— Добро пожаловать! Мы Вас уже заждались, юная леди!
Спускаясь по этой чёртовой лестнице, я ожидала увидеть какой-то подвал или несущественную комнату. Но это место больше походило на огромные полуразрушенные катакомбы. А высота потолка была где-то метров пятнадцать. Я, движимая неведомой силой, ведь этот побег был равносилен самоубийству, точно знала лишь одно: Ривай меня найдёт. Он успеет. Иначе и быть не может. С самого первого момента, как я узнала его, так было всегда и так будет.
Окончательно сойдя с лестницы, поравнялась с пастором, который с гадкой улыбкой стоял посреди огромного помещения, разделённого какими-то ширмами, и широко расставил руки.
Он правда надеялся, что я подойду ближе?
— Я пришла, как вы хотели. Теперь никто не погибнет?
В голове, в бешеной веренице, всплывали мысли, а перед глазами были строчки послания: «… твои близкие подвергнутся смертельной опасности и мучениям. Ты не хочешь этого, ведь так?».
— Зачем вы это всё делаете, скажите, что вам нужно от меня?
Пастор стал отходить к одной из ширм, а ко мне сзади приближалась пара коренастых мужчин. Рука невольно потянулась к кинжалу, что был на поясе.
— Не стоит так опрометчиво поступать, моя милая, ведь у вас может оказаться несколько больше дорогих вам людей, чем может показаться на первый взгляд.
Сердце забилось словно бешеное. Неужели у этого безумца кто-то из моих близких?
Он ухватился за край грязной ткани, отводя её в сторону, а моему взору постепенно открылся связанный по рукам и ногам… отец. К глазам тут же подступили слёзы. Мне хотелось кинуться ему на шею, обнять. Но грубые руки незнакомцев вцепились в запястья. Папа смотрел прямо на меня, он изо всех сил пытался высвободиться, хоть я и понимала, что его попытки тщетны.
В этой ситуации я больше боялась не за свою жизнь, а за отца, и тот краткий миг счастья, который я испытала, увидев его снова, мог исчезнуть в одночасье. Невидимые руки леденящего ужаса сковали меня. Вокруг стихли все звуки, тело парализовало. Словно со стороны наблюдала за происходящим, как меня привязывают к стулу. Подходит мужчина в белом халате, затягивая жгуты чуть выше сгибов рук.
— За что? Почему вы всё это делаете? — сорвалась на крик, чувствуя, как саднит горло, не сводя взора с обеспокоенного отца.
Всё это время он был жив. И вместе с этим ожили все те чувства, что я так долго пыталась скрывать внутри себя. Непокорная слеза потекла по щеке.
— Я ведь говорил, что твоя семья не безгрешна. И сейчас настало время покаяния! — доктор, который всё ходил рядом со мной, стал постукивать мне по венам, а затем загнал иглу сначала в одну руку, проводя небольшую трубочку к сосуду, а затем и в другую.
— Какого чёрта. Зачем это всё?
— Дорогая Риа, если бы я знал, что сыворотка, что мне так нужна, в твоей крови, то ты бы никогда не покинула ту сырую камеру.
— Сыворотка? — стала вникать в каждое слово мужчины, поглядывая на отца, который виновато смотрел на меня.
— Неужели я вижу недоумение в твоих глазах, дитя? Но если ты желаешь узнать правду, может, спросишь у виновника сего действа?
Пастор, не спеша, подошёл к отцу и освободил его рот.
— Доченька, прости меня, пожалуйста, я не думал, что всё получится именно так, я всего лишь хотел защи….
Святоша снова запихал кляп, морщась от этого действия.
— Я больше не могу слушать эти лживые речи, ты никого не смог защитить, Джонатан, никого! А ты как думала, дорогое дитя? Или ты правда считала, что ты сама по себе управляешь гигантами? Эта сыворотка предназначалась моей дочери! — Ник перешёл на оглушающий крик, а я растерялась, пытаясь вспомнить, видела ли когда-то его дочь.
Лишь на мгновение я смогла уловить в его безжизненных глазах блеск безумия, как в тот раз, когда он так же вышел из себя, но в ту же секунду они угасли вновь, вернув ему маску лицемерного праведника.
