Танец с дьяволом

Холод окутывает все тело, начиная с пальцев на ногах, пробираясь прямиком к сердцу. Он замораживает все внутри, но Лидия настойчиво игнорирует это. Слезы уже не текут, от них остались лишь мокрые дорожки, что блестят на свету, и размазанная тушь. Слезы уже давно закончились, она лишь тихо всхлипывает, глядя в пустоту. Лидия сидит в кромешной темноте, и лишь мягкий лунный свет пробирается сквозь маленькое окно, освещая одинокую девушку. Хоть в комнате и темно, Лидия смогла оглядеться. Комната похожа на подсобку, слишком пустая и маленькая. А кровать уж очень неудобная. Она чувствует себя здесь, словно птица в клетке. Лидия с силой прикусывает губу, и немного морщится от солоноватого привкуса во рту, но не отрывает взгляд от пустоты, что так завораживает, буквально затягивая в свои глубины. Память — это сосуд, в котором хранятся все наши воспоминания. Есть хорошие, есть плохие. Они приносят нам радость, они же причиняют нам боль. Но на самом деле счастливые намного страшнее грустных. Потому что в такие моменты мы чувствуем себя хорошо, не заботясь о том, что будет завтра. Но этого «завтра» может и не быть. А воспоминания навсегда останутся с нами, постепенно уничтожая изнутри. Воспоминания могут быть красивыми, как розы, но причинять боль, как их шипы. Лидия судорожно выдыхает и прикрывает глаза, полностью отдаваясь воспоминаниям, что накрывают с головой, затягивая в бездну нахлынувших чувств. Flashback Громкий и радостный смех разносится по всей комнате. Это словно параллельная вселенная, где все хорошо и нет горести и печали. Есть только радость и смех, что с каждым мгновением становится все громче и громче, чем секунды назад. Лидия заливисто смеется, пытаясь увернуться от рук подруги, что не позволяют ей увернуться, щекоча живот. — Эллисон, прекрати! — Лидия пытается встать с кровати, чтобы убежать от подруги, но ей удается лишь соскользнуть на пол вместе с одеялом. Девушки начинают смеяться еще громче, и Арджент подает руку Лидии, чтобы та встала. — Ладно, ладно, я сдаюсь! — признает свое поражение Лидия и ложится на спину, пытаясь отдышаться. — Пойду я с тобой гулять. — Ура! — Эллисон победно хлопает в ладошки, при этом пытаясь прыгать на коленях. Лидия не упускает такой хорошей возможности, пока Эллисон отвлечена своей маленькой победой и выглядит так беззаботно, поэтому бьет ее подушкой по голове, отчего Арджент вздрагивает, но быстро соображает, что к чему, и бьет Лидию в ответ. У них завязывается война подушками (которые служат щитом и оружием одновременно), а затем они обессиленные падают на кровать, заключая перемирие. End Flashback. Лидия сжимает руки в кулак, стараясь отвлечься от всех этих мыслей. Маленькие ноготки больно впиваются в кожу, причиняя боль, что отрезвляет, не позволяя вновь окунуться в мир теплых воспоминаний, возвращая ее в реальность. Потому что лишь физическая боль может заглушить душевную. Железная дверь с неприятным лязгом открывается, и сердце Лидии начинает биться в бешеном танце, так и норовя выпрыгнуть из груди или разбиться о ребра. Она не поворачивается, но ей это и не нужно, чтобы понять, что он смотрит на нее. Смотрит так, словно хищник на свою добычу. Он изучает ее: ее заплаканные, полные боли и страданий глаза, цвета весенней травы, рыжие, как осенняя листва волосы. Он останавливает взгляд на чуть приоткрытых губах, покусанных от переживания. В воздухе повисает глухая тишина, в которой можно отчетливо услышать частое и громкое дыхание девушки. Парень же ведет себя очень спокойно. Словно держать человека взаперти для него не в новинку, словно он делал это сотни раз. Парень бесшумно продвигается вглубь маленькой комнатки и становится напротив Лидии, вглядываясь в ее лицо еще тщательней. Она съеживается, как от порыва ветра, стараясь не смотреть на парня, чьи глаза в темноте кажутся темными, как смоль. Но Лидия не может, ей слишком страшно. Одно неверное движение и она может погибнуть. Лидия видела, на что он способен. Но она не знает, чего от него можно ожидать. Каждых вздох причиняет боль. Спертый воздух здесь пропитан тьмой и болью, а от него так и веет смертью, опасностью. Лидии кажется, что еще мгновение, и она задохнется, но с каждой секундой она понимает, что этого не произойдет. Ей хочется больше не видеть его наглой ухмылки и прожигающего взгляда, что оставляет невидимые отпечатки где-то там внутри. Его холодная рука невесомо касается ее горячей щеки, и он аккуратно проводит большим пальцем, стирая еле заметные капли и размазанную тушь. Лидия поднимает голову, глядя в его темные и безжизненные глаза. — Зачем я тебе здесь? Чего ты хочешь от меня? — спрашивает Лидия, стараясь унять такую заметную дрожь в голосе. — Это сделка, дорогая. Я не обязан говорить, в каких целях ты нужна мне. Свою часть сделки я выполнил сразу. Твоя же часть — быть моей. Не думаю, что это так сложно, — на одном дыхании произносит парень, проводя рукой по волосам, взлохмачивая их. — Не называй меня так. У меня есть имя, — практически шипит Лидия, и парень усмехается. — Я знаю, принцесса, но прозвища тебе больше идут, — он обольстительно улыбается и продолжает. — Ты можешь покидать эту комнату, но не смей спускаться в подвал. Иначе я разорву наш договор, а затем убью твою подругу, — парень ей подмигивает, и Лидия фыркает, бегло осматривая так называемую «комнату», что скорее напоминает спичечный коробок, и шумно сглотнув, кивает. — Ты монстр, — как можно уверенней заявляет Лидия и складывает руки у себя на груди. — Вообще-то, меня зовут Стайлз, но как тебе угодно, принцесса, — он разворачивается, но, вспомнив что-то, негромко произносит. — И да, когда ты соглашалась на сделку со мной, ты знала об этом, — Лидия смотрит на него с таким презрением, с каким только может. — И, если попытаешься сбежать, я буду причинять тебе боль. Так что не стоит испытывать мое терпение, и давить на хорошую сторону, у меня ее нет. Стайлз выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь и оставляет Лидию наедине со своими мыслями, которые с каждой гребаной секундой съедают ее изнутри. Внутри каждого человека есть свои демоны. И когда вы остаетесь в одиночестве, они просыпаются. Страх зарождается внутри нее, пуская корни глубоко к сердцу, обволакивая его, как кокон, и не собираясь отпускать.