподобная история заканчивается на этом. Снейп невесело усмехнулся. — Таким образом, Вы тоже считаете, что он мертв? — Нет, я не это имела в виду! — воскликнула Гермиона, мысленно избивая себя за нескладность ее фраз. — Мне было просто интересно, приняли ли вы во внимание… — Вы считаете, что я мог этого не знать? — Я… ну… — сбилась волшебница, ее желание успокоить человека столкнулось с ее честностью. Конечно, он знал! Гермиона ругала себя. Он — мастер зелий, помилуйте! — Я просто… я просто хотела напомнить вам, я не хотела никого обидеть… — Напомнить? Вы действительно хотели напомнить мне, или же вы хотели убедиться, что влюбленный дурак, — он выплюнул последнее слово, — не тешит себя иллюзиями? — Нет, я хотела совсем не этого, — несчастно произнесла Гермиона: она была раздосадована, ибо то, что говорил Снейп, было правдой. Она до сих пор помнила выражение лица Северуса, когда они впервые сделали зелье Ealdor через считанные часы после того, как Гарри исчез. Лицо Снейпа было как у больного человека, без надежды на выздоровление, с глазами, тронутыми дементором. После того, как попытки с воспоминаниями Гермионы и Дамблдора провалились, Снейп стоял, казалось, целую вечность, глядя на пузырящуюся глубину, прежде чем поднять руку, чтобы вытянуть воспоминание. Его руки дрожали, как лист. Руки Снейпа никогда не дрожали. Даже после пыток Волдеморта мастер зелий был в состоянии сварить самые сложные зелья. Но они вздрагивали, когда блестящее мерцающее воспоминание растворилось в зелье и осветилось белым, как будто сияние шло из воспоминания, а не из зелья. И, видя бессловесную тоску и боль на заострившемся землистом лице, Гермиона почувствовала, как беспокойство зарождается в ее сознании. — Теперь вы действительно оскорбили меня, — холодно сказал Снейп. — Пожалуйста, уйдите, мисс Грейнджер. Гермиона стояла, не в силах пошевелиться. Снейп повернулся с холодной яростью, так что пергаменты разлетелись во все стороны, когда он гордо вышел из комнаты. Он остановился перед отверстием с портретом и грубо распахнул его. — УБИРАЙТЕСЬ! Гермиона протянула левую руку, чтобы ухватиться за край стола. Твердая опора под рукой дала ей силы. — Нет, — сказала она. Снейп свирепо смотрел на нее. Гермиона вернула вызывающий взгляд, хотя ногти ее правой руки впились в ладонь: так сильно она сжала свою палочку. — Я думаю, что вы забыли, мисс Грейнджер, что я за человек, — медленно промолвил Снейп угрожающим голосом. — Я не был одним из дураков, которые следовали за Волдемортом до его смерти, но я, несомненно, опасный человек. Я убил больше людей, чем Вы или Дамблдор можете предположить, и я теперь самый темный из живущих волшебников. Он подошел ближе, и Гермиона сжала челюсти. — Я предлагаю вам уйти, мисс Грейнджер. Сейчас. — Я думаю, — выдавила девушка сквозь зубы, — вы забыли, кто я. Я больше не ваша ученица. Может, я видела меньше на поле боя, чем многие, но я играла свою роль в войне. Я не могу понять вас и, наверное, никогда не пойму, и я до сих пор, может быть… в полном ужасе от вас, профессор Снейп, но я… — Гермиона судорожно сглотнула. — Ваш друг. Снейп издал издевательский смешок и ухмыльнулся. Гермиона заторопилась, прежде чем он успел что-нибудь сказать. — Меня не волнует, если вы думаете, что я дура, но я не собираюсь позволить вам, — она сделала быстрый жест левой рукой, указывая на беспорядок вокруг, — позволить вам выглядеть более жестоким и злым, чем вы есть, и я не дам вам похоронить себя живым, и если бы Гарри или Джонатан был здесь, он бы также не позволил вам этого. Гермиона опустила голову в открытом неповиновении, хотя ее сердце безумно колотилось барабанным маршем в ушах. Она надеялась, что зашла не слишком далеко. Дыхание Снейпа стало неровным. Его лицо ужасно побледнело, он сгорбился, как статуя, которую веками хлестала непогода и избивало жестокое пренебрежение. Медленно он достал свою палочку из мантии и молниеносным движением поднял ее над головой — Гермиона напряглась и приготовилась отскочить с его пути — и взмахнул ею. Портретная дверь скрипнула и закрылась. — Что я должен сделать? — спросил Снейп. Она не могла видеть его лицо, так как оно было скрыто за тонкой завесой волос, но в его голосе слышалась горькая усталость. — Бросить поиски? — он издал глухой невеселый смешок. — Мир доволен, когда его спаситель мертв. — Я не это имела в виду, — пробормотала Гермиона, запинаясь, ведь то, что говорил Снейп, было правдой, уродливой и ужасной правдой. Ежедневный Пророк был полон упоминаний о «его жертве» и «трагическом финале», и Гермиона отменила план Министерства построить мемориал для Мальчика-Который-Победил-Сами-Знаете-Кого. Но что поразило Гермиону больше всего, что члены Ордена, несмотря на их решительные и обнадеживающие высказывания, ничего не делали. И Дамблдор — единственный, кто мог возглавить Орден в этом последнем задании — был в Сент-Мунго, сидел на полу и играл с конфетами. — Я не имела в виду, что вы должны остановиться, у меня не было такого даже в мыслях… — Тогда вы напрасно тратите мое время, — перебил Снейп. — Я ошибочно полагал, что вы хотите что-то сказать. — Вы прекрасно понимаете, что я хотела сказать! — воскликнула Гермиона раздраженно. — Я не хочу, чтобы вы помешались на этом поиске. Если… я имею в виду, когда Гарри или Джонатан, или кто бы то ни был под его именем вернется, я уверена, что он хотел бы увидеть живое существо, а не… а не опустошенную… оболочку. Гермиона умолкла. Ей было нелегко сказать все это, потому что она видела, как эти слова ранили Снейпа в самое сердце, как будто она пинала ногами старого гордого коня, находящегося на пороге смерти. — Ему было бы удивительно удобно умереть, — пробормотал Снейп. Гермиона нахмурилась. — Что вы имеете в виду? — Пока он живет, Волдеморт тоже жив, — сказал Снейп. Он поднял голову, и его взгляд был таким же спокойным и беспристрастным, как его голос. — Было бы лучше, если бы он умер. Тогда и воспоминания могли бы умереть. — Не говорите так! В любом случае, это неправда. Волдеморт мертв — мы протестировали это зельем, и он, безусловно, мертв. — Зелье действует на тело, а не на душу, — холодно сказал Снейп. — И я уверен, что вы знаете о загадочной смерти Терренса Лестрейнджа и Эмили Мателлан. Гермиона сдержанно ответила: — Да, хотя… я не смогла найти ничего конкретного, только то, что они оба умерли при загадочных обстоятельствах. — Она помолчала, думая, что Снейп что-то добавит, но мужчина молчал. — Тем не менее, за последние двадцать лет таких инцидентов больше не было. — Возможно, он мертв уже двадцать лет, — сказал Снейп. — Вы не должны так думать! — Почему вы пытаетесь убедить меня, когда сами верите, что Гарри Поттер мертв? Гермиона опешила. — Это… не то, во что я верю, — она сделала паузу, судорожно подбирая слова. — Это не совсем так, как и то, что я думаю на основе ограниченной информации, которая у меня имеется, что его — Гарри Поттера — нет в живых… Она замолчала, поглядывая на пол, на стены. — Скажите, Люпин уже не надеется? Гермиона прикусила нижнюю губу. — Так я и думал. Мастер зелий вздохнул и вышел из комнаты. При замедленной ходьбе его хромота стала более заметной, как и согнутая спина, и он казался вдвое старше своих лет. «Он уже такой старый, — подумала Гермиона. — Старше всех, кого я знаю». Снейп жестом показал в сторону портретной двери с явным предложением уйти. Гермиона поколебалась, но не смогла придумать, что сказать. Снейп был прав. Все просто. И все, что сказала Гермиона — бесполезные слова, пытающиеся изменить судьбу, которую изменить нельзя. В оцепенении она подошла к двери, но остановилась на полпути. Снейп перекладывал свитки на столе, и несколько пергаментов упало на пол в постоянно растущую гору, как опавшие листья, накапливающиеся под ветвями дерева. — Северус, — начала Гермиона. Она остановилась, но мастер зелий не подал виду, что услышал ее. — Я просто хотела, чтобы ты знал: ты всегда был очень добр ко мне, и я ценю это. Она снова сделала паузу, ожидая