Слегка прокашлявшись и поправив свою одежду, он продолжил говорить, как ни в чём не бывало.
— Она была больна, и единственный шанс её спасти находился за пределами этих стен. Всё здесь! — пастор поднял со стола какую-то пыльную книгу, но я не смогла рассмотреть, что написано на обложке. Не прошло и минуты, как он отшвырнул её в сторону, словно мусор. — Мы должны были сделать сыворотку, чтобы я и Элизабет могли уехать за стены, она могла бы подчинить титанов и была бы жива! Но этот гнусный мошенник, — он подошёл к отцу, давая ему довольно сильную пощечину. — Я вверил ему свои надежды! Но жестоко заплатил за веру в него.
— Неужели вы не смогли вылечить свою дочь в стенах Шины?!
— Да что ты можешь знать об этом. Я испробовал все методы, был у всех лекарей и даже обращался к придворному врачу. Но никто и ничто мне не могло помочь! Излечить мою Элизабет! Пока однажды я не повстречал одного герцога, который пришёл ко мне на исповедь. Во время нашей беседы он сказал, что сильно болен и уже не жилец, и пришёл, чтобы облегчить свою душу, замолить грехи. Но уже через месяц этот человек вернулся здоровым и полным сил. И поведал мне о враче, который проживает за стенами!
Я скептически окинула пастора взором, пытаясь представить, что же это за врач такой, который будет жить за стенами, что сохраняют нам жизнь.
— И тогда, пытаясь найти хоть какой-то способ выжить за стенами Марии, я отыскал Джонатана, попросив его о помощи. Он был единственным учёным, который работал над разными сыворотками. Тогда, допустив роковую ошибку, я вверил наши судьбы твоему отцу.
Всё время, что пастор говорил, папа не переставал пытаться сказать хоть слово. Он мычал, всеми силами пытаясь избавиться от верёвок. И, когда мужчина обратил всё-таки на это внимание, он подошёл ближе, вновь доставая кляп.
— Какую ещё грязную ложь ты хочешь поведать нам?
— Я говорил вам, что формула не совершенна!
— Но зачем было взрывать стены?! Это не помогло бы вернуть вашу дочь, только тысячи людей погибают!
— Сейчас это уже не имеет никакого значения. Она сказала мне, — пастор странно обхватил себя за плечи, глядя на меня безумным взглядом. — Эби сказала, что это было её спасением! Они избавили её от боли и страданий. И, возложив этот крест на себя, я иду по пути спасения человечества! Каждый может и должен быть свободен от боли! Но Джонатан не оставил этой затеи! Он продолжил улучшать сыворотки. А твоя сумасбродная мать позволила сделать инъекцию тебе, и за это она поплатилась жизнью! Но я не знал этого! Кто бы мог подумать, что она в тебе, и ты так безответственно раскроешь эту тайну своей семьи.
— Не смей, слышишь, не смей оскорблять мою мать! — попыталась сказать это как можно громче, но силы очень быстро меня покидали.
Тошнота подступала к горлу, во рту всё пересохло и в глазах темнело. Сосуды, что стояли по обе стороны от моего стула, были наполнены почти наполовину.
— Я должен получить твою способность, обязан стать мессией для тех, кто даже не ведает о том, что за стенами, что гиганты — это их спасение. Это посланники небес, что отправят их в лучший мир, где нет боли и страданий! Но эти глупцы прячутся от них и думают, что их жалкое существование — это жизнь!
— Ты больной, больной на всю голову. Чокнутый и помешанный фанатик! Вместо того, чтобы спасать заблудшие души людей, спаси себя, выйди за врата Марии и получи свою свободу!
Где-то отдалённо послышался какой-то шум, и пастор направил своих последователей посмотреть, что же именно происходит наверху, а сам стал приближаться.
— Ну что же, моя милая, тебе не стоит бояться, ты отдаёшь свою кровь во благо. С твоей помощью я направлю оружие небес и выполню свой долг, — он наклонился, чтобы поравняться со мной, и протянул руку к лицу.
Грохот и сдавленные крики послышались с верха лестницы, и кто-то скатился по ней, скорее всего, ломая при этом не один десяток костей. А я точно знала, что значило это лишь одно.
