о дивный новый мир / 01
20 марта 2022 г. в 21:11
До четырнадцати лет Иллая имел весьма смутное представление о том, что такое мир в целом. Он знал какие-то базовые понятия, но понимал их весьма смутно и поверхностно, что было простительно для ребенка, выращенного в условиях далеких от понятия «нормально». Все подробности и детали о мире вокруг мальчик получал исключительно из рассказов своего папы, пусть те и не отличались оригинальностью. И это тоже можно было понять и простить. Иллая совсем не злился на родителя за скудный репертуар, ибо с раннего детства прочно уяснил — для папы возможность рассказывать о том, какая она жизнь там, вне этого бункера, стала способом не сойти с ума.
А ему было от чего сходить с ума.
Говоря об этом, стоило добавить, что родитель его являлся натурой пусть и не совсем глупой, но совершенно недальновидной. Чего стоили его привычные проблемы со старшими и сверстниками, вызванные ветреным характером и почти полным отсутствием должного воспитания.
Папа как-то рассказывал ему: когда он уже стал постарше, во время своего полового созревания, после первой течки, он окунулся с головой в шальную и яркую жизнь, полную клубов, вечеринок и моря развлечений. И все обязательно в кругу большой компании такой же отвязной молодежи.
Папа говорил, что он не строил никаких серьезных планов на жизнь, отличных от классических «закончи школу → закончи институт → выйди на работу». И пусть Иллая ни слова не понимал из сказанного, одно он уяснил прочно — развлечения и удовольствия были тем единственным, что радовало и наделяло жизнь его папы смыслом.
Звали этого парня Оскар. Он представлял собой типичный случай гулящего омеги, который тщеславно любил купаться во внимании со стороны альф. Тем очень часто ничего не перепадало, несмотря на многообещающее начало. Возможно, именно в этом и заключался промах Оскара. Искушенный в вопросах любви, уже в девятнадцать лет он стал излишне придирчивым и колким на язык, когда дело касалось выбора очередного кавалера на ночь. Менять их как перчатки стало его жизненным кредо, что было довольно опрометчиво и небезопасно в мире грубых сильных альф.
Впрочем, пока что Оскару все сходило с рук. Его маленький фан-клуб почитателей терпеливо сносил все выходки своего вожделенного кумира. Никто и не догадывался, что в этот круг почитателей однажды вступит странный, в меру одаренный мальчик, который по неведомым причинам решил запереть равнодушного к нему омегу в подвале бункера. Единственное желание его заключалось в том, чтобы Оскар никому больше не достался, кроме него.
Что ж, кажется, нужно чуточку подольше задержаться на предыстории.
Городок, в котором жили эти двое, являлся небольшим поселением городского типа. Здесь все друг друга знали, поэтому никто не заподозрил юного мальчишку, известного всем в роли божьего одуванчика, в пропаже нашумевшего омеги, являющегося единственным сыном главы местной администрации.
Божьего одуванчика звали Джон. Он рос сыном фермера в пятом поколении и продолжал дело отца, поступив в колледж на сельскохозяйственный факультет. За всю свою недолгую жизнь он не поучаствовал ни в одной драке, его не замечали за приставаниями к слабому полу, зато он помогал пожилым по разным просьбам и ни на кого не поднимал голоса. Словом, был тихим и покладистым, послушным парнем, который с детства помогал родителям на ферме.
Никому даже в голову не могло прийти, что за светлым обликом примерного тихони может скрываться психически неуравновешенный тиран.
Джон влюбился в Оскара давно и безвозвратно. Любовь эта, начинавшаяся с чего-то невинного и мимолетного, быстро переросла в нечто мрачное и совершенно аморальное.
Сперва юного альфу очаровала внешность омеги. С этим трудно поспорить, о красоте Оскара не говорил разве что ленивый: высокий и стройный, с длинными светлыми волосами и пронзительными зелеными глазами, он умел подать себя таким образом, чтобы привлечь внимание всех вокруг. Проходя мимо омеги, Джон бросал взгляд украдкой, дабы еще хоть на минуточку усладить взор. Но уже очень скоро простых мимолетных взглядов ему стало мало.
И Джон начал постоянно за ним наблюдать, преследовать, затаившись в тени.
Альфа построил себе красивую сказку, совершенно фантастическую и прекрасную, как ему казалось, во всем. Он страстно желал этой сказки, а потому намеревался однажды воплотить ее в жизнь. И когда он уже закончил колледж, это самое «однажды» наступило.
Собрав все свое мужество в кулак, Джон признался в своих чувствах Оскару. Он был пылок в выражениях, пытался объяснить, почему они должны начать встречаться. Он описал ему то, какими он видит эти отношения. Он поделился с омегой всей своей душой — своей сказкой, где они оба жили вдвоем до самой старости на его ферме и нянчили много-много детей.
Только вот… что являлось сказкой для одного, вовсе не означало, что станет сказкой и для второго.
Оскар, будучи сыном мэра, а потому не знавшим нищеты, остро страдал от снобизма и высокомерия. Жить до скончания жизни на ферме и гнуть спину на грядках? Ха! К тому же, как и подавляющее большинство омег, он разделял повестку о равноправии для омег, а потому считал, что ему не нужны ни серьезные отношения, ни брак, ни дети.
Разумеется, Оскар поднял Джона на смех, унизив его и объяснив тому в двух некультурных словах, куда ему стоит ретироваться со своей любовью.
Джона такая реакция омеги не устроила. И от божьего одуванчика не осталось ни следа. За свой прокол Оскар жестоко поплатился.
У него не было шансов один на один против альфы заметно крупнее его. Потеряв сознание от удара по голове, Оскар очнулся уже в темном бункере, который на очень долгие годы стал его единственным домом.
Омега знал — его искали в первое время. Бункер примыкал к подвалу дома, а потому иногда до него доносились множественные шаги над головой. Оскар предполагал, что следователь местного полицейского участка, возможно, догадался наведаться в дом фермеров, чтобы проверить, не мог ли здесь находиться известный своим скандальным характером омега.
Джон каждый день спускался к нему и все рассказывал. Рассказывал о том, что жил в доме один, потому омегу никто не спасет и кричать бесполезно. Об исчезновении родителей он коротко и невнятно пробормотал что-то об автокатастрофе, но Оскар заподозрил, что те погибли вовсе не из-за несчастного случая.
