Огоньки на зимовье

Под шерстяными валенками Николая хрустел притоптанный снег. Вокруг плясали снежные хлопья; норовили залететь в его валенки, миновав вязаные носки, и растаять под загрубевшей кожей на пятках. Им не удавалось. Мужчина прокладывал дорожку на своем участке. Расчищал узкую тропинку, которая, разветвляясь, от жилой избы тянулась до ворот, сарая с углем и до бани, стоящей неподалеку. Чистка не казалась ему сложной или скучной: по бойкости, несвойственной пятидесятилетнему человеку, можно было подумать, что Николай в самом деле наслаждался процессом. Участок располагался недалеко от Тайги. За непрочным дощатым забором возвышались деревья: ели, пихты, кедры. Чуть левее, вдоль забора росли березы с оголенными ветвями и кусты черемухи, засыпанные снегом. Кстати говоря, таких деревьев в окружении участка было немало. Благодаря деревьям воздух (леденящий, морозящий даже волосы в носу воздух) был удивительно свеж, особенно в сравнении с любым другим местом за пределами улицы. С погодой происходили настоящие чудеса. Из года в год зима преображала тихую и мрачную деревню. С ясного неба на поселение спускались снежные перинки, скрывая под собой землю. Лесные зверьки, заготовившие себе приемлемое место для зимовья, не покидали своих нор из-за холода. Заранее (при первых признаках зимы) они рыскали по лесу в поисках запасов, оставляя за собой крошечные следы на снегу. Хотя, скажем, лисы заметали свои следы хвостом, дабы их не обнаружил крупный хищник — этот навык у них имелся от природы. Лисицам приходилось соперничать с домашними кошками из поселения — те выбирались из дому и под покровом ночи искали мышиные норы, вытаскивали за хвост спящих мышек, сгрызали им голову и приносили мертвые тушки домой в качестве подарка своим хозяевам, людям. С того момента, как выпал снег, отыскивать мышиные норы становилось труднее, а воздух — тверже. Кошки стали выходить на охоту гораздо реже, чем в теплую пору, а лисицам и прочей живности вовсе оставалось только ждать весны. Николаю нравилось жить на частном дворе. Его участок располагался близ холма, занесенного недавней метелью, между таежным лесом и остальной частью поселения. Не считая трех соседских домов, это место было тихо и безлюдно. А соседи, что жили в тех домах, относились к Коле доброжелательно: во всяком случае, не вредили и не беспокоили. Большего он не просил. Мест для развлечений в округе было немного. Неподалеку от главной проездной дороги стоял деревенский клуб: он закрывался в начале ночи, а до утра работал лишь по праздникам. Чуть ближе к выезду из деревни работало круглосуточное кафе, которое в то же время годилось и под звание магазина. К нему покупателей заманивал аромат хрустящего свежего хлеба с местной пекарни, которая стояла напротив кафе и завозила в него свою продукцию по пять раз за неделю. Клубы и подобные забегаловки мало привлекали Николая. Каждый прожитый им день без того был насыщенным различными событиями, незабываемым. В деревне постоянно что-то происходило. Все об этом «что-то» знали, а в основном даже были вовлечены в происходящее. Вряд ли происшествия могли ускользнуть от ведома населения. Сказывалось тесное общение жителей: стоило только сказать слово в присутствии деревенских бабушек, как о нем тут же начинали трепаться на всех окраинах, раздувая нелепые, порой невероятные слухи. Коля хмыкнул. Его все устраивало. Прошло много лет с тех пор, как он перестал размышлять о переезде в город. Замахнувшись лопатой в очередной раз, чтобы подхватить ею снег и откинуть с тропинки, мужчина случайно заприметил торчащий из сугроба полуистлевший книжный корешок. Николай подпер лопату о бревенчатую стену своей избы, присел на корточки и вытащил из-под снега промокшую насквозь тетрадь. «Интересно, откуда здесь эта штука?» — подумал он. Тетрадь служила прежнему хозяину дневником. Или вроде того. От ее обложки исходил чертовски приятный аромат мандариновых корочек. Запах едва пробивался на фоне подгоревшей мокрой бумаги, и все же улавливался. В некоторых местах не хватало страниц. Судя по переплету, первоначально дневник был значительно толще. Николай временно оставил работу и вышел с дневником за ограду. Осмотрелся по сторонам, будто бы ожидая, что кто-то может за ним наблюдать. Сел на скамейку. Ее он соорудил давно — в прошлом году, сразу после покраски крыши дома. Бывало, что иногда, теплыми летними деньками он садился на скамейку и наблюдал за природой. Наслаждался таежным воздухом, приветствовал людей, проходящих мимо участка. Местный пейзаж казался Николаю интереснее, чем глупости, которые транслировались по кабельному телевидению. Коля собирался закурить. Сунул руку в карман штанины, но не нащупал там ни коробка со спичками, ни пачки сигарет. Спохватился: вспомнил, что недавно он выбросил свои сигареты. И это дело далось ему легче, чем он когда-то рассчитывал: на днях табачный дым стал ему неприятен. Вынув руку из кармана, Николай снова