Маяк

There's no need to complicate a simple phrase

Джек звонил раз в неделю, раз в день, раз в месяц – Сара не всегда успевала ответить, чаще всего эти попытки дозвониться превращались в переписку голосовыми сообщениями, так что он никогда не мог быть уверен, на сколько миль она отдалилась или приблизилась, ночевала ли в том же штате, из которого звонила последний раз. Наконец в трубке вместо записи раздался живой голос. – Мам, ты где? – В Сиэтле. – Всё ещё?! – Джек едва ли не присвистнул, восхищенный этим невероятным примером не свойственной матери усидчивости. Линден улыбнулась беззвучно. Холдер мерно, точно колыбельную пел, расчесывал волнами спадающие ниже лопаток волосы. Она чуть склонила голову навстречу прикосновению. Волосы струились из-под щетки, ласкали пальцы, ему слышались неразборчивые напевы, он одними губами повторял: Линден – Линден – Линден. Когда ты работаешь на нормальной человеческой работе, где тебя зовут нормальным человеческим именем и не трезвонят в любое время суток на мобильник с неизвестных номеров, фамилия становится не обращением – заклинанием. Он повторяет это заклинание, просыпаясь среди ночи, когда наступает лето и становится слишком тихо – прекращается дождь. Смотрит сквозь рассветный туман на ее волосы, разметавшиеся по подушке. Они пахнут озёрным песком и влажной травой – тем, что нельзя забыть, оставить в прошлом [как ее губы пахнут оружейной смазкой в феврале и отчаянием больничных стен в октябре]. Он осторожно прячет лицо в ее волосах, ощущая кожей пульс, и она улыбается во сне, и только тогда он верит, что она не исчезнет с первым полуденным вздохом, с последним паромом, ее не слизнёт с берега тугая волна. – А что ты там делаешь так долго? – Джек уже пережил восхищение и теперь сгорал от любопытства. Она подняла глаза на зеркало, поймала дремотный, точно зачарованный взгляд Холдера в отражении. – Живу.