какого-то знака, что он услышал ее. — Я просто хотела, чтобы ты знал, что я… очень благодарна, — тишина. Еще один пергамент упал на пол. — Спасибо. Когда Гермиона вышла через портретную дверь, то почувствовала в горле ком непролитых слез. Она не могла изгнать из памяти воспоминание о его согнутой и уставшей фигуре. Дамблдор, который был на много десятилетий старше, ставший теперь таким же сумасшедшим, как Шляпник, и таким же беззаботным, как ребенок, казался молодым по сравнению с ним. «Я надеюсь, что ты вернешься, Гарри, — подумала Гермиона, но это был бесцельный комментарий; так же, когда она обнаружила, что разговаривает с Роном после того, как он умер. — Ты так сильно нужен ему». Внезапно Гермиона увидела тело старого мастера зелий, снова распростертое на полу, но на этот раз его губы были белыми, тело — жестким, кожа — холодной. Рядом с ним была его палочка, и Гермиона видела слова, написанные на пергаменте — Gast Cunnian (заклятие, разыскивающее душу). Гермиона напряглась с непреодолимым желанием развернуться и ринуться обратно в комнаты Северуса, проверить, убедиться, что он был еще жив. Но она сдержала порыв. Это было только ее собственное воображение, сказала она себе. Последствие раскаяния, печали и жалости. Она продолжила идти вниз по темному пустому коридору. 31 июля 2002 Северус Снейп вошел в лифт и продвинулся в угол. Старая усталая ведьма с облаком седых волос на голове расположилась в другом углу, волшебник в залатанной мантии стоял между ними. — Третий этаж, — раздался монотонный голос лифта, и Северус сжал отполированный поручень, расположенный вдоль стены, готовя себя к тошнотворному движению. — Отравления зельями и растениями. Маг в мантии с заплатками выскользнул еще до того, как двери полностью открылись. Они оставались открытыми некоторое время, и Северус почувствовал себя странно незащищенным, перед тем как они так же медленно закрылись. Лифт рванулся вверх еще раз, и Северус стиснул зубы, чувствуя в тот момент глубокую ненависть ко всем маггловским вещам. В ходе реконструкции после окончания войны многие маги следили за своими маггловскими коллегами в поисках вдохновения. Результаты были, по мнению Северуса, катастрофическими. — Четвертый этаж, — произнес голос. — Повреждения от заклятий. Двери открылись. Старая ведьма, шатаясь, одной рукой касаясь стены, медленно вышла из лифта. Двери начали закрываться, когда пальцы ведьмы были все еще на двери, лифт дернулся, закрывая металлические створки. Северус нетерпеливо постукивал пальцами по руке, но затем расслабился: наконец-то он был один. Дверь закрылась. — Пятый этаж, — сказал лифт. — Магазин подарков для посетителей. Аккуратно оформленный сувенирный магазин, с полками, заставленными розами и лилиями, а также кафетерий, от которого пахло свежесваренным сливочным пивом, был пуст, если не считать единственного посетителя, одетого в форму работника больницы, глядевшего в ночь за кружкой сливочного пива. Двери лифта снова закрылись. — Шестой этаж, — сказал он, и Северус услышал, как волшебный голос зевнул. — Этаж для особых гостей. Сэр, Вам нужно пройти идентификацию. Северус шагнул вперед и постучал палочкой по обозначенной части стены. — Всего хорошего, сэр, — произнес лифт, и двери открылись. Коридор был достаточно длинным, чтобы путь показался долгим, но достаточно коротким, чтобы Северус видел его конец, где его отражение смотрело на него из темного ночного окна. Маг слышал, как за ним закрылась дверь, а затем слабое жужжание — и лифт погрузился в молчание. Ему потребовалось много времени, чтобы решиться на этот визит. Во-первых, он не верил, что Дамблдор действительно сошел с ума. Более того, он был занят поисковыми заклинаниями, заговорами, зельями, которые помогли бы ему найти Джонатана. Время прошло так быстро, и в один прекрасный день Гермиона Грейнджер пришла еще раз без приглашения. — Вы должны увидеться с ним, вы просто не имеете права отказать ему в посещении, — сказала она своим характерным вызывающе-гриффиндорским тоном. — Возможно, вы не знаете об этом, но вы не мой смотритель, — ответил он холодно. Но это было одно из тех замечаний, которые он всегда делал, и они оба знали об этом. — Я нанесу ему визит в ближайшее время, но сейчас я очень занят. — Скоро? Вы так говорили в прошлом месяце, — заметила Грейнджер. — Я навещу его, когда пожелаю, — сказал Северус, холодно завершив беседу, и Грейнджер безропотно отступила. Наблюдая, как она уходит, он подумал, что чувствует жалость к ней: мисс Гермиона Грейнджер, заместитель начальника Фреда Уизли, адвокат Министерства под начальством Амелии Боунс, друг всем и никому. Но мысль о посещении Альбуса Дамблдора, который, судя по всему, действительно сошел с ума, давила на него, как тень, которая отказалась уйти. По-прежнему казалось невероятным, что раздражающий старый дурак действительно и окончательно сбрендил. Удовлетворение покоем, не нарушаемым частыми вызовами директора школы на чай и требованиями преподавания, внезапно оказалось ложным. Грейнджер, как понял Северус, была его единственным посетителем. Несколько дней назад ему приснилось, что Дамблдор был вылечен от безумия и вернулся в Хогвартс. Он видел во сне, что Альбус пригласил его на чай, что вызвало чувство досады и раздражения: он ищет Джонатана, у него нет времени на выходки Дамблдора. Но все-таки он шел через залы, важно шествовал по пустым коридорам со странным ощущением, что он и Дамблдор — единственные оставшиеся люди в замке. Все остальные ушли. Он взошел на спиралевидную красную лестницу и посмотрел на стены в ожидании. Там висели портреты, которых не было раньше, картины разных размеров и форм, но холсты оказались пусты. Богато украшенные рамы безучастно смотрели на него, когда он проходил мимо них, тускло поблескивая в свете, освещавшем его путь и оставляющем все остальное в темноте. Он посмотрел внимательно на пустой холст, ему показалось, что что-то двигалось за пустотой, но он уже был перед высокими дубовыми дверями, и они распахнулись при его приближении. Помещение внутри оказалось пустым, с голыми белыми стенами, освобожденными от портретов предыдущих директоров школ, лишенным богатой мебели Дамблдора, за исключением кровати в углу, маггловского туалета, грязной раковины. Свет от люминесцентных маггловских ламп был мерцающим и очень слабым. Это была комната психиатрической лечебницы. Северус почувствовал тревогу: как они могли оставить Дамблдора в столь ужасном месте? Дамблдор руководил ими, даже когда не было ни шанса на удачу, каков был смысл всего этого? Он посмотрел вокруг в поисках директора школы, но никого не было. Северус обернулся и вместо дверей увидел пустую стену, такую же, как и другие три пустые стены. Он оказался в ловушке, в ловушке в этой голой тошнотворной комнате, как насекомое в бассейне с ядом. Он трогал стены, спотыкаясь, шел от стены до стены на ощупь, как слепой, в поисках какой-либо трещины или потайной двери, но потом голос Дамблдора произнес с торжественной категоричностью: — Это безнадежно. Северус повернулся. Дамблдор, ослепительный в ярких пурпурных одеждах, стоял посередине комнаты. Выражение его лица было суровым и неумолимым. — Брось, Северус, мой мальчик, — сказал Дамблдор. — Ты в ловушке теперь уже навсегда. — Нет! — закричал Северус. — Я должен идти, я не закончил, мне нужно найти Джонатана! Выпусти меня, ты, старый дурак! — Почему ты должен искать его, мой мальчик? — спросил тот озадаченно; эхо его смеха разнеслось по комнате, как будто это была пещера глубоко под землей. — Это безнадежно. Ты никогда не найдешь его. Он пошел дальше. Он покинул тебя. Последние два слова раскатились эхом, когда Дамблдор рассмеялся, но это был уже не смех Дамблдора, это был смех Волдеморта, бьющийся в его голове, как шквал черных волн на черном берегу, удушающий его так же, как чудовище, вдавливающееся в него, ублажающее себя его ртом, его телом, его кожей. «Оставьте меня в покое!» — Северус беззвучно кричал, вытягиваясь к потолку, так как он