Яблоко раздора

      Наказание за содеянный бунт троица небезызвестных экзорцистов приняла покорно. На участь Лави выпало топить печи углем, вдобавок он получил выволочку и от своего учителя. Книгочей наградил подстрекателя стопкой книг и записей для разбора, которые похоронили под своей грудой несчастную рыжую голову. Весь перемазанный сажей и копотью с перепачканными чернилами руками балагур клевал носом на каждой трапезе, чем вызывал сочувствие орденцев. Спесь с Канды сбил прохладный весенний воздух и топор, которым тому пришлось махать сутки напролет. Азиата воротило от вида поленьев, а ладони нещадно ныли от набитых мозолей. Фортуна и в этот раз ласково поцеловала в лоб седого мальчишку. Памятуя о травме младшего экзорциста, смотритель был снисходителен к нему. Юному англичанину досталась честь обновить картотеку библиотеки, чем тот и занялся, заточившись в пыльных чертогах. Оглядывая несчетное число полок и шкафов, мальчик горестно вздыхал и тайно надеялся, что о нем не забудут напрочь, и ему не суждено провести здесь остаток своих дней.       На небосклон степенно взошла луна. Сквозь окна просачивались дорожки света, скользили по стенам, плясали по полу и серебрили белоснежные волосы на склоненной над журналом голове мальчика. Тот старательно выводил буквы на листах, затем перебирал стопку книг, лежавшую рядом на столе, заглядывал на корешки и вновь корпел над журналом. Лай, доносившийся с улицы, отвлек писаря от своего дела. Юнец выглянул в окно. На заднем дворе слуги выгуливали собак. Довольные борзые носились по стылой земле, гонялись друг за другом, заливисто лая. Аллен любил животных, они были лишены корысти, не следовали на поводу предрассудков и мнения толпы. Звери всегда чуяли истинную сущность человека, скрывавшуюся за маской благодетели. Даже в самом добродетельном, на первый взгляд, господине пес безошибочно унюхает припрятанную гнильцу. А о людской гнили Уолкер знал не понаслышке. Неудивительно, что первым другом презираемого всеми мальчика стала собака. Спаниель в шутовском колпаке и манишке, выступавший на арене цирка вместе с его приемным отцом, первым в мире подарил искалеченному ребенку ласку и заботу. К сожалению, их дружба оказалось коротка, а смерть пса стала началом новой для мальчика жизни. Отчаянно рыдавшего над телом собаки, ребенка пригрел ее хозяин — клоун Мана. В тот день вместе с псом умер и Краснорукий — шельмец с затравленным взглядом, а вместо него родился Аллен… Аллен Уолкер — мальчик, в серых глазах которого затеплилась надежда.       «Если бы Канда узнал, что я взял себе имя собаки, то «Мояши» мне бы еще медом показалось. Так и слышу его ехидное: «Аллен, к ноге!» — подумал англичанин.       Мелодичный перезвон и бой часов оповестил о наступлении позднего вечера. Десятый удар вывел мальчишку из раздумий.       — Батюшки, ну и засиделся я, — подхватился юнец, усердно надувая щеки и выпуская из уст холодную струйку воздуха на листы журнала, чтобы чернила быстрее высохли.       Затем он вернул книги на полки, накинул на плечи пиджак, весь вечер провисевший на спинке стула, загасил лампу и вышел из библиотеки. В штабе стояла тишина. К этому времени обитатели замка отбывали по своим комнатам, готовясь ко сну. Коридоры обители освещались редкими бра. Их газовый свет едва разгонял сумрак, чтобы полуночники не расшиблись в потемках. Аллен шел по безмолвным коридорам, с трудом различая очертания предметов, попадавшихся на пути. По углам плясали замысловатые тени, будоража фантазию. Ему предстояло пройти чуть ли не пол здания до левого спального крыла, минуя центральную башню с главным холлом. Гордостью этой башни была сквозная на все четыре этажа огромная лестница с массивной резной балюстрадой из ценнейшей породы дерева Венге. Шоколадные с черными прожилками перила ярко контрастировали с молочными ступенями. Спускаясь и поднимаясь по ним, все гости замка ощущали себя фигурками на шахматной доске. Под стать лестнице холл украшала роскошная люстра из богемского стекла. Она уходила хрустальным каскадом на два этажа в колодец пролета и стоила баснословных средств. Таких, что, находившийся в вечных долгах нерадивого учителя, Уолкер смотрел на нее с суеверным страхом, а проходя мимо, боялся потревожить своим дыханием хоть одну стеклянную капельку.       