Господин Одиночество

В этот раз Ганс вернулся нескоро, хотя думал о Фрице часто. И редко мысли эти были добрыми — говоря откровенно, они и не были такими никогда. Он то думал с раздражением, что тот непременно ничего не делает и думать забыл об обязанностях, но представлял, как дает ему очередную пощечину за медлительность, и от мыслей этих становилось, как ни странно, неприятно. Потому он и не торопился назад. Вернулся ночью, в третьем часу, когда и проезд, и коттедж давно погрузились в тьму, а Ганс так гнал, что непременно врезался бы, если бы не полная луна, белым светом заливающая шоссе и грунтовку вплоть до последнего камешка. Так что когда он вошел в дом, снаружи ему показалось совсем светло. Где стояла непроглядная темень, так это тут. Он быстро разделся и нырнул в постель, в которой крепким сном уже спал Фриц. Долгое время его было не добудиться: Ганс уже успел понять, что не так уж устал, а тело явно сказало ему, чего он хотел на самом деле. Кровь приливала толчками к члену, он навалился на худое тело сверху, кусая и вжимаясь в него. Фриц наконец подал голос. Негромкий испуганный вскрик, зажатый рот, хозяйский приказ молчать, — и он послушно кивнул, утыкаясь в подушку. И даже перестал сопротивляться, наоборот, раздвинул ноги пошире и сам стянул с себя нижнее белье. Вцепился в одеяло, прикрыл глаза... Ганс задумался на секунду, гадая, чего он ждет, боится или просто привык. В этот раз начало не было болезненным или сложным для обоих. Точнее, Фриц всхлипнул, но не стал реветь, как резаный, а терпел спокойно. Он сжался пару раз, а затем расслабился, будто заигрывая, и что было важнее всего — у Ганса каждый раз от этого просто перехватывало дух. Он стиснул его сильнее, ускорив темп, кончил в две минуты, если не быстрее. — Что ж, у нас еще утро в запасе. Запоздало вспомнилось, что он даже не выгнал его мыться перед тем, как отыметь; промах пришлось восполнить сейчас, и Фриц последовал приказу, как зомби, а когда Ганс сам вернулся из душевой, уже спал в углу, свернувшись, будто ничего не было. Проснулся он рано, едва серый рассвет сменил ночь, рассеивая мглу. Снова хотелось того же. В этот раз Фриц повырывался немного, но вел себя скромнее; в другой раз Ганса это взбесило бы, но теперь он мог трахать его медленно, размеренно, наслаждаясь каждым толчком и тем, как приятно стенки ануса дразнят головку члена и крайнюю плоть. Можно было уже смириться с собой и с тем, что это вызывает удовольствие. Он даже пожалел, что Фриц никогда не желал подарить ему ответную ласку, хотя мог бы уже привыкнуть и к этому. Но у него все выходило точно из-под палки. "Да так оно и есть, Ганс. Он ненавидит тебя в худшем случае, в лучшем — не чувствует ничего", — сказал ему какой-то неприятный внутренний голос. Ганс еще раз отстранился и подался вперед, так резко, что того пришлось прижать к себе, чтобы не смел отстраняться и стонать про "больно". Ладонь скользнула по его члену, совершенно небольшому и сжавшемуся в противовес собственному. Значит, накануне он просто пытался заигрывать, делал это только в угоду ему? Это отчего-то тоже было обидно. — Ты... Совсем ничего не чувствуешь? Ресницы, плотно сжатые, не выдавали взгляда. Ганс спросил снова: — Он у тебя что, совсем не стоит? — Да, господин, — хрипло отозвался Фриц. "Наверняка он лжет тебе. Просто так вышло, что ему нравятся девушки, а тебе — нет", — и осознание того, что он — урод даже по меркам этого раба, причиняло боль и обиду. Можно было замахнуться, ударить, рассечь губу, но не решить ничего. Тем же утром Ганс и уехал, даже не велев на прощание делать что-то. И не появлялся еще дольше. Разочарование, страшное и невосполнимое. накрыло его. Он убивал время на того, кто не был способен ответить ему ничем. Раньше он избивал его, а теперь хотел выстрелить в голову себе. Он хотел забыть обо всем. Конечно, у него были и дела, ведь когда их не было? Возвращаться мучительно не хотелось. В прошлом году бизнес шел ни шатко, ни валко, и в этом году он размышлял, стоит ли продолжать его вообще. Простая работа на заказ приносила куда больше денег, чем постоянные переезды и попытки разорваться между офисом и фермой. Именно потому Ганс решился продать ферму. Фрицу он в тот же вечер сказал: "Свободен". А еще через две недели, когда вернулись холода, и снег мел так, словно стояло не начало марта, а середина января, он выпил пятый за вечер бокал вина и набрал телефон Райана. — П-привет. Заплетающийся язык делал беседу с и без того неприятным человеком и вовсе сложной, но собирать волю в кулак долго не потребовалось: в конце концов, он планировал шутку, а не серьезный разговор, завуалированный ею. — Помню, тебе нравился мой парень, — с пьяным смешком сказал он. — М-м, возможно, — настороженно ответил тот. — Я его выкинул на помойку. Можешь забрать, — и он нетрезво расхохотался. — Что? Что ты имеешь в виду? Как выкинул? Почему? В кои-то веки сдержанного Райана пробрало. — Он оказался неспособен... М-м-м... Ответить мне взаимностью. Послышался взрыв смеха, еще более громкого и истеричного. Сильно хотелось спросить его: "Ты кретин?" — но Райан предпочел положить трубку и не трепать нервы. Но от услышанного было никуда не деться: если уж Ганс решился позвонить, то ясно, что ему потребовалось набраться смелости для признания, иначе он не напился бы. А значит, сказанное было правдой. И рука сама