Сказание о бесконечной тьме

      — Знал я, что будет у нас с тобой этот разговор… — в голосе Генриха проскакивали странные нотки грусти и какой-то не свойственной ему отстраненности. Парень откинулся в кресле, правой рукой звучно хлопнув крышкой ноутбука, тем самым лишив комнату хоть как-то озаряющего её своими люменами источника, оставив эти обязанности скудно, но старательно пытающейся восполнить недостаток освещения настольной лампе. Длинные тени быстро растянулись по стенам, а тьма стремительно наводнила углы комнаты.       Я подтянула к себе ноги, обняв их руками и положив голову на колени. Генрих вновь потянулся к ноутбуку, но вопреки его мимолетному желанию вновь наполнить комнату хоть слабым, но заветным светом, на секунду его рука затормозила над компьютером и быстро подняла ручку, тут же описавшую несколько кругов в его пальцах.       — Ну… раз начали, давай наконец поговорим начистоту. Давно следовало это сделать… — продолжил парень, задумчиво наблюдая, как металлическая поверхность статусной ручки мелькает в его пальцах, выполняя достаточно сложные маневры.       Вновь выдержав паузу, он положил ручку рядом с ноутбуком, а следом за ней стола коснулись и очки, медленно стянутые с переносицы. Из нагрудного кармана рубашки появился платок, а пальцы неторопливо начали ерзать по ткани, полируя и без того кристально чистые линзы.       — Почему наши отношения изменились? — вновь разорвал тишину задумчивый голос парня. — Лет мне тогда было… шестнадцать. Тогда-то и сошли на нет все наши отношения. И ты помнишь, после какого события это произошло… — в его голос прокрадывалось раздражение, а взгляд делался всё более печальным и отстранённым. — И нет, дело далеко не в том, что я обиделся, что ты не дежурила у моей палаты двадцать четыре часа. Мне было достаточно того, что периодически в скудных проблесках сознания, среди океана бреда, сквозь стекло моей палаты я видел твои заплаканные глаза. Так что… Нет, что произошло — обида не детская, — очки аккуратно легли рядом с ноутбуком, а отстранённый взгляд вновь притянула ручка. Пальцы скользнули по столу, снова пустив её в сложные пируэты, а левая рука подперла голову, словно эта странная игра была куда интереснее для Генриха нашего с ним разговора. — Ты сама помнишь, в каком я был состоянии, когда меня привезли. Бредил, кидался на врачей… Но наше недопонимание началось раньше. Наверное… Недели четыре назад до этого события.       — Ты внезапно перестал отвечать на мои сообщения… — мой голос был тих, да и его откровения веяли какой-то давно потерянной близостью. Не хотелось мне так просто лишаться её вновь, надевая глупую непонимающую маску или же неосторожно повышая голос.       — Да, тебе многого не рассказывали, чтобы твою детскую психику не травмировать… — пальцы нервно и слишком сильно закрутили ручку так, что та, словно освободившийся от хищника грызун, резво улетела со стола, издав противный дребезжащий звук от встречи металла с деревянным паркетом. Лишь лязг умолк, как Генрих вновь поднял пишущее изделие и продолжил его крутить в пальцах, только уже более медленно и осторожно. — Чтобы тебе было понятнее, давай начнём с другого конца. Какой бы замечательной власть не была, а уж по отношению к Нифльхейму об этом даже заикнуться трудно, у неё всегда будет оппозиция. Такие как ты, испытывающие симпатию к врагам и при каждом шаге своей родной страны лишь пропитывающиеся к ней святой ненавистью. Знакомо, да? — на лице Генриха мелькнула легкая улыбка, тут же сползшая с его губ. Взгляд становился все более и более тоскливым. Из голоса уходил весь его пафос, с которым он общался со мной последние несколько дней, а сам он становился похожим на затравленного зверька. Даже глаза на меня до сих пор не поднимал… — Так вот, такие люди были всегда. А я с момента своего появления при дворе уже был заявлен будущим наследником. Тебе и про это не говорили, да и как считали — нужды не было. Девочкам что нужно: куклы, любовные романы и побрякушки. Уж точно не власть и дела государственные. Выдать замуж, а там уже и все проблемы закончатся — дурь из головы выбьют дети, быт, да балы. Так считал твой отец. Однако, давай вернемся к нашей с тобой теме… — парень вновь замолчал, будто бы размышляя, хочет ли он поведать что было дальше. Пауза длилась больше минуты, глупая улыбка, что постоянно расползалась по его лицу, замыкалась усмешкой, и лишь попытку на пятую он решился продолжить. — Лейтенант лет девятнадцати отроду с утра учтиво попросил помочь с документами. Мол перенести из штаба в штаб, ему веселее, а мне якобы нечем заняться. Да и