Вот и в этот вечер мальчишка быстро двигался вдоль балюстрады, пересекая лестничный пролет, как боковым зрением заметил пятнышко света, мерно скользившее вниз по ступеням. Аллен замер и перегнулся через перила, с интересом следя за огоньком, что теплился в недрах лампы, зажатой в руках позднего скитальца. «Кому еще не спится сегодня?» — задался мысленным вопросом юнец. Прожив больше года в стенах ордена, Аллен хорошо изучил привычки обитателей замка. Сказывался и его навык картежного игрока — запоминать мелкие жесты, мимику и приметы, которые порой выдавали скрытые переживания обладателей. Это не раз выручало его в партиях, раскрывая блеф и волнение противников, и позволяло выйти победителем при самом паршивом раскладе. И в том момент он внимательно изучал в полумраке таинственного визитера, воссоздавая в памяти образы своих соратников. А были и такие особы, которых он признал бы и в кромешной тьме. Сомнений не оставалось. Англичанин был готов биться об заклад, что и фигура, и поступь, и обыденно задранная голова могли принадлежать только одной персоне. В мягком свете лампы юнец различил, что полуночник одет в пальто, а глухой стук подошв о ступени, возвещал об обутых походных сапогах на ногах путника. Неподдельное удивление отразилось на лице младшего экзорциста, и оно же толкнуло его последовать за знакомцем.       Шипя себе под нос от каждого шага, невольно тревожившего больную лодыжку, мальчишка настойчиво крался по лестнице, словно мотылек, стремившийся за светом. Оставаясь под прикрытием тьмы, Уолкеру удалось подобраться к соратнику достаточно близко, чтобы заметить еще одну странность и не выдать своего присутствия. Эта странность заключалось в том, что угольные волосы парня были непривычно перехвачены лентой возле шеи и убраны под поднятый воротник пальто, скрывавший часть лица. Когда путники достигли холла, к Аллену пришло озарение — именно в четверть одиннадцатого происходила смена караульных, и залы на несколько минут совершенно пустели. Волнение и непонимания полностью завладело мальчишкой, он осознал, что и партикулярное платье, и момент были выбраны соперником намеренно, чтобы оставить в тайне отлучку из обители. Каждый пункт плана был рассчитан пытливым умом до секунды, дабы у этого побега не осталось свидетелей. И только воля случая свела беглеца и нераскрытого наблюдателя. Юный англичанин легко поверил бы, что авантюрная натура Лави могла бы заставить того улизнуть под покровом ночи из стен штаба на амурное рандеву, но чтобы поборник дисциплины и в самоволку — такая мысль казалась кощунством. Уолкер терялся в догадках, что могло подтолкнуть Канду к такому поступку.       Тем временем азиат прошел мимо холла и завернул за угол. Преследователь притаился в нише коридора, не теряя из виду знакомую фигуру. Юу остановился у стены рядом со старыми доспехами рыцаря, поднял забрало шлема. С тихим скрежетом каменная кладка рядом со статуей отъехала в сторону, за ней зиял мраком проход. Аллен застыл, словно громом пораженный. Он, конечно, знал, что замок хранил давнюю историю, но что в нем были и такие находки, о которых даже вездесущий историк ни сном ни духом, стало откровением для младшего экзорциста. Беглец смело шагнул в тайный лаз, напоследок ловко опустив забрало доспехов. Проход вновь скрылся, будто его и не было вовсе. Мальчишка потоптался на месте.       — Эх, Уолкер, любопытство кошку сгубило, — покачал головой бедовый юнец.       Поколебавшись долю секунды, искатель приключений бросился к рыцарю и повторил в точности все действия закадычного соперника.       — Но удовлетворив его, она воскресла, — прошептал негодник, скрываясь в потайном проходе.       