***
Фред не спал. Уже очень давно он никак не мог спокойно закрыть глаза и увидеть хоть какой-нибудь сон, пусть даже самый дрянной. За закрытыми веками мелькала одна и та же картинка — фото Кассиопеи с чёрной магловской рамкой. После того случая он трансгрессировал — попытался трансгрессировать — но это ожидаемо не получилось. Его выплюнуло где-то в пределах замка прямо на каменный пол. Лёжа там в искрах красного сдерживающего заклятия, Фред пытался сдержать поток то ли слез, то ли еще чего. В носу щипало, горло заходилось в спазме. Такого, разбитого и раскрошенного в щепку, его и нашёл Дамблдор. Полчаса спустя, с заверениями о том, что за Касс приглядывают и она в безопасности, Фред уковылял прочь с очень тяжелым сердцем. Он хотел было спросить у директора, кто за ней следит, но того уже и след простыл. Старый молчаливый хрен. Ночью три дня спустя, весь белый от напряжения, заросший и готовый рваться сквозь барьер и запреты теряя ботинки, Фред закурил в темном коридоре, когда рядом с ним внезапно материализовался хмурый Поттер. Повёл его какими-то странными ходами, побросал по углам кошачьей мяты, подёргал ручки у закрытых классов и вывел безразличного уже Фреда на открытый балкон. С неба сыпались белые мартовские хлопья снега, но само оно было пустым и смотрело на парней с каким-то тяжелым безразличием. Они долго-долго говорили той ночью. О Касс, о Сириусе, о Волан-де-Морте. Об ужасных снах-видениях самого Поттера. О том, что занятия окклюменцией, назначенные ему самим Дамблдором, не увенчались успехом. — Ты не похож на себя. Ныкаешься по углам, не учишься, перестал посещать мои занятия… Фред принял вид слепого и глухого, проигнорировав эту в общем-то правдивую вещь, и скептически поджал губы. Злоба дернула свои ниточки, заставив его скривиться в приступе. — Он сказал, что Касс была на долбанном острове в море и ее не нашли! — Но ведь сейчас все хорошо, Дамблдор же сам тебе это передал… — А где доказательства?! Ни одного долбаного слова, о том, где она, как она, что делает и почему сбежала. «За ней следят». — Фред зло перекривил слова директора и смачно сплюнул на камни. — Что-то не так и я это чувствую, но ничего не могу сделать. Была бы моя воля, я бы съебал с этого замка уже давно, но не могу кинуть Джорджа. У него должно быть образование, должна быть дорога в будущее, должна быть опора под ногами… — Ты его опора, — цыкнул Гарри и окинул Фреда долгим взглядом. — А сейчас ты не опора даже самому себе. Я тоже хочу кинуть школу, но что потом? Мы только-только начали разбираться в этом дерьме, ты и сам понимаешь, что одним детским лепетом Пожирателей, как бы не были слабы или сильны эти сукины ублюдки, мы не сможем даже задеть. Если бы Дамблдор хотя бы намекнул, хоть словом бы обмолвился… — Он молчит, да? Ты доверяешь ему? Я лично хотел бы ему верить, но в последнее время чувствую обратное… Очередной порыв ветра не потревожил прозрачный купол, но принёс кучу снежинок, которые таяли на глазах и стекали тёплыми каплями вниз прямо перед их лицами. — Он не говорит со мной. После того раза с вашим отцом, он просто отправил меня на занятия со Снейпом. Якобы развить во мне умения по окклюменции и все бы ничего, только мне это не удаётся, хоть лбом об стену стучись. Да и вообще… Фред рядом сосредоточенно сбивал пепел на свои ботинки и с напряжением слушал его. Гарри ощутил некую сюрреальность в происходящем — словно это не он там сидит, а его странная копия. — Я увидел одну вещь, — он неосознанно скрипнул зубами, и на секунду отвернулся, вгляделся в пустую стену справа. Вдалеке виднелась Астрономическая башня со стрелками часов. Время летело, а они сидели там уже битых три часа (вообще-то ожидали Джорджа, который был занят в больничном крыле с Джинни и ещё парочкой детей, проглотивших слишком много их знаменитых Забастовочных Завтраков). — Мне один раз удалось не только отбить его выпад, но и заглянуть ему самому в мозги… — Снейпу-то? В мозги? Я думал там все заросло жиром с волос… Парни сдавленно хрюкнули от смеха. Истерика подступала незаметно. Было странное ощущение, будто эти дни — последние в их жизни, и от того все казалось нереальным. Нереальный Гарри Поттер, нереальный Фред Уизли, глупые и искрение улыбки, сбившиеся в стороны красные галстуки и тонкий купол скрывающих чар. Просмеявшись как следует, Гарри задумчиво пожевал тонкие губы. — Это был очень странный эпизод. Понимаешь, я знаю, что отец не был ангелом, примерным учеником да и вообще, карту, которая буквально следит за всеми в Хогвартсе, он придумал явно не потому, что ему револьвер к башке приставили… Фред со знанием на лице кивнул. — Но… — Но это странно. Там, в воспоминаниях Снейпа, они издевались над ним. Отец и Сириус. Они кидались на него как собаки, использовали различные заклинания, называли его Нюниусом… — Послушай, — Фред внезапно перебил его, не грубо, а с быстрой мыслью в глазах, — это ведь наверняка было оправдано? Я слышал от отца, что вся история с Мародерами весьма запутана. Мы уже знаем, что у них