Лакриматорий

      Дьявол стоит в углу моей комнаты, и шепчет мне из темноты, что монстры лишь в моей голове. Я стараюсь прислушаться, но тварь за моей спиной зовет меня по имени, стучит по батарее когтем, чтобы я посмотрела на нее, убедившись в ее существовании — ведь пока я не вижу, ее для меня не существует.       Я делаю вид, что сплю крепким сном, перетекающим в вечный.       Дьявол говорит, что мой разум полон инвазий, что мысли мои сочатся токсином, отравляющим воздух, и лишь я отвечаю за монстра, стучащего по батарее за моей спиной.       Дьявол говорит, что отродья ползут из моей головы, как крысята, и едва слепые жадные глаза откроет один выводок, как мой мозг, что бездонная матка, выплевывает новый помет чудовищ в мир. Матерь монстров — я хорошо вписываюсь в местный пейзаж: этот мир тоже рожден как чье-то чудовище, но без богомерзкой-нечестивой матки (у)боженькой-отцом, осеменившим Пустоту сгнившей спермой.       Чудовище продолжает стучать и бормотать мое имя.       Дьявол, мой второй отец, пытается меня утешить, но петь колыбельные не в его компетенции. Монстр хочет есть, и такие отродья всегда едят девушек вроде меня, если мы рискуем повернуться к ним лицом.       Но все же я засыпаю под стук и бормотание, хоть и проходит много времени.       Во сне я будто возвращаюсь в детство, полное материнской любви, снова видя ряды мясных туш, мясорубки, топоры, ножи и залитые кровью столы для разделки — храм Молоха, где я теперь жрица, и моя ряса смердит освежеванным мясом. Другие жрецы стоят передо мной полукругом: на них мясницкие фартуки — белые, как предвестие моих похорон, лица скрывают такие же белые маски, но я все равно вижу их глаза — налитые кровью, с желтым пламенем, пылающем в черном кольце радужки.       Сверкающий стол — наш новый алтарь, на нем уже в предвкушении пыток распростерта жертва, и я узнаю в ней монстра, жаждавшего моего внимания там, наверху, наяву. И я знаю его, я знаю это чудовище, и здесь я обращаю на него внимание, которого он так жаждал в слое повыше: я набиваю его брюхо фаршем, натягивая на гудящий шприц, как баранью кишку, и в гудении адских машин и в криках монстра, зовущего меня по имени, мне слышится одобрительный смех — моих собратьев и Дьявола. Краем глаза я вижу не шприц, а золотого быка, чьи глаза полыхают, как глаза его слуг.       Когда я просыпаюсь в очередной раз, Дьявола в комнате нет, и стоит тишина. Я боюсь оборачиваться, но почему-то сейчас абсолютная тьма навевает покой и уверенность в своей безопасности.       Я оборачиваюсь.       Монстр все еще здесь, он никуда не делся, но уже не сможет причинить мне боль. Мой разум полон инвазий, а мой муж полон собственных размолотых кишок.