— Не быть тебе мессией, грёбаный святоша! — плюнула в лицо оторопевшего пастора.
Крайне быстро по ступенькам сбегали Ханджи и Эрд. При виде подруги мне показалось, что я стала неимоверно спокойна, хотя это, может быть, и из-за потерянной крови. Едва увидев разведчиков, пастор бросился в другую сторону, но при этом взял два сосуда, что стояли подле меня. Я со всех сил старалась сосредоточить взор, но то и дело непослушные веки опускались сами по себе.
— Риа! — он здесь, мне даже не нужно открывать глаза, я знаю, что теперь в безопасности. — Ну же, давай, открой глаза! — Ривай приложил тёплую ладонь к щеке, а я, словно кошка, прижалась к нему, кое-как пытаясь взглянуть на него.
— Жива, — едва слышно, наклонившись вперёд, он поцеловал меня в лоб.
Ривай приложил платок к моим венам, сгибая одну руку, а затем шейным платком перевязал другую, освободил ноги. А затем попытался поставить меня.
— Солнышко моё! — я услышала другой тёплый и не менее родной голос и хотела пойти навстречу, но Ривай тут же выставил свой клинок, остановив его в каких-то сантиметрах от горла папы.
— Нет! — оттолкнулась от капрала, падая в руки отца и прижимаясь к нему как можно сильнее. — Это мой отец, — с трудом получилось вымолвить слова от слабости, а ещё от той неги, в которую окунулась.
Господи, как же я счастлива! Здесь и сейчас. Мой отец рядом, вместе с любимым мной человеком.
— Нужно выбираться отсюда, она потеряла очень много крови, и как можно скорее доставить к врачам, — голос Ханджи как никогда серьёзен и взволнован.
— Где этот ублюдок?! — кто это сказал? Почти провалилась в забвение, с трудом отдавая отчёт реальности.
— Он пойдёт под трибунал, поэтому… Ривай, стой! — голос Ханджи становился то тише, то громче. — Капрал Аккерман, я приказываю вам остановиться, этот преступник получит по заслугам!
— Вы глупцы, я должен всех спасти, а вы только мешаете. Всегда мешали! — пастор был в ярости, это было очень отчётливо слышно, а у меня это вызывало слабую улыбку.
От того, что меня куда-то неожиданно понесли, ужасно заболели все мышцы, тело сводило в каждом сантиметре, ещё было безумно холодно. Когда сквозь веки стал виден свет, я всё же их вновь открыла. Мы вышли на улицу. Из-за гор и верхушек деревьев, которые окружали небольшую лужайку, где мы были, медленно поднималось оранжевое солнце, не слишком грея кожу, но приятно согревая душу, и я осознавала, что смогла пережить этот день. Что Ривай спас меня, снова.
— Отпусти, — едва слышно прошептала мужчине, а он, немного поколебавшись, поставил меня на землю, придерживая за талию.
Позади слышались голоса, а особенно голос папы. Как же я по нему скучала! Тело, словно вата, с трудом получалось ощутить то, как Ривай меня обнимает, но я слышала его дыхание над ухом и понимала, что его слегка трусит.
— Вот видишь, тебе совсем не повезло со своей парой, постоянно нужно её вытаскивать из какой-то задницы, — с трудом опустила сжатые в локтях руки, чтобы приложить ладони к его.
— Думаю, я к этому уже привык. В конце концов, не так сложно спасать любимого человека, — слегка повернув голову, почувствовала, как, словно под давлением, прижалась спиной к Риваю, замечая его взгляд. — Нет, — едва слышно, одними губами произнёс он.
Дышать невероятно тяжело, а ноги теперь совсем не держат. Изо всех сил старалась хвататься за чужие руки, но этих чёртовых сил уже просто не было. Взгляд, наконец, удалось отвести от встревоженных глаз Ривая, и я увидела стрелу, которая торчала из моей груди. Дышать было почти невозможно, а сухость во рту куда-то пропала, заменяясь на стальной привкус.
— Зоэ! — Ривай закричал так оглушительно, что даже уши заложило.
