Яблоко раздора

      Бледная луна проглядывала сквозь завесу облаков лондонского неба. Ее мертвенные лучи едва проникали в запыленные окна замка, оставляя серебряные дорожки на каменной кладке стен и сводов. Готическое здание, некогда служившее резиденцией одному лорду, а ныне облюбованное центральным штабом святого ордена под покровительством Ватикана, медленно погружалось в тишину. Лишь несколько сотрудников научного отдела да караульные изредка разрывали безмятежность ночи гулкими шагами, петляя по лабиринтам коридоров.       На нижнем этаже замка в душевой звонко билась вода о мраморный пол, а воздух был наполнен клубами пара. Недавно возвратившийся в обитель молодой экзорцист азиатского происхождения с блаженством вымывал длинные черные волосы от запаха угольной гари вокзала. Расслабленное теплыми струями тело начала понемногу охватывать сонная одурь. Но юноша не спешил закончить купание, предпочитая еще немного понежиться под душем. Когда еще выпадет шанс спокойно полениться в уединении, а не в сутолоке общей душевой совместно с еще десятком служащих? Пребывающий уже где-то на грани нирваны азиат едва не взвизгнул, когда лейка подло окатила его потоком прохладной воды. Сдерживая готовые сорваться ругательства за плотно стиснутыми зубами, парень наспех промыл волосы от остатка пены и поспешил обтереться полотенцем. Сонливость как рукой сняло, впрочем, ее место сразу заняло раздражение, причиной которого стал еще один ночной посетитель, решивший искупаться, вкупе с неотлаженной системой водоснабжения, не позволявшей регулировать температуру воды в каждой кабинке отдельно. То ли визитер не заметил присутствие еще одного купальщика, то ли вконец потерял совесть, но никакого «прошу прощения» или еще чего подобного после незапланированного контрастного омовения не последовало. Тот продолжал самозабвенно плескаться в ближайшей к выходу кабинке, чем подогревал негодование азиата. «Что это еще за форель решила поплавать в холодной воде на ночь глядя?!» — мысленно костерил «виновника торжества» экзорцист, накидывая форменный плащ на влажное тело. Не сказать, что юноша был уж очень притязателен к быту, все-таки проживание около девяти лет под одной крышей с сотнями собратьев научило закрывать глаза на всевозможные неудобства, а частые задания, в которые его отправляло руководство к черту на кулички, привили привычку обходиться малым: ночевать под открытым небом, питаться на ходу сухпайками, трястись мили в поездах, отбивая все кости. Но по возвращении в орден измотанное тело и душа требовали незатейливых удобств — сытного ужина, чистой постели и теплого душа. Неужели это настолько завышенные пожелания?! Так какого черта?!       Накрутив себя до состояния фурии, готовой к праведной мести, азиат, победоносно шлепая босыми ногами по мокрому мрамору, продвигался к ненавистной кабинке с единственной целью помочь несчастному найти утерянную совесть. Бросив взгляд на оставленную на крючке одежду визитера и узрев в ней неизменную алую ленту младшего сослуживца, юноша оскалился и процедил сквозь зубы: «Мелкий засранец!» Резко дернув в сторону кусок клеенки, отделявший кабинку от общего коридора, экзорцист выкрикнул:        — Мояши, ты совсем охрене…ть, — начавшийся бравый крик резко оборвался.       Готовый к перепалке молодой человек опешил, в подобном растерянном состоянии пребывал и оппонент, отмокавший, а точнее решивший охладиться под душем. Юный англичанин, проснувшись среди ночи от темных происков подросткового тела, переживавшего гормональный бунт, решил выйти из этого затруднительного положения посредством принятия холодных водных процедур, так сказать — остудить голову и другие органы. Вот и стоял он уже несколько минут, переминаясь с ноги на ногу и созерцая ледяной поток, настраивая себя окунуться в объятья арктической прохлады. И никак не ожидал, что за подобным занятием его застукает старший напарник. Отойдя от шока, подросток схватил полотенце и попытался прикрыть срамоту, отступая от выхода и случайно подставляя филейную часть под воду, которая моментально впилась морозными иглами в плоть.        — Господи, Канда, тебя племя диких папуасов воспитывало?! Ты не знаешь, что неприлично врываться к людям в душ! — взвизгнул опороченный, покрываясь румянцем.        В принципе, в своей жизни в штабе азиат успел насмотреться на многое, и его трудно было выбить из колеи различными конфузами, но не сам факт подросткового состояния и методы выхода из него удивили экзорциста (сам-то тоже парень, ну с кем не бывает?), а иной факт… весьма выдающийся факт. Хмыкнув, несостоявшийся мститель развернулся на пятках и, не проронив более ни слова, вышел прочь из помещения. Огорошенный неожиданным появлением товарища и таким же его исчезновением, пунцовый мальчишка смог только хлопнуть ртом. По коридору, оставляя на полу мокрые следы от босых ног, тихо шел юноша, закутанный в длинный плащ, он пребывал в задумчивости, напрочь забыв о том, что хотел поспособствовать утоплению в водах Темзы одного надоедливого соратника.       