Проклятье мучительного сна

      Гарри Поттер проснулся, подавленный и разбитый.       Кое-как оторвав голову от подушки, он с трудом вздохнул. Мысли путались, горло сдавливали спазмы, он тихо всхлипывал. Выбравшись из постели, Гарри некоторое время стоял посреди спальни, пошатываясь и пытаясь понять, где он находится. Потом он поплелся в душ, чтобы освежиться, но струи воды не помогли ему и не подняли настроения, как обычно. Он никак не мог понять, что произошло, сон и реальность причудливо смешивались в его голове. Он признался Гермионе, или это ему только приснилось? Она что, отвергла его?       В спальне было душно, соседи по комнате сопели и храпели, его постель была скомканной и влажной от пота. Он вдруг почувствовал отвращение от комнаты и медленно побрел вниз, в гостиную.       Ночь заканчивалась, комната была скупо освещена огнем в камине, а за окнами понемногу разгорался рассвет. Гостиная была пуста — почти. На диване около камина он увидел знакомую копну каштановых волос.       Она, как обычно, встала пораньше и читала. В сердце Гарри больно кольнуло, он споткнулся о край ковра и чуть не упал. Гермиона резко обернулась на звук его попыток устоять на ногах и тихо воскликнула:       — Гарри! Ты так рано встал!       Она отложила книгу, из которой что-то выписывала на небольшой кусок пергамента, и подошла к нему. В груди у Гарри болезненно сжалось, и он попытался повернуться, чтобы уйти обратно. Гермиона схватила его за локоть и требовательно развернула к себе. Её лицо оказалось близко к нему, и он вдруг ясно вспомнил сцену из своего сна, где в полумраке спальни лицо Гермионы приближалось к его лицу, её губы раскрывались для поцелуя... Его челюсти свело, как от нестерпимой горечи.       — Гарри, садись сюда, на диван! Открой глаза! Что с тобой?       Когда он успел закрыть глаза? Он почувствовал, что он сидит на диване, руки Гермионы лежали на его плечах. Он с трудом разлепил тяжелые веки и уставился в карие глаза своей подруги. Такие прекрасные и заботливые. В них была тревога. Стыд опять охватил его, и он опустил голову. Он вдруг ясно понял, что теперь никогда и ни за что не признается в своих чувствах к ней.       Гермиона молчала. Она долго смотрела на него изучающим взглядом, потом пощупала его лоб.       — У тебя лоб горячий, — её голос был полон заботы, однако Гарри стало только больнее от этого. Он что-то пробормотал в ответ и попытался встать.       — Сиди на месте! Я тебя не отпускала. Сиди, и отвечай на мои вопросы, — в голосе Гермионы появились командирские нотки, и Гарри был вынужден подчиниться. У него всё равно не было сил сопротивляться: ноги и руки дрожали, а в груди кололо, как иглами, от горечи и разочарования. Гермиона тем временем стала «допрашивать» его:       — Гарри, посмотри на меня! Голова болит? — Гарри вяло посмотрел на неё и кивнул, и Гермиона задала следующий вопрос. — Что ты помнишь о вчерашнем дне?       Гарри в недоумении взглянул на свою подругу. Она смотрела прямо на него, её рука удерживала его за правое плечо. Её губы были сжаты, а глаза были строгими. «Как она красива, когда вот так командует...» — подумал он, потом отвел глаза, пытаясь сосредоточиться, но мысли в голове путались, воспоминания не хотели выстраиваться по порядку. Он разлепил губы и произнес:       — Я не помню... В голове будто туман.       Гермиона сосредоточенно кивнула и задала следующий вопрос:       — Что было позавчера?       Гарри потер рукой лоб. Голову ломило, мысли разбегались в стороны. Настойчивый допрос подруги немного отвлек его, и боль в груди отступила. Но из головы никак не выходило гермионино «Я люблю Рона» и стыд за свои сны. Он снова отвлекся на свои тоскливые мысли.       — Гарри! — непреклонная Гермиона снова вырвала его из тумана бессвязных размышлений. — Что ты помнишь о позавчерашнем дне?       — Я... Нет, ничего... ничего не помню! — слабое подобие удивления появилось в его мыслях, и он взглянул на неё. — Гермиона, что происходит?       