Также альфа упоминал, что к поискам в небольшом городке быстро подключили всю полицию округа, сыщиков, прочих любителей и сочувствующих. Леса прочесывали с собаками, жителей опрашивали, а кавалеров Оскара отправляли в участок на полноценный допрос. И все без толку.
Джон тоже делал вид, что ищет омегу вместе со всеми. Расклеивал листовки, ходил с волонтерами и собаками по лесу, делал самый участливый и переживающий вид. Актер из него тогда вышел великолепный.
Годы шли, дело пылилось нераскрытым, и отец Оскара решил уже окончательно похоронить сына. Шансы, что он оставался жив, стремительно рухнули в самое пекло. Договорившись с полицейскими, они все решили остановиться на версии, что Оскар из-за своего привычного пьянства забрел в лес, где и умер из-за нападения зверей, которые здесь водились в большом количестве. Эти же звери и растащили его кости по всему лесу, потому редкие поисковые операции так ни к чему и не приводили.
Все с этой версией согласились и тем самым навсегда заперли Оскара в сыром холодном бункере.
Бункер этот, со слов Джона, построили больше ста лет назад в преддверии очередной войны. Тогда он пережил несколько бомбежек и спас фермерской чете и их детям жизни. Уже около сорока лет назад бункер вновь надежно укрепили, отремонтировали и подготовили на случай новой угрожающей стране войны, но та, к счастью, так и не началась, и бункер своей семье не пригодился.
Фермеры жили на этой территории целыми поколениями, и кроме них никто не знал о существовании этого темного помещения. Его тщательно замаскировали, вход в него прятался отнюдь не из подвала дома. Без детального обыска его никто бы не нашел. Да и ордер на такой обыск без доказательства подозрений о вине Джона никто бы не выдал, не говоря уже о том, что никто и не задумывался, что тот прятал омегу у себя.
Стоило отдать должное — хоть Джон и держал омегу взаперти все время, едой, водой и книгами он снабжал своего пленника с великодушной щедростью. Только вот, увы, счастливым Оскар все равно не становился, несмотря на все его старания, которые должны были окупиться и расположить омегу к нему, чтобы та самая сказка стала частью их повседневной жизни.
Омега превратился в самую настоящую несчастную птичку в клетке, которая от подвального мрака и отсутствия свободы навсегда разучилась петь.
Так сказка, в итоге, не настала ни для кого.
Иллая без преувеличения гордился своим папой, который сумел не обезуметь окончательно и не потерять себя, прожив пятнадцать лет в клетке в качестве домашнего животного и игрушки для секса. Но даже не это являлось для Иллаи столь потрясающим, сколько то, что Оскар смог родить его в этих далеких от санитарных норм условиях, самостоятельно, без какой-либо поддержки врачей, семьи и горе-отца.
Омега виделся ему героем, потому что не утратил теплых родительских чувств к этому ребенку, и дал Илу все, что мог в тех условиях, в которых оказался. Несмотря на свою позицию по отношению к браку, семье и детям, Оскар совершенно не ненавидел родившегося мальчика. И не питал к нему ненависти за то, кем был его отец.
Зато вот сам Иллая люто ненавидел Джона. С самого детства он дергался от него, как припадочный, избегал и воротил нос. Запах альфы отвращал его нюх. А дни, когда тот приходил утолять свою жажду секса, превращались в ад на земле для маленького омежки. В эти моменты он жался в угол, жмурился и закрывал уши руками.
Лишь бы никогда больше не видеть несчастное лицо папы, умоляющего его не смотреть.
Когда Иллае исполнилось десять лет, Джон неожиданно схватил его за руку и потащил прочь из бункера. Сколько криков и слез тогда поднялось. Оскар пытался отбить ребенка, но получил увесистую оплеуху, опрокинувшую его обратно на матрас и выведшую ненадолго из строя.
Иллаю трясло словно в припадке от прикосновений мужчины. Он дергался и вырывался, отчего альфа занес руку и на него, отвесив удар по голове. А затем водрузил притихшего мальчика на плечо и пошел на выход, оставив ребенка оцепенело болтаться и с немым ужасом смотреть в лицо папы, умоляя его спасти.
Оскар тогда, казалось, поседел на несколько прядей, испугавшись того, что Джон решил сделать с маленьким, еще неполовозрелым омегой. Но все оказалось куда прозаичнее: альфа попросту решил снарядить сына помогать с фермерским делом, ибо одному управиться становилось все сложнее и сложнее.
С тех самых пор Иллая начал постигать азы сельского хозяйства и ботаники. Первый его выход наружу стал феерическим: он испугался солнца, ветра и шума травы. Где-то лаяла собака, и этот звук заставил ребенка от страха оцепенеть. Всех этих подробностей окружающей действительности он не мог себе вообразить, несмотря на все рассказы Оскара, потому остался поражен до глубины души тем, какой мир оказался на самом деле.
Ощущать траву под босыми ногами стало для него настоящим открытием, непередаваемо странным ощущением. Возможность ловить грудью свежий ветер взамен затхлого воздуха в бункере окрылила его. Множество неведомых ощущений и чувств поселилось в маленьком тельце, и они безумно понравились омежке, не знавшего доселе ничего, кроме мглы, холода и сырости замкнутого помещения.
Несмотря на всю ненависть к отцу, учеником Иллая рос покладистым. Он впитывал информацию как губка и с большим восторгом копался в земле, восполняя в себе недостаток детских игр.
Сбежать он не мог. Парники и поля находились за широкими деревянными постройками главного дома и амбаров, и высоким забором. Посторонние не могли видеть из ниоткуда взявшегося ребенка, да и сам Джон, несмотря на давность дела, все еще оставался осторожен. Он привязывал ребенка веревкой к колышку, чтобы тот далеко от него не убегал. Но тот и не думал убегать. Во-первых, он ни за что бы не смог бросить папу. А во-вторых, он даже и не догадывался, что можно куда-то убежать. Что за этими большими домами иногда проезжают другие люди, которые могли бы вытащить их отсюда. Ведь весь его мир ограничивался пределами этой фермы и одного конкретного бункера.
Впрочем, однажды справедливость все же восторжествовала.