у всех были непростые отношения между собой. Посуди сам, компания: умный, но отбитый и лезущий на рожон парниша, его друг «позор-семьи-гриффиндорец-с-жесткими-проблемами-с-родичами», самый, мать его, натуральный оборотень, ради которого они все становятся чертовыми анимагами, и долбанная крыса, которой все доверили и которая в итоге всех же и предала? Как думаешь, у Снейпа был хоть малейший шанс остаться незамеченным, с его то ситуацией с Лили… — Чего? Что это значит? Гарри воззрился на Фреда так, будто во лбу у того внезапно вырос рог. Фред закатил глаза. — Это вроде как не та вещь которую рассказывают, но все же. Мать упоминала когда-то, что Лили, в очередной слезливый гормональный скачок во время беременности тобой, рассказала ей одну странную вещь. Будто бы в детстве у неё был самый лучший друг, с которым она проводила все время и даже в Хогвартс они поступали вместе, вот только он попал в Слизерин, а она в Гриффиндор, где сразу привлекла внимание твоего отца. Он стал одним из тех, кто был против их дружбы с тем мальчиком, говорил что от Слизерина добра не жди и все такое. Так и вышло. Мальчик вырос, пристрастился к темным искусствам, съякшался с Малфоями и прочими, обозвал твою мать грязнокровкой и был таков. — И звали этого мальчика? — Она назвала его «мой старый друг». Упомянула, он был братом Снейпа или что-то вроде того. И гнобили они его, видимо вместе с братцем. Мать конечно что-то могла напутать, не берусь за достоверность, но все же… Имеет место быть. — Вот это, блять, прикол. Гарри подкурил, лихо высекая искру с конца палочки, и поделился с Фредом. Они продолжили тихо переговариваться, переодически смеясь и толкаясь, пока их наконец не нашли Рон со значком старосты на груди и Джордж. Ночь закончилась, чтобы уступить место ужасному утру. Именно в это утро было принято множество неверных решений, отчаянных и глупых. Фатальных. Они не спали почти всю ночь и заснули под самое утро. Джордж уступил своё место мальчишке-второкурснику, которого выворачивало наизнанку весь предыдущий день — у мадам Помфри он оставаться очень боялся. Фред улёгся рядом с братом на пол и храпел, как стая соплохвостов в обе ноздри. Никто не лёг на свободную постель — там, в свете луны переливались колдоснимки и статьи из «Ежедневного Пророка». Море лиц — братья изучали Пожирателей Смерти, их родственников, их истории, их жизнь. Фреду они снились. Чёрные мрачные фигуры, в масках и без, пьющие кровь из кубков, спящие на чёрных кроватях со сложенными на груди руками, как покойники. Серые твари в мантиях, с оскаленными зубами и кусочками мяса между ними. Будто они только что грызли живую плоть. Живое мясо сопротивляющейся жертвы. Грызли его Кассиопею. Фред вскочил на кровати, давясь болью. Вышел на балкончик как был, в одних мятых школьных брюках. Закурил. Дым взвился в ночное мартовское небо и растворился без остатка. Фред закрыл глаза, зажмурился и не заметил, как скатилась с подбородка и упала на ледяной пол одинокая слеза.Май
Кассиопея повозила руками по земле — а может, по бетону? — после месяцев бесконечных пряток она перестала осознавать реальность. Ей снилась мягкая постель, тёплая рука, перекинутая через ее живот, горячее нечто ворочалось за ее спиной. Огромное, жаркое солнце. Ослепительное. Покрывающее ее спину мокрыми сладкими поцелуями. Касс перевернулась, солнце хотелось потрогать руками, ощутить мягкие кудри между пальцами, но пальцы схватили только хруст. Паленый, мокрый хруст и запах земли, леса. — Мерлин, помоги мне… Глаза взорвались болью от яркого света и сразу пришла картинка. Лес, огромный лес и она, посреди крошечной полянки лежит прямо на земле. Кассиопея села, жамкнула обеими руками короткие травинки и подбросила их вверх. Такой холод в мае? В голову смутно стучались воспоминания: острый выступ скалы, ледяная соленая вода, серые глаза Кириана. Кикимер, Лестрейндж и тяжёлый медальон в руке. Паб, Болгария и ее ноги, идущие прочь из магловской деревни. Осуждающие взгляды старух, изуродованные рябыми стёклами в окнах их жутких домов. Проклятое место, Касс даже передернула плечами. Вспомнились случайные ночлежки, коробки, одна единственная нормальная кровать, обшарпанные прачечные и кислый суп в забегаловках. Рука машинально дернулась вверх к горлу… и ничего не нашла. Липкий ужас затопил ее с головой. Кассиопея закрутилась на месте, как соплохвост, шаря руками по холодной земле в поисках медальона. Палочка лежала рядом с ее ногой, грустная и все ещё жутко слабая. — Акцио, медальон! Ничего. Ничего! Раздери ее Мерлин. — Дура, тупая идиотка! Кассиопея, ты такая конче… Жуткое клацание вдруг послышалось слева, словно там огрызались металические зубки. Острые как у зверька. Жадного, жалкого, жаждущего крови и пепла. Ладонь Кассиопеи накрыла холодный медальон как щит. Он продолжал скрежетать, щёлкать и изливаться чёрной ненавистью даже сквозь плоть и кости; как будто не преграда ему вовсе ни человек, ни волшебник, ни сама магия. Лес посерел. Касс моргнула сквозь тяжёлую до приятности