чувствовал себя прижатым к стене смехом Волдеморта. «Джонатан, ты где?» Казалось, мир резко сместился, и вдруг он соскользнул вниз по стене в бесконечную яму, вниз, вниз, вниз по скользким стенам — и в пустоту. Белый потолок сжимался все сильнее и сильнее, пока не стал размером с игральную карту, проглоченную темнотой и развеявшую отголоски его криков… Потом он проснулся запутавшимся в простынях и с рвотными позывами. После этого он решил посетить Дамблдора. Северус остановился и посмотрел на дверь перед ним. «Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор» — было написано золотыми буквами. «Необходимо разрешение». Северус нарисовал круг палочкой на обозначенном участке стены. Громкий звуковой сигнал пронзил тишину зала. — Пожалуйста, входите, Северус Снейт, — сказал автоматизированный голос. — Я — Снейп, — пробормотал Северус себе под нос и повернул дверную ручку с раздражением. Дверь открылась. Внутри было темно. Северус вошел внутрь. «Альбус, наверное, спит», — подумал он, моргая в темноте, когда дверь за ним тихо закрылась. «Где этот чертов свет?» — подумал он раздраженно, отказываясь поддаваться панике дежавю. Он ощупал руками стены и, наконец, почувствовал одно из этих глупых маггловских устройств и щелкнул выключателем. Северус осмотрел открывшийся ему вид. Вместо маггловских люминесцентных ламп свет шел от окна в дальнем конце комнаты, и было так же светло, как в середине дня. Комната оказалась большой и просторной, обставленной так же, как было в кабинете Альбуса Дамблдора в Хогвартсе: там висели портреты директоров школ, был массивный письменный стол, загроможденный серебряными приборами. «Значит, целители посоветовали знакомую среду, не так ли?» — подумал Северус с оттенком презрения. На столе Дамблдора лежала тарелка с вычурным печеньем, половина которого была раскрошена. Северус повернулся и увидел, как он и ожидал, частично скрытую дверь, которая вела в покои Дамблдора. Северус открыл ее. Он нащупал выключатель, щелкнул им, и от маленькой люстры, прикрепленной к потолку, полился мягкий свет. Северус нахмурился. Дверь в спальню Дамблдора была открыта, и он мог видеть большую кровать под пологом, но она была пуста. На самом деле она выглядела совершенно нетронутой. «Где же этот старый глупец?» — задавался вопросом Северус, глядя в ванную комнату. Она была пуста. Гостиная, с большим фиолетовым диваном и большим портретом толстой дремлющей женщины, была пуста. Кабинет был пуст. Северус поспешил в главную комнату и остановился рядом с огромным столом Дамблдора, глядя в окно на поддельный идиллический пейзаж зеленых лужаек, на безмолвное голубое озеро. Тишину нарушало лишь тиканье старинных часов. «Он не здесь», — решил Северус. Возможно, он никогда не был на самом деле сумасшедшим и всего лишь спрятался перед побегом. На самом деле было бы глупо думать, что кто-нибудь может сдержать волшебника уровня Дамблдора, хоть и сумасшедшего… Северус почувствовал, как что-то схватило его за лодыжку. Он отскочил назад и взмахнул своей палочкой. — Reducto! — крикнул он. Стол затрещал, и он запоздало вспомнил, что на комнату были наложены антимагические защитные заклятия. Вдруг раздался смех. — Я напугал тебя? — произнес голос Дамблдора из-под стола. — Правда же? Признайся, что я напугал тебя! Северус подошел к другой стороне стола и посмотрел вниз. Там, одетый в одну тонкую фиолетовую сорочку, подметая пол кончиком своей белой бороды, скорчился Альбус Дамблдор. Старик разразился очередным приступом хихиканья. — Мне нравится твой нос! — задыхался он. — Словно большая разжиревшая птица! Вы когда-нибудь знали Августу Лонгботтом? У нее была шляпа с грифом, таким же, как твой нос! Северус усмехнулся. — Очень смешно, Альбус. Дамблдор хихикнул. — Ты взрослый человек, не так ли? Только взрослые говорят так, или дети, которых никто не любит. "Это было очень странно, — подумал Северус, увидеть Дамблдора с ехидной ухмылкой на изборожденном морщинами лице". — Можно сказать, что я и то, и другое — ответил Северус сухо. — Скажи мне, Альбус, ты еще помнишь, кто я? — Я не помню тебя, но я помню твой нос. Однажды он превратился в клюв фламинго. Он был очень, очень, очень розовый. — А, так ты знал об этом, — сказал Северус. — О да, — воскликнул Дамблдор с блеском в глазах. Рукой он играл с лимонной долькой, и Северус заметил, что на полу рядом с директором школы лежала шахматная доска, покрытая сладостями. — Я знаю все. Северус поднял бровь. — Все? — То есть все, что стоит знать, — сказал Дамблдор, изображая особенно надменное выражение лица. — Всем все равно, какие ингредиенты используются для оборотного зелья, знаешь ли. Или зелья сна-без-сновидений. Это для любителей. Северус слегка улыбнулся. Так вот каким было сумасшествие Дамблдора. Гермиона никогда не говорила ему, в чем заключалось его безумие, и он всегда представлял старого и сломанного человека, или бессмысленно улыбающегося дурака, помешавшегося на избавлении от тени. Он не ожидал, что Дамблдор сохранит в своем безумии эту особую проницательность; на самом деле Северус в глубине души надеялся, что она исчезнет в первую очередь. Чертов старикан. — Давай тогда проверим, — предложил Северус, вызывающе наклоняя голову. — Кто нынешний директор школы в Хогвартсе? — Конечно, Армандо Диппет! — презрительно ответил Дамблдор. — Все знают это. — Вот как. Я боюсь, что ты ошибаешься, Альбус, — сказал Северус. — В настоящее время директором школы является Фред Уизли. — Ты говоришь неправду! — произнес Дамблдор раздраженно. Но потом хитрая улыбка появилась на его лице. — Фредди Фред, Фредди Фред, — пропел он вполголоса. Он протянул руку вниз к небольшой миске с лимонными дольками, взял одну из них и положил ее на шахматную доску. — Он будет отличным директором школы. Все любят Фреда. Жаль, что Джордж умер. В противном случае могло бы быть совместное директорство. — Гермиона Грейнджер подходит на это место гораздо лучше, чем этот дурак, — фыркнул Северус. Дамблдор покачал головой. — Бедная мисс Грейнджер. Она, как взрослая, так серьезна и усердна во всем. Плюс у нее никогда больше не будет хороших друзей. Она не подойдет. — У нее, возможно, было бы больше друзей, если бы ты не выделял ее, — холодно заметил Северус. — Ой, перестань, — воскликнул Дамблдор жалобным голосом. — Не вини меня во всем! Я ужасно сожалею и не хотел, чтобы это случилось, — потом он хихикнул. — Невилл Лонгботтом был бы великолепным директором школы. Очень плохо, что он умер. — Да, очень плохо, что он умер, — повторил Северус сухо. Он еле сдержался, чтобы не спросить: «Как насчет вашего любимого Гарри Поттера? Был бы он хорошим директором школы?» — но он промолчал. — На днях я подшутил над бедной мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор, хихикая. — Хочешь узнать, как? — Не особенно. — Ну, давай же! — настоял Дамблдор, скрестив руки и надувшись. — Если ты послушаешь, я разрешу тебе рассказать мне историю. — Я не хочу рассказывать тебе какие-либо истории. — Но у каждого есть история, которую можно рассказать, — возразил Дамблдор. — Ну, если ты не расскажешь мне свою историю, тогда я расскажу тебе. И… — угрожающе добавил он, — главным героем будет твой нос. — Какое захватывающее вступление, — прокомментировал Северус. Он посмотрел на шахматную доску у ног Дамблдора. Впервые он увидел, что на обертке каждой конфеты были нацарапаны слова. Дамблдор протянул руки к шахматной доске и закрыл клетчатое поле широкими рукавами своей ночной рубашки. — Тс-тс-тс, не подглядывай, — произнес он с лукавой улыбкой на лице. — Это мой маленький секрет. Я работал над ним всю жизнь. Тебе пока нельзя смотреть на него. — Хорошо, — сказал Северус. — Я не буду выведывать твои секреты. — Но разве ты не хочешь этого? — поддел его Дамблдор. Он слегка поднял правую руку, и Северус увидел, что лимонные дольки были расставлены как фигуры для шахматной партии, некоторые оказались за пределами поля, там же лежали одна или две обертки. — Мой секрет действительно особенный. Он