время выбрали шесть утра — для тыла нашего было ни свет ни заря. А я, дурак, согласился… —  голос медленно скатывался в шипении, а глаза наливались то ли злостью, то ли страхом, то ли обидой… Никогда я не понимала его эмоции в такие моменты. — Шли мы долго, далеко от базы, шли по перелеску. И рядом с какой-то хижиной… Меня очень хорошо приложили по голове. По ощущениям килограмм десять с ускорением прилетело. В себя пришел связанный, где — не знаю. И ты, наверное, поняла, что было дальше… — его взгляд впервые за весь рассказ взмыл на меня, терзаемый странной надеждой, что разговор вот-вот оборвется, и ему не придется рыться в воспоминаниях. Не знаю, что меня дернуло, было ли это любопытство или просто случайность, но я медленно помотала головой. Генрих лишь глубоко вздохнул, отведя взгляд в плоскость стола и продолжив крутить в пальцах так успокаивающе действующую на него ручку. — Их было двое. Им был дан приказ меня убить. Ни империей, ни правительством… Просто такими же тупыми уродами как они, которые думали, если не будет меня, они смогут убить и Альдеркапта, устроить переворот и дальше всё по сценарию. Но вот просто убивать меня они не хотели… — вновь комнату наполнила тишина. — Ждали, когда я сдохну сам и от чего первее… Каждый раз приходя в сознание после очередного болевого шока, я сам жалел, что всё ещё жив. В глаз плеснули кислоту. Левую руку раздробили молотком. По той же стороне снесли пять ребер, некоторые из них пробили легкое. Я и сам не понимал, почему я жив… В лужах моей крови барахтались насекомые, ко мне приползали муравьи, что пожирать тело… И каждый день, открывая глаза, я видел их довольные рожи, говорящие: «Еще не сдох ублюдок?». — оставив ручку, его пальцы потянулись за очками, аккуратно расправили душки, но всё ещё не решались их поднять. — Это продолжалось три недели. Правительство Нифльхейма подняло все свои ресурсы, чтобы найти меня. Разведка, волонтеры, поисково-спасательные операции, специализированные отряды… А нашёл один из наших офицеров. Убил тех двоих на месте. Когда меня развязали, я пытался запихать органы в себя. До сих пор чувствую, как трясло то ли от боли, то ли от нервов. Тот же просто всунул мне свой шарф, приказав держать. Так я и отрубился… А в себя пришёл лишь в больнице, спустя месяц… — свой рассказ парень увенчал лишь тяжелым вздохом и вновь долгой паузой. — А дальше… Дальше меня хотели упечь в психиатрический диспансер, сначала в обычное отделение, а после короткого разговора с комиссией — в буйное… Я бросился на санитара, не мог себя контролировать. Периодически в голове играл страх, мозг словно выжидал боли, и что-то внутри кричало, что если я не причиню боль другому, то больно будет мне. Голова начинала гудеть, перед глазами всё плыло. А если я подчинялся этому желанию, меня отпускало. Может быть хорошо бы все закончилось, проваляйся я овощем год-два. Но у твоего отца были на меня другие планы… — рука вновь подняла ручку, начав отстукивать по столу ритмы, отдалённо напоминающие знакомую старинную мелодию. — Врачей он назвал коновалами, главврач был сломлен его авторитетом, и на десятый вопрос у комиссии о необходимости моей госпитализации ему пошли на встречу, уничтожив мою историю болезни да приставив нескольких психиатров нам в конвой, — резкий лязг металла по столу немного оживил парня, но вместе с тем породил новую паузу в его и без того сбивчивом монологе. — И вот так после месяцев госпитализации как только больница, в которой меня зашивали, даже пластику лица умудрились сделать, пока был в отключке, да реабилитировали, дала добро на мою выписку, минуя дурку я вновь появился при дворе… То, что со мной случилось — замяли, прессе не дали пищи для раздутия скандала, справки из психиатрии были уничтожены… И тут началась наша с тобой вторая часть конфликта… — парень вновь запнулся, будто пытаясь подобрать подходящие слова, но отчаянно не находя их. Нервозная улыбка вновь растянулась по его лицу, глаза взмыли на причудливые тени, которые тянулись от потолка. — С тобой я по понятным причинам свёл общение на «нет». Приступы мои были спонтанны, а попадись ты мне в момент одного из них… Убил бы. На всех важных мероприятиях сидел я рядом с тобой обкаченный галоперидолом. Странно, только что слюни не пускал, — на его устах скользнула усмешка. — А потом… Занесло меня в лабораторию Беситии, где поймали вражеского шпиона… Даже страшно вспоминать, с какой животной улыбкой и каким азартом я наблюдал за его допросом. Некоторых солдат тошнило, пойманный был несговорчив, тогда я попросил у Верстела скальпель и на пару минут оставить