Иллае уже исполнилось четырнадцать, когда настал тот день. Он привычно копался в парнике, пропалывая землю от сорняков и подливая удобрения для роста овощных культур, когда услышал крики со стороны дома и пугающий шум.
Навострив слух, омега подполз к выходу из парника и украдкой выглянул. То, что он там увидел, повергло мальчика в шок.
По крышам дома и амбара очень быстро распространялся огонь, а трое каких-то незнакомых людей, вооруженные дубинками, избивали его отца на заднем дворе. Точнее, пинали лежачего на земле альфу ногами. Наконец, одному из них надоело — он вытащил из-за пояса пистолет и, ни секунды не раздумывая, застрелил Джона.
Иллае перехватило дыхание от накатившего страха. Интуитивно, без всяких подсказок мальчик понял, что сейчас произошло. Еле справившись с ужасом, он выбежал из парника. Отец уже давно не привязывал его к колышку в земле, и это сейчас, возможно, спасло парню жизнь.
Пока преступники пинали труп и не замечали ничего вокруг себя, омежка быстро ускользнул вдоль грядок в поля с высокими колосьями кукурузы. Он прятался там какое-то время, пока не услышал знакомый визг машины Джона. Отец однажды посадил его в огороде на цепь, словно собаку, а сам уехал в город заменить вилы и лопаты, так как свои уже окончательно пришли в негодность. Именно тогда Иллая впервые увидел машину вживую и услышал, как она звучит. Этот звук он запомнил и сейчас понял этот сигнал — эти трое явно уехали на ней.
Украдкой, крайне нерешительно, юный омега пробирался обратно к горящему дому. От запаха гари, раздающегося на всю округу, хотелось кашлять, и ребенок интуитивно зажал себе рот и нос, стараясь потихоньку дышать через ткань рубахи. Так он и дошел до того, что являлось его отцом.
Смотреть на избитый, истекающий кровью труп, оказалось еще одним испытанием для омеги. Его стошнило от ужаса и омерзения. Мало того, что те трое максимально изуродовали то, что он пусть и ненавидел, но все же считал отцом, так это еще и стало первым случаем, когда Иллая лицом к лицу столкнулся со смертью. Вообще с ее понятием как таковым.
Осознание того, что Джон больше никогда не встанет, больше никогда не придет мучить папу своими грязными руками, больше никогда не тронет его самого, одновременно окрыляло и взрывало ребенку мозг.
Опомнившись, Иллая резко присел над трупом на корточки и, справившись с новым приступом тошноты, начал шариться по карманам, где нашел вожделенный ключ от бункера.
Свобода. Никогда еще свобода так близко не маячила у него перед носом.
Сбежав по тропе, Иллая отбросил деревянные доски, которым была заслонена дверь к бункеру, и сунул туда ключ.
— Папа! Папа! Бежим скорее! Они убили Джона! Мы свободны!
Спустя пятнадцать долгих и мучительных лет Оскар наконец вышел на свет божий и вдохнул свежий воздух. Озираясь по сторонам, омега не смог удержаться от слез. Его не пугал даже пожар, которым были объяты все постройки. Ведь он столько лет не видел родного ему мира, обреченный на вечное существование в четырех бронированных стенах.
Ходьба далась Оскару тяжело, но все же им удалось покинуть ферму. Старший омега еще не все забыл о прошлой жизни, так что вскоре они вышли к городу, который за пятнадцать лет существенно разросся и сильно изменился в отличие от того, каким его помнил Оскар.
Впрочем, наслаждаться свободой двум омегам пришлось недолго.
Очень скоро они узнали, что этому миру скоро настанет конец. Кто об этом сказал, кто предупредил о таком, и почему этому источнику поверили люди на всей планете? Никто не знал. Новостные каналы транслировали информацию об эвакуации, всюду были расклеены карты с ближайшими военными бункерами и бомбоубежищами. Повсюду стояли очереди в магазины, которые обчищались подчистую. И если сначала все находились в панике, но подчинялись контролю, то с каждым днем ситуация накалялась все сильнее. Начали появляться мародеры, хулиганы и преступники. Люди сходили с ума.
Среди таких были и те, кто убили Джона и подожгли ферму. Оскар предположил, что ими оказались не случайные люди, и Джон сам повинен в своей погибели. По крайней мере, такое ощущение складывалось, когда пару дней спустя на стихийно образовавшемся рынке начали раздавать овощи и муку, которую неоткуда было еще взять, кроме как с фермы. Возможно, альфа задрал цены за свои товары, и сходящие с ума горожане решили заполучить продукты иным способом, давая понять всем, кто еще попытается нажиться на катастрофе, что их будет ждать в таком случае.
Так или иначе, благодаря этим людям Оскар и Ил не остались запертыми внутри, обреченные на голодную смерть.
Существовали и те, кто не верил во все это. Оно и логично. Если источник информации неизвестен, как можно ему доверять? Да и такой абсурд? Конец света? Сколько уже их завтраками кормили про этот самый конец света? Был бы это действительно конец света, ученые бы уже давно высказались, объяснили бы, из-за чего конкретно исходит угроза и какие будут ее последствия.
Этих людей можно понять. Они позиционировали себя скептиками и реалистами, считающими все происходящее попыткой зомбировать население. Очередным экспериментом грязных политиканов. Они отказывались участвовать в этом мракобесии и продолжали жить как обычно в своих домах. Как жаль, что именно эти люди и погибли первыми.
К счастью для Оскара и его сына судьба решила щедро расплатиться по старым счетам. Дедушка Иллаи, значившийся уже бывшим мэром на пенсии, остался жить в городе. И потому двум потерявшимся омегам нашлось куда вернуться.
Момент встречи Оскара с отцом стал мучительным для обоих. Поседевший, состарившийся слишком рано мужчина застыл, не веря своим глазам. Перед ним стоял родной сын, которого он сам же и похоронил. А также его маленькая точная копия, державшая Оскара за руку и пугливо прячущаяся за его спиной.
Узнав правду о том, что случилось с Оскаром и что за ребенок стоял подле него, пожилой мужчина рассвирепел и пришел в невероятную ярость. Глухую, отчаянную и направленную в никуда, ведь тот, кому она предназначалась уже лежал обугленными угольками под лучами солнца.
Этот мужчина стал вторым альфой в жизни Иллаи. И пусть от него не исходило никакой угрозы по отношению к нему или к папе, маленький омега все равно боялся его. Он пришел к выводу, что все альфы были такими… пугающими.