говорит мне все, что я когда-либо хотел знать. — Ты гадаешь на лимонных дольках? Дамблдор презрительно усмехнулся. — Гадание — для старых дам со слишком большим количеством кошек и чайных пакетиков, таких как тетя Кассандра, — он снова сел и театрально вскинул руки, словно поднял занавес. — Это моя карта событий. Понимаешь, я коллекционирую истории. — Я предпочитаю рецепты зелий, — сказал Северус, бесстрастно глядя на буквы с завитушками, украшающие обертки. Он разглядел несколько имен: Гермиона Грейнджер, Амелия Боунс и Молли Уизли. Но были и другие, о которых он никогда не слышал, такие как: Мохини Чаттерджи, Призрак Роджер Кейсмент и Тогги. Дамблдор подошел к углу стола и достал помятое перо. — Тебе не придется рассказывать мне историю, я просто добавлю тебя в мою коллекцию и придумаю рассказ сам, — сказал он. — Но ты должен сказать мне свое имя. Северус натянуто улыбнулся. — Ты знаешь все, не так ли? Ты хочешь сказать, что не знаешь мое имя? — Ваше имя — это не то, что стоит знать, — отделался Дамблдор. — Я держу пари, что это что-то ужасно мрачное, как Мордред Мадлмарг или Нурвиль Норроукупер. — Да, очень мрачное, — сказал Северус. — Я хотел бы знать, сможешь ли ты вспомнить его. — Вспомнить? Ты смеешься! Я никогда тебя раньше не видел, как я могу помнить твое имя? Северус загадочно улыбнулся. — Ах, но мы встречались раньше. — В самом деле? — требовательно спросил Дамблдор. Он скрестил руки на груди и выпятил подбородок. Его борода упала на шахматную доску. — Когда? Где? Как? Что? Почему? Куда? Зачем? Северус сделал паузу. Понять мышление Альбуса Дамблдора было все равно, что поймать отражение луны в воде. Он задавался вопросом, какой безумный ответ он мог дать, чтобы тот соответствовал искаженной логике Дамблдора, но старый волшебник крикнул: — Ага! Молчишь, значит, ты солгал. Я всегда могу сказать, когда кто-то лжет. Мы никогда не встречались раньше, но ты просто хочешь сказать, что встречались. Так как ты лжешь, ты платишь штраф, — Дамблдор выжидающе сжал перо, — как тебя зовут? Северус изогнул губы в горькой усмешке. Какая ирония в том, что тот, кто не знает его имя — Альбус Дамблдор. Но эта мысль ошибочна, сказал он себе. Невозможно было угадать, что в словах Дамблдора было правдой, а что — ложью. Но в этом, по крайней мере, не было ничего удивительного. — Северус Снейп, — сказал он. — Северус… Снейп… — пробормотал Дамблдор, щурясь сквозь очки-половинки, старательно записывая имя. — Это мрачное имя. В твоей истории ты будешь смеяться только один или два раза в год, и то когда ты будешь смеяться над кем-то еще. Северус хранил молчание, но он обратил внимание на небольшой круг лимонных леденцов, расположенных в центре шахматной доски. Его сердце екнуло. «Гарри Поттер» — гласил один из них. «Том Риддл» — было на другом. «Лорд Волдеморт. Джонатан Фрост». — Кто… кто это? — спросил Северус прерывающимся голосом и указал на круг из конфет. — О, это люди, — ответил Дамблдор, неопределенно махнув рукой. Он положил леденец с именем Северуса в одном из углов шахматной доски. — Мисс Грейнджер упомянула мне о них, и оказалось, что они имеют странную историю. Они все — это один человек, видите, но он не мог решиться на одно имя, поэтому выбрал четыре. Северус протянул руку и, лишь слегка поколебавшись, взял леденец с именем Джонатана. — Эй! — резко крикнул Дамблдор. — Что ты делаешь? Собираешься испортить мой секрет! Положи его обратно, положи обратно! — Не нужно паники, — ухмыльнулся Северус, наклоняясь вниз и возвращая леденец в исходное положение. В конце концов, это всего лишь сладости. Но его сердце все еще колотилось, а кровь прилила к голове. — Разве про него… них… есть какие-то интересные истории? Глаза Дамблдора яростно сверкнули. — Ага-а, — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе их, не так ли? Это то, что ты хотел с самого начала, не так ли? Признай это! Северус слегка улыбнулся. — Очень хорошо. Я признаю это. Дамблдор усмехнулся, а затем издал своеобразный звук, в котором Северус узнал приглушенный смех только после того, как старый волшебник согнулся от смеха: — И знаешь что? Я не собираюсь говорить тебе что-нибудь! — Очень смешно, — сказал Северус. Ему пришлось подавить в себе непреодолимое желание протянуть руки и задушить раздражающего старого надоеду. Способность Дамблдора провоцировать убийственные вспышки ярости не изменилась. — Да, ты не думаешь, что это забавно? — сказал Дамблдор, все еще фыркая от смеха. — Смотри, я обманул тебя дважды, одурачил тебя! — Это скучно, — резко ответил Северус. Он сидел в неудобном положении на корточках, и теперь он встал и потянулся, расправив спину, пытаясь избавиться от боли в суставах. — Дамблдор, ты на самом деле ничего не знаешь: я был дураком, когда поверил, что ты мог бы помочь мне. — Эй! — крикнул Дамблдор, протягивая обе руки и хватая Северуса за подол мантии. — Ты только что сказал, что я не знаю ничего? Это ты здесь идиот! Ты просто обозлившийся неудачник! Северус презрительно пожал плечами. — Да. Ну и что с того? Отпусти меня, ты, идиот. Дамблдор сжал руки еще сильнее. — Я не буду! Я не буду! — крикнул он, настойчиво натягивая мантию Северуса. — Если я отпущу, ты обещаешь остаться на некоторое время? — Конечно, нет, — отрезал Северус. — Отпусти. Сейчас же. — Отлично! — воскликнул Дамблдор. Он выпустил из рук мантию и свернулся в углу. Сорочка поднялась так, что Северус видел тонкие ноги старого волшебника, покрытые паутиной голубоватых вен. Они выглядели длинными и тонкими, тощими, как у маленького ребенка. — Иди, оставь меня в покое, — сердито сказал Дамблдор. В тени, отбрасываемой столом, было не видно, но Северус думал, что старый волшебник смаргивал слезы. — Я бы рассказал тебе все истории, какие бы ты захотел, только если бы ты поиграл со мной. Никто не хочет играть в игры со мной… никто. — Может быть, тебе поиграть в другую игру, — предложил Северус нейтральным тоном. Он был жалким, эта развалина, которой стал Дамблдор. В некотором смысле это было даже страшно. Дамблдор казался таким непобедимым, вечным, хотя все знали, что такого не могло быть. Но, более того, старый волшебник знал так много тайн Северуса, что с Дамблдором, потерянным в безумии, Снейп был более одиноким, чем когда-либо. — Я не знаю никаких других игр, — угрюмо сказал Дамблдор. — И, в любом случае, я сделал эту игру сам. Почему другие не хотят играть со мной? Это очень забавная игра. Я уверен, ты не играл в такую ни разу за всю свою жизнь. Ты должен сыграть со мной. — Я не знаю, как играть, — ответил Северус. Дамблдор вытер глаза и громко фыркнул. — Я могу научить тебя. Северус покачал головой. Было уже поздно, и он устал. Спина болела. — Найди другого партнера по игре. — Никто не играет со мной! — хныкал Дамблдор. Он быстро заморгал глазами. Северус почувствовал резкий укол отвращения; он ненавидел детей, а также людей, которые могли заплакать так же легко, как маленькие дети. Он знал, что его ублюдок-отец тоже ненавидел слезы, но понимание этого лишь заставляло его смотреть на эту тошнотворную сентиментальность с еще большей злобой. Северус встал и попытался снова прогнать боль в спине. Когда он это сделал, он почувствовал комок в кармане, мягкий и вязкий. Нехотя он вернулся в полусидячее положение. — Я думал, что ты хотел уйти, — сказал Дамблдор, глядя исподлобья через заплаканные очки. — Да. Но здесь… — произнес Северус, порывшись в кармане мантии и вытащив пару мягких шерстяных носков. — Это тебе. Когда-то давно кто-то сказал мне, что ты хочешь, чтобы у тебя было больше носков. Носки сами по себе были ужасного темно-бордового цвета, и Северус не мог вспомнить, откуда они у него (скорее всего, рождественский подарок от старого директора школы). Он никогда не носил их. — Носки? — спросил Дамблдор, нахмурив лоб. — Да, носки, — сказал Северус голосом, который любого другого бы рассердил. Но Дамблдора — никогда. Старый волшебник всхлипнул и взял два бесформенных темно-бордовых комка. Затем он улыбнулся, и свет