11
18 мая 2017 г. в 11:41
Странное существо она была, эта Мусорная Гора.
Гурка все еще сверкала на неё злыми глазами, а Гора, казалось, уже позабыла о том, что ее только что били. Она сидела у костра, тихонько раскачиваясь, отчего по стенам прыгали длинные изломанные тени и то смеялась, словно кто-то нашептывал ей на ухо смешную шутку, то бормотала себе под нос пугающую чепуху. Она то плевалась в костер, веля ему погаснуть, то пододвигалась ближе к нему, с наслаждением отогревая замерзшие босые ноги.
—Ты раньше видела ее? — спросил я у Гурки. Та лишь усмехнулась горько:
— Видела! Нет ни единого Эльфа, который не знал бы ее и не видел, наверное. Кто-то смотрит на неё тайком, чтобы знать, как выглядит проклятье, а кого-то приводит к ней любопытство. Люди ли, Эльфы ли — все хотят знать, что будет там, впереди. Много лет назад ее встретила и я.
Помню, мне было около тридцати лет, может, двадцать восемь. Я была совсем младенцем, из тех, что пачкают парадные крахмальные переднички из травы варят суп для кукол. От отца я унаследовала долгий эльфийский век. Все кругом знали, что я дитя Эльфа, но никому кругом и дела до этого не было. Мы с матерью тогда жили в большом городе. Ты, Терновник, ни разу не видел таких городов, даже в своих волшебных снах. Там были красивые каменные дома, и башни, на которых развевались флаги.
Сам город был крепостью, прекрасной и неприступной, окруженной рвом с водой. Я любила этот город, он был светел, и люди в нем были добрые.
А потом появилась эта, — Гурка кивнула на Мусорную Гору, — и свет в городе погас! Она была странной полукровкой. Говорили, ее мать словно нарочно собирала с своем чреве семя только самых гнусных созданий, и будто бы видели ее с гоблинами, и даже к троллям, созданиям злым и насмешливым, она бегала тайком, прежде чем родить своего первенца.
От кого она родила это чудовище, никто не знал. Дитя росло быстро и внешне ничем от людей не отличалось, вот только... только... она очень жестоко обходилась с соседским ребятишками. Если был ей кто не по нраву, она пророчила ему горе, и оно всегда сбывалось. Стоило ей просто произнести слово — и оно становилось правдой.
— Горе? — совершенно нормальным голосом, в котором не было ни намека на то безумное бормотание, которое я слышал давеча, переспросила Гора. — Разве я говорила о горе?
— А разве нет? — горько усмехнулась Гурка. — Помнишь маленького Черного Мышонка, что кидал в тебя снежки? Он лишился обеих рук!
— И что же? — сухо произнесла Гора. — Ведь теперь у него были механические железные руки, и он стал первым мастером по металлам, и искусным ювелиром в придачу! Руки, которые не годились ни на что хорошее, умерли. Он обрел новые. Что в этом плохого?
Гурка даже задохнулась от ярости.
— Но они были мертвые!
— Он жил в достатке, ни в чем не нуждался, никогда не знал голода, — сухо ответила Мусорная Гора.
— Он снимал их вечерами, на ночь, расстегивал ремни, и культи его кровоточили и болели! — крикнула Гурка.
— Он женился на самой красивой девушке города, и его дом около базарной площади был самым богатым, — отвечала Мусорная Гора голосом строгим и тихим. — Что еще нужно человеку для счастья?
— Вот! Вот как она обходилась с людьми! Все, кто с ней встречался, все живые, веселые, шумные, становились потом механическими куклами!
— Все разменивают свою жизнь на блага, — парировала Куча. — Всем я предсказывала достаток и богатство. Но за него следовало платить!
— А я?! — не унималась Гурка. — Что тебе сделала я?
— Ты не хотела играть с детьми, — мстительно ответила Гора. — Ты думала, что старше их и мудрее. Тебя влекло узнать поскорее о жизни больших людей, путешествовать и узнать мир. Разве не это ты получила?
— Ты отравила этот мир! — завизжала от злости Гурка и кинулась на Мусорную Гору с кулаками вновь. Я едва мог удержать ее.