— Неужели опять война? Что здесь происходит? — спросил Оскар, когда страсти от его возвращения домой уже улеглись, и они смогли, наконец, нормально поесть и попить.
Старший омега уже успел насмотреться на всеобщую панику, пока искал свой старый дом, чтобы окончательно утратить понимание происходящего. Не мог же мир так сильно измениться за каких-то пятнадцать лет?
Отец Оскара, Майкл Риверстоун, поведал омегам все, что знал. Иллая мало что понимал, поэтому просто следил за лицом папы, который кивал и впитывал информацию как губка. Ведь потом ему придется как-то объяснить это все сыну.
Сыну, лишенного счастливого детства. А теперь, кажется, еще и будущего. Не будет у Иллаи обычной спокойной жизни, которую он заслуживал. Оскар усомнился, что сделал все правильно, когда не покончил с собой тогда в бункере, еще до рождения малыша.
Но все не так плохо, как могло бы показаться. Благодаря связям отца у них обоих появились вакантные места в военном бункере в столице округа, где они смогут в сытости и сухости переждать катастрофу. Получить там место — неимоверно сложная задача без связей и денег, но с этим у Риверстоунов никогда проблем не было.
Военные бункеры строили специально на случаи войн и катастроф, они насчитывали по пять-семь этажей вглубь под землю. Длина их распространялась по всему периметру основных мегаполисов страны. В них находилось все необходимое: комнаты для жилья, больницы, отделы полиции, комнаты развлечений, детские комнаты, магазины. Всю привычную инфраструктуру перенесли под землю, чтобы люди могли там существовать.
Складывалось стойкое ощущение, что правительство давно знало о приближении катастрофы и готовилось к судному дню. Но откуда они об этом знали — людям оставалось только догадываться и перешептываться о своих теориях. В конце концов, само правительство вместе с элитой общества эвакуировалось в элитный вип-бункер, местонахождение которого являлось строжайшей государственной тайной.
Иллае нравилось в доме дедушки. Тут у него появились игрушки вместо лопат и граблей, стояли тишина и спокойствие. Никто не заставлял его идти работать, никто не прикасался к нему, никто не орал ему в лицо, какое он ничтожество. Тут он впервые ощутил себя счастливым. Потому подросток не понимал, куда папа с дедушкой начали собираться.
Услышав о том, что они собирают все необходимые вещи, чтобы эвакуироваться в бункер в соседнем мегаполисе, Иллая поднял озадаченный взгляд на папу.
— Папочка… Мы выбрались из одного бункера, чтобы попасть в другой?
Ежедневная прополка полей и забота о растениях теперь уже не казались Иллае такой уж плохой жизнью. В ней он хотя бы понимал, что происходит. Понимал, что хорошо, а что плохо. Различал черное и белое.
Теперь же подросток не понимал вообще ничего.
Они без особых проблем доехали до столицы округа. Ну как без проблем… Стекла машины оказались разбиты, на капоте и обшивке кузова виднелись следы от пуль, но все остались живы и не ранены. Дед Ила отлично владел охотничьим ружьем и живо ставил на место всех мародеров, желающих отобрать у явно небедной семьи их машину и заветные пропуска в бункер.
В самом городе, огромном и пугающем своими небоскребами и высокими стильными зданиями, такими далекими от того, как выглядел старый деревянный фермерский дом, они прибыли в пункт досмотра. Все их документы содержались в порядке, пропуска оказались рабочими и оригинальными, поэтому уже вскоре вся семья из троих человек оказалась в выкупленной комнате.
Она представляла собой тесное и не слишком красивое помещений, но для выживания этого вполне хватит. Только Иллая все равно этому не радовался. Какими бы не были условия, бункер всегда останется бункером. И он опять оказался в нем взаперти.
Первое время он бродил по коридорам бункера, смотрел на прибывающих людей и задавался вопросами, на которые сам себе ответить не мог.
Кто были все эти люди в бункере? Почему они с папой не могут просто жить в том доме, вместе с дедушкой? Пусть от того пахло альфой так же, как от Джона, и частенько тот казался пугающим, из-за чего Иллая сторонился его, Оскар ему доверял — а значит и Иллая относил этого человека к белой категории. Так. С осторожностью. Но к белой.
Почему вместо той жизни, какую ему описывал Оскар, какую он сам успел разглядеть, пока они шли по городу в поиске родного дома, они снова оказались вынуждены спускаться в бункерный мрак?
Ребенку трудно давалось понимание того, что такое катастрофа. Иллая в принципе разительно отличался от тех детей, что жили в бункере вместе с ним. Они играли друг с другом в детских комнатах, посещали уроки в местном аналоге школы, болтали о чем-то, смеялись и веселились. Когда бункер трясло, все дружно боялись и жались друг к другу, делясь своими переживаниями.
А Иллая… Иллая нет. Он не умел и не знал, как играть с другими детьми. Он не понимал половины того, о чем они говорили, так как никогда этого даже не видел. Он не умел смеяться, так как поводов для смеха в его жизни не существовало. И он не знал, как это — веселиться, ведь все, что ему было знакомо — это чувства страха и ненависти.
И эти чувства от смены места пребывания никуда не делись.
Иллая бы соврал, если сказал, что ему совсем не страшно. То, что он привык бояться, совершенно не давало ему никакой защиты перед новыми источниками страха. Помимо того факта, что за пределами бункера происходила катастрофа, и потихоньку Иллая начал осознавать, что это такое — существовали еще и альфы. Коих тут жило немеряное количество. Слишком много. От них смердило их типичным запахом, от которого маленького омегу постоянно тошнило. Когда Джон был один, это еще худо-бедно получалось стерпеть. Но когда их стало так много, что они находились попросту везде, Иллае казалось, что он сойдет с ума. Ему хотелось отсюда сбежать обратно на свежий воздух. Подальше от этих мужчин. Подальше от их взглядов. От их досаждающего любопытства не только по отношению к Оскару… Но и к нему самому.
Около двух месяцев земля над бункером тряслась так, словно два титана сцепились в ожесточенном бою, уничтожая все, что попадалось им под ноги. Казалась, сама земля болезненно стенала, долго и мучительно умирая. И никто не мог ей помочь. Все лишь молча и испуганно сидели, переглядывались и молились всем известным богам о своем спасении, надеясь быть услышанными.