свинцовую пелену и усилием оторвала руку от гладкого металла. Мерлинова борода… чернейшая магия. Чернющая, угольная, страшная в своей первобытности. Кассиопея снова огляделась, осмотрела себя и скромные пожитки. В кармане нашлись: зажигалка, смятая упаковка из-под жвачки, сломанная зубочистка и пустой пузырёк с каплей Оборотного зелья. Тягучего, мутного и давно просроченного. Касс удручённо пнула землю ботинком. Она узнала этот лес внезапно; темные пузатые березы, поляна с участками чернозема, плоского и ледяного. Ни листочка, ни цветочка, ни пенька, только круги из сморщенных ведьминых грибов с червивыми шляпками. Палочка воняла, куртка дымила рукавами и была покрыта разводами копоти. Лес в Англии, в самом центре магловского Лондона; голое великолепие, влажный холод, комья прелой земли и снега вперемешку и небо…. Небо, белое небо. Огромное и широкое, безоблачное, целый простор — безграничный полёт. Если бы она была птицей… Кассиопея закрыла слезящиеся глаза. Запрокинув голову вверх, она стояла так с пять минут, и летала. Над всеми проносилась быстро, как мелкая пташка — над Гарри, Гермионой, Роном, Дамблдором, братом, отцом, над Джинни и Молли, Фредом и Джорджем… над Белатриссой. И спикировала вниз, ударила огромным клювом ненавистное лицо, задрала когтями волосы, обнажила лысый, скользкий череп… Удар, еще, ЕЩЕ, заклевала до смерти, пока не осталось ничего. Совсем ничего, ни горстки пепла, ни кучки костей. Как будто и не было. Улыбнувшись это сладкой мысли, Кассиопея открыла глаза, прошла пару шагов, как вдруг внезапная вспышка ударила ее в правый бок. Влажный воздух вздыбился искрами, непослушное тело отбросило далеко за деревья. Касс со всей дури рухнула на твёрдую землю спиной, ослепшая от боли, недоумевающая. Вскинула палочку вправо и резанула ею воздух, не особо соображая. Посыпались щепки и куски коры — она попала в старое дерево, лес зашумел, заметался, воспротивился насилию. — Не мешай, это все очень плохо, все плохо… На поляну вышли фигуры, выступили из-за ветвей как сами деревья, высокие и крепкие, с палочками в руках, наготове. Не шли, летели — почва под их ногами даже не шевельнулась, словно и не люди ступали, а сам ветер. Превозмогая тупую боль в боку, Касс лежала и молчала, сквозь ресницы и удачно упавшие на лицо волосы глядя на обидчиков. Самый первый — блондин, волосы торчком и волнятся, в чёрных джинсах и байке, с темными бровями и поджатыми губами. Он что-то говорил, активно жестикулировал и оглядывался, осматривая стволы деревьев. Смотрел везде, кроме Касс, будто ее там и не было, в десяти метрах от него, раскинувшейся навзничь и ожидающей атаки. Две девушки, как птицы вынырнувшие прямо из-за спины волшебника, веселились. Пинали носками ботинок дымящиеся грибки, кружились, сцепившись локтями и смеялись… без звука. Касс не услышала ничего, будто наблюдала за привидениями, бестелыми существами. Сердце застучало в груди сильно-сильно, практически пульсируя сквозь одежду, Кассиопею закрутило и повело вниз, будто сама земля хотела засосать ее в свои недра. Почва стало мягкой, просела под ее весом, Блэк стиснула зубы и губу, стараясь ни стоном, ни звуком не привлечь к себе внимание. Девушки смеялись, демонстрируя белые крупные зубы, держались за руки, цепляясь покрасневшими от холода пальцами и вдруг повернулись к лесу лицом. Касс бросило в жар от первобытного ужаса, как будто рядом совершали кощунственный обряд, плясали прямо на ней и на могилах ее предков — то, что она приняла за длинные шарфы, оказалось человеческими волосами. На спинах девушек лежали толстые косы, светлые и округлые, как хвосты вампусов. Пальцы их начали быстро расплетать пряди, замелькали локти и колени, девушки слились в клубок, сплетая волосы в одну косу, почти касаясь друг друга носами и лбами. Залезали друг другу на спину и перегибались через себя же мостом, улыбались… Касс все же замычала от ужаса и не заметила, как волшебник, бродивший по поляне зашёл ей за спину. Огромная рука мягко легла на свинцовую голову. — Засыпай. Ее глаза просто закрылись. Кассиопея уснула. Оставила поляну и разделилась: одна ее часть взлетела в небо, а вторая упала под землю, прямо в подземелья Малфой-мэнора, как в тот памятный день ее побега. Владимир не узнавал ее. В лесу одинокая фигура показалась ему зловещей и неправильной, а теперь же он видел перед собой лишь тонкую, хмурящуюся даже во сне волшебницу, почти ребёнка. Близнецы подлезли ему под руки и тоже внимательно воззрились на девчонку. — Красивая и слабая. — Как новорождённый котик. Магдалина и Магдалена переглянулись. — Шарахнула она в ответ очень сильно, даже слишком, — парень задумчиво почесал переносицу и вздохнул. — Она сильна, но только спереди, а позади у ней лишь Навь. И силы темные измерите, когда то Солнце выйдет в Правь, — хором пропели сестры и захихикали. Влад нахмурился, отмахнулся от них, как от букашек, впрочем ласково проведя ладонью по светлым макушкам. — Я просил без этих ваших штучек? Подите к Матери, не мешайтесь со своими