нас наедине… Солдат, что пришли за трупом, чуть ли не выворачивало от того, что я сделал, а меня тогда впервые отпустило. Не голосов, не страха, не галлюцинаций… Я впервые в тот день заснул без таблеток, да врачебная комиссия удивилась тому, что моя шизофрения ушла в ремиссию… — в его монологе вновь образовалась пауза. — В восемнадцать лет меня припадки отпустили. Уже после твоего побега. Ты словно непонимающий зверек ластилась ко мне, несмотря на все что было, Альдеркапт самозабвенно ждал моего припадка, в порыве которого я лишу его головной боли в виде тебя, а я… Лишь Ардин понимал, что нужно сделать, чтобы хоть как-то прервать этот порочный круг. База плохо охранялась, наша с тобой ссора сыграла для тебя катализатором, удачное стечение обстоятельств в виде люцианского маршала, возвращавшегося с ночной охоты, и всё закончилось как закончилось… В общем, давно нужно было нам с тобой всё это обсудить. Я даже рад, что наконец выговорился…       Дёрганная улыбка, наконец, перестала напрягать своей непостоянностью. Её сменила другая, вопреки его рассказу лёгкая и тёплая. Такая давняя и такая забытая. Мой мозг откровенно не мог её сопоставить со всем услышанным. Да, я знала, что с Генрихом что-то произошло. Может, была слишком мала и глупа, чтобы проводить такие очевидные связи. Очевидно мне было и то, что все эти четыре года были просто жутким и тотальным недопонимаем. И их вина есть, не объяснили, не рассказали… С другой стороны, достучались бы тогда до меня вообще? И кто это должен был делать? Генрих? Уж точно нет. Ну, а с Альдеркаптом так и вовсе понятно, не стал бы он с этим мучиться. Проблем у него было много. Да и вряд ли кто-то захотел бы травмировать психику ребенка царских кровей.       Логическое продолжение разговора требовало моего ответа, который моё раздумье породить не могло. Знаете, случается так иногда, глядишь на картину — видишь одно, переворачиваешь — совсем другой смысл. Ошарашивающий, неожиданный, заставляющий спонтанно задуматься и переоценить все ранее возникавшие мысли, в непоколебимости которых ты был уверен буквально пару минут назад. А вместе с тем и та странная надежда, которая терзала меня всё это время, что всё произошедшее между нами — страшный сон. Этого не было, и стоит лишь проснуться — рядом со мной будет тот милый приветливый мальчик, всегда стоящий за меня горой, разделяющий все мои проблемы. Моя глупая детская и подростковая влюблённость, может по неопытности, а может и осознанная… Наверное, в мою голову бьют колоколом недосып да нервы, но отчего такое тепло в душе и давно забытая радость?       Подавив лёгкую улыбку, я осторожно потянулась к его руке. Так хотелось чувствовать, что передо мной живой человек. А он свою ладонь даже не отдергивал, пока я осторожно водила по ней пальцами в попытке разглядеть незамеченные ранее шрамы, сбитые кости и просто целостность кожи. Странно в сердце скребло, будто мы и не разлучались.       Я вновь запнулась, пытаясь начать говорить. Моя глупая улыбка и невольные слезы выдавали всю мою неуверенность, на что парень с лёгкой улыбкой протянул мне платок. Лишь стоило мне принять его, как Генрих тут же перетянул меня к себе на колени, глупо усмехнувшись и начав меня укачивать словно в детстве, от чего слезы становилось контролировать всё тяжелее. Столько нахлынувших воспоминаний…       — Что я тебе говорил? — ласково прошептал он, наклонившись ко мне. Я лишь глупо улыбнулась ему в ответ, смахнув слезы.       — «Храбрые принцессы не плачут», — выдавила улыбку я.       — Именно… А ты храбрая принцесса? — продолжил парень.       Я неуверенно кивнула.       — Именно, — повторил парень. По моим губам расползлась такая же бесконтрольная улыбка. — А знаешь, что я тебе ещё скажу? — продолжил он. Я помотала головой. — А не пойти ли нам… Спать?       — А твоя работа? — я бросила взгляд на кучку неструктурированных документов. Генрих лишь улыбнулся мне в ответ.       — Да куда денется… Все равно без меня это всё с места не двинется…