Вся связь с поверхностью оказалась сломана. Не работала ни одна из камер, все звуки сопровождались лишь жуткими помехами, а приборы упрямо молчали, не давая укрывшимся внизу людям абсолютно никакой информации о том, что же на самом деле происходило снаружи. Также нарушилась связь между бункерами по всей стране и за ее пределами. Люди находились в полном информационном вакууме.
Потому, когда все, наконец, стихло, отряд альф решил предпринять попытку выбраться на поверхность для разведки. Уже больше двух недель стояла полная тишина, бункер больше не трясся. Через неделю попыток продраться сквозь засыпавший вход песок они выбрались на поверхность. И то, что предстало их глазам не поддавалось никакому описанию.
Весь мир, каким они его помнили, оказался попросту стерт. Повсюду, куда доставал взор, простиралась бесконечная пустыня. Небоскребы были разрушены, их обломки валялись повсюду, вырисовывая новый ландшафт города. Одноэтажные дома окончательно скрылись под песком. Лишь кое-где торчали сиротливые крыши, давая людям осознать, насколько высоко поднялся уровень песка.
Откуда вообще взялось столько песка? На континенте в принципе не было пустынь, его география являла собой бесконечные равнинные прерии и густые леса. Южнее разрослись высокие горы, разделявшие юг и центр континента. Повсюду были озера и реки. Страна располагалась на пышущей жизнью земле. Как так вышло, что всего за два месяца она полностью превратилась в безжизненную пустыню?
Люди вновь раскололись на два лагеря. Кто-то пытался найти научное объяснение происходящему, а кто-то вновь ударился в суеверия и россказни про старых богов, накликавших на их мир проклятие.
Иллаю все это мало волновало. Пусть он мало знал о прошлом мире, одно он осознавал четко — как раньше уже ничего не будет. Не будет больше зеленых кустов и рассады, высоких колосьев кукурузы и парников. Земля вымерла и на ней больше ничего нельзя вырастить.
А еще он понял, что мир катится в пропасть, когда начал слышать отовсюду стенания омег, ставшими крайними жертвами в обезумевшем новом мире, в котором уже не осталось места старым законам.
То, что все выйдет из-под контроля, стало понятно практически всем и сразу. Привычный мир оказался разрушен. Воды мало, еды мало, электричество снова придется добывать довоенными способами. Никаких привычных удобств и развлечений больше нет. Как нет ни правительства, ни должной управленческой системы. Любая связь с внешним миром исчезла.
Первое время все еще пытались жить как раньше, подчиняться старым правилам, но все больше народу, понимая свое истинное положение, плевали на порядок и беспокоились только за свою жизнь и за свои потребности.
Тем не менее, человечество тогда все же не вымерло. Несмотря на общее упадническое настроение, полный разлад между людьми и разгул преступности, наладить кое-какую жизнь они смогли.
Бункеры стали источниками воды и пропитания, ведь пропавшее правительство провело между ними водопроводные трубы, которые подсоединялись к подземным очистным станциям. Те качали подземные воды планеты, которые не пострадали от катастрофы, затем эта вода проходила через сложные этапы очистки и фильтрации и только затем поступала к людям бункера. Сложность оставалась лишь в том, что запасы очистных коагулянтов бункеров были ограничены. Даже хлора, от которого давно отказались в качестве очистного фильтра, найдя более безопасные для здоровья коагулянты, не хватит и на десять лет, если не учитывать, что население бункера будет разрастаться со временем. Стоило подумать, чем очищать подземные воды, пока не стало слишком поздно, потому вода резко стала дефицитным товаром.
Тоже касалось и растительной пищи. На нижних этажах бункеров существовали искусственные фермы, способные выращивать ограниченное количество сельскохозяйственных культур, но их не хватало на всех, учитывая, что запас стимуляторов и химических добавок для ускорения созревания тоже был ограничен.
После катастрофы все резко осознали, что оказались не готовы к такой катастрофе. Что бункеры недостаточно подготовили и оснастили на такой вариант развития событий. Ресурсы заканчивались и восполнить их было не из чего и не на чем, ведь все лаборатории оказались глубоко засыпаны под песком.
Так или иначе, первый год все текло, можно сказать, своим чередом. Бункеры восстановили связь между друг другом, люди сумели много раскопать из-под песка. Возобновилась подача электричества, получаемая не топливным путем. Люди пытались работать на общее благо, но с каждым днем эта шаткая конструкция все сильнее кренилась отнюдь не в нужную сторону.
Связь с правительством установить так и не удалось, все бункеры остались предоставлены сами себе. А когда у людей нет над головой сильного лидера, его место непременно займут те, у кого достаточно корысти, чтобы перевернуть все под свои условия.
Спустя год с момента катастрофы, города на месте бункеров уже слабо напоминали прошлый цивилизованный и адекватный мир.
Правительство пропало, а бывшая элита Старого Мира, не пожелавшая отказываться от старой власти и влияния, организовала новую систему управления. Во главе каждого Города назначались трое надзирателей, высших чинов, заправлявших всем, что на их территориях происходило. Правило «выживает сильнейший» стало одним из руководящих, поэтому альфы резко вышли по силе вперед. Многие мужчины, носившие маски приличия и придерживающиеся законов, явили тогда свое истинное лицо.
Не трудно догадаться, что для омег это кончилось очень плохо.
Все их достижения за последний век оказались втоптаны в грязь. Их снова не воспринимали за равноценных членов общества. А в мире, где больше не существовало старых законов и правил, защищавших их свободу и право на неприкосновенность, они вновь стали добычей. В самом наихудшем смысле этого слова.
— Деградация, — говорил Оскар Илу, когда на арене города Рашвилль начали проводиться бои без правил между альфами, где главным трофеем победителю становился омега. — Вот как это называется, сынок.
Бои стали местным развлечением, распространившимся как пожар по всем новым городам континента. Альфы, которым спокойно не жилось, охотились за двумя зайцами сразу — и начистить другим морду, и заполучить дефицитный трофей, который поможет справить плотскую нужду.