— Да какой бес в тебя вселился?!
— Бес? — кричала Гурка, сжимая тонкие пальчики в кулачки. — Бес?! Этот мир будет лучше и чище, если я убью ее!
Мусорная Гора, до того говорившая спокойно и нормально, теперь закатилась в совершенно безумной истерике, глядя на нашу возню, и мне казалось, что всё вокруг сходит с ума.
Насилу совладал я с Гуркой, и она устало шлепнулась в песок у костра, уткнув лицо в ладони.
— Это она сказала, что однажды не останется ни одного города, и что разрушат их Эльфы, — тихо произнесла Гурка. — Это она сказала, что Эльфы и люди будут воевать и убивать друг друга. Это она искалечила и убила своим гадким колдовством тот мир, в котором я родилась!
— Не я, а вы сами, — безжалостно парировала Мусорная Гора. — Я лишь сказала, что так будет. Люди, Эльфы — вы все одинаковы, вы все хотите только одного: богатств и почета. Легче всего это раздобыть в войне.. а ты, Ночной Терновник, чего желаешь? И чем готов пожертвовать ради своей мечты?
— А иди-ка ты к оркам, — ответил я грубо. — Ничем я не готов жертвовать. А хочу я вещей весьма простых. Хочу добраться до Вольного Города поскорее и осесть там. Хочу дом там завести и жить в мире и спокойствии. И при том я не хочу никого на пути на своем встретить: ни гоблина, ни человека, и убивать я никого не хочу. Ну что, съела? Попробуй, испогань мою мечту.
Мусорная Гора усмехнулась гаденько, и ее единственный глаз весело засверкал.
— Ты-то, может, и не хочешь, — сказала она вкрадчиво, — а вот то, что есть твоя вторая половина, этого хочет еще и как.
— Какая моя половина? Левая нога и правое ухо, что ли? — грубо сказал я.
Ведьма гадко захихикала.
— Нет, — ответила она, смеясь. — О том ты узнаешь только когда дойдешь до Священного Источника!
— Не слушай ее! — вскипела Гурка. — Она снова колдует! Видишь, она и тебе хочет причинить горе!
— Эльфы велели мне держаться подальше от него, — сказал я. — Так я и поступлю.
— Ты не решаешь ничего, — зло произнесла ведьма. — Все решено за тебя!
— Кем? Тобой, что ли? — сплюнул я. — Если ты такое могущественное существо, то отчего же ты живешь тут, в глуши лесной, всеми отвергнутая и презираемая? Ты даже свою судьбу не в силах изменить, так что не заикайся даже о моей!
Ведьма зло оскалилась. Видно, я здорово разозлил ее, напомнив о том, что когда-то Эльфы и люди изгнали ее и до сих пор не простили.
— Ах ты, ублюдок! — прошипела она, оскалив зубы. — Маленький засранец! Да что ты знаешь об этом мире?! Думаешь, ты кому-то нужен? Думаешь, подаренный пояс обеспечит тебя защитой, а эльфийская куртка сделает тебя своим в поселении Эльфов? Ты никому в целом мире не нужен, и даже мать твоя только и жаждет, чтобы перерезать тебе горло! Она идет следом за тобой! Она не поспевает за твоим быстрым эльфийским шагом, но настанет день... настанет день, и вы встретитесь!
Упоминание о матери для меня было неожиданно. Словно острая стрела пронзила мое сердце, и я на миг перестал дышать. В памяти моей живо встало ее тонкое, бледное лицо, упрямо сжатые губы, прикрытые глаза...
— Да эту женщину, верно, тоже орки зачали! — выругался я, когда наваждение схлынуло. Почему-то я поверил ведьме безоговорочно. Мать... зная ее характер, я вполне мог представить себе ее ярость, когда я скрылся в ночи, оставив позади себя пожарище. Я сжег дом старой ведьмы, которая взялась уничтожить не только меня, но и само воспоминание о ее, матери, любви гордыне и разочаровании. Она могла захотеть отомстить — и могла переступить эту грань, решиться на страшное преступление, за которым только преисподняя и вечное проклятье: убийство.