озарил его лицо, сразу ставшее таким простодушным, каким Северус никогда раньше его не видел. — Ой, вот это да! Носки! Это самые шерстяные носки, которые у меня когда-либо были. Дамблдор скинул пушистые розовые тапочки и быстро натянул на себя две шерстяные трубы. — Разве они не красивые?! — Они выглядят очень привлекательно, — согласился Северус. Дамблдор робко глянул и почти застенчиво сказал: — Спасибо, мистер Снейп. Кто сказал вам, что мне нравились носки? Северус ответил почти без малейших колебаний. — Гарри Поттер, — ответил он и указал на леденец с именем Поттера. — О, в самом деле! Интересно, откуда он узнал, — заметил Дамблдор, шевеля пальцами ног и глядя на них в скорченном положении. — Он умный. Или, возможно, я сказал ему. Дамблдор хихикнул. — Это самый лучший подарок, который кто-то когда-либо сделал для меня, кроме мисс Грейнджер, которая принесла мне все мои лимонные леденцы. На самом деле я должен рассказать вам историю за это, — он сделал паузу и хитро улыбнулся. — Вы хотели бы, мистер Снейп? — На самом деле, хотел бы, — сказал Северус, прилагая все усилия, чтобы его голос звучал спокойно, безмятежно, сдержанно. — Чью историю мне рассказать? Северус потянулся к шахматной доске и хотел забрать леденец, но Дамблдор отодвинул руку Северуса в сторону. — Нет-нет, — сказал старый волшебник, качая головой с притворным неодобрением. — Без рук. Северус коротко усмехнулся, но на самом деле ему еле удавалось контролировать безумно бьющееся в груди сердце. — Джонатан Фрост. — Ах, таинственный Джонатан Фрост! — воскликнул Дамблдор, потирая руки в упоительном предвкушении. — Вы хотите услышать о нем, не так ли? — Да, хочу, — сказал Северус сухо, стараясь изо всех сил скрыть свое нетерпение. — Почему бы еще я назвал его имя? — Возможно, ты пытался обмануть меня, кто знает? — ответил Дамблдор. — И будь терпелив! Историю нельзя рассказывать в спешке. Северус вздохнул. Он откинулся немного, поддерживая себя на весу руками, и уселся на полу со скрещенными ногами. Он расслабил руки, которые были сжаты в кулаки. — Я готов. — Хорошо, хорошо, — сказал Дамблдор, приняв ту же позицию. — История Джонатана Фроста начинается с темной грозовой ночи. Он появился в один прекрасный день из ниоткуда на широкой темной равнине или вересковой пустоши, если вам такое название больше нравится, без всего, за исключением остатков одежды на спине. Северус кивнул. — Ну? Продолжай. — Терпение! — успокоил его Дамблдор. — Как бы то ни было, Джонатан Фрост бродил в течение нескольких дней и ночей, пока, наконец, не наткнулся на самый большой замок на земле. Этот замок был, конечно, Хогвартс, и директором школы был Армандо Диппет. Северус был на грани того, чтобы высказать противоречие этому заявлению, но он остановил себя. Дамблдор был безумен. Было неизбежно, что некоторые факты исказились. — Что произошло дальше? — Ну, Джонатан Фрост бродил по замку. Он никогда не видел так много красивых движущихся картин и так много высоких доспехов. Конечно, он мог бы видеть их раньше, но на самом деле он не мог вспомнить. Я думаю, что у него была очень плохая память, знаете ли. — В самом деле? — сказал скептически Северус. Джонатан, хотя и не являлся Гермионой Грейнджер, был не глуп. — На самом деле он был довольно умен, но после падения в его голове все немного запуталось, — быстро поправился Дамблдор. — В любом случае, он подошел к статуе безобразной горгульи. Джонатан и горгулья смотрели друг на друга долгое время, пока горгулья, которая не привыкла к тому, что люди долго смотрят на нее, наконец, не заговорила: «Чего ты хочешь? — спросила она ужасно скрипучим голосом. «Я хочу пройти, — ответил Джонатан. «Ну, если ты действительно этого хочешь, — сказала горгулья, вставая и хлопая своими устрашающими крыльями, — тебе придется разгадать три моих загадки!» Конечно, Джонатан испугался, потому что крылья горгульи были больше всего, что ты когда-либо видел, и зубы горгульи были настолько острыми, что могли бы разрезать твои кости, как нож масло. — Можем ли мы пропустить эту часть? — сухо прервал его Северус. — Во-первых, я думаю, что Джонатан никогда не разговаривал с горгульей. Во-вторых, у горгульи нет крыльев, и она давно потеряла большую часть своих зубов. Дамблдор затейливо пожал плечами. — Ну, Джонатан может быть разговаривал с ней наедине, и горгулья, вероятно, отличалась от той, что вы помните. — Она была той же самой, — сказал Северус стальным голосом. — Если вы помните, Джонатан и я учились в Хогвартсе на одном курсе. — Да неужели! — воскликнул Дамблдор удивленно. — Вы были на одном факультете? Ты выглядишь, как Слизерин или Рейвенкло, но я никогда не видел Джонатана, так что на самом деле я не могу сказать… — ТЫ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ЕГО? — взревел Северус. Он ударил рукой по шахматной доске Дамблдора, и все тщательно расставленные сладости разлетелись по всему полу. — Ты сделал все это, не так ли? — прошипел он яростно. — Ты — мерзкий маленький монстр! Дамблдор сжался в углу, свернувшись в такой маленький комочек, что его борода, казалось, покрывала все его тело. — Т-ты сломал мою и-игру-у, — хныкал он. Его глаза наполнились слезами. — Я-я так много работал над ней, каждый д-день и с-сейчас… — К черту твою игру! — зарычал Северус. Он посмотрел на старика. Дамблдор был всхлипывающей развалиной, смотрящей водянистыми голубыми глазами, охваченными ужасом. Его нижняя губа дрожала, и все его тело, казалось, застыло в страхе. — Альбус, ты по-настоящему сошел с ума? — рявкнул Северус. Он хотел ударить это заплаканное лицо, разбить кулаком нос и сломать мерцающие полумесяцами очки. — Я сам сейчас сойду с ума, если ты не прекратишь эту отвратительную шутку! — Не бей меня! — хрипло крикнул Дамблдор и попытался закрыть свое лицо руками. — Я сожалею, я не буду больше рассказывать истории, только не бей, п-пожалуйста, не бей меня! — Откуда ты знаешь, что мой нос превратили в клюв фламинго? — требовательно спросил Северус. — Расскажи мне! — Это сделал я! — рыдал Дамблдор. — Это сделал я, не обижай меня, я больше никогда не буду упоминать твой н-нос! Северус стиснул зубы. Он попытался убрать руки старшего волшебника от лица. Дамблдор был достаточно сильным для своего возраста, но Северус был сильнее. — Не-е-ет! — визжал Дамблдор, зажмуривая глаза. — Не бей меня! — Я отрублю тебе пальцы, если ты не откроешь глаза! — зашипел Северус. — Н-не-ет! — Тогда открой глаза! Глаза Дамблдора распахнулись. — Legilimens! Северус ждал. Ничего не произошло. Дамблдор всхлипывал и хныкал, как глупый ребенок. Северус потом вспомнил об анти-магических щитах и проклял их всеми ругательствами, которые только смог вспомнить. — LEGILIMENS! — рявкнул он, так сильно сжимая запястья Дамблдора, что его собственные руки задрожали, пытаясь задействовать всю его магию до последней капли. Анти-магические щиты разрушились. Северус вошел в сознание Дамблдора и задохнулся, словно от удара, при входе. Все было белым. Ослепительный белый свет обжег глаза Северуса, и он с криком поднял руки, чтобы закрыть лицо. Постепенно, с болью, Северус почувствовал, как его глаза начинают приспосабливаться. Он огляделся в изумлении. Он мог слышать отдаленные стенания Дамблдора. В окружающей белизне едва различались какие-то фигуры, как призраки в тумане. Он смотрел, прищурив глаза, пытаясь разглядеть, кто они. Были ли они людьми? Казалось, у них были руки, ноги, лица, тела, но они двигались так быстро, как увядшие листья, подхваченные бурей, и их было так много… «Это не голос Дамблдора, — подумал Северус. — Это сигнал тревоги». Он вышел из сознания Дамблдора. Пронзительный звук пульсировал в воздухе, и Северус почувствовал, как тяжелая магическая нить затягивается вокруг него, словно удавка. — Resolvo! — приказал Северус и ткнул палочкой в воздух. Магия комнаты колебалась какое-то мгновение, а затем растворилась. Северус встал на ноги, проклиная боль в спине, и, спотыкаясь, пошел ко входу, почти поскользнувшись на одной из