стишками. Ходите, бродите, страху наводите… Близнецы подняли взгляд на волшебника и грустно сложили губки и руки, бельма на левом и правом глазу у колдуний сверкнули молоком, но перечить они не стали. Развернулись и ушли, а Владимир перевёл дух — непредсказуемы были их тяжёлые речи и буквы, камнем ложились на мироздание и сбывались как по мановению волшебной палочки. — Навь и Правь наплели, лисы хитрющие. В другой комнате послышался хриплый, лающий кашель, топот ног и Владимир схватил толстое покрывало. С неприсущей ему заботой накрыл спящую девушку и скоро вышел из темной комнатушки, пропахшей травами и сном. День продолжался. Чашка в руках была старой, с неровными краями и блеклым узором по бокам. Ромашки. Касс отставила ее подальше и продолжила гипнотизировать чаинки на дне. С их первой встречи прошло уже двенадцать дней и все это время она пыталась собраться в кучу, но не могла. Как будто что-то сломалось или оторвалось в ней, что-то очень важное; то, что делало ее волшебницей. Палочка лежала под подушкой, медальон забрали сестры; каждую ночь с заднего дворика доносились скрежет и хлопки чар. Заклятье не поддавалось. — Ты выглядишь усталой. Касс повернула голову: в проеме кухонной двери стоял Владимир. Угрюмый, острый, пахнущий травами и теплой фланелью молодой еще мужчина. Сколько ему? Тридцать? Сорок пять или двадцать четыре? — Это мое обычное лицо, так уж сложилось. Влад поморщился, но все же присоединился к ее утреннему чаепитию. Касс скосила глаза на магловский будильник у окна. Тринадцать минут пятого. Утро. Граница Уилтшира и Глостершира. — Оно такое из-за особенностей строения твоих глаз, — волшебник не брезгуя отхлебнул с ее кружки и деловито принялся намазывать на хлеб холодное масло. — Вот здесь, — он указал кончиком ножа на границу подвижного века своего правого глаза, — есть такая складка, взгляд из-за нее кажется усталым или томным. У Касс засосало под ложечкой. Что-то подобное говорил Фред. «Когда ты смотришь на меня вот так, опустив веки, мне кажется… что ко мне спустилась богиня». Поцелуй в центр ладони, негромкий смех. — Но я не о ней. Ты не спишь, мало ешь, и, Рокси, — Влад многозначительно кашлянул, — палочкой волшебники обычно пользуются по назначению, а не хранят как первый молочный зуб. Роксана. Имя резануло уши, но Касс не была бы собой, не использовав имя матери. Владимиру она ничего не ответила; из нее как будто с последним воспоминанием о Фреде действительно высосали остатки жизни. Пошатываясь, она встала и ушла на задний двор. Ее укутанную в плед фигуру видели и два колдовских глаза Магдалины и Магдалены; сестры отчаянно пытались постигнуть секрет медальона, но после каждой их попытки девочка, которую они подобрали в лесу, выглядела все хуже и хуже. Кассиопею почти не трогало ничего извне. Так же просто она простила жесткий удар и неприветливый приём. Так же легко согласилась пойти за их странной группкой. Так же странно она провела последние дни в обществе этих волшебников. Как будто из нее испарились остатки самосохранения, все в мире поддернулось серой пленкой безразличия; не придумав ничего лучше Кассиопея даже рассказала им про медальон, впрочем, не углубляясь в историю вообще. Кто она, зачем она… Был только этот сгусток зла на цепочке. Висел на ее шее сначала как звезда, а теперь тянет ее камнем на самое дно… Странствующие они, три волшебника и четвертый невидимый ей человек, Мать, привели ее в заброшенную общину. Уличный цирк, старый и немощный, он развлекал случайных туристов уже тридцать один год, но не в этом сезоне. Цветные шатры утопали в грязи и холоде поздней весенней поры. Артисты: две акробатки, дрессировщик, клоун и его помощник, карлик Звон с трубой подмышкой и Влад с сестрами. Артисты, все они ютились в крошечных цветных палатках и грелись там под ворохом тонких тряпок. Представлений не было, слониха в крытом вольере изредка трубила и хобот ее тревожно щупал воздух сквозь облезлые прутья. Кассиопея утопала ногами в жиже, но упрямо топала к крайнему справа шатру; там Влад чарами расширения сотворил крошечный дом, тусклый, но теплый. Паршивое сожаление нет-нет, да закрадывалось в душу Кассиопеи: она знала, остальные — маглы — спали на кроватях из стопок книг, старых курток и затхлых сценических костюмов, продувались всеми ветрами и носы их были красными вовсе не от краски. Вечером перед крошечным зеркалом Кассиопея всматривалась в темноту комнаты за своей спиной. Ей бы увидеть там хоть даже свой страх и ужас, но из глубин смотрела на нее лишь Кассиопея. Темные глаза, мелкий рот, грустные брови, родинка, так любимая Фредом. Она расчесала тусклые волосы пальцами, привычно задержалась на шраме у виска — его она получила после падения с дракона. Вспомнился Чарли, ребята, Поттер, упрямые брови Драко, все будто из прошлой жизни. Где они, что делают, вспоминают ли ее? Сохранилась ли она в чьей-то памяти надолго или прошла мимолетной кометой? Привычно скинув ботинки, прямо в одежде, она завалилась на тонкий топчан. Закуталась в