Огоньки на зимовье

Деревня была независимой. Будучи частью страны, на деле же она, скорее, представляла собой автономное государство, чем населенный пункт при городе. Местные жители выживали как могли: помогали друг другу, перепродавая продукты питания, занимаясь развитием деревни. Невольно они становились ее важной экономической частью. Даже в магазине более половины товаров приходилось на товары местного производства. В деревне были свои законы; в иной раз при необходимости люди брались самостоятельно вершить суд. Николая можно было причислить к самым полезным людям деревни. Он хорошо справлялся с бытовыми задачами по участку — сказывались годы ведения сельского хозяйства. Коля считался лучшим в деревне сварщиком, механиком, строителем. Не имея даже профессионально-технического образования, в молодости он перечитал больше литературы, чем, скажем, нынешний бакалавр-выпускник. Коля не брезговал помощью соседям: там подпаять, здесь подпилить. И непонятно, какой аспект сильнее мотивировал мужчину на оказание подобных услуг: то ли свойственный ему альтруизм, то ли расчет на денежную прибыль. Жители деревни принимали Николая за умного человека. Проступавшая сквозь темные волосы седина как бы добавляла солидности к общему антуражу. Только не было в нем ни капли важности, ни большого ума. Серьезность приходила с годами: он долго приспосабливался к жизни посредством всяческой работы и чтения книг. Коля накопил немало опыта — в бытовой мудрости ему было мало равных, и он понимал это. Больше всех Николая ценили местные мужики. На продажу Коля предлагал им качественный самогон. К тому моменту выручка с продажи составляла его основной доход. Семь дней в неделю к нему приходили люди, выходцы разных социальных слоев. Среди посетителей находились вполне порядочные, не менее уважаемые местные жители, а все-таки основной его клиентурой оставались разгильдяи, алкаши да местные гуляки. Николай приучал покупателей приносить с собой контейнеры под самогон — он не торговал бутылками. Каждый человек шел к Коле со своей тарой — двух-трехлитровой банкой. Любители алкоголя шли к нему в дневное время, начиная с рассвета, сразу после утренних криков петухов. Иной раз могли заявиться ночью, только Коля быстро выпроваживал гостей, мол, «приходите позже». Зато по вторникам к нему редко ходили деревенские жители — вторники считались выходными днями работников местной лесопилки. В течение года на пилораме работали люди разного «сорта». Изредка там появлялись подростки или, скажем, вполне образованные люди, которые нуждались в деньгах. Завсегдатаями же были потерянные слои общества: бездомные, пьяницы, бывшие заключенные. Работодатель не требовал паспорта, отсутствия судимостей или профессиональных навыков. Он мог найти занятие каждому желающему. В ходу была простая система труда: «бери и делай». Оплата маленькая и почасовая. Все честно. Люди вкалывали, в среднем, за полтора десятка тысяч в месяц, спуская зарплату на еду и прочие расходы. Жили скромно, но не сказать, что сложно. На существование им хватало, рассуждал Коля. Лесорубы регулярно выпивали. За самогоном они приходили толпой. Избавиться от этой части клиентов Николай не мог, равно как и не хотел. Он как никто другой понимал, что людям необходим хороший отдых. Он знал, что после выпивки работа на лесопилке шла веселее, качественнее. С другой стороны, из-за самогона Коли по вторникам деревня не могла находиться в безопасности — мало ли, какие идеи могли прийти в головы пьяным лесорубам? Шел очередной вторник. У избы снова выстроилась очередь из рабочих. Мужики галдели как школьники перед началом урока. Общались между собой. Вовсю кричали матом. Держали колонну и не опережали друг друга. Даже если находился смельчак, готовый протиснуться за самогоном без очереди, то несколько лесорубов быстро хватали его под руки и возвращали обратно, ругаясь изощренными матюками. «Драть тебя во все дыры! — доносилось из очереди, — Держи его!». Изредка Николаю казалось, что до самогона им дела нет. Будто бы лесорубы приходили к нему ради подобного веселья. Не обращая внимания на выстроившихся