Лаз уходил винтовой лестницей в подземелье. Аллен передернул плечами, сбывались его кошмары. Отринув прочь сомнения, храбрец припустился за удалявшимся в лабиринте отсветом фонаря, страшась без невольного поводыря заплутать в этих ходах навечно. Канда же шел вполне уверенно, точно зная хитросплетения лабиринта. Эхо его шагов отскакивало от сводов туннеля. Мальчишке приходилось ступать очень тихо и в такт ходьбе азиата, чтобы не обнаружить свою слежку. Изредка бедолага чувствовал, что в потемках ударялся носком ботинок об мягкие тельца крыс, на что те недовольно попискивали. Шуршание и копошение их лапок в темноте заставляли юнца кривиться лицом в омерзении. Неожиданно в седой голове преследователя возникли образы из недавно рассказанной ворчуном захудалой сказочки о горемычных детях, шедших на смерть.       «Хлебные крошки», — припомнил Уолкер и порылся в кармане брюк, извлекая перочинный нож.       Щелчок, и воздух разрезало тонкое лезвие. Англичанин приободрился, начав оставлять небольшие насечки на камнях, словно вил нить Ариадны. Аллен не был настолько красноречив и не умел бессовестно плести байки, как его рыжий приятель. Подросток ясно понимал, что не смог бы войти в замок через ворота, не встретившись с привратником. А как он бы объяснил ему свое появление за стенами обители среди ночи, юнец и подавно не ведал. Значит, вернуться к родным пенатам ему предстояло тем же путем, которым он крался ведомый жгучим интересом. Тем временем воздух туннеля наполнился влажностью, а щек путника коснулся холодный ветер. Слухи не врали, и лабиринт вывел скитальцев в лес. Оказавшись на воле, мальчик осмотрелся, заметив в сотне ярдов очертания махины ордена. Канда направился в чащу, и Уолкер поспешил за ним, словно охотничий пес за зверем. Азиат освещал себе дорогу все той же лампой, а вот его преследователю приходилось довольствоваться едва пробивавшимися сквозь ветви бледными лучами ночного светила, из-за чего бедолага сбился со счету — сколько раз он оступился, поскользнулся на грязи и провалился ногами в проталины, промочив ботинки. Страдальцу казалось, что они шли по этому бурелому вечность, прежде чем чаща стала редеть. У кромки леса Юу остановился, загасил фонарь и спрятал его возле пня, а затем быстро зашагал к видневшемуся пригороду. Выбравшись из кустов, словно дикий кабан, мальчишка потрусил следом, припадая на нывшую от боли ногу.       Горе-сыщик таился за фонарными столбами, телегами и выступами домов, окутанных сном, чтобы не выдать себя. Хотя это было излишним. Беглец, по всей видимости, не ожидавший слежки, не удосужился ни разу оглянуться за все время пути. Хоронясь за углом здания, англичанин едва не пропустил момент, когда его добыча скрылась в омнибусе. Недюжинная расторопность потребовалась от юного бегуна, чтобы догнать тронувшийся экипаж и запрыгнуть на подножку. К превеликой радости мальчишки строптивого гордеца в вагоне не было. Конечно, кичливый парень съел бы собственную рубашку, чем остался среди дам, стариков и детей даже в самый лютый мороз. Аллен же такой надменностью не отличался. Он не сунулся на империал, чтобы не столкнуться нос к носу со своим соперником, да и легкость его облачения не сопутствовала поездке на крыше. В который раз искатель приключений посетовал на свой авантюризм, толкнувший его в одном пиджаке бездумно рвануть в ночную прохладу. Облачко пара, вырывавшееся из уст преследователя, только подтверждало его беспечность. Пробираясь между поздними ездоками, нерадивый сыщик получил под дых набалдашником трости от господина, активно жестикулировавшего и жарко спорившего со своим собеседником.       — Простите, — мельком бросил тот, вновь возвращаясь к разговору.       — Ничего, — просипел юнец, плюхаясь на скамью.       Переводя дыхание, мальчик безотрывно смотрел на винтовую лестницу, ведущую на крышу вагона, страшась упустить перегон, на котором беглец соскочит. Новая напасть подкралась к Уолкеру. Он напрочь не ведал, куда они едут, словно ослик в шорах волочился за морковкой. Затравленно озираясь по сторонам, бедолага искал фигуру кондуктора, но тот, видимо, также был на империале, что отсрочило разрешение свалившейся на седую голову дилеммы — до какой остановки ему брать билет, и куда вообще неспешно везут его кони. В потемках да в погоне за омнибусом англичанин не различил его цвета, а уж прочесть надпись на боку кабины смог бы только зоркий орел. Спрятав в кулаке несколько пенсов, юнец весь сжался, в попытке сохранить тепло. Дама укоризненно оглядела странного седока напротив. Уолкер виновато улыбнулся, лесная прогулка знатно его потрепала. Он безуспешно попытался зарыть измаранные в грязи ботинки в истоптанную солому, которой был выстлан пол экипажа.       