одеяло и закрыла глаза. Под веками упрямо мелькали рыжие всполохи волос, острые голубые глаза резали ее кожу кинжалами — Фред убегал от нее, весь сплетенный из солнца. На его теле вилась татуированная змея, вплеталась в мышцы и кости. Касс бежала за ним по горам из тел, рук и ног, по хогвартским мантиям, но никак не могла угнаться. Будто кто-то тянул ее, замедлял шаг, выгибал землю и горизонт. Она выбилась из сил и увидела, как далеко впереди пронзительно вспыхнул свет и поглотил рыжеволосую фигуру. Касс проснулась с криком; даже в ночи она услышала металическое чиркание медальона. Злобное, ноющее. Закрыла голову подушкой, но все равно со страхом отсчитывала секунды. Спасительный рассвет настиг ее многими часами позже. Следующей ночью Магдалена пошла за сестрой, чтобы вновь попытаться вскрыть медальон, но столкнулась с той в дверях комнаты Матери. Встревоженные глаза сестры ее напугали. — Мама готова. Промокнув рукавом платья сухие глаза Магдалена выпрямилась как прут и взяла сестру под руку. Краем глаза зацепилась за комнату Мамы: ковры с узорами, тумба с кружевной салфеткой, иконы на стенах и край седой косы, выбившейся из платка на голове старухи. Сестры тихо прикрыли дверь. Снаружи их уже ждал Владимир и закрученая в кокон одеяла Кассиопея. Белые прядки у лица мотал туда сюда стуженый ветер. — Рыжий мальчик, кто он? Магдалина, в отличие от сестры, никогда не думала долго. Ни над мыслями, ни над действиями. Слова приходили в голову и тут же слетали с языка. Вдалеке протяжно затрубила слониха, Кассиопея вздрогнула и оглянулась на сестер, недобро сощурившись. — Ты опять мне в голову лезла? — Нам это не нужно, — сестры мягко отступили на шаг, не желая конфликта с ведьмой. Ночью их итак ждёт ритуал, дыра в пространстве никому не нужна. Магдалена вгляделась в черные глаза найденыша, но быстро отвела взгляд — на дне плескался целый выводок грязных лярв и прочих выродков. Где же она их нацепляла? Не легче ли вообще не трогать ее? Не вытягивать нити скверны, не срывать корку со старых ран? Магдалена сжимала в кармане медальон и чувствовала его гнет. Его шепот заставлял отступить от девчонки, отпустить на все четыре стороны, сбросить груз металла, отдать, отдать, отдать… Ведьма встряхнулась, скинула речи, закружила головой и закрыла здоровый глаз. Сквозь бельмо ей открылась Навь; белое марево окутало, затянуло и сквозь него она увидела… Увидела. Магдалена не позволила страху проникнуть в кости, схватила сестру и утащила за собой. С Нави вместо девочки-Роксаны на сестер смотрел гнилой труп. К обряду готовились долго. Собирали вещи, прибирали каждый угол, протирали мокрыми тряпочками, руками без палочек. Сестры выдраивали свой крошечный мир с маниакальным упрямством, шептали что-то под нос и считали часы. — Так принято. — Из грязи родилась, а уйти должна в чистоте, потому что не по-божески это… — А так хоть немножко сохраним… Касс не поняла почти ни слова и вопросительно посмотрела на Владимира. Он стоял у двери и никак не вмешивался в трепыхание сестер. — Черные ведьмы должны передать свой дар перед смертью преемнику, иначе душа их не упокоится и будет мучаться, скитаться между Навью и Явью. Так продолжается каждое поколение, но в этот раз немного иначе — разделение будет между близнецами. — Что это меняет? Почему не один человек? — Матерь девочки нашли давно, с самого попадания в сиротский приют. Ее уже тогда терзали лярвы и прочая нечисть, она хотела уйти от дел, уверовала, — Влад указал на лики людей в рамках, старинные и очень хмурые. — Это иконы, святые, что при жизни были мучениками и получили вознаграждение за свою веру. — Вы христиане? — Касс с трудом в это верилось. Магия никогда не лезла в магловский мир, но церковь и Хогвартс ей виделись местами из разных миров. Сестры глянули на нее отрывком, бельма блеснули в тусклом свете. — У вас все не так, верно? Ваша магия рождается из слов и движений, в Колдовстворце так же, но иначе. Кассиопея слышала о школе Колдовстворце, но никто и никогда о ней не упоминал всерьез. На Турнир школ ее учеников так же не приглашали и причина этому была неясна. — Есть легенда об Арке Смерти. Меж двух колонн волшебники поместили материю, портал для мертвых. Живым туда путь закрыт — попадаешь однажды и уже не вернешься. Лишь самые первые волшебники имели артефакт для перехода на ту сторону, но его потеряло само Время дабы не искушать человеческие души… Сестры засмеялись тихонько, но с нескрываемым превосходством взрослого над ребенком. — Это не вы нашли, это Тьма дала вам эту приманку. Вечная борьба добра и зла. — Магдалина вздохнула тяжко, но на губах ее цвела непонятная улыбка. — В ней нет хороших и плохих, есть те, кто пишет историю, те кто соблюдает баланс. А мы — это еще и сила рода, передающаяся из поколения в поколение. За нашими спинами стоят сотни волшебников из наших семей. Мы черпаем ее из всех миров, из природы и даже из небытия. Такое вторжение противозаконно, оно переворачивает изнанку, образует бреши, но вырождаться мы не стали. Это