Первый контакт

При встрече с представителями разумного, неизвестного ранее вида необходимо помнить о том, что Инициатива зиждется на принципах мира и сотрудничества, а также неукоснительно соблюдать протокол первого контакта. Агрессия в сторону братьев и сестер по разуму допустима лишь в случае, если они явно демонстрируют враждебность и намерения причинить вред членам команды Первопроходца. Памятка Первопроходца, пункт 3, подпункт 2

— Мы пришли с миром, — сказала Райдер, показывая чужаку-со шрамом свои голые руки. — Мы не хотим сражаться. Мы просто… — Нахасте, — резко оборвал тот. Звуки вибрировали в его груди, будто там, под броней и кожей, были натянуты струны вместо сухожилий и вен. — Оренга весагара нахасте. Дуло его винтовки, точь-в-точь похожей на ту, из которой был убит бедняга Дасти Киркленд, ткнуло Райдер в бок, и несколько чужаков, державших на прицеле зев корабельного шлюза, одобрительно заворчали в ответ. Вот вам и «с миром», подумала Райдер. Вот вам и «первый контакт». Конечно, была встреча с кеттами на Обиталище-7, но там все случилось так быстро, что Райдер едва успела обнажить резотрон — а обмозговала стычку только минутой спустя, когда спасенный ей Фишер брюзжал про свою лодыжку, раздробленную при крушении шаттла, а Лиам сканировал трупы неизвестных существ с серой, как пепел, кожей и бельмами глаз. Сейчас чужаков было больше — десять, может, пятнадцать, — и «успевать» было нечем: выстрел по «Буре», скользившей над Айей, застал Райдер в ванной, в шаге от душа. Штаны натянула и майку — и на этом спасибо. «Первопроходец, я рекомендую не делать резких движений и не издавать громких звуков. Если пришельцы откроют огонь, вероятность того, что ты выживешь, составит две сотых процента». «Отлично, СЭМ. Ободрил». «Всегда пожалуйста, Райдер». Ну и что делать дальше? Дома, еще на Земле, команде Первопроходца читали курс обязательных лекций про первый контакт с чужими, но Райдер, к сожалению, большую часть проспала. От модных азарийских таблеток, прописанных терапевтом, ее клонило в сон двадцать три часа в сутки, а в оставшийся час ей жутко, до зуда в костяшках пальцев хотелось кому-нибудь вмазать (а лучше — сразу убить). Подперев свинцовую голову непослушной рукой, она выхватывала из рассказов лишь общие места, и без того знакомые ей по рассказам отца и статьям в экстранете. Турианцы развязали войну, атаковав людей за нарушение закона, о котором те — новички на Галактической сцене — даже не подозревали. Одна из первых послиц на Суркеше отравилась питьем, рассчитанным на луженый саларианский желудок, и разразился скандал из-за кровавой рвоты. Делегация с Цитадели, прибывшая на Раннох, привезла кварианцам среди прочих даров редкий опасный штамм батарианской простуды; к счастью, никто не умер. «Вот видите, — рассуждал профессор в заключение курса, пока Райдер мысленно обливала его бензином и чиркала зажигалкой, — к первой встрече с чужими просто нельзя быть готовым. Главное ваше оружие — ум без предубеждений и открытое сердце». Как бы запел этот старый хрыч, окажись он на ее месте? Что бы сделал отец? Райдер медленно опустила руки и ткнула себя пальцем в грудь. — Райдер. До-ро-ти Райдер, — звонко сказала она, глядя чужаку-со-шрамом в глаза. — А тебя как зовут? — Весагара, — обронил тот, по-прежнему не опуская винтовки. — Нга парала вадассан. — Веса… гара? Это твое имя? Чужака звали Джаал Ама Дарав, а слово «весагара» было ругательством на его странном, клокочущем языке, обозначавшим незваных гостей из Млечного Пути — таких, как Дороти Райдер. Но обо всем этом, впрочем, Райдер узнала позже; пока что Джаал был для нее незнакомцем-со-шрамом, и ее жизнь висела на кончике пальца, прижатого к спусковому крючку. Ноздри чужака — две узких прорези на вогнутом лице — трепетали от гнева, а может, от вони стоявшей перед ним человеческой самки. Дуло его винтовки тыкалось Райдер под ребра, будто собачонка, просящая внимания у хозяина. Сейчас выстрелит, поняла Дороти, выстрелит и убьет меня, но не почувствовала ни горечи, ни страха — только невыносимую легкость в голове, словно ее сознание давным-давно оторвалось от тела и болталось где-то в небесах, подобно воздушному шарику с гелием, привязанному к мизинцу ленточкой из фольги. Ну, думала она, стреляй уже, наконец — или ткни себя в грудь и назови свое имя. Это так просто, правда? В фильмах это так просто: и смерть, и первый контакт. Чужак-со-шрамом отвел винтовку. — Орэва весагара. Логато вадасса эфра воджин — таэрве таветааан. Его друзья пропадали во чреве «Бури», повинуясь приказу; молча, один за другим, не оглядываясь назад. Каждый был вооружен, — пистолетом, винтовкой или странным клинком, прилаженным за спиной, — но Дороти не слышала ни выстрелов, ни криков, только ласковый плеск ручья и шелест высокой травы. Где-то над головой свиристела пичужка. Свет инопланетного солнца, дробившийся в кронах деревьев, ложился на плечи Райдер, как невесомая шаль. Скорее всего, на этой планете тоже водились тигры, — а также гадюки, скаты, скорпионы, пираньи, осы и счетоводы вроде директора Танна, — однако на первый взгляд Айя была красивым, пригодным для жизни миром. Наверное, монолиты-атланты, что подпирали здешнее небо, трудились не один год. — Нам не нужна ваша планета, — сказала Дороти чужаку-со-шрамом, оставшемуся сторожить ее. — Посмотрим на ваше хранилище и уберемся отсюда. Слово Первопроходца! Тот фыркнул — точь-в-точь как человек, услышавший несусветную чушь. Он был высоким — на голову выше Райдер, — и широким в плечах, с большой головой и с шеей в складках мясистой плоти. Левую пересекала старая и глубокая рана, благодаря которой Райдер и дала ему прозвище «чужака-со-шрамом». Вогнутое лицо, сужавшееся к подбородку, странным образом походило на человеческое: на нем был тонкий рот, ноздри и два — а не три, или, скажем, четыре — светлых голубых глаза в оправе черных белков. Лоб усыпали темные пятна, сливавшиеся в кляксу на безволосой макушке, и, если приглядеться, в них чудился некий рисунок, вроде как в тесте Роршаха. Жук… Или медуза. Чужак-со-шрамом вернул Дороти на землю долгим внимательным взглядом. — Что? — спросила она. — Да, смотрю. Ты красавчик. — Райдер! Эти «красавчики» перевернули весь мостик вверх дном и раздербанили наш… Эй, не трогай! Мое! По трапу спускалась живая и невредимая Пиби, а следом за ней шел чужак, сжимая в руках «ремтех» — какую-то безделушку реликтов, которую Пиби отрыла в радиоактивных песках и берегла как величайшую ценность. Вот появился Лиам, щурясь на инопланетном солнце, — безоружный, как Пиби, но хотя бы в броне, — и Кора Харпер с полуулыбкой в уголке бледного рта. Можно было подумать, что происходящее забавляет ее, но некая жесткость в плечах и складка между бровей кричали об обратном. Вскоре всех членов команды вывели из корабля и поставили в круг прямо под брюхом «Бури». Суви во все глаза рассматривала ангаранцев. Ветра казалась спокойной. Лекси Т’Перро жевала губу и не знала, куда деть руки. Драк был невозмутим, как буддийский мудрец, а Кэлло расчесывал рог — как и всегда, когда нервничал или злился на Гила. Последнему не повезло — он стоял в шортах и аляпистой майке, служившей ему пижамой, и поджимал пальцы босых ног. Похоже, во время посадки на Айю Гил прохлаждался в койке. К каждому из команды был приставлен свой страж. — «Дикари», твою мать, — шипел Лиам сквозь зубы. — «Аборигены», блин. Танн предупреждал их о том, что в галактике, кроме кеттов, есть и другая