Первый контакт

Сейчас, когда я пишу послесловие, вы можете найти себе партнера среди представителей десяти разумных рас. Одиннадцати, если глава «Для чего ворче запасной пенис?» распалила ваше любопытство. Надеемся, что благодаря этой книге вы, мой дорогой читатель, никогда не попадете впросак! А если завтра вы встретите новых собратьев по разуму и захотите открыть новые, еще неизведанные горизонты… Что же! Надеемся, что наша книга поможет вам сделать первый контакт незабываемым. «Дары страсти, или Пособие для межвидовых пар со схемами и иллюстрациями» под редакцией Мордина Солуса, 21-е издание

— Твой ход, — сказала Дороти. На скомканном одеяле, брошенном на траву, места едва хватало на одного Джаала — что уж говорить про двоих. Чтобы уместиться на нем, они с Дороти сплелись, как цветочные лозы, и, влажные после занятий любовью, так же липли друг к другу. Вдали рокотал водопад. На коже оседала пыльца. Короткие волосы Дороти — те, что на голове, — щекотали предплечье Джаала. Раньше Джаалу казалось, что волосы живые, вроде щупалец у медуз или усов у адхи. Он боялся задеть их и причинить Дороти боль, и содрогался всякий раз, когда она проводила по затылку щеткой и выдергивала из себя волоски. Но теперь-то он знал, что волосы мертвые, а расчесывание — это уход за собой, а не ритуальное самоистязание. Волосы можно было трогать, теребить и ворошить пальцами. Иногда за них можно было даже дергать. Иногда Дороти это нравилось, но только если речь шла о волосах на голове. Чем они отличались от волос на других частях тела, Джаал до сих пор не понял. — Я бы тоже хотел иметь волосы, — наобум сказал он. — Ложь, — фыркнула Дороти. — Как ты опять угадала?! — поразился Джаал. Дороти перевернулась на живот, оперлась локтями о землю и заглянула ему в лицо. — Ты не умеешь врать. Вечернее солнце, повисшее на горных зубцах, золотило ее со спины, и оттого волосы — те, что на голове — полыхали огнем. Ушные раковины просвечивали розовым, как лепестки весенних цветов. Джаал потянулся, чтобы погладить их, но Дороти поморщилась и перехватила его руку. Ах да, воспоминания из детства, с раскаянием вспомнил он. Кто-то таскал ее за уши — дядя, отец или брат. — Смотри, — начала она, сгибая палец Джаала. — Во-первых, выдумка должна быть похожей на правду. Если не можешь придумать сам, вспомни историю кого-то из друзей, переиначь немножко и скажи, что она про тебя. — Давай поиграем в другое, — попросил Джаал, но Дороти упрямо помотала головой. — Во-вторых, будь смелее. — Она согнула еще один палец на руке Джаала. — И смотри мне в лицо! Ты мнешься, когда говоришь неправду. Очень заметно. Правда. Гил Броди бы с ней согласился. Однажды он взялся обучать Джаала забавам из Джавареон Имасаф, и это оказалось сущим мучением для них обоих, потому что в играх, которые так любил инженер, требовалось блефовать и лгать друг другу в лицо — а по лицу Джаала все становилось ясно. Были у пришельцев и другие игры, вроде шашек или го, любимых доктором Лекси — там требовалось просчитывать свои ходы наперед; но вся команда, включая Драка, предпочитала игру попроще — в «актеров». Во время нее кто-то один показывал жестами слово или фразу, а остальные угадывали, хохоча и перебивая друг друга. Часто звучали слова, которых переводчик не знал: шепард, тупари, культяпка. Джаал терялся и чувствовал себя лишним. Что до его дражайшей Дороти, то она обожала «тетрис» — могла сидеть с ним часами. К сожалению, это было развлечение для одного, и Джаалу оставалось