печально… — Печально и грустно, потому что в конце своей жизни сходим с ума, как Матерь. Все в комнате воззрились на неподвижно спящую старушку. Касс передернуло. — Это проклятье, а не дар. Я бы не хотела передавать его своим детям. — И мы не хотим, — перебили ее сестры. — Потому на нас все замкнется. Завершится, загнется, что в Лету кануло, уже не вернётся. Плюнули через плечи и вышли в темноту. На столе одиноко догорала свеча. Кассиопея ушла задолго до начала ритуала. Эти люди подобрали ее случайно, пусть даже таким варварским способом. Касс вспомнилась деревня в низине, где она впервые встретила Кириана. Сожаление давило ее грудь тисками уже давно, оно было неотличимо от всех чувств, что поглощали ее ежедневно. Сожаление за всех, даже тех, кого она никто не знала лично, кто умер задолго до ее рождения. Все эти напрасные жертвы… Она не хотела видеть и слышать еще одну смерть, пусть даже и вполне естественную. Ей казалось, что места в ее сердце осталось только для одной трагедии. Только для одного человека хватит ее сил, ярости, слез и черноты, для Беллатрисы. Казалось, увидь она еще хоть что-то плохое — тут же сойдёт с ума. В ухе противно заскрежетало. Сойдёт с ума, сойду с ума, сойду с ума, сходи с ума, сходи с ума, СХОДИ С УМА. СХОДИ С УМА, СХОДИ…! Она с силой прижала пальцы к вискам и зажмурилась. Это же невыносимо, просто невыносимо. Даже после всех манипуляций, совершенных сестрами, он не ослаб ни на секунду, а наоборот будто стал источать черную тоску и духовную грязь. В его присутствии хотелось сделать грязное, немыслимое. Кассиопея брела прочь, как можно дальше от этого места. В одежде было тепло, она даже вспотела, но лицо все равно онемело от холода. Мир вокруг шумел на одной противной ноте, небо висело как крышка серой коробки. Под ногами хрустели ветки и листья, мертвые, уставшие. В кармане у Касс звенела цепь с медальоном. Плевать на все, хотелось наплевать на все и спрятаться. Скрыться, позорно убежать и исчезнуть. Касс впала в оцепенение уже который раз за свою жизнь. В пору было задуматься, кто из небожителей так умышленно плохо писал ее судьбу, кто из них наделил ее нерешительностью, слабостью, мнительностью, кто сделал ее вечно скитающейся душой? Что если это она сама сделала себя такой? Касс помнила свое детство, твердый характер, жизнелюбие, способность быть счастливой и дарить это остальным… Где же она сломала себя? Где оставила от себя пустую оболочку вместо нормального тела? Касс поежилась и сунула руки глубже в карманы. Если внутри ничего нет, то где же? Потерять свою суть оказалось страшнее, чем что-либо. Будто ты где-то сверху, беспомощно наблюдаешь, как рушится твоя самая лучшая и прочная крепость. История с кражей медальона должна была всколыхнуть весь отряд Пожирателей, но магический мир молчал. Умом понимая, что прошедшие месяцы затишья были лишь блаженной отсрочкой, Касс обдумывала план. Как только всем станет известно, что она не умерла, Темный Лорд спустит своих псов с цепи. Теперь же, когда медальон с ней, они медлят… Должны были кинуться, найти, пытать. Шутка ли, в руках у ведьмы-недоростка оказалась вещь самого Волан-де-Морта, вещь за которую дрались многие, даже члены ее названной семьи. Не удивительно, с такой силой ментального воздействия он мог бы серьезно навредить. Свести с ума или даже… А что если… Убить он ведь тоже способен… Одна за другой страшные мысли посыпались на нее как из рога изобилия. Касс остановилась прямо посреди залитого лужами поля и глубоко вдохнула прелый ветер. Ее уже списали со счетов. Если не ищут ее, значит наверняка стрясут с тех, кто ее покрывает. А там целый список на радость Пожирателям… Конечно был и другой вариант, куда более гуманный, но Касс не верила в него. Не могла поверить, потому что это не вязалось с образом чудовищ, перебивших тысячи невинных людей… Из Хогвартса нет вестей, ни одной газетки, ни одного рейда, ни одного письма о заключении под стражу несовершеннолетней полуубийцы с краденой палочкой. Ее озарило. Никто не придет. Никто и не собирался приходить, а если и были отправлены на ее поиски, то по какой-то причине развернулись обратно. Это означает только одно — Темный Лорд не знает. Белатрисса побоялась рассказать своему господину о пропаже одного из самых важных артефактов темной магии.Август