Омнибус под грохот колес подпрыгивал и сотрясался на колдобинах дороги, двигаясь вдоль реки. Экипаж катил по мощеным улицам, оставляя позади особняки, парки и приличные районы столицы Альбиона. Под звон колокольчика он останавливался, выпуская из своих недр запоздалых ездоков, а затем вновь трогался в путь по объятой сумраком набережной. В какой-то миг Аллен подумал, что старший юноша направляется в Чайна-таун или, боже упаси, в Сохо — средоточие разврата и порока. Он представил, как прошествует за Кандой по кварталу красных фонарей, где тот скроется за дверьми борделя. А он сам, словно ревнивая женушка, стремившаяся застать мужа за адюльтером, останется под взглядами разгорячённой сомнительной публики. «Вот это будет пассаж!» — посетовал горемычный, невольно покрываясь румянцем. Ему ранее не приходило в бедовую голову такое развитие событий. А ведь Юу был старше, и ничто человеческое ему не чуждо. Соперник был статен и красив, с этим юнец не мог не согласиться. И хоть за ворчуном не ходила слава ловеласа, как за общим знакомым, но он вполне мог прибегать к помощи куртизанок для утоления желаний плоти. Конечно, мальчик не припоминал, чтобы строптивый грубиян хоть мало-мальски проявлял двусмысленный интерес к представительницам прекрасного пола, казалось, что брюзгу заботила только своя высокомерная персона. Но быть может, юный англичанин просто не замечал этих намеков и полутонов в силу своей незрелости. Вот и находились простые объяснения всех странностей: и час прогулки, и таинственность, и одежда. Право дело, не средь белого же дня в форме экзорциста предаваться похоти?! Хотя, когда длинноволосого упрямца волновало мнение, а тем более порицание обывателей?! Уолкер уже успел проклясть себя за глупость, дернувшую его следить за извечным соперником, как омнибус стал удаляться от центра, оставляя позади и злополучный квартал, и не состоявшийся позор любопытного мальчишки. Через пару миль колокольчик вновь оповестил об остановке, и на лестнице послышалась знакомая поступь. Аллен сполз по сиденью, укрываясь за фигурой статного мужчины. И когда очертания парня растворились во мраке ночи, юнец подобно зайцу выпрыгнул из тронувшегося экипажа, налету вспоминая о так и не купленном билете. Заяц, как есть заяц! Сильно ударившись об мостовую больной стопой, несчастный едва не заскулил, но принял муку как наказание за мелкий проступок. Англичанин осмотрелся, замечая вдали силуэты доков и верфи старого порта Доклендс.       Ист-Энд — гнойный нарыв на теле Лондона. Людская помойка, от которой воротили нос благочестивые британские семейства, а напомаженные господа из Палаты Лордов жаждали стереть с лица Англии, прихлопнуть и размазать, словно кровососущего клопа. Подобно чудовищному кракену эта часть города прилипла к фешенебельному Сити и распластала свои щупальца на восток. Жуткая бедность и опустошающая безысходность ждала каждого, кто сворачивал с роскошных центральных улиц столицы и попадал в промышленные районы. Кого только ни приютили эти трущобы: рабочих, разорившихся бедолаг, шайки грязных беспризорников, пьянчуг и воришек, а близость порта поспособствовала, чтобы по обшарпанным домишкам, словно крысы, разбежались иммигранты со всех уголков земли. Шаткие фасады зданий смотрели косыми, пустыми, забитыми досками, слепыми глазницами. Улочки, насквозь пропахшие нечистотами, освещала только луна. Никаких ажурных фонарей, какими были утыканы тротуары Холборна, и в помине не было. А коли кто-то из нерадивых господ и зазевался бы в этих злачных уголках, то мог бы получить свой «фонарь» под глазом. Уолкер поежился, но не от ветерка с реки, а от внутреннего морозца, пробежавшего по венам. Ощупав карманы, мальчик достал часы, не бог весть какие, но это единственная вещь, которая представляла хоть какую-то ценность. От греха подальше он спрятал их в ботинок, крышка корпуса неприятно холодила щиколотку. Аллен развязал галстук, убрал ленту в карман пиджака, расстегнул ворот рубашки, растрепал волосы, приводя их в беспорядок, чтобы не выглядеть слишком холеным для таких мест и не искушать судьбу. Ему совсем не хотелось стать добычей для воров, а тем более получить пером под ребро из-за пары шиллингов. Уайтчепел — печально известный нищий квартал. Зверские убийства, совершенные Джек-Потрошителем в его закоулках, ославили его на всю старушку Британию. И эта скорбная слава заставляла замирать сердце любого, кому довелось оказаться на его просторах, да еще и под покровом ночи. Собравшись с духом, Уолкер углубился в район вслед за своим поводырем. Какого черта тот забыл в этом богом забытом месте, мальчишка устал гадать.       