Солнце светит без нас

      Слава медленно открыл глаза. Он лежал на жестком диване, жалюзи в комнате были плотно закрыты, из соседней комнаты доносился шелест вентилятора, едва ли помогавшего разогнать дневную жару. Хотя, что сейчас: утро, день, вечер? Сквозь небольшие щели в пластиковых бежевых полосках пробивался белый настойчивый свет. Значит, еще не вечер.       В голове царила только боль, череп пульсировал ею. Слава почти не помнил, что творил у Хайда, вернее, он мог забыть, что что-то сделал, кроме того, что отложилось в памяти. Так зачем вспоминать-то? Тихо собрать сумку, сесть на первый поезд до Санкт-Петербурга, все стереть с носителей, как кошмарный сон. Зачем он здесь? Бессмысленность происходящего совершенно не радовала. Когда он ехал в Крас, то был уверен, что поговорить нужно им обоим — ему и Дену. А теперь все запуталось еще больше, и, кажется, Ден, после вчерашнего, начал его ненавидеть.       Слава осторожно дотронулся до лба, нащупав ссадину, затянувшуюся коркой. Он задел ее ногтем и ощутил под пальцами кровяную липкость, к горлу подступила тошнота. Он вытер руку о клетчатый плед, которым был застелен диван, и вспомнил, что вчера упал и расшиб себе голову, хорошенько проехавшись пьяной мордой по асфальту. Вспомнил, как Букер мятым вафельным полотенцем вытирал ему кровь, обильно заливавшую нос и губы — казалось бы, не бог весть какое ранение, а кровищи дохуя — а потом обрабатывал рану антисептиком. А Слава ему мешал, хватал за руки, вроде бы, дрался с ним.       А упал он, потому что Дена ударил. Это Вселенная ему отомстила за то, что Генерала отпиздил. Ни за что ведь отпиздил, просто заебало все. И Букер этот рядом крутился весь вечер. Достал так, что хоть на Луну улетай, на планету ебанную Ка-Пэкс. И дернул же черт согласиться ехать вместе. Но Слава понимал, Букер не при чем. Он сам виноват во всем, что происходило и происходит до сих пор. Может, Федя прав, и Слава вы без него здесь делов натворил. Ведь это именно Федя дотащил его до дома, а потом заботливо промакивал края раны ваткой. Или не заботливо, но все ж не кинул его на произвол судьбы.       — Фе-едя, — хрипло простонал Слава.       Заботливо не заботливо, а велика была вероятность, что тот уже летит в самолете, плюнув на Славу. Ну, сколько можно-то, правда? И пускай Замай оторвет яйца, и пускай Слава загнется в этой конуре, отравится паленой водкой, чачей, блядь. Разве Букеру было до него дело хоть когда-то? Все это его ебаное лицемерие, это из-за него все произошло, из-за его непомерного ЧСВ, жажды отомстить за все. Завидно этому пидору, что у Славы есть Ден. Был. Он хотел все разрушить, а теперь вид делает, что помогает, следит, чтобы Слава не «сорвался». Как бы не так.       — Федя-я? Ты дома?       Пить хотелось до обморока, боль в голове нарастала. Слава облизывал сухие губы еле ворочающимся языком, зной с улицы пропитал его тело. Букер даже не снял с него рубашку и штаны, частично заляпанные пятнами крови — его или Дена? неважно. Раздался скрип половиц, и в дверном проеме показалась взволнованная физиономия Славиной личной няньки-хранителя с всклокоченными волосами. Наверное, Букер тоже спал.       — Есть чего от башки? — спросил Слава. — И пить.       Букер почесал голову, кивнул и скрылся на кухне. Слава на мгновение ощутил укол совести, но только укол, в сущности-то пофигу. Лучше бы Букер правда уехал в Питер. Тогда Слава мог бы «насладиться» сам собой и своим обществом. Кто знает, чем бы это закончилось, но время бы провел охуенно. А так, словно срок мотает в камере пыток. Букер висел на нем как балласт: и отделаться нельзя, и даже как-то стыдно перед ним. Перед ними всеми. Все же доставил Слава своим друзьям хлопот с этим передозом: это-то он понимал, хоть совесть у него и была частично атрофирована. Но остатками мозга допетривал, что и Андрей волновался, хоть и с его — Славиной — девушкой под боком, и клинику они ему оплатили. И Ваня, и Витя, и Мишка — все переживали, боялись, что сдохнет Славка Карелин. Или, что снова сорвется, а потом сдохнет. Или не сдохнет, а будет сраным нарком. Он и есть сраный нарк — говорят, бывших наркоманов не бывает. Рано или поздно… Рано или поздно они возвращаются, да. Сейчас как раз такой повод.       — Что ты говоришь? — спросил вернувшийся Букер.       Слава понял, что последнюю фразу сказал вслух. Он с трудом принял вертикальное сидячее положение, и Букер протянул ему стакан, наполненный шипящей жидкостью, призванной спасти Славину жизнь, если Букер туда не яд, конечно, положил. Толстое стекло стакана было холодным, приятным на ощупь. Слава залпом осушил его содержимое и приложил стакан к горячему лбу. Стало получше.       — А лед есть? А попить дай…       — Нет льда.       В голосе Букера звучала непреклонность. И обида. Обиделся все-таки на Славу за его мерзкое поведение. Так почему он все еще здесь?       — А вода? — заныл Слава по-детски. — Воду дай хотя бы. Умираю я. Не видишь?       — А вода в кране, сам сходишь, — Букер сложил руки на груди. — Нам надо поговорить.       — Опять? — Слава откинулся на спинку дивана, продолжая охлаждать голову донышком стакана, которое уже успело нагреться. — Неужели у нас нет льда? Ты мне врешь.       — Иди проверь морозильник, — хмыкнул Букер. — Ты меня слышишь? Нам поговорить надо.       — Кому это «нам»? — Слава открыл глаза и уставился на Букера. — Мне говорить не хочется, мне хочется пить, ну и другие простые потребности человека.       Букер резко развернулся и вышел из комнаты и через пару секунд вернулся с полулитровой бутылкой минералки, едва не швырнув ее Славе в лицо. «Бонаква» болезненно приземлилась ему на костлявые коленки. Слава зашипел, как потревоженный кот.       — Спасибо, блядь, — поблагодарил Слава. — Поаккуратней можно? Ты мне чуть по яйцам не заехал, а мне еще Оксимирона ебать на баттле.       — Нам надо вернуться в Питер, Слав, теперь уже без шуточек. Ты не в порядке.       — Я в полном хаосе, ты прав, — Слава осушил бутылку до дна и аккуратно закрутил крышечку. — Но хаос и есть порядок, недоступный для понимания простым смертным.       — Непростой смертный, пожалуйста, я тебя прошу… Поедем в Питер. Я не могу тебя оставить здесь. Ты пугаешь меня, я боюсь за тебя. Вчера ты чуть не вышиб себе мозги, когда навернулся. Я не успел тебя поймать, да и ты лось здоровый. Тебе просто повезло, что ты не виском ебнулся о камень. Вот просто повезло. Летальный исход — и все, бля. Я клянусь, я слышал, как трещали твои кости. Нужно к врачу, нужно домой, пока ты цел.       — Бог хранит пьяниц, — Слава почесал бутылкой переносицу. — И дураков.       — Ага, и детей, — согласился Букер. — Только, Слава, я тебя прошу, поехали домой. Полетели, бля, домой.       Слава уставился на Букера, который, чтобы добавить убедительности своим просьбам или клоунады моменту, шлепнулся перед ним на колени и сложил руки в молитвенном жесте.       — Ну, это пиздец, Федя. Как сказал бы Хованский, я на такую… А-а, прекрати уже, — Слава раздраженно отцепил руку Букера, который схватился за его штанину. — Я же сказал, что никуда не поеду. Я сейчас сблюю, извини.       Слава одним движением поднялся на ноги, отчего виски пронзило болью, как стрелой индейца, а Букер неловко плюхнулся на левое бедро. Слава поспешно вышел из комнаты и еле успел добраться до унитаза, когда из него полился выпитый вчера яд. Было противно: от вкуса во рту, от себя, от Букера, от всего, что из себя представляла Славина жизнь последний год. Вот бы взять и перемотать назад. Почему такой функции нет в этом приложении?       Слава какое-то время сидел, склонившись над фаянсовым другом, лениво утирая рот туалетной бумагой. Он наркоман, но сознательный наркоман. Кто такие наркоманы вообще, кто имеет право судить? А кто судьи? Букер что ли, который сам не раз упивался до полного неадеквата на чужих хатах? Слава всегда умел себя контролировать, он мог уже много раз начать употреблять, но не сделал этого. Та передозировка была случайностью. Никто не застрахован, это как кирпич на голову — будь осторожен, следи за собой — как отравление алкоголем, как авария, как ураган, как что угодно. Да, у Славы были проблемы с наркотиками, но теперь их нет, больше он не повторит ошибок, не зайдет так далеко. Почему же сейчас за ним «следят»? Почему он позволяет этот ебучий цирк? В жопу дружественную заботу и беспокойство. Давайте, каждый займется своей жизнью сам. Ну, поволновались и хватит. Не может же это продолжаться вечно, всю его жизнь. Зачем это Андрею, зачем это Букеру? Он обещал не покупать даже траву. Но трава — это не наркотик. Слава потерял себя, не имея права даже на косяк. А, в пизду.       — Слава, ты в порядке?       В порядке, как в американских фильмах. Слава не обернулся, продолжив сидеть на кафеле. Букер хронически не умел был удобным, приятным человеком, таким, как Миша Джигли. С Мишкой было спокойно, он не ебал мозги никогда, а Букер — всегда. Как назойливая муха, и жужжал, и жужжал. Лучше бы он улетел в Питер, эта ебаная жирная черная муха.       — Слава… Ты пойми, что я тебя тут не оставлю, но ты ударил Чейни и… Это уже ни в какие рамки не идет, это неадекватно. Ты вот-вот сорвешься и…       — Неадеква-а-атно, — передразнил его Слава. — Сорвусь и что тогда? Я тебе скажу, что тогда — все встанет на круги своя, я стану собой, а не бессмысленной говняной оболочкой.       Слава потянулся и нажал на кнопку слива, в бачке зашумела вода. А почему с Букером так нельзя?       — У тебя деньги остались? — спросил Слава.       — Да, на билеты хватит. Можно самолетом полететь. Так даже лучше.       — Нет, — Слава упрямо мотнул головой и с трудом поднялся на ноги, опираясь рукой о стенку, оклеенную нелепыми цветочными обоями. — Одолжи мне пару тысяч.       — Зачем тебе?       — И тогда поедем на море.       — Какое море, бля, Слава? Я же сказал, что надо в Питер. У тебя трещина может быть! Надо уезжать, блин.       — Тебе надо, — терпеливо пояснил Слава. — А я еду на море. Ты со мной?       — Слав, ты не понял, дело не только в том, что ты не отдаешь отчет себе, когда выпьешь. У тебя может быть травма головы, это может быть опасно.       — Так, ну во-первых, отчет я отдаю, Чейни сам меня вчера вывел, он нарывался на кулак специально. А во-вторых, дай мне две тысячи, и я сделаю рентген здесь. Зачем ехать куда-то ради этого? Хотя я и так уверен, что череп у меня железный, как и зад.       Букер покачал головой и поджал губы. Идея остаться ему не нравилась.       — Нет, Слав, не держи меня за придурка, пожалуйста.       — Я вообще тебя не держу, Федь, ни за придурка, ни просто так. Хули с тебя взять, ты даже ебаться отказываешь вдруг. Но ты пойми, папочке надо успокоиться, привести нервишки в порядок. Ему нужны морские волны, песочек хоть какой-то или камешки, хуй с ними, и еще немного травки. Хорошо? Ты дашь мне две тысячи? Я не прошу о большем.       Букер побледнел и отступил на пару шагов.       — Ты что, ты же обещал не покупать траву.       Славу порядком подзаебала эта драма. Он ощутил, что если прямо сейчас не покурит, то и незачем жить. В смысле, убьет нахуй ебанного Букера.       — Ну и хуй с тобой тоже, — сказал Слава, проходя мимо него в комнату, чтобы обыскать свою сумку на предмет завалявшейся налички. Стоило подсчитать, сколько вообще у него денег осталось.       — Слава, я все расскажу Чейни, — говорил Букер, тащась за ним хвостом. — Ты понял? Я попрошу его помочь мне скрутить тебя и доставить в Питер. В больницу. Ты понял? В наркодиспансер, я имею в виду. Я же не шучу.       — Это типа твой козырь в рукаве: расскажу все Чейни? Да ему похуй. Ой, бля, кто меня там ждет в этом диспансере? — Слава всплеснул руками как крыльями. — Или Андрейка готов заплатить за мое содержание? Я слышал, он с Сашей в Барселону собрался в отпуск. То есть, пожертвует, стало быть, отпуском? И Сашкой пожертвует? Нет? Ну вот видишь.       — Ты ведешь себя, как мудак какой-то. То есть, я знаю, это твоя расшатанная психика говорит за тебя, но ты уже все границы перешел.       — А ты, Федечка, ведешь себя, как моя телка. Но ты не моя телка.       