огляделся. Посмотрел на верхушки таежных деревьев, на светлое небо. Не увидел облаков. Над Николаем светило яркое полуденное солнце. Солнечные лучи ложились на снег, а тот в свою очередь резал глаза, стоило только взглянуть. Тогда Коля сосредоточил внимание на тетради, которую все еще держал на руках. Преодолевая гонения со стороны совести — просматривать чужие записи Николай все же считал неприличным, — он все-таки поддел ногтем горелый листочек и раскрыл дневник на первом развороте. Увы, большинство листов дневника было вырвано, размочено или прогорело, однако первая запись, как ни странно, сохранилась. На полях дневника стояла относительно недавняя дата. Первая запись была сделана за несколько недель до важного события деревни — празднования Нового года. Новый год отмечали среди близких людей — родственников, друзей, любимых. Люди стремились подготовиться заранее: как минимум, развесить на своем заборе гирлянду и принести из леса самую красивую елочку. В поселении Коли празднество немногим отличалось от других населенных пунктов. Гуляли столь же феерично, сказочно, с размахом. Сперва желающие (в основном, ежегодно одни и те же лица) собирались под одной крышей. Чаще всего крышу обеспечивало кафе у дороги. Люди накрывали на стол: дружно готовили салаты, доставали лучшие напитки. По традиции, они провожали уходящий год — обсуждали прошедшие события, маринуя беседу легким алкоголем. Когда время приближалось к полуночи, жители деревни открывали единственную, в меру дорогую бутылку шампанского. Загадывали желания под залп струившейся из горлышка бутылки пены, желали друг другу всего самого лучшего на ближайший год и отсчитывали время до его наступления. Кто-то (как правило, хозяин заведения или работающий на смене продавец) включал с пульта подвешенный над стойкой небольшой телевизор. Экран его уж много лет как был исцарапан. Под бой кремлевских курантов, звучащих из динамика телевизора, жители встречали праздник. И, как только раздавался последний, двенадцатый удар курантов, главная деревенская улица, что тянулась вдоль проезжей дороги, озарялась вспышками фейерверков. Люди выходили из кафе и гуляли, плясали, всячески веселились, а потом, возвращаясь, допивали оставленный напоследок алкоголь, доедали салаты и редко возвращались домой до наступления следующего утра. Некоторые деревенские жители, алкоголики и тунеядцы, продолжали отмечать праздник в течение всей последующей недели. На момент первой записи в деревне не происходило ничего подобного — селяне не готовились к Новому Году, и на заборах еще не красовались гирлянды. Жизнь не бурлила — она шла своим чередом. «За окном мелькают деревья. В танце, безумном вальсе они кружат со всеми этими снежными хлопьями, падающими с неба. На самом деле, конечно, деревья не пускаются в пляс, а стоят себе на месте. Но скорость поезда и воображение делают свое дело. Здравствуй, дневник. Меня зовут Лиза. Я студентка, учусь в сибирском университете, на факультете международных отношений. В этом году мне исполнилось двадцать лет. Со стороны окна сильно дует, поэтому я поплотнее укутываюсь в массивный шерстяной платок, который связала мне тетушка — так ласково я называю свою опекуншу. Уже скоро поезд должен прибыть на нужную станцию. Честно говоря, не могу нарадоваться. Я всегда любила Тайгу, этот лес, деревушку, где когда-то выросла. Мне, конечно, нравится учиться в университете, но вот жизнь в городе совсем меня не привлекает. Поэтому каждые каникулы я провожу в деревне. Даже сейчас, когда сессия благополучно сдана заранее, а от того каникулы стали немного длиннее (меня, кстати, немного недолюбливали — слишком уж рано я сдавала экзамены, в отличие от своих одногруппников). Короче говоря, ничто не препятствовало скорому отъезду из города. Поскорее бы приехать в деревню! Новый год должен был наступить только через пару недель, а я уже купила подарок любимой тетушке. Как же не терпится его вручить! Я почти уверена, что подарок ее обрадует. Новенькие настенные часы с позолоченной каймой. Они замечательно впишутся в интерьер тетушкиной избушки. Но до поры, пока я не встречусь с опекуншей, приходится терпеть. От такого сильного желания порадовать ее, я стала даже ерзать на сидении. Снега было много, и с каждой минутой его становилось еще больше — снегопад был просто невероятным. Как я собираюсь добираться от станции до деревни — отдельная история. Дороги занесло — тут к гадалке не ходи. Вообще, каждой зимой деревня становилась будто бы отрезанной от остального мира. Отгороженной. Горе тому, кто решит посетить ее в зимний период. Я посматриваю на лыжи, которые не помещаются ни на одну полку, а посему стоят между столиком и сидением. На тех лыжах мне суждено пройти множество километров по заснеженным дорогам, пока я не доберусь до родной деревни. Но потом, оказавшись у тетушки, я вряд ли стану ругать себя или печалиться». «Все будет превосходно», — добавила она, и поставила улыбающийся смайлик.