смотреть на падающие фигурки через ее плечо. Он пытался играть и сам, но «тетрис» был слишком маленьким для ангаранских ладоней, а пальцы Джаала то и дело задевали лишние кнопки. Каждый раз, когда он проигрывал, включалась ужасная музыка, похожая на визг раненого адхи, который вот-вот вцепится в твою лодыжку. Судя по выражению, которое Джаал услышал от Лиама и еще не успел посмотреть в толковом словаре, — продувать, так с музыкой, — музыкальное сопровождение поражений было еще одной культурной особенностью землян. — Так ложь или правда? — спросила Дороти, пихая его кулачком под ребра. — А? — спохватился Джаал. — Милая, извини. Я прослушал. — Когда я получила свой первый номерной пистолет, я дала ему имя — Развратник, — терпеливо повторила Дороти. — Это… Странное имя для пистолета, — осторожно заметил Джаал. Дороти с прищуром посмотрела на него. Тень от ресниц легла ей на щеку, невесомая, как крыло бабочки. — Криво перевелось, наверно. У нас это имя героя из о-о-очень старой книжки. Он любил разных женщин. А женщины любили его. Ложь или правда? Про пистолет? — Ложь? — предположил Джаал. Дороти улыбнулась. — Нет, правда. Джаал вздохнул. Он еще ни разу не смог одержать верх в этих странных играх, привезенных из Джавареон Имасаф. Да будут звезды свидетелями — он старался. — Но сейчас у твоего оружия нет имени. — Не прижилось, ага. Мне было восемнадцать, и я пересмотрела фильмов про крутых солдат будущего с очень крутыми пушками. Они давали пушкам имена. Я решила, что мне тоже надо. Это было довольно глупо. — Вовсе не глупо! — горячо возразил Джаал. — У моей винтовки есть имя! — Ну, знаешь! Мой пистолет был обычным. Твоя винтовка — трофейная. Можно ее подержать? — Зачем? — удивился Джаал. — Я хочу подружиться со всеми членами твоей семьи. Дарав лежала неподалеку, стыдливо прикрытая брошенной наспех одеждой. Джаал проверил оба предохранителя — сначала кеттский, а потом ангаранский, врезанный им в ствол у спускового крючка, — прежде чем передать винтовку в руки Дороти. Кетты и ангаранцы были сильнее людей, их кости — крепче, а оружие — тяжелее, но Дороти поднатужилась и сделала вид, что ей ничего не стоит вскинуть Дарав к плечу. «Ложь!» — мог бы воскликнуть Джаал, но, конечно, не стал. Солнце скрылось за горные пики, и небо налилось синью. В долине светился лагерь, — там днем и ночью продолжалась работа, — но здесь, на плато, быстро сгущались тени, и не было фонарей, чтобы их разогнать. Над папоротником, мерцавшим в сумерках, кружили первые ночные мотыльки: они садились на его листья в поисках сладкого нектара, потом тщетно дергались, пытаясь взлететь, и, наконец, замирали. Природа Хаварла была красива и жестока. Хранилище джаардан смягчило ее нрав, но не уменьшило аппетит диких зверей и плотоядных растений. Самое время одеться и вернуться домой. Дороти все еще целилась в заросли. Руки ее устали: дуло винтовки ходило ходуном, и Джаал с неожиданной и непонятной для него самого нежностью подумал, что этак она даже эйроха не пристрелит с расстояния в сорок шагов. Промахнется. Он прижался к Дороти со спины, перехватил винтовку. Помог взять ее как надо: приклад — к плечу, правая рука — на рукояти, левая — под стволом. Грубый кеттский металл оставил на ее коже розовые следы, и половой орган Джаала, спрятанный в генитальном мешочке, снова отвердел и набух. — Что значит «Драула весагара»? — спросила Дороти ни с того, ни с сего. Джаал поперхнулся, как будто на его шее сжалась невидимая удавка Акксула. — Что… Где ты такое