Гермиона проигнорировала его вопрос и продолжила:       — Ещё раньше? Ты помнишь, что было перед Рождеством?       Гарри попытался вспомнить, и в голове появились какие-то отрывочные картинки.       — Ну, занятия... Я помню Зелья, — пробормотал Гарри со слабой гримасой отвращения на лице, — ещё Трансфигурацию...       — Ясно, Гарри. Дальше, следующий вопрос, — перебила его Гермиона, — ты помнишь, какое сегодня число?       Гарри удивился ещё больше. Какое сегодня число, он помнил — двадцать седьмое декабря. И помнил, какое число было вчера — двадцать шестое. «А, это же просто», — устало подумал он. Кроме чисел, он не помнил вообще ничего. Что же случилось в эти дни?       — Гермиона, всё как в тумане. Что со мной?       Гермиона покрутила завиток своих волос пальцами и завела его за ухо. Её движения как будто гипнотизировали Гарри. Она была так близко... и так далеко.       — Мне всё ясно, — сказала Гермиона, — я так и подозревала. На тебе проклятье. Ты, наверно, не помнишь, тебя вчера прокляла Джинни.       Сказать, что Гарри был удивлен, значит, ничего не сказать. Он вскинул голову, посмотрел на девушку и переспросил:       — Джинни? Уизли? Как это? Почему? — от резких движений головой боль проснулась и расползлась от висков к макушке, а в груди снова закололо. Гермиона усмехнулась:       — Есть за что. По крайней мере, с её точки зрения. Вчера я специально взяла эту книгу, чтобы понять, чем она тебя так... — Гермиона показала на толстый том, на корешке которого было написано «Справочник по редким сглазам и проклятьям». Его толщина, мелкий шрифт и «скучный» вид говорили о том, что это серьезная книга. — У её проклятья два основных действия: сон, связанный с тем, чего ты боишься, а потом днем — спутанность сознания и частичная потеря памяти. Это может продолжаться довольно долго, неделю и даже больше.       Гарри наморщил лоб и с недоумением сказал:       — Я не понимаю.       Гермиона терпеливо начала объяснять:       — Джинни наслала на тебя проклятье, от которого ты стал плохо соображать, — Гермиона слабо улыбнулась, — и забыл некоторые события последних дней.       Гарри механически кивнул. Вроде всё сходилось. Только он не мог понять, зачем Джинни это сделала.       — Там сложная система возможных последствий, я тебе потом объясню. Джинни, по всей видимости, ещё от себя кое-что прибавила...       Гарри с трудом слушал объяснения Гермионы, а она стала увлеченно рассказывать, как строится это проклятье, несмотря на то, что хотела оставить объяснения на потом. Помогая себе жестами, она ходила между диванчиками и говорила. «Как всегда, увлечена знаниями и книгами», — как-то умиротворенно подумал Гарри, непроизвольно начиная любоваться девушкой. Утреннее солнце, заглянувшее в окно, начало светить сквозь её волосы, и они образовали сияющий ореол вокруг её головы. «Как же она красива», — пришла в голову Гарри мысль. И тут ему снова вспомнилось: «Я люблю Рона», — и почти угасшая боль с новой силой проснулась в груди. Он поморщился, и у него вырвался непроизвольный стон. Гермиона спохватилась:       — Гарри, прости меня, ты же ещё под проклятьем! Утром это должно быть особенно неприятно. Не бойся, посмотри на меня. Я расскажу тебе, как оно снимается. Есть простой немагический способ снять такое проклятье: оно снимается тем, что полностью противоположно твоему страху. Если ты будешь безоговорочно убежден, что твой страх беспочвен — проклятье спадет, и ты вспомнишь все события, память о которых была заблокирована.       «Противоположно твоему страху», — это Гарри внезапно понял. Осознал, несмотря на весь этот туман в голове. И в результате он почувствовал только усиление боли и тоски. Как он сможет получить то, что противоположно его страху?! Он даже рассказать ей об этом не сможет! Гермиона заметила его метания и с раскаянием сказала:       — Всё, Гарри, хватит слов, прости меня, я опять заболталась, развела целую лекцию. Как всегда, правда? А теперь — лечение!       Гермиона заботливым и неожиданно веселым взглядом посмотрела ему в глаза, склонилась к нему и поцеловала его в губы.