Надзиратели и здесь оказались главными. Они являлись организаторами боев и только поощряли их проведение, ведь за счет боев Города неплохо наживались в реалиях нового времени. Многие люди стали кочевниками, многие — охотниками за сокровищами старой эпохи, и все это свозилось обратно в город за возможность получить буханку хлеба и бутыль воды.
И конечно же, они щедро платили, если кто-то привозил омег, найденных где-то вне бункеров. А такие были.
В конце концов, бои помогали контролировать население городов. Рождаемость строго регулировалась. Те, кто хотел помахаться кулаками, свободно записывались на участие и не дебоширили на улицах города. Те, кому хотелось хлеба и зрелищ, платили входную плату и приходили на арену в назначенный день. Надзиратели лишили альф свободного доступа к омегам, и тем самым превратили мужчин в отупевших зверей, лишь поощряя такое поведение.
Для налаженной работы боев помещения бункера переоборудовали в лагеря для омег, у которых не нашлось сильных покровителей, способных защитить их от участи стать вещью для утоления жажды секса. Толстые стены не пропускали их запахов даже в течку, у входа в бункер постоянно дежурили доверенные надзирателями альфы, имевшие более высокий самоконтроль над собственной физиологией — случаи изнасилования трофеев практически не фиксировались. Только лучше от этого омегам не становилось.
Их содержали как скот, чтобы потом швырнуть в ноги победителю, который уже законно и с позволения власть имущих будет иметь право насиловать их. Сделать все, что захочет. Ведь он выиграл эту возможность.
В отличие от большинства омег, Иллае несказанно повезло. Нанесенные отцом в отрочестве психологические травмы повлияли на его физиологическое состояние. А именно — Иллая совершенно ничем не пах. У него попросту отсутствовал запах. Сверху добавлялась весьма увесистая для среднестатистического омеги комплекция: Ил вырос крупным парнем, высоким и плечистым. До среднестатистического альфы это едва ли дотягивало, но свои плюсы в этом все равно нашлись.
Из-за внешности и отсутствия запаха Ила начали считать за слабого, недоношенного альфу. Такие считались бракованными, но на тот свет их отправлять пока никто не торопился, используя в качестве мальчиков на побегушках. Они оказались по-своему полезны.
Иллая всегда соглашался, когда его спрашивали, бракованный ли он. Благодаря этому его не принимали в расчет, не трогали и считали за пустое место — что и было на руку омеге. Ведь уже очень скоро он усвоил свой первый и самый важный урок в жизни: хочешь жить — умей вертеться.
Первое время дедушка защищал их в реалиях нового строящегося мира, но продлилось это не долго. Всех старых влиятельных людей быстро и кроваво убирали, чтобы никто не мешал трио надзирателей заправлять своим королевством, как им заблагорассудится.
Оскар, впрочем, не растерялся из-за смерти отца. Тяжелые пятнадцать лет взаперти удивительно стойко закалили его характер, отчего он довольно легко сносил все трагедии, которые сыпались на их маленькую семью одна за другой.
Когда начались бои, Оскара хотели забрать туда в качестве трофея для победителей, но омега и здесь нашел выход. Еще до того, как к нему явились, он разыскал среди выживших своих старых ухажеров, которые оказались достаточно сильны в новом мире и еще достаточно заинтересованы в нем самом. И тогда состоялась невероятно простая сделка. Защита благодетеля в обмен на тело.
В новом мире теперь существовала другая плата за услуги. И Оскар был готов ее платить, ведь все это делалось ради защиты Ила, у которого вот-вот должна начаться течка. Если другие узнают, что мальчик омега — судьба его будет куда более горькой, чем выдалась его горе-папаше.
Именно так Ил вышел из воды полностью сухим. Оскар, заполучив своих благодетелей, скрыл от всех остальных истинный пол своего ребенка, выдав его за слабого недоношенного альфу, который не имел никакого интереса для сильных мира сего. Первые полтора года им даже удавалось худо-бедно выживать.
Но все ведь не могло продолжаться вечно, учитывая, что оно и так на ладан дышало?
Любое неподчинение новым правилам каралось смертью. Любой, даже самый мелкий проступок, замечание или слово, могло привести к пагубным последствиям. И никто от этого не был застрахован.
Оскар все ещё считался молодым и, несмотря на все пережитые им трудности, красоты своей он не утратил. Очень многих раздражал тот факт, что омега так и остался в недосягаемости, и его никак не удавалось заполучить. Ведь чем недоступнее и тяжелее заполучить трофей, тем он желаннее. А с альфами, которым принадлежал Оскар, приходилось считаться.
Однако любая сила, рано или поздно, могла бы стать угрозой для власти надзирателей, ведь так? Вот и заведующий лагерем бойцовских омег пришел к тому же выводу, а потому шепнул своим властителям на ушко, что в городе есть те, кто мешают их правлению.
А ведь когда-то, еще до своей загадочной пропажи, Оскар отказал ему в ночи. И альфа счел, что омеге пора платить по счетам.
Иллая плохо помнил тот день. Когда к ним пришли, понимающий к чему все идет Оскар быстро снарядил сына всем необходимым, собрав это все в рюкзак, и велел мальчику вылезать в окно.
— На выходе из города будет сборщик старой рухляди. Он передвигается на машине, похожей на ту, что была у Джона. Он альфа, но нормальный. Он не будет тебя трогать. К тому же, помни, ты — бракованный альфа. Ты родился недоношенным, в плохих условиях и не получал нужного лечения в детстве, поэтому ты такой маленький, хилый и без запаха. Ты запомнил?
Тряхнув его за плечи, Оскар испуганными, быстро намокающими глазами смотрел сыну в глаза. Иллая растерянно покивал.
— Беги с тем альфой подальше отсюда. Я знаю, что ты сможешь со всем справиться и выжить. Ты ведь у меня сильный мальчик, да? — сморгнув непрошеные слезы, Оскар улыбнулся и крепко обнял Ила.
Иллая тогда слишком испугался, чтобы задавать вопросы и сопротивляться. Он ощущал опасность, но ему совершенно не хотелось бросать папу.
— Но почему ты не идешь со мной?..
— Я не могу, — улыбнулся он грустно, погладив мальчика по голове. — Я стану для тебя только обузой. Ты и так уже настрадался. Ну все… Вылезай в окно. Ну же!