услышала? — осторожно спросил он. — Да вот же, на прикладе нацарапано. Внизу. — Дороти показала пальцем на глубокие и неряшливые отметины, сделанные в металле. Их было не так-то просто увидеть в сумерках, даже если присмотреться. — «Драу» — это смерть… Да? Я же правильно помню? — Да, — хрипло ответил Джаал, забирая винтовку из ее рук. — «Драу» — это смерть. — А «весагара»? Что-то знакомое, да? — Не надо об этом, — беспомощно попросил Джаал. — Это плохое слово. — И что? — фыркнула Дороти. — Я знаю много плохих слов! «Сккут» вот, например. Ну, давай, признавайся. Кончай мять сиськи, как говорил мой братец. — Но я не трогаю твои груди, — возразил Джаал. Он понимал, что это очередное образное выражение из английского языка, догадывался, что оно значит, и знал, что всегда может позже проверить его значение, заглянув в толковый словарь, представленный доктором Лекси. Но Дороти любила объяснять ему слова и выражения сама, и Джаал надеялся отвлечь ее. Тщетно. Она взяла его руки и быстрым, ловким движением прижала к своей груди. — Ну вот, сейчас трогаешь. А теперь скажи мне все-таки, что это значит. А? Груди Дороти, округлые и упругие, с острыми навершиями сосков, никак не помогали Джаалу собраться с мыслями. Он так и не понял, что люди находят в них сексуального, в этих мясных мешочках, но мять их пальцами было приятно, а звуки, которые при этом издавала Дороти, были ужасно развратными. Вконец растерявшись, Джаал спрятал лицо в ложбинке меж этих мешочков. — «Когда я с тобой, я не боюсь смерти», — неразборчиво пробубнил он. Эта неправда была, как говорят пришельцы, шита белыми нитками. Джаал с ужасом ждал, что Дороти вот-вот воскликнет: «Ложь!» и оттолкнет его, но она вздохнула и положила руки на его гребень, туда, где чувствительные складки плоти смыкались у толстой шеи. Когда Джаал в первый раз увидел Дороти без одежды, ему было не по себе. Доктор Лекси заранее прислала ему дюжину красочных брошюр и откровенных фильмов, а также книгу «Даты страсти. Пособие для межвидовых пар» под редакцией некого Мордина Солуса — чтобы, как сказала она, «ликвидировать межвидовой и культурный пробел». Однако Джаал видел голых землян и раньше. В том, к сожалению, и заключалась проблема. Он видел землян на Кадаре, где члены «Роекарра» раздевали пленников и опускали их в шипящие кислотные озера, и на равнинах Воелда, где их обливали водой из прорубей, выбитых в толстом льду. В отличие от ангаранцев, плотных, будто свитых из проволоки, и ярких, как краски закатного неба, пришельцы были тусклыми и мягкими на ощупь. От боли они извивались, как гусеницы. «Личинки» — вот так называл их Акксул. Личинки настоящих людей. Глядя на тело Дороти в тот первый и странный раз, было очень непросто видеть в нем что-то еще. Чтобы скрыть замешательство, Джаал прижал Дороти к себе, поднял ее в воздух и как следует покружил. Секс тогда не получился. Позже Дороти со смехом говорила, что была очень рада такому повороту событий. Она не успела прочитать файлы, присланные доктором Лекси, и попросту не поняла, где у Джаала член — и есть ли он вообще. Джаал так и не признался, что у него не проснулся (как Лиам сказал бы — не встал). У них появилась шутка: мол, первый контакт комом. Но с третьего или пятого раза дело пошло на лад. Сейчас, зажмурив глаза, Джаал опустился вниз по телу Дороти, давно ставшему привычным и родным. Он нащупывал дорогу то пальцами, то языком — а прибыв к месту назначения, уткнулся в него губами. Там было влажно и солоно. Джаал с