антропоморфная раса. По его словам выходило, что это дикари, не умеющие рисовать на скалах и добывать огонь, и если Первопроходец хочет установить с ними контакт, у Эддисон наверняка найдется нитка блестящих бус. Позже Дороти заглянула в лабораторный корпус, где доктор Вал, смешливая турианка с «обнаженным лицом», показала ей фотографии «эосских дикарей», а точнее, их тел. Некоторые трупы были маленькими и ссохшимися, вроде изюмин, — «мумифицировались в песках», так объяснила Вал. Другие — наполовину гниль, наполовину плесень, с обнажившимися костями — чуть не заставили Дороти попрощаться с обедом. Ни по одной из фотографий нельзя было предположить, что у «дикарей» есть винтовки. И ракеты. И шаттлы. Словом, парой блестящих бус тут было не обойтись. — Они пытались поймать Тото, — робко шепнула Суви, когда отвернулся ее надзиратель, худой пришелец с татуировкой на шишковатом лбу. — Для чего им пыжак? — Может, они считают Тотошку членом нашей команды. Главным врачом, положим, — тихо ответил Гил, подмигнув доктору Лекси. Та нервно вздохнула и отвела взгляд. — Или вторым пилотом… — А может быть, — это Драк, — они знают толк в шашлыке. — А может, шашлык сделают из нас! — Взвился бедняга Кэлло. — Райдер, ты Первопроходец! Сделай же… Что-нибудь! Дороти подмигнула пилоту — мол, все пучком, расслабься! — но на деле не чувствовала и десятой доли той уверенности, которой хотела бы обладать. — Мы прилетели из другой галактики на корабле под названием «Нексус», — вежливо сказала она чужаку-со-шрамом. — Мы будем очень благодарны, если вы отвезете нас к вашему президенту… Королю… Или матке… Или кто у вас главный. Тот издал странный звук, выплюнул фразу на своем языке — и все чужаки, стоявшие с ним, забулькали в ответ. Похоже, это был смех. — Джаал! Аранга мо вадаско. Парешо рофжа иту? — Энга нахаранай. — Барто во иска мангаа-та джаал. Бах-бдыщ-бадабум! Пришельцы вскинулись как один, — кто-то схватился за пистолет, кто-то за свой клинок, — но это была лишь коробка, которая летела по трапу, подпрыгивая на швах. Внизу она перевернулась, и по траве рассыпалось ее нехитрое нутро: паяльники, датапады, мотки проводов, кусачки, ножи, плоскогубцы, уни-ключи, три набора отверток разных форм и размеров и потрепанный тетрис, бывший в моде пятнадцать… Нет, шестьсот пятьдесят лет назад. Чужак, уронивший коробку, застыл в проеме шлюза, испуганно подняв руки ко рту. Точь-в-точь как человек. — Эй! — возмутился Гил. — Это мое барахло! Райдер, какого черта? Он дернулся к вещам, но чужак-со-шрамом преградил ему путь, подняв трехпалую руку. — Нахасте. Нахасте весагара. — «Нахасте», — повторила Райдер, катая слово по языку, как мятный леденец. — «Нахасссте». Что это значит? «Стой»? «Прекрати»? «Я зарежу тебя во сне и сделаю плащ из твоей кожи»? Гил, пусть смотрят, от тебя не убудет. — Если бы только смотрели, — буркнул инженер. Кора, Лиам и Суви тянули Гила назад, чтобы не сделал глупость, пока чужаки вертели в руках его драгоценные штуки. Один из пришельцев перебирал отвертки, другой рассматривал дрель, а третий бил тетрис ладонью, пока тот не включился и не проиграл мелодию из старого шоу про волшебника с Альфы Центавра. Чужаки снова забулькали, и кто-то воскликнул: «Бааа!» Дороти спросила не к месту: — Дашь потом погонять? — Что, тетрис? Если зарядку найдешь. И если нас не съедят. Однако пока что чужаков куда больше интересовали вещи, привезенные людьми из Млечного Пути, чем вкус человеческой плоти, маринованной в собственном соку. Они исчезали в распахнутом зеве фрегата, чем-то гремели, стучали, перекрикивались и сбегали по трапу, чтобы бросить на землю очередную находку: пачку ореховых хлопьев, лак для волос, расческу, фарфоровую кружку со сколотым ободком, чайник, пакетик