***

      Мы проспали. Болтали до восьми утра, после Генриха всё-таки сморила усталость, следом заснула и я. С девяти утра его телефон начал разрываться на все лады, но, оценив имя звонящего, всплывшее на экране, парень лишь утопил кнопку включения, заставив телефон окончательно выключиться. Проснувшись в час и позавтракав, парень оповестил меня, что нужно ему после посещения травмпункта, куда меня должен был он сегодня завести, ненадолго заехать в Зегнафт — бумаги завести, да что-то там подписать, что не взял с собой домой. Получив мое согласие, что я и не против съездить с ним на его рабочее место, он лишь улыбнулся, отправившись прогревать машину. И если травматология прошла спокойно, не вызывая лишних негативных эмоций, то именно в Зегнафте мне стало очень не по себе за Генриха, наблюдая, как его «разрывают» по делам, уже просто при входе в здание.       Половину людей он игнорировал. Секретарю лишь коротко бросил пригласить в кабинет только одного Амадеуса и по возможности Беовульфа, которого на месте, по странным стечениям обстоятельств, не оказалось. Услышав это, Генрих бросил подозрительный взгляд на экран телефона, быстро перечитывая утренние СМС, и, коротко матернувшись тому, что нужного ему кадра нет на месте, пригласил меня в свой кабинет, обязав секретаря приготовить два кофе.       На наше общее удивление в кабинете нас уже ждал Адам, нервно расхаживая из стороны в сторону, всем своим поведением демонстрируя странную тревогу. Заметив нас, он быстро поздоровался со мной, и тяжело выдохнув, начал свой рассказ.       — Да он не в себе! — возмущался Адам. Дойдя до диванчика, предназначенного для гостей, он плюхнулся на него, занеся пальцы на переносицу, будто это действие его хоть как-то могло успокоить. Похоже, эту привычку он перенял у своего непосредственного начальника, но шло это действие ему куда меньше, нежели Генриху. Видно было по парню, что день, который мы с Генрихом успешно провели вместе, его потрепал. Стального цвета деловой костюм был слегка помят, пыль на ботинках, волосы взъерошены. Да и свое молчание он увенчал более привычным и более идущим ему действием — ряжением волос пальцами правой руки.       Генрих устало стянул с себя пальто и помог мне с моей верхней одеждой, разместив её на вешалке у входа. Оправив костюм и приняв у секретаря кофе, парень сел за свой рабочий стол, начав неспешно раскладывать на нем привезенные документы.       — Рассказывай… — устало выдохнул советник, побуждая своего собеседника начать проявлять более активную позицию, раз тот самостоятельно посетил его кабинет для разговора, даже не дождавшись вызова. Адам тяжело вздохнул, словно усталое животное, всем своим видом демонстрируя возмущение происходящим.       — Нет, серьезно! Не его бы статус, я бы ему таких люлей прописал! Гоняет меня весь день как какого-то школьника, на тебя рычит, СМС-ки через каждые пятнадцать минут строчит. Ты бы слышал как он матерился, когда ты телефон выключил! — на одном дыхании выпалил Амадеус. Я, подняв со стола Генриха свой кофе, принялась рассматривать стеллажи, усыпанные всевозможными книгами. Не знаю почему, но всегда в новых местах меня интересовало, что же из печатных изданий стоит на полках. Наверное, тот набор книг, который обычно выставлял человек, хорошо характеризовало увлечения и внутренние качества их хозяина. Правда, когда разглядываешь полки рабочего кабинета, здесь, скорее, будет демонстрироваться то, что ожидают увидеть руководство или же посетители. Тем не менее, и среди такого формального юридического разнообразия, всегда можно найти нечто интересное. Как например, сейчас, я нашла на полках одно из изданий Космогонии.       Я аккуратно извлекла найденную книгу, и, демонстрируя полное отсутствие интереса к разговору парней, двинулась к одному из кресел у окон, дабы не мешать вести при мне важный для них разговор.       — Я и выключил, чтобы его бред не слышать… — послышался усталый ответ Генриха, увенчавшийся тяжелым придыханием. — По поводу гоняет, напомни ему, что ты вообще из минздрава. Логическую цепь событий я потерял на его третьем сообщении. Может быть хоть ты мне расскажешь, что за имя мухи, которая его сегодня укусила? Вечером я с ним общался, вроде еще адекватный был, — на Адама взмыл тяжелый взгляд.       Адам прикусил нижнюю губу, видимо, размышляя, с чего начать рассказ. Похоже, событий, о которых он хотел поведать, было много, и сейчас в своей голове он старательно отбирал самое важное из них, чтобы его повествование имело как можно больше веса уже с первых своих минут.       — Вот и я задался этим вопросом, — наконец начал Адам, уверенно щелкнув пальцами. Даже я подняла на него взгляд от этого неожиданного жеста. — В 7:10 было заседание минобра. А протокол у нас что сопровождает?       — Заседания… — послышался томный голос Генриха.       — Ага… Вот, к глубочайшему сожалению, Бьельфа, видимо, некем было подменить, — продолжал свой рассказ Амадеус. — И пока он им водичку да чаек организовывал, да у дверей с диктофоном стоял, видимо кое-что услышал… — Адам остановил свое повествование, словно ожидая от советника активных догадок, чем же было это «услышанное». Однако, своим красноречивым взглядом, Генрих смог донести до подчиненного, что в игре «угадайка» он участвовать не собирается. — А после, он побежал домогаться к айтишникам по поводу документооборота…       — Пытался перехватить у них какое-то письмо? — озвучил свою догадку Генрих.       — Ага, и я даже выудил у них какое, — с лицом фокусника, показывающего сложный и изысканный трюк, из внутреннего кармана пиджака, Адам извлек сложенный вчетверо лист формата А4. Демонстрируя его важность, прежде чем отправить бумагу в полет на стол советника, Адам прокрутил ее в руках, будто показывая миру старинный и давно утерянный манускрипт. Лишь Генрих принялся устало разворачивать лист, что-то вполголоса себе под нос приговаривая, как Амадеус тут же продолжил. — Будешь пытаться догадаться, о ком это письмо? Я вот очень долго смеялся, когда мне копию сняли. Обожаю наш IT отдел! Такие продажные, и ничего святого…       От Генриха послышалось усталое: «О Господи, опять началось…». Адам лишь довольно развел руками, словно хорошо выступивший артист, что порадовал публику сложным и занятным выступлением.       — Ну… насколько я понял, про указ ты был в курсе… — на лице Амадеуса проскользнула хитрая улыбка. — Во всяком случае ты в рассылке был. Похоже, Бьельф и на это обозлился. Нет, ты не думай, я лично к этой девушке уже всякий интерес потерял… Но с тем учетом, что наш друг ей… Ну… Не при Клер говорить про его личный фронт. Как-то некрасиво выходит. Нет?       Под пристальный взгляд Адама, выжидающий согласия с его последним вопросом, Генрих, стащив с носа очки, закрыл глаза руками. Мне почему-то казалось, что сейчас он будет ругаться. Громко и долго. Пытаться ставить на место Адама, который и так вчера провинился, рассказывать о понятиях субординации… Но, на моё удивление, поборов в себе желание рассказывать непонятливому подчиненному про его место и его полномочия, Генрих вновь надел очки на переносицу, скрестил руки, тяжело выдохнул. Выполнив все действия по приведению нервной системы хоть в слабое, но адекватное русло, парень возвел тяжелый взгляд на Амадеуса. Этого хватило, чтобы тот одернулся и принял более серьёзное и немного испуганное выражение лица.       — Ребят… Мы сейчас будем спасать всех подряд? Я Клер еле «отмыл» перед верхушкой нифов, ты сам помнишь, что с ней хотели сделать, а теперь еще и Луну? Знаешь, если Кларисса тихо сидела в Люцисе и не высовывалась, то ты только посмотри, что творит Лунафрея. Да даже если я сейчас подниму все связи, она найдет еще 300 замечательных способов самоубиться. Это сейчас она действует под эгидой «У меня предназначение, я помогаю истинному королю, я вся такая влюбленная…». Закончится эпопея с принцами-богами, она что-то новое себе в голову вобьет. У девочки самая настоящая депрессия с суицидальными наклонностями, ей нахрен не нужны эти боги, — голос Генриха стремительно понижался, будто этот разговор никто не должен был услышать, но вместе с тем парень и не оставлял попыток донести Адаму всю его значимость. Амадеус фыркал, словно первоклассник на замечание учителя, но все равно пытался вслушиваться в то, что пытается донести до него его руководитель. Генрих вновь стянул очки с носа. Видно было, нервы ему не хило поднимали, а тут еще и Амадеус со своими очевидными предложениями. — Ну не будет Бьельф с ней. При всем желании не будет. Ну даже если подпишу я ему приказ, чтобы завтра сопровождал завет в Альтиссии, если она не выгодна нашему правительству, то её это спасет? Да нет. Мне уже очередной некролог на неё прислали. Была бы чуть умнее, устроил бы в лабораторию к твоему дядьке, скверну лечить да исследовать — поверь, больше было бы смысла от её действий, да миллионы спасенных жизней. Хоть эту пандемию скверны как-то остановила бы, чем общаться с воображаемыми друзьями и на придуманном языке говорить с оружием массового уничтожения.       Адам очередной раз недовольно фыркнул. Видно было, что это не тот ответ, который он ожидал от начальника, но тем не менее, ноты разумности он видел. Собственно от этого он и погрузился в раздумья, недовольным взглядом принявшись пепелить черный ковролин.       — Ясно… мне это передать Бьельфу? — голос Адама звучал серьезно, что для него редко было свойственно.       — Это и передай. Шуруйте оба на инвентаризацию. Хватит уже прохлаждаться, оба нихрена не делаете, — раздраженно кинул Генрих, бросив задумчивый взгляд на стопку бумаг, лежавших перед ним. — И позвони Равусу, скажи, что мне нужно с ним встретиться через полчаса в кафе через дорогу. Боюсь, мой телефон палят.       — Понял, — отозвался Адам, что-то набрав в телефоне.