— Просто исчезла, блядь, как сквозь землю провалилась! Приглушенный голос взвился в потолок. — Не провалилась она никуда, хватит уже орать. — Второй голос, усталый и хриплый. — Как дети малые, ну поймал, ну упустил… Дай ей поразмыслить! Девочки сказали, что все идет по плану. — Ебанутый план получается… — Ты знаешь план лучше? Нет? Тогда опусти свою жопу на стул и дай знающим людям помочь. Это не только твоя война. Тяжелый вздох. Джордж позорно подслушивал развор брата и одного давнего знакомого. Позорно, потому что должен был спать, откисать и набираться сил, а не таращиться в темноту ночи. Но сон не шел, мысли крутились в воспоминаниях месячной давности. Так много перевернулось в их жизни за это время, что уже и не упомнить хотя бы денечка без беготни, сотен переговоров, каминных собраний, зашифрованных писем и прочей подпольной деятельности. Зрело что-то очень серьезное, страшное и неотвратимое. Мертвый улей вдруг очнулся ото сна, никакой больше дым не смог бы окурить этих людей, годами ждавших возмездия. Они хотели мстить, за родных, за свой мир и народ. По магсетям распространялись пропагандистские лозунги из Министерства. «Ваш единственный враг — страх! Долой сомнения! Вступайте в отряды мракоборцев!» и все в таком духе. Ежедневный Пророк успевал лишь отпечатывать свои, «другие» мнения. «Директор Дамблдор давно потерял власть над школой». «Не боитесь ли вы за своих детей?». «Спасите Хогвартс, долой Дамблдора!». Спасите Хогвартс. Джордж печально хмыкнул. В школу завезли полсотни мракоборцев в черных мантиях. Они то думали — в поддержку, а оказалось для введения нового строя. Оглянуться не успели, как Большой Зал расчистили, оставив по одному ряду скамеек, на каждый этаж по надзирателю, стены увешали приказами о комендантском часе. Хотели оставить Амбридж-жабу как корреспондента и помощника, а оно получилось иначе. Старая сука заставила каждого преподавателя вести отчетность, записывала все в свои крошечные блокнотики и строчила письма в Министерство. Там решили, что директор подстрекает всех на мятежи, занялись оформлением бумаг о временном отстранении его от должности, но не нашли весомых доказательств. Тогда-то все и началось. Вязали всех без разбора, за любую провинность штрафовали алмазами в часах факультетов, даже за то, что люди делали давно, не зная о давно забытых и переписанных запретах. Девушки и парни — раздельно. Форма — обязательная полная комплектовка, включая шапочку и платок в петлице. Рубаха навыпуск — штраф. Выход из гостиной после 21:00 вечера — штраф. Разговоры, любое упоминание Темного Лорда, невежество, порицание или усомнение в делах Министерства и его работников — две ночи в карцере. Карцер сколотили за два часа в подвале у Филча, первого человека посадили в него через три. Ученица пуффендуя, Саммер Жиль, 6 курс, на уроке Зельеварения сравнила эффект зелья Удачи с работой Министерства. «Перекладываение ответсвенности на сторонние силы» — сказала. «Ночь» в карцере закончилась через полчаса — Дамблдор, узнав о «нововведении» вывел бедную девушку и прямо сказал Амбридж, что все решения в школе принимаются только после согласования с директором. Министерская сука только мило улыбнулась, но братья видели, как хрустнуло перо в ее руках под столом. Отомстит, как пить дать. Через два дня на увольнение отправили Трелони. Хрупкая фигурка профессора дрожала на ветру, многочисленные браслеты и бусины на тюрбане тряслись и переливались. Один чемодан и несколько Шаров Прорицания — вот с чем ее выставила Амбридж на внутренний двор школы. Поттер метнулся помочь, но его остановили — во двор зашел, нет, залетел Дамблдор. Самолично левитировао вещи обратно к кабинет, профессора Прорицаний отправил к себе, и стал с Амбридж лицом к лицу. Никто не слышал что говорили, но по лицу это мерзкой женщины все было понятно. Ей снова указали место, щелкнули по носу, чего она простить просто не могла. Стиснув зубы и так же приторно улыбаясь, засеменила прочь. Дамблдор, серый и печальный долго смотрел ей вслед. А на следующий день случилось непоправимое. То, что полностью перевернуло Хогвартс и весь магический мир. Утром как обычно поели (вместо привычного разносола в тарелках несуразными пятнами кисла овсянка, куски черного хлеба, в кубках — простая вода). Лицо Снейпа, жующего горбушку, можно было вешать в рамку. Тихо хихикая, девчонки выходили из зала, уступая место остальным. В обед планировалась тренировка по квиддичу, но небо заволокло тучами и осыпало замок грустным дождем. Поле размыло, команда уныло пробиралась до гостиных — уроки закончились, только несколько кучек спустилось в подземелья на факультатив. Мракоборцы с кислыми рожами подпирали углы, гоняли малышей, да слышны были звуки из магофона о комендантском часе. Как обычно, их компания во главе с Гарри планировала после отбоя слизнуть в Выручай-комнату на тренировки. Сейчас пройти незамеченными было труднее, но Джордж не был бы Джорджем, если не воспользовался своим статусом старосты. Под видом провинившихся затащил по группкам всех своих в дальний класс, мракоборцы только и успевали читать липовые записочки «от Долорес Амбридж». Собрались все. Даже те, кто очень боялся нарушить правила в тысячный раз. Выручай-комната разрослась, освободила места для свободных спаррингов. Разгоряченные, с искрами в глазах, галстуки набекрень — все старались как никогда. Палочки мелькали в воздухе, младшие ученики парили под Левикорпус, старших развели на более серьезные Эверте Статум, Петрификус Тоталус, Вергилиммус. Близнецы жарили друг друга под снопом красных искр и смеялись едва ли не громче всех; Гермиона с очень умным видом выговаривала что-то Рону, красному не столько от усердий, сколько от ее присутствия рядом с