семян, сувину косметичку с дюжиной разных помад, футляр для уни-ключей, корзину, картинку, картонку — и выпуск «Форнакса» под названием «Крогазм» (Лекси Т’Перро порозовела, но не сказала ни слова). Чужак-со-шрамом рассматривал эти вещи пристальным, цепким взглядом — но ничего не трогал. — О, вот и мой Франкенштейн, — обрадовалась Суви, когда на траву швырнули игрушку в форме растения-зомби. — А я-то думала, что забыла его на «Нексусе». — Я люблю тебя! — пискнул зомби, ударившись о землю. — «Нечестивцы»? Серьезно? — В воздухе промелькнул сборник комиксов с пометкой «Лучшие истории!» на обложке. Супергерои, изображенные на ней, были удивлены такому повороту событий не меньше Коры Харпер. — Вот уж не думала, что ты любишь подобное старье. — Классику, а не старье, — поправил Лиам. Взглянув искоса на своего надзирателя, он поднял томик и вытер его рукавом. — Шестьдесят третий год! Я с этой книжкой часов пять стоял в очереди на автограф. — У нас все это время был ножик для пиццы. — Пиби наморщила нос. Один из чужаков перевернул кухонный ящик вверх дном, и столовые приборы посыпались ей под ноги, сверкая на солнце, как драгоценные камни. — Почему ножик был, а пицца — нет? Я ананасовую люблю. — Вы что, и правда тащили весь этот мусор с собой из Млечного Пути? — хохотнул Драк, почесывая наросты на подбородке. Похоже, кроган был единственным, кого никак не трогал учиненный пришельцами обыск. — Ну что ж, понятно, отчего этот ваш «Нексус» до сих пор еще в жопе. Лучше бы дробовики взяли, а не подобный хлам. Драк был, конечно, не прав. Несмотря на то, что Инициатива «зиждилась на принципах мира и сотрудничества», колонисты привезли с собой вдоволь гранат, винтовок, пистолетов, резотронов и ножей, приспособленных для того, чтобы убивать себе подобных, а вот на персональную кладь установили такие жесткие ограничения по объему и весу, что предприимчивые пассажиры, решившие оставить позади не только старую жизнь, но и старые вещи, недурно заработали на продаже своих багажных мест. Прочим было несладко. На каждую из мелочей, вытащенных пришельцами из ящиков и коробок на свет, приходилось десять других: ценных, любимых, важных, но — не влезших в багажную ячейку. В широких, трехпалых ладонях пришельцев эти сокровища становились тем, чем были на самом деле: шелухой, сором, пеной; обломками цивилизации из Млечного Пути, выплюнутыми на дальний берег милостью урагана. — С-суки, — процедил Лиам с неожиданной злостью, заметив в растущей куче ключи от автомобиля с брелком в форме протеанина Проти. — Извини, Райдер. Вырвалось. — Да ничего, — кивнула Дороти. Под ноги чужаку-со-шрамом летели отцовские книги, шелестели страницами, бесстыдно раззявив обложки: Бредбери, Кафка, Джонатан Свифт, альбом репродукций Дали. — Эй, поосторожней давайте. Это подарок от мамы. Мама у тебя есть, ты, розовый хрен? — Ну ты и грубиянка. — Гил сделал большие глаза. — Может быть, мама бросила его еще в роддоме. Чужак-со-шрамом повернул голову и смерил Дороти взглядом, словно мог разобрать, что говорят о нем, а после нагнулся, поднял тяжелый том и распахнул его на середине. На бело-синем фоне парила голова, изображенная в профиль, держащаяся на подпорках; подпись внизу была — «Сон, 1937». Ниже — записка от мамы: «Это ты, дорогой, пока не выпил кофе». Пролистав пару страниц, на которых были изображены не менее странные вещи, чужак-со-шрамом захлопнул книгу и отпустил ее землю — опустил, а не бросил. Дороти показалось, что это очень важно, но не успела додумать свою мысль до конца. За спиной громыхнуло, и раздался бас Драка: — А ну-ка положи вот это, откуда взял. А лучше — отдай мне. Худой невысокий пришелец, спускавшийся по трапу с зазубренным гарпуном из пожелтелой