***

      Прошло всего пятнадцать минут. Отсутствие Бьельфа в правительственных зданиях подтвердила охрана — лишь турникет Зегнафта зафиксировал его уход, а по средствам секретарей была добыта еще одна ценная информация, которая Генриха не только не обрадовала, но и почти окончательно выбила из колеи — Бьельфу подписали командировку в Альтиссию, а такими полномочиями обладали всего несколько человек. И если почти все были в курсе, что без согласования Генриха его подчиненные не должны отсылаться из столицы под любым предлогом, то была у Генриха одна головная боль, которая, пользуясь своим положением и непонятно откуда берущейся уверенностью в безнаказанности, этот документ Бьельфу подписала.       Пытался Генрих устроить конструктивный диалог с провинившимся — того в кабинете не оказалось. Примерно предполагая действия подчиненного, был дал указ секретарю обзванивать полицию, вокзалы и, по возможности, не оповещая Бьельфа, сообщать о всех его передвижениях и не выпускать из города под абсолютно любым предлогом.       Наконец, накинув на себя пальто, и подав мне моё, Генрих оповестил меня, что следующие полчаса, а может час, мне предстоит провести с Адамом, а далее, захватив необходимые документы, мы поспешили покинуть здание правительства.       — Дебилы… — делился впечатлениями Генрих, быстро толкая турникет. Я молчала, понимая его настрой. Действительно некрасиво вышло. Человек хотел просто банально поспать, а Бьельф в это время, поймав какую-то непонятную ему бумажку, писал себе командировку и подписывал её у мутного типа, который точно поставит свою визу, а после выясняется, что и след Бьельфа простыл после этого события. Тут уж всякие мысли в голову полезут. Но похоже, было что-то еще кроме банальной обиды за недоверие.       Персонал при виде взбешенного советника выравнивался словно по струнке, тихо приговаривая «Просим прощение, Ваше высокопревосходительство…», даже не желая вдаваться в подробности, почему советник в подобном расположении духа и с таким остервенением в глазах покидает здание Зегнафта. Казалось, в порыве своей злости, Генрих и про меня забыл, перейдя на быстрый шаг. Мне даже пришлось сменить шаг на бег в попытке его догнать. Лишь только двери Зегнафта разъехались, как парень застыл в дверном проходе, из-за чего я едва не врезалась в его спину. Вернее, даже немного врезалась, но быстро опомнившись, восстановила потерянное расстояние, осторожно выглянув из-за его плеча под его очередной страдальческий вздох.       — Клинические идиоты… — его голос разорвал морозный воздух теплым паром. Я же недоумевающе посмотрела на Адама, стоящего рядом с припаркованной газелью и отгружающего огнетушители какому-то странному типу в руки. Глаза Адама были полны энтузиазма, парень перед ним страдальчески матерился не то на Амадеуса, не то на тяжесть ноши, но оба услышав непонятно в чью сторону адресованное ругательство обернулись на голос.       — Я говорил ему не переться к Брауну! — быстро выпалил Амадеус. Судя по проникновенному и усталому взгляду Генриха, в то, что и для Адама информация про поставленную визу была новой, советник поверил. Уж не в интересах и Адама было то, чтобы Бьельф безбоязненно столицу покидал.       Стоящий рядом с блондином парень недовольно фыркнул, надев на лицо вальяжную улыбку, всё-таки соизволил выдавить из себя: «Достопочтенный советник, принцесса, приветствую Вас…», после чего, скривив важное выражение лица и недовольно закатив глаза, пренебрежительно бросил в сторону Адама: «А нельзя ли побольше уважения к вышестоящим над тобой чинам?»       — Ох, сладенький, я думал, ты любишь, когда над тобой доминируют, — в голос Адама прокрадывалась свойственная ему издевка, а по глазам так и читалось, что плевать ему, кто перед ним находится, другие проблемы его волнуют. Да и скептичный взгляд Генриха в направлении странного типа подтверждал мои догадки, что уж точно стоит перед нами кто-то не превосходящих Адама по должности. Может, просто чей-то родственник. Может, даже и того самого таинственного Брауна, которого Генрих не нашел в кабинете, и который так безбоязненно творит что-то, что не нравится самому наследнику престола, будто думая, что при назначении Генриха он после всего собой содеянного останется при своей должности. — Я сам узнал минуту назад, кто ему командировку визировал. Думал, тебя вызванивать, а тут ты.       — Уильям, можете нас оставить наедине, мне нужно поговорить со своим подчиненным, — бросил Генрих странному парню, который, вопреки просьбе, покидать нас не спешил. — И вызовите кого-нибудь, чтобы Вам с отгрузкой помогли, еще мне вашего внепланового больничного не хватало.       — Вы обо мне беспокоитесь, Ваше высокопревосходительство… Это так, мило что ли!       — А вот паясничать я бы не советовал. Трансгрессируйтесь побыстрее, будьте добры, — голос советника всё ещё оставался спокойным, но некая угроза в нем уже ощущалась. Даже этот странный тип вопреки читающемуся в его глазах желанию дальше лезть в бутылку недовольно зафыркал, советуя советнику научить субординации своего прихвостня, на что, получив ответ: «Как-нибудь без тебя разберемся», быстро ретировался в здания, волоча с собой два огнетушителя.       — Равуса вызвонил?       — Ага, уже ждет тебя. Я ему не говорил про бумагу. Вообще не думаю, что мысль хорошая ему рассказывать про то, что будет завтра…       — Мысль-то может и не хорошая, но оповестить его нужно. Как-никак дело его сестры касается, а наши руки и интересы, увы, здесь связаны. Уже начиная с того момента, как сопровождение завета перешло в полномочии Брауна, — Генрих потянулся к карману пальто и тут же извлек из него пачку сигарет, видимо по привычке пытаясь закурить. Заметив мой осуждающий взгляд, он тут же убрал её обратно и, тяжело вдохнув морозного воздуха, облокотился о стоящую газель.       — Вы же тоже хотели сорвать завет, — тихо проговорила я.       — Мы хотели не дать Гидрее снести Альтиссию. Аккордо сейчас подконтрольно нам и денег из нас сосет немерено. А тут на реконструкцию города уйдет просто четверть бюджета. Альдеркапт вряд ли следующий год вообще просидит, и это было бы моей головной болью. Уж Луну убивать в наши планы не входило, — тихо проговорил Генрих, предприняв повторную попытку закурить. На этот раз его не остановило ни мое молчаливое неодобрение, ни развешенные по стенам Зегнафта таблички, призывающие не задымлять табачным дымом прилегающие к правительству территории. Сверток табака увенчал заветный огонек, и парень затянулся, переведя взгляд на кофейню, что виднелась через дорогу. Вроде бы там он и должен был встретиться с Равусом. — А обставлено всё сейчас так, что если я попытаюсь отозвать приказ об убийстве Луны, меня заподозрят в измене. Половина правительства лишь этого и ждет.       — Альдеркапт ведь поверит тебе, — проговорила я, пытаясь как можно теплее укутаться в пальто. Не привыкла я к такому климату, последние года четыре даже снега толком не видела.       Генрих вытащил из кармана свои перчатки и протянул их мне. Дождавшись, пока я приму их и наконец дарую рукам заветное тепло, вновь погрузился в раздумья, продолжив выглядывать людей, входящих и выходящих из кофейни.       — Он-то может и поверит, вопрос даже не к нему. Нам просто нужно как-то продержаться до момента, когда Альдеркапт покинет этот мир. Пока мои руки связаны. А вырезать нас могут начать по одному. Вот уже и с Луны начинают. Равус был в курсе плана срыва завета — Луну бы просто отвезли обратно в Тенебраэ, посадили бы под домашний арест. А если наши требовали бы смертный приговор, просто отсрочки кидали бы. Все было хорошо и под контролем. Вот только эта крыса пробралась со своими замечательными предложениями к твоему биологическому папашке…       — Да и с их подачки Бьельф чуть от скверны не загнулся… — тихо добавил Адам.       — Вот и я не могу понять, как после той ситуации он снова поверил Брауну. Уж точно у него к Луне нет такой внеземной любви, чтобы купиться на такую очевидную ловушку, — сигарета, что упала на снег, была старательно втоптана в белый покров кристаллизированной воды лакированным ботинком. Вновь тяжело вздохнув, парень быстро достал из кармана пачку мятных леденцов и, закинув себе в рот один, стремительно отправился в сторону пешеходного перехода.       — Мне с тобой его ждать? — обратилась я к Адаму. Белобрысый кивнул в ответ, переведя взгляд на здание Зегнафта.       — Говорит, Брауна в кабинете не было? Смотри, свет на втором этаже горит, и ходит кто-то…       — Может секретарь?       — У него секретарь — миниатюрная девушка, а там явно силуэт мужской. Да и походка явно его…