Что тогда произошло на самом деле, Ил так и не узнал. Тот барахольщик сказал, что его папа либо умер, либо умрет в скором времени на боях. Иллаю тошнило от него, но выбора у него не оставалось. Его тут все знали, все подозревали, что он какой-то не такой.
Вариантов дальнейшего пути действительно почти не осталось.
С тех пор минуло уже четыре года. Шесть лет с момента катастрофы и четыре, как он остался совсем один на всем белом свете — от папы вестей он не получал. Из Рашвилля Оскар пропал, а Иллая ведь искал его. И никто не мог сказать, куда подевался омега. Все лишь отмахивались и говорили, что, скорее всего, он давно уже умер.
Потеря единственного родного человека превратилась в открытую не заживающую рану в самом сердце. Выживать одному — сложно представить себе что-то ужаснее и сложнее. Без папы все утратило краски и смысл, но Ил понимал — горем себе не поможешь, жизнь его на этом не закончилась.
«Но имеет все шансы закончиться сейчас», — подумал омега, морща нос от вонючего мешка, который ему нахлобучили на голову.
Конечно, предаваться воспоминаниям о своей и без того короткой жизни, когда тебе от души всадили дубинкой по голове, а теперь везли в неизвестном направлении, было паршивой идеей. Попахивало каким-то предсмертным отчаянием. Но чего только не придумаешь, когда от компании смердящих альф рядом хотелось выблевать все внутренности.
Иллая корил себя за беспечность. Четыре года кочевой жизни научили его, что при себе всегда необходимо иметь план «Б». А у него не то что плана не было, он, казалось, все мозги свои забыл в убежище, раз ему хватило дурости попасться в такую очевидную ловушку.
Парень собирался разжиться новыми запчастями и безделушками, когда получил новую наводку от корректировщика. Песок с годами оседал все сильнее, и хлам из Старого Мира все в большем количестве вылезал на поверхность, что стало настоящей золотой жилой для таких барахольщиков, как он.
Иллая этим жил и питался. Он катался по всей известной ему части пустыни, находил полезные, интересные, а иногда и редкие мелочи. Сбывал затем это все на рынках в Городах, обменивая на еду и воду, чистые тряпки, топливо и медикаменты.
Что ж, теперь стоит запомнить, что этот новый корректировщик Нэш — та еще скотина последняя. Покупать у него информацию не стоит и ломаного гроша.
Но даже если Нэш и был скотиной, подсунувшей ему свинью, факт оставался фактом. Он попал в руки к банде головорезов, считавшейся одной из слабейших в регионе. Не будь эффекта неожиданности, Ил бы никогда так глупо не попался. Теперь же все это лишь слова — его жизнь висела на волоске.
Обычно подобные головорезы не брали пленных, если только это не омеги, которых за пять лет беспощадных и убийственных боев стало катастрофически мало, что приравнивало их к сокровищам этого подыхающего от недотраха, равно как и от жары, мира.
Ил считал, что за омегу его не должны принять: за четыре года беспрестанных попыток выжить в беспощадном мире он еще больше окреп, и теперь походил на худого и жилистого альфу не только телом, но и лицом. Хмурым, с острым подбородком и высокомерным взглядом, так и говорящим всякому на него смотрящему, что ему сейчас что-нибудь отрежут.
Оставалось только два варианта, почему он еще оставался жив. Первый — мужики уже настолько одичали без секса, что им подойдет и мелкий бракованный альфа. Второй… они каннибалы.
Иллае отчаянно хотелось позубоскалить в своей привычной манере, но он понимал, что сейчас для этого было не место и не время. Нужно спасать свою задницу, а не напрашиваться на еще большие проблемы.
Путы, которыми обвязали его руки, оказались очень прочными и надежными. Где только эти придурки нашли такую хорошую веревку? Без ножа из них не выпутаться, но Ил не отчаивался раньше времени. В конце концов, если ты не придумал себе план «Б», у тебя в кармане всегда должен быть план «С», который работает всегда и во всех ситуациях.
В какой-то момент машина резко остановилась, а его самого без лишних почестей вытащили и швырнули на песок. О гуманности и речи идти не могло, что не мешало омеге мысленно ворчать на тему безобразного гостеприимства.
Его подняли с песка на колени, после чего сдернули с головы мешок. Парень зажмурился, успев отвыкнуть за непродолжительное время от яркого солнца. За это время он воспользовался возможностью и принюхался, определяя ровно восемь человек. Один против восьмерых он не справится. Дело дрянь.
— Это что еще за хер с горы? — раздался противный рокочущий голос сверху, заставивший Ила, наконец, раскрыть глаза.
Судя по символике на поношенной кожухе, голос принадлежал главарю этой мелкой шайки разбойников.
— Нахер вы его сюда приволокли?
Мужчина сплюнул, выдергивая из кобуры пистолет, и приставил дуло к подбородку омеги, заставляя Ила послушно поворачивать голову из стороны в сторону.
Парень кратко разглядел обстановку: мало техники, мало оружия, зато под тенью валуна из двух бетонных блоков выходила небольшая труба, с которой постоянно капала в подставленные бочки вода. Теперь стало понятно, чего бандиты осели здесь.
— Ну лицо вроде ничего, на омегу похож… Только крупный больно… — начали оправдываться головорезы перед своим боссом.
— Личико смазливое, это да, а так… ничего интересного. Я еще не настолько отчаялся, чтобы присовывать альфе, пусть и такому омегаподобному, — хмыкнул головорез, снимая пистолет с предохранителя.
«И слава богам», — подумал Иллая, которого все это время неимоверно тошнило от мерзких прикосновений, запахов и слишком близкого присутствия ненавистных альф.
От одной мысли, что кто-то будет его трогать, ему становилось до отчаяния плохо. Просто трогать, про секс даже речи идти не могло. От одной мысли о близости с кем-то парню хотелось долго и нещадно отмываться в воде, сдирая кожу до крови. И плевать, что воды на подобное мытье в этом мире не осталось. Все равно, сколько не отмывайся, отвратительное послевкусие никуда не денется.
Впрочем, времени на мысленные переживания по поводу отвращения ему не дали. Головорез собирался его застрелить!