этих конфет. Он остановился перед дверью: здесь была скрыта сильная магическая сеть, одна из тех, которые быстро не взломаешь. Вниз по коридору он мог слышать звук шагов шести или семи человек. Северус стиснул зубы. С этими шестью или семью он мог бы легко справиться, но, конечно, придут еще. Его вклад в войну был хорошо известен, но ему не оказывали особого доверия, и не было Дамблдора, чтобы защитить его, если поймают. «К черту все!» — подумал Северус и бросился назад к массивному столу, где до сих пор скрывался, всхлипывая, Дамблдор. Окно было тоже хорошо защищено, но стены… Северус вытянул палочку, чтобы проследить сплетение чар в воздухе. Стена была без охранных щитов. — Reducto! — прошипел Северус. Часть стены рядом с окном разрушилась от взрыва. Северус произнес облегчающее заклинание, наложил слой отводящих внимание чар и вышел через выщербленное отверстие, оборачиваясь назад. Несколько волшебников, судя по виду, сотрудники службы безопасности, вошли в комнату. Но они не видели его и теперь толпились перед отверстием, бессистемно бросая чары обнаружения в воздух. Северус мрачно усмехнулся и стал опускаться вниз. Отменив облегчающие чары, он побежал к анти-аппарационному барьеру больницы Святого Мунго, на ходу проклиная свою больную спину, и аппарировал прочь. * * * Северус шел, спотыкаясь, вниз по коридорам. Боль в спине пульсировала, не прекращаясь. Неудивительно, что горб иногда называли «кошачьим котелком»: ужасная осанка многих мастеров зелий превращала их в согнутые и сломанные существа, которые едва могли ходить. Он никого не встретил, когда шел скрытыми ходами в подземелья. Хогвартс хоть и был разрушен Волдемортом во время осады, но подземелья, находившиеся под ним, остались по большей части нетронутыми. Его жилище, конечно же, было уничтожено, но тайные ходы сохранились. — Anguifer сorvus! — рявкнул на портрет Северус. Картина распахнулась, и он, пошатнувшись, вошел. Прошли месяцы с тех пор, как он в последний раз так напрягался, и он уже чувствовал себя гораздо более усталым, чем раньше. Снейп старел. Маленькая серая книга лежала на столике у кровати, где он в последний раз положил ее, хотя она была теперь скрыта постоянно растущей кучей свитков. Убрав пергаменты в сторону, Северус раскрыл книгу и взял перо. «Кристольф, — писал он, — поспеши, у меня нет времени». Он отложил перо и взмахнул палочкой по дуге. Свитки, пергаменты и книги затрепетали и упали, оставляя открытое пространство в центре гостиной. Северус посмотрел в книгу. «Что случилось, Северус?» — написал Кристольф. «У меня больше нет времени. Я буду пробовать Gāst Cunnian». Северус выпрямился и указал палочкой на камин. — Adoleo! — скомандовал он, и камин ожил. — Accio тис, — призвал он из другой комнаты ветку тиса, до сих пор сохранившего свои красные ягоды, и она приплыла к нему в руки. Он бросил ветку в огонь и повернулся к Кристольфу. «Что случилось? — написал Кристольф. — Северус?» «Я пошел навестить Дамблдора, и в конечном итоге навредил ему. Я бежал из Мунго, но я сказал свое имя, когда они запросили идентификацию, — нацарапал Северус. — Они могут появиться здесь прямо сейчас». Он провел рукой по каминной полке, схватил ожерелье в виде пятиконечной розы и поднял его над головой. «Ты сильно навредил ему?» — спросил Кристольф. «Это не имеет значения. Я причинил ему боль и сбежал. Если меня поймают, то уже никогда не выпустят. Я буду заперт в течение длительного времени без магии, всеми позабытый. Я лучше умру». Северус указал палочкой на огонь. — Stinguo, — сказал он, и огонь свернулся и исчез. Он полез в камин и собрал горячий пепел тиса руками. Осторожно он насыпал круг пепла в пространстве, которое он расчистил. «Они не могут запереть тебя навсегда, — написал Кристольф. — И, возможно, это даст тебе время подумать». Северус издал невеселый смешок. «Я думал, в течение двадцати лет. Все остальные заклинания потерпели неудачу. Я долго ждал возможности сделать это». Северус потянулся к пространству над каминной полкой и постучал по стене. Камень замерцал и погас, открыв небольшую полку. На ней лежало серое кольцо. Северус осторожно взял его и надел на палец. «Это твой выбор, хотя, если бы я мог тебе советовать, то пожелал бы тебе найти его в своем сердце, чтобы забыть. Я хотел, чтобы Саймон забыл». Северус сжал губы. Уже не было времени для аргументов: он собирался продолжить с согласием или без согласия Кристольфа. «Но это твой выбор, и он тоже принесет мне покой». «Покой», — подумал Северус. Интересно, может ли смерть принести его. Было бы слишком горькой иронией, если смерть не принесет ничего, кроме пустоты. «Может быть, он не умер». Северус мрачно улыбнулся: «Я узнаю. О чем ты просил меня?» «О том же, о чем и раньше». «Было бы лицемерием так говорить, но, возможно, ты должен остаться». «Это и в самом деле лицемерно. Тем не менее, спасибо за мысль. Я решил. Я думал об этом более ста лет». «Хорошо». Северус сделал паузу. Казалось, уместно написать прощание, но Кристольф молчал. «До свидания», — написал Северус. Он отставил перо, не дожидаясь ответа, и поднял палочку. — Accio, мазь! Раздался гремящий звук, и большая ванна медленно поплыла по воздуху и приземлилась с глухим стуком на кучу свитков рядом с очерченным пеплом пространством. Немного жидкости выплеснулось, и она мрачно блестела в тусклом свете факелов. Северус посмотрел вниз на страницу. «До свидания, — написал Кристольф. — И поспеши, пока я не стал слишком сентиментальным». Северус криво улыбнулся. «Хорошо», — нацарапал он. Он указал палочкой на камин. — Adoleo, — приказал он во второй раз, и свежее пламя поднялось из небытия. Северус осторожно закрыл книгу, поднял ее обеими руками и аккуратно положил на огонь. Серая обложка осветилась пылающим желтым огнем и быстро сморщилась до черноты, прежде чем схватились и зацвели огнем страницы. Северус отступил от камина и повернулся, приближаясь к ванне с мазью. Он быстро разделся до белья и вошел в жидкость. Она щекотала его, намочила то немногое, во что он был одет, и разошлась по его коже. Закрыв глаза, он окунул голову в мазь и почувствовал, как зелье ласкает его лицо. Он вышел, тяжело дыша и смаргивая мазь с глаз. Он чувствовал, как будто вторая кожа наросла на нем, он больше не чувствовал воздуха. Ступая осторожно, чтобы не нарушить кольцо пепла, он вошел в круг и взмахнул палочкой. — Adoleo, — приказал он, и белый пепел засветился, стал ярче, превратился в устойчивое белое пламя, которое поднялось в ожидании. Северус поднял палочку в воздух, настолько далеко вверх, насколько мог достать. — Я призываю дикие силы взять мою душу и отправить ее на поиски, чтобы найти человека, который был мне известен как Джонатан Фрост, — сказал он ясным голосом. Тепло охватило его ноги, тело, поглотило его руки и палочку. Открыв глаза, он увидел белое мелькание, искажающее зрение, набрасывающее завесу между ним и неуклонным огнем тисового пепла. — Я — ястреб над обрывом. Я — куст, что горит огнем. Я — холм, где спит Солнце. Я — воздух, принесенный ветрами… Он начал потеть. На секунду он задался вопросом, что будет, если слой мази станет слишком тонким или если он будет слишком долго сидеть, чтобы сохранить эффективность, но жар, казалось, нашел гнездо в его теле, горя ровным огнем. — Я — песок, сверкающий огонь. Я — тис, выращенный мертвым. Я — костёр, открывающий… Кто-то постучал. — Профессор Снейп! Северус! — крикнула Грейнджер, ее голос был приглушен стенами. — Впустите меня! «Черт возьми!» — мысленно выругался Северус. Мгновенно он ощутил, как пламя отступает, и тепло, которое он чувствовал в себе так ясно, исчезло, и не осталось ничего, кроме призрачной лихорадки. — Я — костер, открывающий проход, — продолжил он, повышая голос и стараясь не обращать внимания на стук в портретную дверь. — Я озеро, где прячут… — Северус! Я знаю, что ты там! Северус закрыл глаза и сосредоточился на колеблющемся пламени, пытаясь домыслить все остальное в уме: «…где прячут тайны. Кто, кроме меня, может