в колонну людей, к избушке направлялся молодой парень по имени Дима. Он держал в руках пустую бутылку из-под минералки. Диму знал каждый человек в очереди, а может, и в пределах деревни. Запоминали парня по следующим качествам: удивительному жизнелюбию, воображению, и в то же время упрямству, лени, разгильдяйству. Он испытывал неутомимую любовь к выпивке и женщинам. Дима немного разбирался в технике, поэтому летом он подрабатывал на тракторе, а зимой помогал лесорубам на распилочной базе. Чаще всего Николай встречал Диму в нетрезвом состоянии и с трехдневной жесткой щетиной на лице. Судя по внешнему виду, парень не имел привычки прихорашиваться перед зеркалом. И тем не менее, Дмитрий владел неким очарованием. Он был невообразимо приятным собеседником. Ему всегда представлялось за радость пообщаться с людьми. Мало кто был против такой компании. Дима пользовался успехом у сельских леди: Николай подозревал, что тот, имея популярность в народе, за свою недолгую жизнь успел соблазнить большую часть девиц не только по деревне, но и в соседних поселениях. Ничего не укрывалось от внимания Димы — быстрее всех он узнавал о происходящих событиях. В доме Николая было тепло. Теплее, чем на улице. Дима снял ботинки и прикрыл за собой дверь. Ветерок в последний раз коснулся его спины: парень уловил, что попал в царство густого тумана. Внутри избушки стояла каменная печь с дымоходом, которая, в случае чего, должна была очищать воздух от дыма или неприятных запахов. И все же в доме было сильно задымлено. Окна избы запотели. Воздух был грязным, тяжелым. Диме, едва ступившему на порог, с трудом удавалось дышать — в его горле появилось неприятное першение. Казалось, Смерть дышала ему в лицо. Конечно, самой Смерти поблизости не было — в доме жил Николай, ее невольный косвенный посредник. Покупатели самогона будто бы знали об этом, но все равно шли на заклание. Жертва во имя Смерти мерялась в считанных минутах жизни и прочих мелочах (в основном — в рублях). Зато в ответ люди получали комфортную, беззаботную жизнь. Кто-то даже продлевал ее таким образом. И в том был парадокс. Дима двигался к центру дома. Он чувствовал себя «ежиком в тумане». Опуская голову к полу, он не видел собственных бедер. Ненароком обернувшись, Дима увидел световую дорожку. Полосу, луч света, который вел в сторону улицы. Дверь была распахнута настежь. Через нее в дом заходили покупатели. Должно быть, кто-то из лесорубов открыл дверь, вошел следом за Димой и заблудился в отвратительном дыму. Вскоре Дима отыскал хозяина избушки: Николай стоял близ самогонного аппарата. Дым по большей части шел от этой машины, но помимо нее «дымил» и Николай. Он покуривал сигарету, делая медленные, долгие затяжки. На кончике его сигареты виднелся тусклый огонек. У Димы часто возникало впечатление, будто бы Коля хорошо разбирался в своем деле, что он в некотором роде был образован — обладал навыками, которые позволяли ему не заботиться насчет техники безопасности. Беззаботное курение как бы подтверждало эту мысль. Николай, зажав сигарету в зубах, с помощью заранее заготовленной воронки переливал самогон в пустую банку и в то же время вел дела — пересчитывал деньги, выручку за продажу. «Волшебник», — думал Дима. Он подошел и придержал воронку. Освободившейся рукой Николай взялся за сигарету и сладко, как никогда раньше, затянулся. Клубы дыма мигом обволокли старых знакомых. Только сейчас Коля заметил, как сильно першило у него в горле. Словно кто-то скреб камнем о кирпичи. Сигаретный табак проникал в легкие. Диме не приходилось объяснять причину своего визита. Николай понимал, что тот, как и лесорубы, пришел к нему за самогоном. Также Коля знал, что не сумел бы потребовать денег с разгильдяя — не совсем чужие люди, все-таки. А Дима этим открыто пользовался. Наблюдающие из-за двери покупатели могли видеть только пелену тумана: казалось, будто бы Дима и Николай растворились в едком дыме самогонного аппарата и сигарет. Позже Николай, сидя на скамейке около своего дома, вспоминал, как делал затяжку за затяжкой. Невольно закашлялся. Подумал, что вовремя решил бросить курить.