Слава нашел смятую тысячу во внутреннем кармане и порадовался находке. Можно было с карты еще снять немного. И Букер, наверное, прав, нужно возвращаться домой. Нужно вроде как к баттлу готовиться, что-то успеть написать. Слава ведь нормальный, он не против вернуться, но Букер с его нотациями... Нет уж, пусть идет на хуй, если договариваться не умеет.       — Ты отсюда не выйдешь, — предупредил Букер. — Я тебя просто вырублю.       — Серьезно? — Слава удивленно приподнял брови. — Ну, давай. Потому что я уже выхожу, как видишь.       Слава даже не стал переодевать страшно измятую рубашку с подсохшей кровью на вороте. До клуба, где он собирался отовариться, было несколько метров. Он уже развернулся, чтоб выйти из комнаты, когда ему в челюсть прилетел сильный удар. Слава навалился спиной на шкаф, который затрещал под его весом. Скулу сильно пекло: Букер поцарапал ему щеку кольцом-печаткой.       — Федь, ты охуел?       — Нет. Но я предупредил тебя.       — Да нет, ты в край охуел! Свали с дороги, блядь.       — Не свалю, — Букер загородил собой проход. — Не заставляй меня бить тебя, тебе и так вчера досталось от асфальта.       — Иди ты на хуй.       Слава попытался прорваться сквозь оборону и попутно заехать в букерскую ненавистную небритую рожу, но тело еще плохо слушалось. Букер легко заломал ему руку и заставил орать в голос. Слава и не знал, что этот уебок где-то учился приемам самообороны: выглядел всегда как ебаный тюфяк с шавухой в зубах.       — Блядь, отпусти, — крикнул Слава, и Букер реально его отпустил, рука сильно ныла. — Еблан.       Слава прижимал руку к груди и с ненавистью смотрел на Букера. Было видно, что тот и сам растерялся, он явно не хотел драться со Славой, но и уступать не собирался. Слава на мгновение перевел взгляд за окно, на котором Букер успел поднять жалюзи. На небе собирались предгрозовые тучи, прямо как у Славы на душе. Вот почему в комнате наступили сумерки: все небо заволокло темнотой. С улицы подул ветер, распахивая настежь допотопную облезлую форточку. Слава снова посмотрел на Букера.       — Федя, ты пойми, что ничего у нас не получится. Я же прекрасно понимаю, зачем ты вызвался со мной ехать. Ты испортил мне жизнь тем, что показал Дену те фото. У нас с ним все налаживалось, понимаешь? А ты показал эти фото. Ну, показал и показал. Что уже говорить?       Букер молчал, но взгляд отвел. Теперь он сам отстраненно смотрел в окно на гнущиеся и хлещущие по стеклу ветки груш.       — Ни себе, ни людям решил сделать, я понимаю тебя, сам такой, — продолжил Слава, подходя чуть ближе к нему. — У тебя получилось испортить мне жизнь, и я тебе это простил, как видишь. Все равно взад вертать нечего. Но ты мне нахер не сдался, понимаешь? Ну, на хер, может, и сдался бы, да ты против. А кроме твоей жопы мне от тебя ничего нахуй не надо. Я Дена люблю, пойми ты это уже наконец.       — Ты сам ко мне полез, — возразил Букер. — Я уже сказал, что здесь совсем не за этим.       — Да-да, не за этим, — кивнул Слава. — А затем, чтоб охранять меня от пагубного влияния веществ. Только я не собираюсь срываться, я же не настолько долбоеб.       Букер покачал головой, выражая сомнения на этот счет. Слава слышал, как в саду падают на землю перезрелые плоды груш, сбитые порывами сильного ветра.       — Меня не нужно караулить, Федь. Лучше займись своей жизнью. Андрей вот занялся своей жизнью, и ты займись. Я совершил ошибку, что взял тебя с собой. Я просто думал, что мы хотя б потрахаться сможем, да и веселее, вроде как, не одному здесь тусоваться же. Но теперь я понял, что был похуистом, эгоистом, назови как хочешь. Ты не заслуживал такого моего похуя. Я использовал твои чувства, я это признаю, но теперь можешь быть действительно свободен. Ничего нового ты не услышишь.       Небо тряхнуло и разрезало надвое кривым проблеском молнии. Слава протянул руку и взял с полки свои темные очки, нацепив их на нос. Он подошел к Букеру и несколько секунд смотрел на него сквозь черные стекла. Примерно так все всегда и выглядело в его жизни: весь мир вокруг — тёмная комната, ты — чёрная кошка, в ней в углу свернувшаяся клубком..       Он нежно поцеловал Букера в лоб, запустив пальцы в темные волосы на его затылке. А потом беспрепятственно вышел за дверь.