***

      Ждали Генриха мы в его машине. На улице было достаточно холодно, в Зегнафт идти не было никакого желания, а по ближайшему торговому центру шататься — банального настроения. Сидели мы с Адамом всё это время молча. Амадеуса явно тревожила судьба нашего общего друга, я же размышляла о целесообразности всего творившегося вокруг. Да много было мыслей.       Их поток прервал Генрих, быстро открывший дверь и севший на водительское место. Парень молча завёл машину, включил магнитолу на достаточно тихий режим и, быстро пробежавшись глазами по приборной панели и показателям бортового компьютера, начал свой рассказ.       — Итак, мораль нашей встречи с Равусом такова. Он поставлен в известность плана Брауна. Что они собираются делать с Луной, он в курсе. Доволен не был, но нас не винит. Если сегодня Бьельфа не вернут, согласен завтра лично его разыскать. Но пришли мы с Равусом к достаточно неутешительному выводу, да и некоторые офицеры, с коими успели созвониться, эти выводы подтвердили… — Генрих вновь замолчал, возведя глаза на зеркало заднего вида, вглядываясь в печальные глаза Амадеуса. — В лучшем случае Бьельфа там прикончат и вину перевесят на нас. Я вновь козел отпущения, наш общий друг лежит в могиле, а Мусфельхейм после убийства сына Винда, который при их короле сидит дипломатом, может устроить нехилые бунты на нашем юге. С выжиганием поселков, деревень и общин, — продолжил Генрих. — Сунуться я лично в Альтиссию не могу, возникнут подозрения, что я не доверяю Брауну.       — Ноктис и его свита в Альтиссии, — послышалось с заднего сидения. Адам протянул нам телефон с перепиской с Гладиолусом. Точно… Он же так перед ними больше и не светился…       — Мысль паршивая, Бьельф и так к Ноктису особой любви не питает, а тут на кону жизнь девушки, которая им обоим не безразлична. Еще переубивают друг друга. Только этого нам не хватало.       Машина вновь наполнилась неловким зловещим молчанием. Время откровенно работало против нас, и я даже не знаю, что в этой ситуации больше беспокоило. Если еще вчера считала я, что здесь всё нормально и ровно, то сегодняшний день что-то откровенно не задался. Начиная с ночного разговора с Генрихом и заканчивая всеми теми событиями, которые происходят сейчас. Мда уж… Не был готов мой разум к таким резким поворотам. Скорее, наверное, было бы мне просто проще принять, что Генрих злой тиран, под дудку которого здесь все пляшут, а тут раскол правительства изнутри, заговоры, и просто непонятно, за какую сторону нужно воевать.       — Есть же какой выход? — раздался неуверенный голос Адама.       — Есть один, но я сам от него не в восторге, — тихо ответил Генрих. По его глазам было видно, насколько он сам считает этот план абсурдным, но, с другой стороны, это было единственное, что более-менее могло дать их другу шанс на спасение. — Клер они не сильно палят, скорее, даже клюнули на нашу утку, что у неё мозги поплыли. И то хорошо. А она может попросить о личной встрече с Луной, куда с высокой долей вероятности явится и Бьельф.       — Там же наверняка нужна запись… — я перевела на Генриха непонимающий взгляд.       — В правительство тебя пустят без проблем. Во-первых, ты моя жена, во-вторых, царских кровей. Говори, мол, жених-тиран, сбежала от него. Моей репутации там не убудет. Ты после вчерашнего вся в синяках и ссадинах, тебе поверят и уж точно пропустят к оракулу. А дальше уже объясните ей, что вам от неё нужно. И да, таки с вокзала нашего мне написали. Бьельф полтора часа назад купил билет до Альтиссии. Поезд отошел 50 минут. Наш приказ до них дошел после, так что, увы, его придется догонять.       — Может, корабль? — тихо проговорил Адам.       — Наши воздушные судна немного не то, что сегодня хотела бы видеть первый секретарь. Поезд петляет и делает остановку на полчаса в Тенебраэ. По шоссе за час успеете. Я подниму свои контакты в правительстве Альтиссии, чтобы мне сообщали о передвижениях Винда. Он там точно засветится. В отличие от Вас будет пытаться давить на свою должность… И всё, что потребуется — лишь следить за журналом посещений.