Хвала небесам, но азиат недолго петлял по темным улочкам, вскоре он остановился возле доходного дома, на первом этаже которого располагалась портняжная мастерская. Тусклый свет из оконца мастерской едва освещал облезлую вывеску над входом. Парень скрылся за дверьми. Аллен последовал за ним, ныряя в сумрак парадной. В нос мальчишки сразу ударил запах сырости и тлена. Потертые и засаленные ступени лестницы прогнили. Канда минул первый этаж, его поступь глухо доносилась со второго пролета. Уолкер в кромешной тьме поднимался по вонючей лестнице. За стенами слышалась брань голосов, где-то плакал ребенок. Достигнув второго этажа, юнец выглянул в коридор. Дверь дальней комнаты распахнулась, пропуская азиата внутрь. Хозяин комнаты не закрыл ее за гостем, оставив небольшой зазор, через который пробивался свет в проход. Шаркая ногами, по коридору прошла пожилая китаянка, заставив Аллена вздрогнуть от неожиданности. Старушка прошла мимо притаившегося мальчика, бегло бросив на него уставший взгляд. В дрожавших руках она держала трубку, напоминавшую флейту. Путь она держала в ту самую дальнюю комнату, а достигнув ее, захлопнула наглухо дверь, оставляя юнца во мраке и в смятении. Уолкер сделал глубокий вдох, впуская в легкие смрадный воздух. Его одиночество было недолгим, напротив скрипнула другая дверь. В ее проеме показалась растрепанная девица. Та вначале охнула, завидев силуэт незнакомца, а потом вальяжно навалилась на косяк.       — Господин, ночи нынче холодные, не желаете ли согреться? — осипшим голосом проговорила она, подхватив одной рукой подол замызганной верхней юбки, задирая ее до колена, второй — приглашающе распахивая настежь дверь.       Как только тусклый свет беспрепятственно упал на Аллена, вульгарная девица отпрянула, разглядев, наконец, что пепельные волосы незнакомца обрамляли совсем юное лицо. И этот невольный жест испуганной женщины, словно удар хлыста, обжег мальчишку, выводя из оцепенения. Не обронив ни слова, он бросился прочь, опрометью слетая по гнилым ступеням. Выскочив из парадной, Уолкер врезался в чью-то грудь. Мужчина в фуфайке и в красной шапке, оказавшийся матросом, оттолкнул юнца, что сразу бросился наутек.       — Доходяга, фарватер не попутал! — донесся зычный крик моряка.       Аллен словно гончая бежал, что было сил. Презрев боль в ноге, он бездумно мчался по пустынным темным улицам. Холодный ветер щипал щеки, ворошил седые лохмы, влетал в рот, сжимал когтистой лапой легкие. Мальчик не знал, как долго он так бежал, только уткнувшись в каменную набережную, сковавшую реку, он опомнился. В боку кололо, а живот скрутило спазмом. Вцепившись в мокрый камень ограждения, он перевел дух. Все увиденное вновь всплыло перед его глазами. Теперь он понял все, но не хотел в это верить. Он костерил себя самыми бранными словами за любопытство, которое лишило его покоя. О, блажен несведущий! У него в прошлом было полно скелетов в шкафу, которые он хотел бы похоронить там навечно. Так зачем же ему еще и чужие?! Куда его судьба не закидывала, и чего он только не видел за свою столь непродолжительную жизнь! В какой грязи не извалялся и свидетелем каких пороков только не был! Он ясно представлял, что скрывалось за дверьми той комнаты, что клубилось в ее просторах. Уолкер всей душой был рад, если бы в эту ночь, невольно сорвав маску с Канды, он обнаружил бы за ней личину распутника, но не курильщика. Ядовитый дурман сжирал умы и тела, как богачей, так и бедняков. Зараза, ради которой проливалась кровь на берегах Китая. Отрава, привезенная в трюмах кораблей из Бенгалии. И имя ей — опиум.