облегчением вздохнул. Все лучшие ангаранские блюда, все леденцы, все десерты, которые он получал в детстве за хорошее поведение, были солеными на вкус. По-прежнему не открывая глаз, он нашел в складках плоти конфету и принялся сосать. Это был уже не первый контакт — это были переговоры на самом высоком уровне. Нежная дружба народов и взаимопроникновение культур. Джаал так увлекся, что не заметил ни звука шагов, ни щелчка. — Мой ход, — сказал Акксул. Дороти вскрикнула, дернулась. Бросилась к куче одежды, сваленной в стороне. Там, рядом с кожаной курткой, лежал ее пистолет. — Не надо, — предупредил Акксул. — Твой развратник у меня... Во всех смыслах. Джаал заворочался, пробуя встать, но дуло Дарав уперлось в его затылок. — Нет, Джаал, не поднимайся. Ты предал наш народ ради человеческой самки. Ты ублажал ее как червяк… И как червяк подохнешь. Джаал оскалил клыки. Как долго Акксул прятался рядом, невидимый и неслышный? Как можно было заняться сексом, оставив Дарав без присмотра, да еще в темноте? Дурак. Ну какой же дурак! — Ты проиграл, Акксул! — рыкнул он, стараясь не дать волю злости. — Первопроходец Райдер помогла нам вернуть Кадару, за которую ты сражался, и разделила с нами Меридиан. «Роекар» больше нет. Молодежь не верит твоим лживым словам. Ты поэтому хочешь убить меня? Из мести, названый брат? Он рассчитывал, что Акксул начнет спорить — о том, что Меридиан был создан для ангара и по праву принадлежит им, а не пришельцам со звезд; о том, что Кадара до сих пор осталась под властью людей, несмотря на ангаранского наместника; о том, что весагара привезли с собой разрушение и смерть. Однако Акксул молчал, и это нравилось Джаалу куда меньше, чем дуло винтовки, тычущее его в затылок. — Нет, — сказал Акксул, наконец. — Ты для меня никто теперь, Джаал Ама Дарав. Я пришел за Первопроходцем Райдер. — Ты не в моем вкусе, — с вызовом огрызнулась Дороти. Джаал скосил глаза, но ее лица увидеть не смог: только белые ноги, бедро — и сжатые в кулак пальцы. — А кто в твоем вкусе? — наигранно удивился Акксул. — Ах да, ну конечно! Красивый, но глупый чужак, который поверит в то, что ты прилетела с миром. Такой, как Джаал, например. — Чего ты… — начал было Джаал, но прикусил язык: дуло винтовки, надавив на затылок, вжало его в траву. — Давай-ка поступим вот как… Я буду рассказывать про Джаала, то правду, то небылицы, а ты — говорить, что есть что. Ложь или правда. Ты любишь эту игру, первопроходец Райдер. Джаал стиснул зубы: он еще с детства знал, что игры с Акксулом, любимчиком Мошай Сефа и заводилой всей школы, редко кончались добром. И точно — помедлив немного, Акксул самодовольно добавил: — Ответишь неверно — стреляю. Дороти промолчала. Наверное, она думала, как бы скорее добраться до брошенного пистолета. — Итак: Джаал вызвался полететь с тобой, чтобы шпионить на «Роекар». Тогда он был моим братом, моей правой рукой. Это ложь или… — Правда, — фыркнула Дороти. — Думал, что я не знаю? Акксул цокнул языком. — Он рассказал или сама догадалась? Ладно, это неважно. Чтобы вступить в «Роекар», Джаал убил человека. Принес его голову мне. Ложь или правда, Первопроходец Райдер? Сердце Джаала ухнуло вниз. Он вспомнил алые капли на каменистой земле, тяжесть заплечной сумки… — Правда, — сказала Дороти, спокойно и очень уверенно. Джаал так хотел обернуться, посмотреть ей в лицо — но, конечно, не смел. — Иначе бы ты не спросил. Акксул от души рассмеялся. Дуло винтовки запрыгало в его руках, и Джаал, ухватив момент, перевалился на