Весь следующий день Канда был озадачен увиденным. Любопытство не являлось его пороком, поэтому он никогда не интересовался личными делами орденцев. Все, что могло заботить молодого экзорциста, сводилось к мастерству собратьев, от которого зависела успешность выполнения заданий и, соответственно, его невредимость на них. Поэтому, став невольным хранителем чужих секретов, он попросту не знал, что с ними делать. Первое время азиат пытался отмахнуться от ночного события, отвлекаясь на написание отчёта и привычные тренировки. Но стоило замаячить на горизонте белоснежной макушке англичанина, и мысли, как назло, снова раскладывали по полочкам случай. Сам того не замечая, он стал обдумывать произошедшее. Оглядывая цепким взглядом худощавую неказистую фигуру вечно голодного подростка, юноша не мог взять в толк — «как?! откуда подобное хозяйство при его-то метре в прыжке»?! А ведь мальчишка еще рос, о чем при каждой выпадавшей возможности не забывал напоминать обладатель невысокого роста подтрунивавшим над ним соратникам. Придя к выводу, что обделив мелкого пакостника мозгами, природа сжалилась и одарила убогого другими благами, Канда испытал удовлетворение от этого умозаключения. Закон сохранения в действии — где-то убыло, где-то прибыло. А азиат же находился в полной гармонии разума и тела. И нет, ни о какой зависти и речи быть не могло. Что за ересь?!       Аллен Уолкер ощущал на себе придирчивый взгляд старшего товарища, будто он несчастная лягушка, которую препарировал чокнутый учёный. Сохраняя внешнее спокойствие, подросток внутренне передергивался каждый раз, когда пересекался в залах и коридорах замка с донельзя сосредоточенным, оттого ещё более настораживавшим орденцев и его самого, Кандой Юу. Нет, конечно, где-то глубоко внутри англичанина грело то обстоятельство, что ему таки удалось впечатлить острого на язык и быстрого на расправу соперника и даже утереть тому нос. Но причина этого триумфа сама по себе была неприличной, даже немного постыдной, не присущей поведению истинного джентльмена. Не подобает сэру представать в непотребном виде перед глазами сослуживца, а тем более кичиться природными интимными данными. Поэтому воспитанный молодой человек испытывал неловкость из-за полуночного «рандеву» в душевой, не позволявшую ему насладиться victoria в полной мере.       Юу, не отягощённый подобной щепетильностью, неловкости не ощущал за свое повышенное внимание к привычному объекту глумления, переходящее в маниакальное преследование того по всему зданию. Аллен, чувствуя себя загнанной дичью, предпочитал лишний раз не попадаться на глаза товарищу, буквально скрываясь от него по закоулкам замка. Если раньше противник загонял его в тупики коридоров в воспитательных целях, а именно выбить из него дурь и привить уважение к своей незапятнанной персоне, то сейчас азиат лишь хмыкал и хищно скалился, обдавая мальчишку волной презрения. Подросток в свою очередь хоть и не отставал от старшего экзорциста в умении отвешивать тому «лестные комплименты», сейчас в коем-то веке держал рот закрытым и старался не устраивать препирательств. Подобное поведение заклятых друзей не ускользнуло от внимания служащих штаба.       В очередной раз избегая азиатской персоны, Уолкер притаился в библиотеке ордена в компании разбиравшего рукописи пройдохи Лави. Но каково же было разочарование агнца, когда, не питавший до этого любви к высокому и прекрасному, Канда вальяжной походкой пересек порог зала и расположился на диване в нескольких ярдах от стола, занятого склонившимся над книгой англичанином. Бросая поочередно друг на друга испепеляющие взгляды, закадычные соперники хранили молчание. Не выдержав этого перегляда со стороны друзей, будущий историк решил расставить точки над i:       — Господа, мне кажется, или между вами в последнее время образовалась совсем уж напряженная атмосфера? Нет, я, конечно, понимаю, что у вас свои представления о дружбе и взаимовыручке, но все же. Вы поругались?       — Не твоего ума дело, Бака Усаги! — моментально огрызнулся азиат.       — Ага, семь с половиной дюймов напряжения, — едва слышно пробурчал себе под нос мальчишка.       Канда с особым усердием подходил к оттачиванию своих боевых навыков, не зря носил звание лучшего экзорциста ордена. Немаловажной деталью была тренировка чувств. Обладавшего зоркостью орла, нюхом собаки, координацией канатоходца, вкусовыми рецепторами самого предвзятого сомелье и далее по списку, юношу остерегались не только враги, но и соратники, считая чуть ли не самым настоящим всадником апокалипсиса, ниспосланным на бренную землю карать грешников. Неудивительно, что от чуткого слуха Юу не ускользнула фраза, оброненная юнцом. Нахмурив брови, азиат сосредоточенно осмотрел свою распахнутую ладонь, после чего резко покинул библиотеку.        — Восток — дело тонкое, — проговорил Лави, потрепав огненные вихры.       С каждым днем Канда становился все мрачнее и мрачнее. Его выводило из себя буквально все, начиная от слишком громкого смеха праздно болтавших искателей до клубков вездесущей пыли, что скапливались во всех углах замка. Но больше всего его бесил неожиданно притихший Уолкер, который не велся на провокации и не вступал в обыденные перепалки, лишь вздыхал при виде противника и смотрел как-то уж слишком … снисходительно?! Ну, это уже ни в какие ворота не лезло! Задетая гордость старшего экзорциста неприятно свербела.       Юу с самого детства решал свои проблемы сам, никогда не полагаясь на других. Можно было сказать, что он вообще сторонился каких-либо связей с людьми, предпочитая одиночество, точнее даже затворничество. Азиат не ленился прибегать к неприкрытой грубости, чтобы отвадить смельчаков, жаждавших сунуть нос в его дела, и отбить раз и навсегда желание завести с ним душевные беседы. За что и стал за глаза зваться главным мизантропом центрального управления. Но в тот момент излишняя замкнутость перестала играть ему на руку. Экзорцисту необходимо было избавиться от навязчивых мыслей. Ни медитации, ни усиленные тренировки, ни чтение занудной исторической повести не могли отвлечь от чувства, что мелкий негодник его уделал. Даже выдуманное им же самим из врожденной вредности прозвище мальчишки — «Мояши», что на родном языке Канды означало «стручок», стало раздражать вспыльчивого парня неимоверно, вновь заостряя внимание на яблоке… кхем дюймах раздора. Поэтому Юу решил пойти на крайние для себя меры. Пагубные раздумья подобны яду, что, накапливаясь, способны отравить весь организм, а значит, от этого яда нужно было освободиться, выплеснуть раз и навсегда. Объект для токсичного орошения нашелся без долгих поисков. Ученик историка, с мотивацией самоубийцы постоянно набивавшийся к нелюдимому азиату в приятели, слыл в ордене душой компании. Вечно улыбавшийся и сочившийся оптимизмом Лави был вхож в любые круги, он с легкостью находил общий язык как с простым людом, коего было немало в рядах искателей, так и с аристократическими личностями в руководящем составе. Считая себя потомком Дон Жуана, рыжий балагур травил всем и каждому байки о своих похождениях на любовном фронте, попутно увиваясь на заданиях за любой встреченной юбкой. Но, по мнению Канды, был ни кем иным, как местным арлекином. Тем более «небольшая» тайна англичанина могла ударить по самолюбию пройдохи и сбить с него спесь, что не могло не радовать черную душу Юу.       Застигнутый в библиотеке между стеллажами книг, Лави был с ходу атакован и повержен внезапно проснувшейся словоохотливостью своего угрюмого друга.        — О… ооо…ого! — прошептал удивленный летописец. — Откуда подобные познания, Юу? Я, конечно, знаю, что вы с мелким вечно меряетесь силушкой. Вы что реально мерились?!        — Только в твою тупую башку это могло прийти, Усаги! — едва не задохнулся от возмущения азиат, умолчав о встрече в душевой. — Не сотрясай моим именем воздух! Какая разница как мне это стало известно? Я просто делюсь сведениями!        — Издержки ремесла, — нашелся с ответом шутник, за что получил оплеуху от не понимавшего юмора товарища.       На следующий день Уолкер, отосланный в компании Лави и Канды в качестве лишних рук в помощь научному отделу, почувствовал на себе уже два любопытных взгляда. Пока юноши таскали коробки с оборудованием из лаборатории на склад, англичанин, словно предчувствуя неладное, все больше настораживался. В момент небольшой передышки, щедро выданной им главой отдела Ривером, ученик историка ловко соскочил с коробки, на которой восседал, и подкрался к подростку. Развернув того за плечи лицом к себе, рыжий хитрец положил ладонь на макушку мальчишки.        — Лави, что ты делаешь? — поинтересовался Аллен.        — Сравниваю наш рост. Хочу узнать, ты и ввысь подрос за этот год или только в отдельных местах, — лучезарно улыбнулся весельчак.       С минуту Уолкер непонимающе вглядывался в игривые зеленые глаза друга, прежде чем на него снизошло озарение. Щеки юнца запылали так, что от них можно было смело прикуривать. Англичанин был настолько ошарашен, разглядывая невозмутимое лицо азиата, словно ему объявили, что Батюшка Рождество — это всего лишь бродяга с Оксфорд-стрит, а королева Виктория на самом деле была ряженым мужчиной.        — Баканда, я никогда бы не подумал, что ты такое трепло!       Юу всегда ценил больше всего честность, а лгать самому себе считал абсолютно унизительным и бесполезным занятием. Поэтому не найдя возражений на обвинение соперника, оставил реплику без ответа.