кости в руках, испуганно попятился назад, когда над ним навис кроган — триста кило бронированной, угрожающей плоти. Чужаки всполошились, и двое из них попытались оттеснить крогана на лужайку, но Драк отпихнул их прочь, как школьный задира, тягающий штангу — пару отличников, не поднимавших в жизни ничего тяжелее нетбука. — Если сломаешь это копье — проломлю твою глупую бошку, — сообщил Драк тем же будничным тоном, которым обычно говорил, что на завтрак сегодня сэндвичи, а на ужин — ризотто. — Еще я украшу твоими зубами ручку своей зубочистки. Дай мне копье сюда. — Оре! — тонко выкрикнул пришелец, когда Драк потянул к нему лапу. — Джаал! Джаал варе хасса! Дальше все было быстро; быстро, как раз, два, три. Раз — чужак-со-шрамом вышел вперед, поднимая винтовку и целясь Драку в висок. Два — гарпун хрустнул в неосторожных руках. Три — Драк взревел, цапнул винтовку за дуло и дернул ее на себя. Выстрел — пуля ушла в песок. Мгновением спустя Драк наставил оружие на чужака-со-шрамом. Тот застыл, как делают люди, если им тычут в лицо дулом заряженной винтовки. — Оре! — Сккат! — Нахасте вадасса! — Драк, — сипло сказала Дороти, — Драк, не вздумай стрелять. Пожалуйста, отдай мне винтовку. — А ты заставь меня, малыш, — усмехнулся старик. Драк напросился на «Бурю» временным пассажиром, сказав, что едет на «Нексус» — повидать внучку Кеш, служившую там интендантом. Платить за проезд он обещал байками и стряпней. Кроме того, Драк оказался старым знакомым Ветры, и Дороти не нашла ни слов, чтобы возражать, ни сил, чтобы думать об этом дольше, чем две минуты. Когда Драк решил остаться на «Буре», взяв на себя роли повара и старого, но крепкого и циничного деда, все были только рады. Ветра, подсуетившись, сумела каким-то чудом разнообразить паек, поэтому Драк готовил то пасту с шампиньонами, то настоящее мясо, тушеное в саларианских фруктах, а на закуску рассказывал истории из своей жизни, полные выпущенных кишок и разбитых голов. Однажды, наслушавшись их, Дороти предложила Драку размяться на кеттской базе, но тот, рассмеявшись, отрезал: — Это с тобой, что ли? Нет. Не хватало еще пигалицу двадцатилетнюю на поле боя слушать. — Мне двадцать два, — ответила Райдер, — и меня никто не слушает на поле боя. Но спасибо за честность. — Съешь мою честность на ужин, малыш. Не подавись ей только. Еще Дороти просила не называть ее «деткой», «пигалицей» и «малышом», но Драк пропустил это мимо ушей, как и слова о том, что она не ест острые блюда. Прозвища никуда не делись, а в воскресное чили Драк щедро добавил перцу. Как отговорить его от мысли снести полголовы чужаку-со-шрамом, было совсем неясно. — Драк, — сказала Дороти, делая шаг вперед, крогану наперерез, — Драк, отдай мне винтовку. Мы тут сколько — два года? Меньше? Уже нажили врагов. Эти ребята — не кетты, с ними нужно дружить. — Дружить? — осклабился Драк. — Что такое «дружить»? Это человеческая болезнь? — Это значит союз. Это значит торговля. Мы помогаем им, они помогают нам… — Да? Почему бы нам просто не перебить их всех и не поселиться тут? — Драк обвел лес и небо рукой, но тут же вернул ее на ствол. Он будто не замечал, что все чужаки, стоявшие на поляне, целились ему в спину, а те, что без винтовок — обнажили клинки. — Ты искала «золотой мир», малыш, и ты его нашла. Молодец. Танн будет счастлив. Теперь отойди в сторонку и дай мне поработать. — Джаал, — тихо сказал чужак с зеленоватой кожей и белым пятном на лбу, — молаох весагара. Табите леш параан… — Нга, — ответил тот, что со шрамом, глядя на черное дуло собственного ружья. Что он делал — прощался? Велел подчиненным бросить винтовки или — наоборот — разрешал им стрелять? Дороти показалось, что палец крогана дрогнул на спусковом крючке. «Первопроходец. — Голос