спину — лежать так было удобнее, чем на животе. Теперь он видел небо, уже совсем черное с одного краю и темно-синее — с другого, и фигуру Акксула, заслонявшую звезды. Если удастся хотя бы встать на колени… — Ладно. — Акксул, отсмеявшись, ткнул в его лоб винтовкой. — Вот вопрос посложнее. Джаал знает про собирателей злаков и про вашу войну. Каких еще злаков, растерялся Джаал. Конечно, пришельцы из Джавареон Имасаф занимались земледелием, особенно на богатой и жирной почве Меридиана. Они пахали землю с помощью машин, собранных тут же, на месте, и засеивали аккуратные борозды крошечными семенами. Дунешь — и разлетятся с руки. Кора однажды рассказывала про грядки: там огурцы (их едят), тут чайный куст (его пьют), а на дальней грядке — флоксы и маргаритки (просто так, для души). Злаков среди них не было. Даже если бы были — война, несомненно, существовала только в мозгу Акксула. Джаал уже пообтерся среди звездных гостей, вошел в их круг, стал своим; о войне он бы знал. — Ну? Чего молчишь, Райдер? Если ты не ответишь, я выстрелю на счет «три». Джаал, осмелев, немного повернул голову. Он хотел сказать Дороти, — жестом или, может быть, взглядом, — как правильно отвечать, но та смотрела мимо него и до крови кусала губы. Хорошая ты моя, с нежностью подумал Джаал. Ты была смелой, когда мы встретились на Айе и я наставил на тебя виновку. Ты была смелой, когда мы сражались с Архонтом и его армией кеттов. Но боишься сейчас? — Хватит, — приказал он. Страх Дороти придал ему сил. — Ты проиграл, мой брат, и помутился рассудком. Городишь какую-то чушь. — Один. — Я жалею о том, что пришел в «Роекар»! Я думал, что все чужаки — наши враги, как и кетты, но я оказался неправ! Я так надеялся, что мои письма помогут тебе понять… — Два, — прошипел Акксул, — Хватит твоих глупых игр! — рыкнул Джаал, поднимаясь с земли. Дуло уперлось в его грудь, но ему было все равно. Краем глаза — он видел — Дороти бросилась к груде одежды, брошенной на земле. — Пришельцы из Джавареон Имасаф — смелые, честные люди. Они пришли сюда как друзья, с миром, а не войной… — Три! — Ложь, — громко сказала Дороти. В ее руке был пистолет. Акксул нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, и Джаал целый миг думал, что это конец. Выстрел из кеттской винтовки — в грудь, с расстояния в упор — да, смертельная рана — почему же не больно? Тут же сообразил, что цел: сработал предохранитель. Тот, второй, что был врезан Джаалом на «Буре» — о котором Акксул не знал. А вот на плече Акксула расплывалась темная клякса, блестевшая в свете газового гиганта, как ртуть. Джаал вцепился в винтовку и что было сил потянул ее на себя. Секунду они боролись. Акксул рычал. Его глаза блестели, как у сумасшедшего. Боль придала ему сил. Потом он отпустил винтовку, и Джаал, сделав шаг назад, кулем повалился на землю. Когда он поднялся, Акксул уже душил Дороти, подмяв ее своим весом. Сердце Джаала остановилось: не уберег, не успел. Он перехватил винтовку за ствол и врезал Акксулу по голове тяжелым кеттским прикладом. И еще раз. И еще. Он не знал, сколько их было, этих глухих и страшных ударов, прежде чем руки Акксула, сжимавшие горло Дороти, ослабли, а рык превратился в хрип. Джаал спихнул обмякшее тело в траву. Помог Дороти подняться. Всмотрелся в ее лицо: в крови, в соплях и, может быть, сломан нос — но живая. — Любовь моя, — бормотал Джаал, сжимая ее в объятиях, — сердце мое. Он мертвый. Мертвый. — Да, — кивала Дороти. — Да. Они стояли над телом Акксула голые и потные, как