Свобода

Оливер Спустя пару дней меня послали обратно в «комнату». Как я ни расспрашивал Рыжика обо всём этом дурдоме, ничего добиться так и не смог. Вернее, смог, но совсем немного: единственное, на что он обратил внимание, и то, можно сказать, намекнул, это то, что после каждой пытки дни бездействия увеличиваются в два раза. Большего добиться у меня так и не вышло. У Эйдана и Авы в глазах читается тревога вкупе с частичным облегчением, когда они видят меня в таком потрёпанном состоянии. Только вот непонятно, от чего облегчение? От того, что я вернулся живым? Или от того, что я вернулся живым, и вероятность смерти остальных снизилась еще на пято́к процентов?.. Как же сложно. Не хочу сейчас думать об этом. Это всё теперь меня не касается. Чувства других людей… они меня не сильно волнуют. На данный момент главное — это выжить, сбежать, и дать свободу существу, запечатанному в моём теле. Думаю, альфе доверять можно, но вот эта истеричка однозначно испортит весь план. Нет. Надо дождаться, пока она… — О боже, что они с тобой сделали?! Бля, а что, не видно? Тупой вопрос, ровно такой же, как и бета. — По-моему, всё очень даже очевидно. Прошествовав к матрасу, хотел уже было сесть на него, но запнулся о собственную ногу и чуть не рухнул. Но сразу почувствовал через кофту ру́ки, обхватившие талию и, тем самым, спасшие меня от удара. Но теперь дали знать о себе не до конца сросшиеся рёбра. Эйдан. Лучше бы не трогал меня сейчас. Я резко дёргаюсь от внезапности и кое-чего ещё. Вырываюсь из кольца сильных рук, оборачиваюсь и смотрю ему прямо в глаза. И сразу сталкиваюсь с пониманием в них. Чёрт, он почувствовал запах альфы на мне. И не просто альфы: видимо, ко мне надолго пристал ненавистный мною аромат алкоголя. Этот придурок. Тварь. Да как он посмел со мной так обойтись. Но, с другой стороны, теперь же я не стану мучиться от разлуки со своим предназначением. Он мне никто…ничто. И его запах мне противен. Омерзителен. Но даже после ду́ша эта вонь не смылась с меня. Будто присосалась своими невидимыми, но хорошо ощущаемыми щупальцами. Отвратительно. Как же хочется убрать это жесткое напоминание со своего тела и души… Хотя какая тут душа? Остаток жизненной силы. Это больше похоже на правду. — Ты… Не хочешь ничего рассказать?.. Бля, да почему никто не даёт мне довести мысли до конца? Почему нужно обязательно начать что-то говорить или спрашивать? Бесит. — В зависимости от того, что ты хочешь спросить. А так… нет. наверное, нет. Устал… пойду спать. Помоги лучше опуститься на «ложе». Раз уж он уже знает… Пфф, нужно просто забить на всё. И на всех.

***

Я засыпаю, но в кромешной темноте всё никак не могу успокоится. Целый рой мыслей никак не хочет умолкать в голове. Вот, вроде я его ненавижу. Ненавижу настолько, что готов убить: придушить собственными руками за то, что он совершил. Однако, в то же время я ему благодарен. Почему? Да потому, что он избавил меня от ненужных и безосновательных иллюзий счастливого и безоблачного неба… мира… Потому, что вернул с небес на землю и, в конце концов, дал мне новое, одно единственное стремление, мечту: позволить существовать новой жизни, зависящей пока что от меня. Поэтому просто убить: слишком легко. Он мстит кому-то, кого я знаю? Это очевидно. Значит надо только превратить его бытие́ в ад. Такой ад, который он не скоро забудет, если забудет вообще… Краем сознания ощущаю сильную дрожь во всём теле. Наверное, от предвкушения. А затем, перед тем как провалиться в иллюзорную вселенную, чувствую руки, что обвола́кивают меня, пытаясь утешить… Крис Тёрнер В который раз возвращаюсь в дом, где меня никто не ждёт… Это болезненно. А у меня уже ничего не осталось, кроме боли. Страдания, которым суждено остаться страданиями и новыми разочарованиями. Я не понимаю, откуда во мне такая ненависть в Оливу, Господи, я не понимаю?!!?.. Почему мне на него не всё равно? Отчего меня так раздражает его шлюшачье поведение? И самое главное: ЗАЧЕМ Я ЭТО СДЕЛАЛ??! Сейчас, когда думаю об этом, становится не по себе. И как я смог пойти на такое… Сотворить подобное, пусть и с не невинным человеком?.. Пусть и не с омегой, но всё же. Как же я низко пал. Как же я устал. Устал ненавидеть. Но перестать ненавидеть для меня означает умереть, ведь я живу исключительно ненавистью… злобой. Злобой на отца, за то, что безвольной марионеткой обвис в руках кукловода… На того судью, на его сына… И, в конце концов: на себя… Потому что даже теперь не в состоянии сделать ничего путного… Резко подрываюсь и, сам не понимая, зачем, несу́сь к монитору, где уже целых шесть дней, не переставая, горит только вид холодного подвала и троих запрятанных в нём людей. Темно, хоть глаз выколи, однако у камеры есть способность смотреть и в кромешной тьме. Вот они, три фигуры: одна лежит у двери, а две другие обнимаются в противоположном конце этой чёртовой комнаты. И я даже уже знаю, где именно находится эта шлюха! Ну ничего, и не таких воспитывали. Скоро у нас встреча, и, обещаю, она станет для него незабываемой.