— Нет! Стойте! Стойте! — спешно затараторил омега, сглатывая ком в горле, чем сильно позабавил бандитов, окруживших его плотной стеной потных, вонючих тел. — Я простой торговец! У меня есть… одно выгодное предложение, которое вам всем точно понравится… в обмен на мою жизнь…
— Ишь, как заскулил! — рассмеялся главный у головорезов, после чего направил дуло промеж ног Иллаи и выстрелил в опасной близости от причинного места. — Что, жить очень хочется? Я бы, наоборот, на твоем месте, никчемный, торопился склеить ласты от греха и этого мира подальше.
Иллая мысленно поморщился. Он осознал, что перед ним стоял глупый и нелогичный человек, который упивался редким моментом своей силы и господства над слабым. Упивался настолько, что без каких-либо проблем тратил драгоценный ресурс в виде патронов на подобную ерунду. Что ж, не Иллае винить идиота за его природную глупость!
— Я знаю, где прячутся омеги! Пятеро омег! Сбежали из Ривенторпа! Драгоценность! Всем хватит и не на один раз!
Словно опытный торгаш на рынке, он проскандировал все это и моментально поймал «рыбу» на наживку. Мужики переглянулись. Кажется, они не были уверены, стоит ли доверять такому пленному, но появившийся животный блеск в их глазах сдавал их с потрохами — они уже завелись.
Иллая снова мысленно поморщился от омерзения. Четыре года назад он также выучил второе негласное правило жизни: хочешь выжить — научись блефовать. А блефовать парень умел мастерски.
Разумеется, никаких омег не существовало, но попытка того стоила. Предсказуемые до безобразия альфы не смогли устоять перед таким предложением, даже осознавая, что пленник может откровенно врать. Слишком уж прочно в них теплилась мысль: «А что, если…».
И за это Ил их всех ненавидел.
— Ну хорошо… — пробормотал главный головорез, опуская дуло пистолета, после чего раздался облегченный выдох Ила. — Сильно не расслабляйся. Завтра отведешь нас в то место. Если омеги действительно там, так и быть. Отпустим тебя, живи, никчемный. Но если нет…
Мужчина поиграл пистолетом, явно намекая, что с ним будет в этом случае. Его бандиты начали довольно скалиться в явном предвкушении кое-чего определенного — их глаза так и покрылись похотливой поволокой. Ублюдки, очевидно, уже успели что-то себе нафантазировать.
— Какие у меня гарантии? — поинтересовался Ил, продолжая мастерски отыгрывать роль корыстного торгаша.
— А это тебе мое честное слово!
Мужчина хохотливо пробасил, после чего махнул рукой, отдавая указ остальным привязать пленника к какой-то груде металлолома внутри их небольшой базы, оборудованной из проржавевших, облупившихся грузовых контейнеров.
Оставшись в одиночестве, омега не сдержался и сплюнул, морщась от отвращения. Его постоянно лапали, пока тащили сюда, и это стало сущим испытанием для Иллаи, который и так впадал в припадочное состояние от одного только прикосновения альфы даже сквозь одежду. Неимоверных сил ему стоило сдержаться сейчас и не выдать своих истинных эмоций.
Однако не время было предаваться собственным страданиям. Он выбил себе некоторую отсрочку, и нужно ею воспользоваться. Нужно выбраться, пока все не стало слишком поздно.
Омега тихо зашевелился и достал свое потайное карманное лезвие, которое эти идиоты предсказуемо не обнаружили при обыске. Он запрятал его в маленький кармашек с изнанки пояса джинсов как раз для такой ситуации, где руки ему свяжут сзади. План «С», помните, да?
Кое-как ухватив его пальцами, омега принялся распиливать путы, ни на секунду не прекращая судорожно ругаться:
— Сукины дети. Свиньи зажравшиеся. Было бы у меня оружия и патронов побольше, ни один бы рассвет не встретил.
Продолжая бормотать, он не прекращал двигать лезвием, пока, наконец, веревка не лопнула, высвобождая затекшие запястья. Растерев кожу, омега прислушался. По его прикидкам до ночи оставалось еще пару часов — головорезы вели себя тихо, но еще не спали. Бежать сейчас будет опрометчивым решением с его стороны.
Ил выглянул из пулевой дырки в контейнере и обнаружил, что не ошибся в своих суждениях. Время плавно перетекало к закату. Скоро все стемнеет, поэтому стоило дождаться ночи, а затем уже бежать, когда тьма удачно скроет его в своих тенях.
Увы, его плану не суждено было случиться.
Застоявшуюся тишину неожиданно разрезал рев двигателя. Судя по громкости и звучанию, двигатель явно стоял на мотоцикле.
Иллая затих в своем временном убежище, прислушиваясь и стараясь разглядеть что-то из мелкой дырки, однако вскоре и так все стало понятно. Снаружи раздались звуки пальбы и криков. Что-то грохотало, взрывалось и визжало.
«Твою дивизию», — подумал омега, моментально хватаясь за свое лезвие, которое в опытных руках, несмотря на свою миниатюрность и неудобство, все же могло натворить дел.
Из соседнего прилегающего контейнера, куда проделали весьма грубый и узкий проход, головорезы уже выбежали, удачно оставив на полу оружие.
Ил наклонился и подхватил его, на скорую руку осматривая и понимая, что это дробовик. Заряженный и с патронами. Сгодится. Омега тотчас кинулся наутек, понимая, что бежать и скрываться отсюда надо здесь и сейчас, пока его не укокошили вместе с остальными.
Кому эти идиоты перешли дорогу, Иллаю вообще не интересовало. Его в принципе мало что интересовало, кроме спасения собственной шкуры. И все же он прислушивался и анализировал, понимая по звукам и запахам, стремительно перемешивающихся с гарью от пожара, что атаковали тех где-то один-два человека.
Кидаться таким числом на восьмерых амбалов казалось ему полнейшим безумством, но кто он такой, в конце концов, чтобы судить о безумии в Новом Мире.
Омега уже добежал до конца «коридора» из контейнеров, где виднелась очередная дверь, по всей видимости, ведущая наружу. Шумно вдохнув, он приготовился бежать со всех ног наискосок. О том, чтобы украсть машину и речи не шло, придется на своих двоих. И свои ноги сгодятся, лишь бы удрать отсюда.
Наконец выдохнув, омега решительно раскрыл дверь, делая размашистый шаг прочь из своего убежища. И в тот же момент уткнулся лбом в очередное дуло пистолета.
Иллая вздохнул. Карма и удача сегодня явно играли партию против него.