ступать осторожно…» — Северус? Все в порядке, они не ищут вас! Северус споткнулся. Внезапно пламя погасло. Белый огонь, который окружал его, исчез, как туман, унесенный ветром, пламя из пепла тиса превратилось в ничто, и Северус вздрогнул, чувствуя себя внезапно и отвратительно опустошенным. — По крайней мере, ответьте мне, бога ради… Северус вздрогнул. Было холодно: его кожа стала липкой от того, что осталось от мази. Но, более того, пустота, которую он чувствовал в себе, открыла необъятные просторы в нем, которые опустошили все и оставили его — онемевшую и дрожащую развалину — посередине холодной пустой комнаты. — Север… Он ткнул палочкой в воздух. Портретная дверь распахнулась и ударилась о стену. Гермиона Грейнджер моргнула. Она была одета только в бледно-голубую сорочку, а на голове красовалась сеточка для волос, которая заменила строгий узел, как правило, сдерживавший ее непослушные волосы. В одной руке она держала свечу, а в другой — палочку. — Северус? Ты… Северус подумал, на кого он похож: одет лишь в свое старое тонкое нательное белье, сидит в середине комнаты, окруженный пеплом и свитками пергамента, раскиданного в беспорядке. Ему было наплевать. — Вы прервали меня, мисс Грейнджер, — холодно сказал Северус. — Я сожалею, — ответила Гермиона, приподнимая сорочку и переступая через порог. — Могу ли я спросить, что вы… Ее лицо напряглось от беспокойства. — Не говорите мне, что вы делали заклинание Gāst Cunnian. Он пронзительно глянул на нее. Он думал, что записи существовали только в Прибежище, и те он уничтожил. — Откуда вы знаете? — Я догадалась, — сказала Гермиона. — Вы выглядите… ужасно. Вы в порядке? — Закройте дверь, — проворчал Северус, поднимаясь на ноги. «Рано или поздно, — подумал он, — моя спина меня убьет». Гермиона взмахнула палочкой, и дверь закрылась. — Кстати, о ситуации с Альбусом — что вы сделали с ним? Он ревел, как ребенок, когда я туда пришла. Северус поднял свой халат и завернулся в него. С мазью на коже он чувствовал себя грязным и липким, и халат совершенно не согревал. — Я опрокинул его шахматную доску и попытался применить легилименцию. — Северус! — с упреком сказала Гермиона, она скрестила руки и вздохнула. — Я знала, что вы ужасно обращаетесь с детьми, поэтому я сказала вам, что, когда Вы соберетесь к Альбусу, я пойду с вами. «Я не помню этого», — подумал Северус, дрожа. Но, когда он попытался вспомнить, понял, что она на самом деле говорила это. «Я, должно быть, не обратил внимания», — подумал он. — У вас здесь есть чай? — спросила Гермиона, озабоченно глядя на него. — Или мне лучше вызвать домового эльфа? — Я не хочу чаю, — коротко ответил Северус. — Что произошло после того, как вы туда попали? — Все остальные толпились вокруг этой большой дыры, которую вы сделали, но я подошла к идентификационному журналу и увидела ваше имя. Я стерла его сразу же, потому что знала, что вы никогда бы не навредили Альбусу намеренно, и бог знает, что они бы сделали, если бы вас поймали, — сказала Гермиона, двигаясь быстрым шагом к камину. — У вас есть дрова? Вы выглядите очень замерзшим. О! Это была книга? Северус почувствовал острую боль, рикошетом задевшую сердце. Кристольф ушел. Один человек, с которым он неизменно разговаривал в течение двадцати лет, который не подталкивал его к тому, чтобы поговорить, который был его семьей — ушел. — Да, книга, — произнес Северус, прочищая горло. — И… Я не думаю, что у меня есть дрова. — Тогги? — позвала Гермиона. С легким хлопком появился домовой эльф. Он был одет в чистый чайный чехол, и Северус предположил, что эльф был мужского пола. — Да, профессор Грейнджер, мэм? — пискнул домовой эльф и оглянулся на беспорядок, выпучив глаза. — Принеси дрова профессору Снейпу, а затем чай и печенье, раз уж ты здесь, — сказала Гермиона. — Спасибо. — Да, да, и нет необходимости в благодарностях! — завизжал Тогги и с хлопком исчез. — Я больше не профессор, — заметил Северус, сложив руки на груди и присев на кровати. Он сделал жест, указав на единственное кресло в своем жилище, и Гермиона слегка сдвинула в сторону свитки, прежде чем сесть. — Я не думаю, что видел более трех студентов за весь этот год. И даже их я избежал бы, если бы мог. — Тот, кто однажды стал профессором, навсегда профессор, — пробормотала Гермиона. Северус фыркнул. Между ними воцарилось молчание, и Северус задавался вопросом, почему он испытывает лишь небольшой дискомфорт. Это было странно — не чувствовать себя неловко или раздраженно в присутствии другого человека. — Как Вы узнали, что я выполнял Gāst Cunnian? — Я видела его однажды где-то среди ваших записей, — сказала Гермиона. Она опустила голову, краснея, может быть, оттого, что считала это проступком. — Я не хотела, но… В любом случае, там было сказано, что Саймон Фригард умер от использования Gāst Cunnian, а так как заклинание называется «Поиск души», это звучало как своего рода заклинание, которое можно было бы использовать, чтобы найти кого-то еще, — она колебалась. — Это заклинание не может быть безопасным, не так ли, ведь используется магия души? — Оно работает только тогда, когда есть достаточно сильная… связь, — сказал Северус. — В противном случае заклинатель остается невредимым. Вы правы, говоря, что использование магии души делает заклинание опасным. Буквально, душа отправляется искать соответствующую душу. — И если душа, которую ищут, рассеяна смертью… — начала Гермиона, но остановилась. — Тогда душа искателя также рассеивается, — завершил Северус сухо. Тут появился Тогги с охапкой дров в два раза выше себя и большим серебряным блюдом. «Тот, кто определяет размер порций, должен быть проклят», — подумал Северус, глядя со слабой тошнотой на целую груду печенья. — Спасибо, Тогги, — сказала Гермиона, левитируя дрова в камин. — Э-э, Северус, может … — Продолжайте, — произнес тот. Он взмахнул палочкой, и куча свитков и пергаментов свалилась с единственного стола в комнате. — Поставь его там, пожалуйста, — проинструктировала Гермиона. Тогги отлевитировал блюдо на стол, позволяя ему опуститься с нежным звоном, а затем аппарировал с глубоким поклоном. — Чаю? — предложила Гермиона. Северус ничего не сказал. Как и следовало ожидать, Гермиона все равно налила ему чашку. — Это очень хороший чай, — подметила она, левитируя чашку и блюдце к кровати Северуса. — Жасминовый. — Я предпочитаю зеленый чай, — пробормотал Северус, но, тем не менее, взял чашку. Он признал, что запах был довольно приятен, и тепло от чайной чашки утешительно распространялось по его рукам. — Печенье тоже очень хорошее, — добавила Гермиона. Она осторожно подула на дымящуюся жидкость и изящно отхлебнула из своей чашки. «Как Минерва», — подумал Северус. — Что делать, если цель находится в другом времени? — спросила Гермиона, все еще глядя на чай. — Тогда душа искателя размывается через годы и теряется, — ответил Северус. — Да, это то, что случилось с Саймоном Фригардом. — Это звучит не очень приятно, — хмыкнула Гермиона. Она перестала потягивать свой чай. Северус наблюдал, как она поставила свою чашку на стол и стала беспокойно потирать руки. — Северус, — начала она и остановилась, затем продолжила нерешительно, — никогда не настанет время, когда Вам будет нечего терять. — Нечего терять? — повторил Северус с горьким презрением. Он отставил чашку и посмотрел невзначай на весело пылающие дрова в камине. Резкое жало сожаления прошило его сердце при мысли о Кристольфе, и он сжал руки. Но он поднял голову и холодно сказал: — Это, мисс Грейнджер, мне решать. И некоторые вещи стоят того, ради чего могут быть потеряны. — Джонатан Фрост не хотел бы, чтобы вы рисковали, — сказала Гермиона с тошнотворным терпением. — Мнение Джонатана Фроста не имеет большого значения, — отрезал он. Гермиона умолкла. На мгновение Северус подумал, что она отступит, как она обычно делала, и начнет говорить о чем-то глупом и безобидном. — Почему вы сделали больно Альбусу? — спросила она. Северус посмотрел на нее с удивлением, а потом перевел взгляд вниз, на