Он опустил меня на землю, а я с трудом цеплялась за его одежду. Пальцы, словно деревянные, не слушались и не хотели сжиматься. Горло першило, хотелось кашлять. Из ниоткуда появилась подруга, а рядом и отец. Я вроде понимала, что они смотрят на меня, но так не хотела отводить взор от них, от моих самых родных глаз светло-серого цвета.
— Прости…
Как же хотелось сказать больше. Но сил, их просто не было. Прости, пожалуйста, Ривай. Прости, папуля. Простите меня, умоляю. Я сейчас так устала, и мне так хочется просто уснуть.
***
Два года спустя.
Сейчас могу с уверенностью сказать лишь то, что после всего случившегося Ривай изменился не так сильно, как все того ожидали. Нет, он по-прежнему бывает излишне агрессивен, слишком груб в выражениях, а иногда не чурается и подзатыльника отпустить своим подчинённым, но в целом не случилось ничего из того, чего мы со Смитом так опасались. Его не нужно было вытаскивать из кабаков, и он не переходил на жестокое рукоприкладство. Ну, не считая того, что он сделал с Ником.
Тогда, в то злополучное утро, мы ещё долго пробыли на той поляне. Эрд довольно быстро поймал пастора, а Рассел нашла лучника, который был в кроне дерева. Этот ублюдок сказал, что видел, как Риа приехала туда прошлой ночью, как прибыли мы. Он признался, что у него был чёткий приказ убить Рию, если она снова выйдет из дома. За что и поплатился своей жизнью, пастор тоже не доехал до города. Ривай не только сломал ему все конечности, но и пробил стрелой грудную клетку, оставив его погибать в агонии, захлёбываясь собственной кровью. Я хотела его остановить, но Грейс мне не позволила. И, сказать честно, не очень-то и хотелось. Лишь из чувства долга.
После пришлось долго мучиться с отчётами, объясняя, что же конкретно произошло. Смит нам в этом сильно помог, а за него пару слов замолвил и Пиксис.
Тогда Ривай очень долго, слишком долго сидел на земле, прижимая тело Рии и поглаживая её волосы. Он не давал прикоснуться к ней. Не шёл ни на какие контакты. Молча обнимал и смотрел в сторону горизонта. Казалось, что в этом и без того не слишком эмоциональном и открытом человеке что-то погибало. Будто умирал там, на той поляне.
От Джонатана Коинга мы узнали, что его супруга скончалась не так давно. Всё это время они были в темнице этого подземелья, и пастор пытался выяснить, где же находится проклятая сыворотка. Сару Коинг вместе с дочерью похоронили на той поляне. Ривай не хотел никуда перевозить её тело, а то место и правда оказалось очень красивым.
Долгое время капрал был мрачнее тучи, пока Смит не отдал ему небольшой конверт. Мне удалось собрать лишь часть порванной бумаги, где был второй отрывок прощального письма.
»… Я знаю, что прошу, как всегда, много, но молю тебя, Ривай, постарайся быть хоть немного счастлив. Мне бы этого очень хотелось, потому что другой участи для человека, которого любишь, просто не желаешь. Мы далеко не сразу поняли и приняли друг друга, но это насыщенное время определённо того стоило. Спасибо тебе за всё и просто знай, я влюбилась в тебя ещё до того, как поняла, что мы связаны метками.
Риа.
В моей комнате бутылка вина, отдай его Ханджи».
Вино, кстати, мне никто так и не отдал. Не сомневаюсь, что сам выпил, засранец. Я сохранила эти обрывки и склеила. Думаю, когда-нибудь, если он падёт духом, эти строки смогут его взбодрить. К счастью, этого до сих пор не требовалось. Он лишь молчал ещё больше, чем раньше. Больше смотрел на небо и вслушивался в песни, которые весело напевали другие разведчицы в часы отдыха.
Риа Коинг выполнила самую важную миссию всех разведчиков. С помощью её дара мы смогли устранить брешь в стене Шиганшины, а затем, постепенно избавляясь от гигантов внутри, человечество смогло отвоевать себе стены Марии. Мы вновь вернули себе плодородные земли, и голод отступил.
Риа Коинг за тот недолгий срок, что была в разведке, смогла сделать намного больше, чем кто-либо. И в моей памяти она останется самой доброй, немного неуклюжей, весёлой и безгранично смелой разведчицей.