дикари. Его расколотый череп блестел расплавленным серебром. Дороти дышала тяжело и часто, но не плакала. Нет, не плакала. — Любовь моя, — сказал ей Джаал, — милая, я виноват. Дороти посмотрела на него так, словно не понимала, о чем он вообще говорит; словно маленькие переводчики, вживленные им под кожу, вдруг перестали работать, и вместо привычных слов Дороти слышала тарабарщину из незнакомых звуков. — Я не сказал тебе про «Роекаар». Я был… — Джаал запнулся. — Мне было стыдно. Я позволил Акксулу заразить меня своей ненавистью. Сначала я слал ему отчеты, потому что шпионил за вами, но милая, я совсем вас не знал. Я думал, что вы прилетели сюда отобрать нашу землю. Как только понял, что… — Нет, — оборвала вдруг Дороти, помотав головой. — Нет, нет, нет. — Любовь моя, если есть что-то… — Нет. Помолчи. Помолчи. Дороти закрыла лицо руками. Задела нос. Зашипела от боли. Вытерла кровь над губой и облизала пальцы. — Собиратели злаков существуют. Странно, откуда Акксул мог узнать… Ладно, какая разница. — Что?.. — переспросил Джаал. Он думал, что ослышался. Он думал, Дороти так потрясена, что чувства ее смешались, а рассудок — помутнел. — Конечно, они существуют. Должен же кто-то собирать злаки, как только они поспеют, однако причем тут… — Что?.. — переспросил Джаал. Он думал, что ослышался. Он думал, Дороти так потрясена, что чувства ее смешались, а рассудок — помутнел. — Конечно, они существуют. Должен же кто-то собирать злаки, как только они поспеют, однако причем тут… — Опять переводчик лажает? Ну хорошо, пускай… Убийцы. Потрошители. Пожиратели! Вот это нормально перевелось? — Пожиратели злаков? — Пожиратели нас! — сквозь зубы сказала Дороти. — Какая-то древняя раса, которая раз в тысячи лет приходит и просто… Уничтожает все. И убивает всех. Вот теперь понимаешь? Джаал покачал головой, но Дороти не увидела: она уже отвернулась и, разворошив кучу с одеждой, вытаскивала трусы. — Собиратели злаков пришли в Млечный путь через год после того, как улетели мы, — сказала она через плечо. — Или чуть меньше. Неважно. Все сообщения об этом, все военные сводки — ну, их отправили следом за нами, и только после прибытия «Нексус» их стал получать. В общем… Гегемонии больше нет. Палавен в осаде, это родина Ветры. Гиетиана захвачена… Там жила мама Пиби. Вроде бы, сестра — тоже. Тессия… Я не знаю. Про Землю сказали, что началась блокада. А потом связь прервалась. — Дороти натянула трусы и подхватила майку. — Кажется, мы проиграли войну. То есть, не мы, а те, кто остался. Дома, шестьсот лет назад. — Войну? — повторил Джаал, сбитый с толку. — С собирателями злаков? — Ага. — Они — кто-то вроде техетов? — Похуже раз в пять, а так да. Дороти сражалась с рубашкой: тыкалась вслепую туда, где должен быть рукав, промахивалась и злилась. Джаал придержал непослушную ткань. С его помощью Дороти наконец попала рукой куда надо и принялась за застежки, но не сказала «спасибо». Джаал представил себе, как улетает из дома — в опасное путешествие, в недостижимые дали, — и знает, что никогда не вернется назад. Состарятся и умрут матери. Вырастут братья и сестры. Они заведут своих детей, и сменится поколение, и еще, и опять, и снова, протянув цепь перерождений через долгие сотни лет, но когда Джаал долетит, наконец, до своей точки назначения, перерожденные души на Айе будут помнить о нем. Он представил, что некому помнить: матери перебиты, а братья и сестры были «вознесены». От этой картины по голой спине Джаала пробежал холодок. — Теперь Андромеда — наш общий дом, — ласково сказал он. — Мы — это ваша семья. Дороти вздохнула. — Нет, дело не в этом. Они летят следом за нами. Мы привели собирателей злаков к вам. Она замоталась шарфом и так дернула за концы, словно надеялась переломить себе шею. — И вы не говорили Эвфре об этом? — поразился Джаал. — И губернатору Шай? — Да, не говорили. Зачем? Они огромные, понимаешь? Каждый из них — как корабль. Как во-о-от такой дредноут, — Дороти развела руками. — Больше, чем флагман Архонта! Может, поэтому кетты пропали, когда я убила его… Смылись, пока не поздно, и замели следы. Праймус сообразила, что собиратели злаков их флоту не по зубам. — То есть техетам вы рассказали?.. — глухо спросил Джаал. — Но не нам?! Он знал, что не спит, но все равно ударил себя по бедру. Задел свежий шрам и оскалился: больно. Дороти пожала плечами, натягивая перчатки. — Танн настоял, ага. Когда стало понятно, что у вас нет ни флота, ни боевых кораблей. Танн очень хотел, чтобы я полетела, договорилась с Архонтом. Предложила альянс. Я струсила, вызвался Авитус Рикс — и он не вернулся назад. Помнишь, как Рикс «пропал без вести»?.. Джаал помнил. Ему показалось странным тогда: отчего его добрая Дороти не бросилась тут же спасать товарища и коллегу? — Теперь Праймус просто бросила нас и не выходит на связь. Танн уже оставил идею заручиться ее помощью и хочет рассовать «Нексус» и арки по карманам в завесе. Типа, спрятаться там, вдруг никто не найдет. Он думает, что собиратели злаков сожрут вас и не доберутся до станции, — с кривой улыбкой добавила Дороти, застегивая ворот куртки. — Я думаю, Танн отчаялся. Военный стратег из него… Ну, как из говна пуля. Она развела руками. — Вы с Танном и Рикс. Кто еще знал? — Что, о собирателях злаков? Отец. Джиен Гарсон. Келли Слоан… Да, в общем-то, вся верхушка, включая Первопроходцев. Мне рассказали уже в Андромеде, как только умер отец. На «Буре» никто не в курсе еще. Не говори им, ладно? — Ложь, — возразил Джаал. Один долгий миг он надеялся, что эта история про собирателей злаков — злая и глупая выдумка. Месть за его предательство. Любимая игра землян, возведенная в абсолют. Что Дороти улыбнется и скажет: «Наконец угадал!» — Правда, — вздохнула Дороти. — Извини, что не говорила тебе. Просто мы все умрем, когда придут собиратели злаков, и у меня вот где, — она провела по шее рукой, — вся эта суета. С помощью кеттов еще был бы шанс, а без них… Я не верю. Так что я делала вид, будто никаких собирателей злаков нет. Мы будем жить в мире, долго и счастливо. Отпразднуем наш Новый год вместе с твоей семьей. Построим на Меридиане город. Усыновим пару детей, раз уж своих не будет… Всякое вот такое. Прости меня, если можешь. Окей? Глаза Дороти заблестели, но слез на них не было. Помедлив секунду, она развернулась и зашагала в сторону лагеря, приминая влажную от росы траву. Джаал собирался крикнуть ей в спину, — ночь, звери, опасно одной! — но потом промолчал. Он не знал, что и думать. Акксул сбил его с ног — образно говоря. Но слова Дороти были ударом под дых. Джаалу казалось, что у него кружится голова. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, он погладил ладонью неровный, поросший мхом камень и пропустил через пальцы стебли ночного цветка. Те сразу брызнули соком. Джаал принюхался: сладко. Поднял голову, высматривая знакомые звезды, но с юга уже заходили тучи, а на севере лежал розоватый гигант Фароанг, заслоняя собой небосвод. Он был исполосован аммиачными облаками и запятнан вихрями антициклонов и бурь. Древние ангаранцы, жившие на Хаварле тысячи лет назад, пытались искать в них ответы на сотни своих вопросов: когда пройдет засуха? будет ли урожай? как первые ангаранцы появились на свет? В детстве Джаал, как и все дети, любил слушать сказки о сотворении мира и своего народа. Один его дед рассказывал, что ангаранцы выросли в джунглях и были не людьми, а деревьями, и потому кожа у них разноцветная, как листья, а ноги твердо стоят на земле. Другой — что ангаранцы были сосудами для духов, слепленными из глины и обожженными при свете солнца, а потому, когда умирает плоть, дух продолжает жить… В каждой семье знали десятки историй, придуманных еще предками, и сочиняли свои. Это было частью культуры; никто не принимал их всерьез, кроме совсем малышей. В отличие от ангаранцев, гости из Джавареон Имасаф предпочитали недобрые сказки, которые прочили миру смерть в огне войны, гибель от ужасной болезни, поражающей все живое, восстание разумных машин и сжатие до черной дыры из-за невиданного катаклизма. Даже дух по имени Бог, однажды создавший вселенную, уничтожал ее одним мановением руки и даровал части людей бессмертие, только чтобы они могли вечность гореть в огне. Когда Джаал, пораженный до глубины души, стал спрашивать Суви, зачем, та не смогла ответить. Но судя по улыбкам, с которыми Лиам и Гил пересказывали эти страшилки, пришельцы из Джавареон Имасаф, — а особенно те, которые родом с Земли, — находили в них утешение. Возможно, потому, что перед лицом апокалипсиса сегодняшние тяготы отступали на задний план. А уж в тяготах у Дороти Райдер недостатка не было: болезнь матери, разлука с семьей, оставшейся позади, смерть отца, кома брата. Крушение ковчегов, гибель многих сородичей, Скверна, война с техетами. Радиоактивный песок и вечная мерзлота там, где должны были возводиться дома и зеленеть деревья. Беспомощность Танна, недоверие Эвфры, обида Мошай Сефа на то, что Дороти, не послушав ее, пошла с Кардиналом на сделку… Акксул с «Роекааром» еще. Джаал замер. Он, кажется, понял. Доктор Лекси предупреждала его, что Дороти склонна преувеличивать дурное. «У вас эта болезнь встречается очень редко и лечится солнечным светом», рассказывала она. «Мозг землян устроен иначе, поэтому Дороти каждый день принимает таблетки. Но даже с ними бывает так, что хорошие вещи не приносят ей столько радости, как другим. Если ты вдруг заметишь, что она устает, мало ест и снова не убирается в капитанской каюте, сразу скажи мне, пожалуйста. Я поменяю лекарство». Что Дороти съела за завтраком? Кажется, только яичницу. А вечером отказалась подниматься на холм — сказала, что выше плато не пойдет, потому что устала. На спинке стула в каюте уже третий день висела мятая майка, а на столе до сих пор желтели пятна от кофе. И рядом с кроватью было не то чтобы чисто… Какой же Джаал дурак! Его возлюбленная больна и повторяет сказку, увиденную в кино, или выдумывает свою. Акксул наверняка возразил бы, но его тело уже начало остывать. Джаал отряхнул свой плащ от налипших травинок и прикрыл труп, надеясь, что это сбережет его от диких зверей, пока не придет отряд с носилками и мешком. Его названый брат, любимчик Мошае Сефа и доблестный, хоть и жестокий воин заслуживал похорон. После Джаал натянул одежду, отсыревшую на земле, проверил винтовку и поспешил следом за Дороти, перебирая в уме все страшные сказки, рассказанные прабабкой, и готовый придумать сотню своих, если его возлюбленной станет хоть чуточку легче. FIN апрель 2017 — январь 2020