свои руки, когда она подняла глаза. — Вы спрашивали его о Джонатане, не так ли? Ее голос был мягким, настойчивым, почти как у Дамблдора, но он знал ее слишком долго, чтобы подозревать в обмане. — Да, — выдавил он. — Спрашивал. — И он рассказал вам глупую выдуманную историю, не так ли? Гермиона приняла молчание за ответ на этот вопрос. — Вы совсем не отпускаете его, Северус, — тихо сказала она. — Простите меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что он преследует вас, по крайней мере, с тех пор, как я узнала вас. Но… возможно, настало время позволить ему уйти… — Отпустить его? — зашипел Северус, а затем невесело рассмеялся. — Вы думаете, я бы так легко простил его? Вы знаете, что он… что этот монстр сделал? Гермиона смотрела на него с некоторым замешательством. — Ты имеешь в виду Гарри? Или Джонатана? — Это один и тот же человек, — прорычал Северус. Он обнаружил, что был удивительно зол, взбешен той яростью, которую всегда обращал в горечь, прежде чем она поглотит его. Но сейчас он слишком устал, чтобы бороться с этим. — Я не буду упоминать, что он убил Терренса Лестрейнджа и, возможно, убил Эмили Мателлан. Я эгоистичен. Их смерть мало что значит для меня, но он со всей силой, что впитал от Волдеморта, имел возможность изменить будущее. Он мог изменить будущее… но он этого не сделал… не сделал. «И посмотрите на меня сейчас, — мысленно добавил Северус. — Посмотрите на меня. Жалкий старик. Жалкий, сломанный, смятый, забытый, презираемый, не признанный». Он закрыл глаза и вспомнил с содроганием ощущение рук Волдеморта, движущихся по всему телу, дыхание Волдеморта, горящее на его коже, как прикосновения мертвеца. «Ты знал, что это случится, Джонатан, — подумал Северус. — И ты позволил этому случиться. Ты позволил этому случиться». — Да, — сказала Гермиона тихим, почти неслышным голосом. — Я знаю. Северус бросил на нее недоверчивый взгляд. — Что Вы имеете в виду? Вы знали? Разве Вам сказал Дамблдор? Гермиона покачала головой. «Слишком сострадательное выражение лица, — гневно подумал Северус. — Держите жалость при себе». — Я думаю, что Дамблдор подозревал, но я узнала, только когда рассчитала количество энергии, которой Гарри обладал, поглотив душу Волдеморта, — она сделала паузу. — После выполнения расчетов для путешествий во времени я поняла, что у него было достаточно сил, чтобы изменить будущее. «Умная девушка», — подумал Северус неохотно. Он сделал глубокий прерывистый вдох. Первые дни после исчезновения Джонатана были… ужасными. Он мог вспомнить, словно сквозь дымку, боль страданий, настолько саднящую, что и его дневные мысли и ночные сны были пропитаны лишь воспоминаниями и кошмарами. Он был уверен, что Джонатан умер, убит тем же монстром, который захватил его тело ради своего вожделения. Но даже в этой уверенности были трещины. После первого падения Волдеморта Северус ждал, пока остальные самозабвенно праздновали, ждал, что Джонатан вернется. В конце концов, Джонатан обещал, обещал рассказать все Северусу после того, как все будет кончено. Ожидание растянулось на неделю, месяц, год, пока эта надежда не истончилась и не сморщилась, как деревце в зимний период. — Я также задавалась вопросом, — продолжила Гермиона, — почему он не изменил будущее? Северус поднял голову, вырываясь из забытья. — И?.. — Вы должны помнить, что в нем была душа Волдеморта, — сказала Гермиона. — И он всегда был… Он никогда не был счастлив, я думаю. Только не после того, как умер Рон. — Да, — пробормотал Северус, вспомнив, как ему казалось, что Джонатана постоянно преследует призрак, видимый только ему. — Он тоже видел сны. Воспоминания Волдеморта. — Да, — подтвердила Гермиона. — Возможно, он подумал, что… возможно, он на самом деле не верил, что имеет право хоть на крупицу счастья для себя. Он всегда оставался верен своей судьбе, которой он не хотел. Возможно, со всей силой, которую он имел, он никогда не считал, что может что-то изменить. Северус медленно кивнул. Неохотно. Возможно. Джонатана окружала какая-то аура фатальности, и были моменты — пугающие тогда, но понятные теперь, — когда он цеплялся за Северуса с почти устрашающей безысходностью, болью отчаяния. «Но я был молод, — подумал Северус. — Я бы сделал что угодно для тебя. Почему ты не доверился мне?» — А может быть, он был напуган своей силой, — предположила Гермиона. — Подсознательно он должен был знать, что его сила пришла от Волдеморта. Он должен был знать, что эта сила оскверненная. Если бы он изменил будущее для себя, кто знает, что еще он мог сделать? «Он уже убил, имея эту силу, — запротестовал Северус. — Он уже перешагнул черту. Дело было уже сделано». Он покачал головой. Почему он не хочет простить, забыть? Северус знал, что не следует сбрасывать со счетов логику заявлений Гермионы, знал, что надо быть холодным, расчетливым слизеринцем, надо отбросить свои эмоции в соответствии с логикой, но нет. Он не хотел никакой логики. В его боли никогда не было какого-либо смысла, так же, как и в его безумной жизни. Это была шутка космических масштабов, что он влюбился в Гарри Поттера и остался обманутым, и тосковал в течение целых двадцати лет. Это все была шутка. Безумие. — Может быть, Гарри — или Джонатан, как угодно — еще жив, и, возможно, он просто ждет подходящего времени, чтобы вернуться, — сказала Гермиона. — Но… ты не можешь жить в подвешенном состоянии, Северус. Это твоя жизнь. Может, ты попытаешься простить его и, возможно, забыть его хотя бы немного? Северус покачал головой. «Этого было слишком много для просьбы, — подумал он, — слишком много». Но он только поднял голову и устало посмотрел в пламя камина. — Я благодарю Вас, мисс Грейнджер, за Вашу заботу, но я совершенно истощен. — Конечно, — сказала Гермиона, ставя свою чашку на стол и вставая. Она разгладила складки на сорочке. — Ну, — произнесла она нерешительно, — спокойной ночи, Северус. — Спокойной ночи, — ответил Снейп. Он слышал, как Гермиона аккуратно пробирается через разбросанные в беспорядке пергаменты, слышал, как открывается портретная дверь, слышал паузу, когда она оглянулась. Потом раздался мягкий стук, и он почувствовал, что остался один. Он подтянул ноги и сел, плотно обхватив их. Было холодно. Огонь плохо нагревал воздух и так же плохо освещал комнату. Тени метались по стенам и потолку, скрывая углы в темноте. Северус слабо засмеялся. Простить? Забыть? Он бы расхохотался, если бы не был таким уставшим, или если бы мысль не была такой нелепой. У Грейнджер это прозвучало как какое-то сознательное решение, когда по щелчку пальцев Джонатан Фрост прекращает существовать. Или, возможно, это могло быть какое-то аккуратно замаскированное заклинание, которому удалось бы заползти в его сознание и глотать все воспоминания о той безграничной боли, пока не останется ничего, кроме луча вечного солнца. Он встал. В центре комнаты он все еще мог разглядеть контуры круга из пепла. Ванна мази также была все еще там. — Verro, — произнес Северус. Остатки пепла шептались в камине, вытянутые невидимым ветром. — Recursus, — сказал он, указывая палочкой на ванну. Она поднялась в воздух и, слегка покачиваясь, выплыла из комнаты. «Тот, кто определяет размеры порций, должен быть проклят», — снова подумал он, сонно глядя на груду печенья. Он повернулся к камину. Полочка в стене была открыта, он забыл закрыть ее. Его пальцы дотронулись до кольца на руке, но, когда он уже собирался снять его, он остановился. Затем медленно протянул руку к стене и закрыл потайную полку. Он вернулся к своей кровати и, размеренно двигаясь, сел на нее. Потом опустил взгляд на руку, где кольцо тускло мерцало в свете каминного огня. Оно плотно прилегало и удобно сидело, как если бы он носил его каждый день в течение последних двадцати лет. Северус нежно провел пальцем по его поверхности. «Двадцать лет — это не слишком долго, — подумал он. — Очень хорошо. Я подожду». — Stinguo, — сказал он, указывая палочкой на огонь. Извивающиеся языки пламени погасли, и тень вернулась в комнату. Конец