собой потянулась к смартфону снова, чтобы нажать на иконку карты города. Время стояло позднее: глухая ночь. Ветер пронизывал насквозь, а Райан ругал себя за легковерие. Куда можно было деться в такой вечер? Наверняка гансов парень забился в какой-нибудь дальний подвал, а то и вовсе сбежал обратно в пункт сбора беженцев, что было, к слову говоря. логично. Райан чувствовал злость и на себя, и на него, так и не поступившего по его совету, и на мудака Ганса. Дом Ганса был огорожен, да и вряд ли Фриц стал бы обретаться там, но вокруг стояло многоквартирное жилье, пятиэтажные домики полувековой давности, успевшие повидать многое. Обход окрестностей с фонариком и осмотр всех тупиков и навесов под балконами ничего не давал, и тем глупее казался он себе. "Приезжай сюда завтра. когда будет светло, отыщи бродяг на заднем дворе "Волмарта" или у пивной, и поспрашивай о парне! А сейчас отправляйся домой, пока тебя самого не прирезали тут!" — говорил он себе, но упрямо ходил вокруг. Справедливости ради, тут было темно и совершенно тихо, кроме свиста ветра и поземки. Бродяги, если они и были, наверняка забились куда подальше. Он обшаривал взглядом входы в техподполья и одиноко стоящие домики теплопунктов, заглядываясь на них, как вор, и ненавидел себя. А потом, в один прекрасный миг зайдя за сетчатую ограду спортплощадки, к которой были беспорядочно навалены какие-то доски и ящики, увидел один большой с обрывками тряпок возле него. И нагнулся, заглядывая туда. Бледно-желтый круг света выхватил скорчившуюся фигурку, повернувшуюся к нему. Вмиг один знакомый контур и очертания упрямо сжатого рта сгладили почти все, кроме разве что раздражения на этого упрямца. Пожалуй, в этот раз стоило поставить себя с ним так, как надо. И Райан потянулся к карману штанов, нащупывая сложенную вчетверо купюру. — Эй, парень! Не отсосешь мне за двадцатку? Шутка была идиотской, вполне в духе Ганса. А потом невысокая фигурка, встав на четвереньки, выбралась из коробки, и Фриц встал напротив него, опустив голову. — Да, — кивнул он. Райан кивнул и направился назад, смело, не проверяя, идет ли тот за ним; Фриц едва успевал за его походкой, но не отставал. Они остановились у его седана. — Так. Скидывай всё рванье здесь. — Всё? Райан не мог сказать, что от него неприятно пахло: холод и ветер не давали запахам шанса распространиться, больше того, раньше он не позволил бы парню мерзнуть, но теперь... — Я сказал — да. Я не хочу, чтобы у меня вся машина провоняла твоей мочой. Не беспокойся, не примерзнешь, сейчас включу печку. Фриц негнущимися пальцами снимал с себя все. Хрипло и несмело поинтересовался, можно ли оставить майку, услышал решительное нет, почувствовал наброшенный на плечи тент из багажника и послушно полез туда. Через час в душевой было влажно донельзя, а воздух дрожал от мелких капелек водной взвеси. — Почему ты это, черт тебя дери, не выкинул там, как я говорил? — говорил он, указывая на какие-то обрывки тряпок в желто-коричневых разводах, обмотанных вокруг его ног. Фриц весь дрожал, точно все еще стоял на ветру. — Их тяжело снять, господин. Просто у меня болели колени, а они присохли, и... Он неловко попробовал оторвать их от кожи. Вид обнаженных ног, где колени были толще ляжек, вызывал рвотный рефлекс. На голенях были видны красные пятна, не то язвы, не то лишай. Райан снова поморщился и еще раз все проклял. — Это не заразно! — точно прочитав его мысли, умоляюще протянул Фриц. — Завтра доктор скажет. Отправляйся в ванную. Я устрою тебе постель. Он положил под его лежанку клеенку, потому что был почти уверен, что он мочится ночью под себя. И кто мешал ему уехать тогда? Но теперь он не собирался его отпускать. Еще через полчаса, когда Фриц вышел из ванны, укутавшись предоставленным ему старым полотенцем, которое в ином случае пошло бы на тряпку для пола, то увидел устроенную для него в кладовой постель и Райана, лежавшего в постели в другой комнате. — Иди сюда, — поманил он его и указал на место у подножия кровати. — Садись и послушай. Фриц опустился на колени, испуганно смотря ему в лицо: похоже. он узнал его только сейчас, и это осознание испугало его донельзя. — Как мы выяснили, самостоятельных решений ты принимать не способен, и распоряжаться своими возможностями не умеешь. Именно поэтому я помогу тебе снова — но в этот раз буду исходить из того, что ты не можешь сделать сам нужный выбор. Ты меня понимаешь? Фриц опустил голову, кивком соглашаясь. Еще через год он послушно таскал за ним в магазине корзину с продуктами и радовался, что наконец попал в руки к доброму господину. Он был так добр, что первые две недели разрешал не подниматься с постели вовсе, кроме как чтобы поесть или сходить в туалет. Затем позволил прибираться и делать всякие мелочи по дому, а сверх того отправил еще и в спортзал, рассказывая что-то про то, что мышцы должны восстановиться; Фриц считал глупыми усилия ради усилий, но подчинялся: что ж, если господин хочет видеть его тело идеальным. С той же неохотой он отправился работать на завод ради него, но когда выяснилось, что там ничуть не сложнее, если не проще, чем на ферме, полюбил и эту работу. А потом, когда он открыл Райану, из-за чего прежний господин бросил его, тот сказал задумчиво: — По-моему, это не из-за этого. По-моему, ты просто что-то подхватил там, пока лежал целыми днями в холоде. Я думаю, мы это вылечим.