Каморка

      — Быстрее, блять, беги! — проорал Адам, и мы рванули прочь что есть сил.       Песок и мелкие камешки брызгами летели во все стороны, царапая голые лодыжки и попадая в кроссовки. Величественные сосны и приземистые деревянные домики проносились мимо с сумасшедшей скоростью, под подошвами то и дело крошились, жалобно скрипя, шишки. Бок ощутимо покалывало, да и лёгкие начинали гореть от нехватки кислорода: сказывалось курение. Адам полуобернулся, увидел, что я отстаю, и, притормозив возле покосившегося сарайчика, прилепленного к боку очередного обшарпанного корпуса, нырнул внутрь. Я был за шкирку втянут в темноту.       Дверь захлопнулась. Аромат смолы, солнечный свет и погоня друзей-придурков остались снаружи, зато мы двое оказались тесно прижатыми друг к другу в хозяйственной каморке. Пахло сыростью и химией — именно отсюда в случае необходимости брали моющие средства, швабры и прочую атрибутику для уборки.       Попытавшись пошевелиться, я потерял равновесие и опрокинулся назад, утыкаясь в грудь Адама. Громыхнули задетые ногой вёдра, и парень зажал мне рот рукой, как будто от этого стало бы тише. Неловкая поза, честно говоря, напрягала, но стальная хватка Гонтье не позволяла отодвинуться даже на миллиметр. Снаружи приближались голоса.       «Щёлк!» — замок на двери издал характерный звук, и на улице рассмеялись. Я рванулся вперёд и с силой врезался в дверь — ничего. Только противный скрип да толчок глухой боли в плече.       — Бесполезно дрыгаться, — донёсся из-за спины приглушённый голос. — Защёлки поменяли в том году.       Расстроенно пнув пластмассовое ведро, я поскользнулся и снова шмякнулся назад, но на этот раз не стал вырываться, обречённо затихнув в объятиях. Горячее дыхание щекотало ухо и ерошило волосы, а на шее чувствовался пульс, всё ещё учащённый после бега. Терпкий одеколон вытеснял неприятный запах затхлости. Ладони Адама обжигали сквозь одежду, но мне было, как ни странно, комфортно. Только мобильный телефон в кармане у Гонтье упирался в бедро и чужое сердце стучало слишком близко.       Время шло. Конечности затекли от продолжительного нахождения в одной позе, а дыхание почему-то не восстанавливалось. Молодец, Уолст, в шестнадцать лет не можешь через лагерь пробежать. Так держать, кури дальше.       — Как думаешь, нас скоро выпустят?       — Не уверен, — просипел Адам. Что с ним? Ах да, всё тот же старый ядовитый никотин. — Я понимаю, если бы мы ему насекомых каких-нибудь в постель подбросили или хуй на лбу нарисовали, как ты предлагал. Но волосы...       Адам сдавленно захихикал, видимо, вспомнив новую причёску моего брата. От чужого прерывистого дыхания по коже пошли мурашки. Я пожал плечами, забыв, что мы в тёмной кладовке и Гонтье не зги не видит.       — Чего ты ёрзаешь? — насторожился он.       — Ничего, забей, — отмахнулся я и беспечно продолжил: — Надо скорее вернуть Алисии краску, пока Брэд не заподозрил. Или он в нашем отряде искать будет, как думаешь?       — Думаю, ему идёт светлый, — пробурчал Адам в плечо и постарался сменить позу.       — Ай! Да убери ты телефон! — взвыл я и легонько наступил Гонтье на ногу.       — Какой телефон? — не врубился друг. — Я его на тумбочке в комнате оставил.       — Тогда что за твёрдая херня в меня упирается? Камни в карманах таскаешь, как малолетка? — расхохотался я и пожаловался: — У меня на бедре синяк будет!       Адам промолчал. Лишь прерывистое дыхание и отдалённые визги с детской площадки нарушали липкую тишину. Мне стало любопытно, что на самом деле лежит в кармане, и я рукой нащупал твёрдый бугор и неровную холодную полосу. Как будто... зубчики.       — Ты что, блять, творишь? — зашипел Гонтье, но руку не убрал. На секунду даже показалось, что он подался навстречу.       Я не стал отвечать, продолжая ощупывать его джинсы и загадочные зубчики. Их длинный ряд начинался под холодным круглым предметом и спускался вниз...       