СЭМа ввинтился в висок, как приступ острой мигрени. — Исходя из того, что я знаю о Накморе Драке, вероятность того, что он выстрелит, составляет пятьдесят три процента». Мгновение было острым и хрупким, как сказочная игла, в которую Великий и Ужасный волшебник сумел заточить свою смерть. Как же там: смерть в игле, игла в золотой шкатулке, та спрятана на вершине самой высокой башни… «Я думаю, СЭМ. Я думаю». Пока соломенные мозги без толку ворочались в голове, ноги сделали шаг вперед. — Драк, послушай меня, — твердо сказала Кора. — Все члены команды Первопроходца должны соблюдать Протокол. «Агрессия в сторону братьев и сестер по разуму допустима лишь в случае, если…» — Чихать я хотел на ваш Протокол. Я повар, а не «член команды». — Окей, — выдохнул Лиам. — Но ты, как и все — член Инициативы, а мы — экспедиция мирная. Про это ты помнишь, верно? Поэтому взяли с собой не дробовики, а хлам. Он пнул ногой вещи, сваленные чужаками посреди поляны, и угодил по Франкенштейну. Тот пискнул: «Я люблю тебя!» и откатился прочь, тараща пуговичные глаза. — Экспедиция к рахни тоже была очень мирной, — коротко хохотнул Драк, тыкая чужака-со-шрамом дулом винтовки в грудь. — Пока жучки не решили, что из наших послов выйдет прекрасный десерт для жучиных личинок. Поверьте старику, малыши: этот ваш первый контакт закончится мясорубкой. Не сейчас — значит, позже. Так давайте начнем! Будет весело, обещаю. И быстрее закончим. — Драк, не пори горячку. — Ветра вышла вперед и положила костлявую руку крогану на плечо. Драк обернулся к турианке, но опускать винтовку все равно не спешил. — Сделай как просит Райдер. Брось оружие, друг. — Бросить? Ну уж нет. Райдер у нас тут главная. Если ей хочется, чтобы я бросил винтовку — пусть меня убедит. «Вероятность того, что Драк выстрелит, составляет шестьдесят два процента и продолжает расти», — услужливо подсказал ИИ. «Ты мне мешаешь, СЭМ», — огрызнулась Дороти. И сделала еще шаг. Отец, мир его праху, умел говорить красиво, хотя иногда забывался: мог рассуждать про науку и звезды, стоя посреди крошечной кухни со сковородкой в руках. Эллен фыркала — «Не на трибуне!» — и чмокала мужа в щеку, а если та заросла щетиной — то в мочку левого уха. Тем, кто не владел этим секретным приемом, приходилось несладко: отец мог заставить слушателей плакать, не бросив ни одной слезоточивой гранаты и не расчленив ни одной репчатой луковицы; мог разделать противника под орех не только на поле боя, но и во время спора. Увы, ген красноречия достался не дочке, а сыну, а тот был все еще в коме. «Шестьдесят девять процентов». Так и не придумав, что тут можно сказать, Дороти просто встала перед дулом винтовки и заслонила чужого-со-шрамом своим собственным телом. — Знаешь что, Драк? Иди к черту. Будешь стрелять — стреляй. — Ну так подвинься. — Нет. Кора со свистом втянула воздух через сжатые зубы. Пришельцы забормотали на своем языке. «Райдер, может, не надо?» — спросил Гил откуда-то сзади, а Лиам сказал: «…твою мать!» Драк ухмыльнулся, сощурив глаза. Он был похож на людоеда, который раскроет пасть — и ам! съест с потрохами сиротку, попавшую не в ту сказку. «Восемьдесят три процента». — Что, ради этого чужака ты готова подохнуть? Дороти пожала плечами. — А ты готов стрелять? «Девяносто один процент. Первопроходец, ты»… Драк вдруг затрясся, и дуло винтовки, прижатое к ребрам Дороти, затряслось вместе с ним. Раздался громкий и гулкий звук, словно в полупустом ящике для припасов перекатывались гранаты — так кроган хохотал; веселился до слез. — Глупая ты, малыш, — пророкотал он, — но смелости не отнимешь. Пожалуй, через пару годков из тебя выйдет толк. Стрелять я не думал вообще-то. Так только, попугать. И сунул винтовку ей в руки.