Паутину вдохов-выдохов прорезал короткий смазанный стон, вырвавшийся сквозь плотно стиснутые зубы. Меня прошибло осознанием, что я трогал. Отдёрнув руку, я отшатнулся и больно стукнулся локтем о дверь. Щёки и уши пылали. Сердце колотилось о рёбра, руки дрожали, но больше всего пугало желание подвинуться ближе и продолжить прерванное занятие. Адам сипло дышал, не произнося ни слова, и я не понимал, как лучше поступить. В голове вспыхивали картинки — одна другой краше, — но возможная реакция друга и остатки мозгов не позволяли воплотить их в реальность в тесной каморке для швабр.       Горячие ладони коснулись шеи, чужое дыхание стало громче и приблизилось. Вдоль позвоночника пробежала волна мурашек, но я не шевелился: боялся того, что могло случиться. Слишком быстро и несуразно развивались события, слишком неправильным было происходящее, слишком сильно я хотел этого. Адам оказался гораздо смелее: я почувствовал тёплые пальцы на рёбрах. Странное щекочущее ощущение поднималось из глубин живота и распространялось по телу. По виску стекла капля обжигающего пота. Нащупав шершавую ткань джинсов друга, я всплепую расстегнул ремень. Вжикнула молния. Воздух в помещении наполнился хриплыми вдохами-выдохами и запахом возбуждения. Чужой палец неосторожно ткнул в глаз, из-за чего я, сморщившись на миг, мягко подвинул его ладонь на щёку, а затем, прижавшись немного ближе, обнял за талию, задрав влажную от пота футболку до груди.       — Что мы творим? — сорвался с моих губ нечленораздельный шёпот. — Блять, Адам, отпусти...       — Мне остановиться? — с хрипотцой выдохнул друг, не позволяя отодвинуться и прижимая спиной к шершавой поверхности двери.       — Н-нет... Продолжай...       С ощутимым трением узкие джинсы были спущены до лодыжек. Тёплое возбуждённое тело находилось слишком близко, чужое дыхание опаляло кожу, а в ушах шумел настоящий морской прибой. Сознание плавилось от неосторожных прикосновений, а желание с сумасшедшей скоростью набирало обороты. Дальше происходящее смазалось, и сквозь горячий туман долетали несвязные обрывки ощущений. Чужие пальцы... Скользкие ладони... Стоны сквозь стиснутые зубы... Запах одеколона и сигарет... Влажные губы...       — Адам... — дыхание ещё не восстановилось, поэтому имя друга я просипел, пытаясь застегнуть джинсы. — Что это было?       — Хм... Наверное, секс. — В темноте впереди раздался хриплый смешок. — А ты как думаешь?       Вслепую пнув Гонтье по коленке, я против воли захихикал и уткнулся спиной в дверь, запрокинув голову.       Раздался треск.       Я потерял опору, тёмный потолок сменился далёкими верхушками сосен и кусочком лазури, спину царапнули неотёсанные доски, а затылок рубануло болью. Где-то сбоку раздался удивлённый смешок, переросший в хохот. Повернув голову, я лицезрел Брэда и Нила, буквально висящих друг на друге. Брат помог подняться, отряхнул меня и, присвистнув, выдал:       — Ну и видок у тебя, мелкий!       Гонтье шагнул из темноты на воздух. Оглядев его с ног до головы, я представил, каким зрелищем являюсь сам, и не сдержал нервный смех. Красные, встрёпанные, потные, еле дышим — что о нас подумали эти извращенцы?       — Всё-таки решился сказать ему? — вынырнул из-за угла корпуса Рид. Я аж подскочил. — Судя по вашим... лицам, — хитрый взгляд скользнул по свежему алому следу на моей шее, — воспринял нормально. Привет, ребят.       Обстановка разрядилась. До Сандерсона первого дошло, и он унёсся вперёд с воплями «А я всегда знал, что ты гей!», брат, вместо того, чтобы поддержать, погрозил пальцем и последовал за лучшим другом (у-у-у, предатель!), а Рид, подмигнув на прощанье и швырнув на траву нечто мелкое и серебристое, исчез так же неожиданно, как и появился. Адам вернул на место дверь, избегая смотреть в мою сторону, а я, заинтересовавшись, поднял «подарок» Генри. Презерватив. Как оригинально!       — Наверное, нам стоит обсудить произошедшее? — предложил Гонтье, когда молчание затянулось. — Идём покурим.       — Идём, — приблизившись, я переплёл наши пальцы, как ни в чём ни бывало: всегда подозревал, что испытываю не совсем дружеские чувства к этому придурку. Небо не рухнуло, планета не раскололась надвое, значит, ничего страшного в том, что мы оба парни, нет. Тем более, шестнадцать лет — идеальный возраст для того, чтобы рискнуть и попробовать что-нибудь новое и необычное, верно?