собой. Гарри понимающе хмыкал в кулак и заботливо поддерживал нетвердые руки младших. Впервые за очень долгое время он знал, что поступает правильно, хотя червячок сомнений нет-нет да закрадывался в его мысли. Вся их деятельность от начала и до конца была незаконной, вопиюще наказуемой, но остановится он не мог. Не только он, никому из присутствующих в комнате и не пришло бы в голову прекратить бороться. После всех этих событий, после всего что он видел и знал — сдаться означало быть заодно с Волан-де-мортом. Возможно остальные воспринимали это не так остро, а может и так же… он не знал наверняка. Но сам, беря в руки палочку, изучая новое заклинание, двигаясь, борясь, даже во время беспокойного сна — он был один на один с величайшим волшебником, убийцей многих и многих. Беда приходит, когда ее не ждут. Так говорят у маглов. Гарри знал это, а еще ждал этой беды, но все равно как будто надеялся на лучшее. Их нашли. Во время очередного отдыха все расположились на скамейках, усталые, но довольные, негромко переговаривались, как вдруг комната начала странно дрожать, посыпалась облицовка из зеркального камня, пол заходил ходуном. Многие попадали со своих мест, всполошились, старшие принялись судорожно запихивать в сумки листовки из Пустого Пергамента, но без толку. Ровно в 12.15 дня Выручай-комната раскололась как орех под зубами белки. Взрыв был такой силы, что многие получили серьезные увечья. Крик, шум, гвалт — посреди этого великолепия и страха из дырки в стене на них смотрела Амбридж. Из-за ее спины виднелись зеленые галстуки Слизеринцев. Гарри прикрыл глаза и досчитал до трех. Если там Драко, то даже Кассиопея его не спасет. Малфоя там не было. И началось. Джордж в сотый раз провертел этот рассказ в голове, стараясь сделать его удобоваримым и не особо пафосным. Для Кассиопеи конечно же, ведь ему предстояло это все рассказать при встрече. Фреду он эту роль не мог отдать, тот похерил бы все повествование и Касс сорвалась бы, узнав правду… Человек за стеной, Владимир, давний знакомый Чарли с времен первых историй драконодержателей, точно знал правду. Три месяца подряд он держал Кассиопею на виду, эта новость прокатилась по ребятам как искра, зажгла всех. Касс, как ни крути, была частью их команды. Незримый ураган, первая любовь Фредерика Уизли. По новой информации, Кассиопея сделала что-то очень плохое — Владимир наотрез отказался говорить о чем-либо на расстоянии. Фред был в ярости, но знал — Влада не подкупить. — А правда проста, как алфавит. Мы, кучка самонадеянных идиотов, подставили своего директора. Он был вынужден бежать от делегации из Министерства, прибывшей его арестовать. Арестовать по подозрению в разжигании ненависти, распространении ложных слухов о возрождении Темного Лорда и вовлечении несовершеннолетних учеников в политические распри. Ну, я ничего не упустил? Ах да, на его место посадили недочеловека, который в качестве воспитания использует членовредительство даже для самых маленьких учеников! Вот оно, наше наследие! Вот, блять, за что мы боролись! — Успокойся и постарайся пережевать свою кашу, Фред. Их даже вывели на обед и он был совершенно ужасным. Вывели как преступников, чуть ли не под цепями. Амбридж совещалась по каминной связи, Гарри знал это наверняка. У них забрали метлы, личные вещи, без мантий и всего повели в Большой зал. Вокруг их стола кругом расставили мракоборцев. Гарри в пол уха слушал распри братье, но про себя все же отмечал — они в полной жопе. Амбридж не сможет управлять школой слишком долго, они что-нибудь придумают. Они даже могут вытащить Дамблдора, куда бы он там не перенесся вместе с Фоукс, в этом он не сомневался. Но были другие серьезные проблемы, как например эта — у них могут забрать палочки, посадить под стражу. Могут просто запереть их или отдать под суд. Что если за ними уже едут? Они все в безопасности до тех пор, пока его собственные мозги были при нем. Если только Амбридж с легкой руки Снейпа придет в голову использовать Окклюменцию… пиши пропало и не спасет его даже сам Мерлин. Пароли, явки, сны, ночи, проведенные над поисками Пожирателей, газеты, чемоданы набитые вырезками… Их посадят, высосут душу, а пустые оболочки выставят как экспонаты в Лютном переулке. Хотя его самого скорее всего как десерт на блюде предоставят Темному Лорду и ложечку вручат. Ешь, мол, этого недавно выловленного салагу… Гарри живо представил фигуру в темной мантии на лице, пожирающей его еще живой мозг, а вокруг толпа Пожирателей, громко улюлюкают, свистят и хлопают. Так же громко они праздновали, когда убили его мать? Отца? Когда убили всех тех, кто был против… Бежать надо во что бы то ни стало. Бежать прямо сейчас… Близнецы помогут сто процентов, но как забрать всех? Или бежать только ему? А остальные? Их могут пытать, дознаваясь где же Гарри Поттер… Он заскрежетал зубами от бессилия. Гарри еще не знал, что все уже давно было предрешено. Через двадцать минут их распихали по комнатам в Астрономической башне, приставив к каждому выходу по страже. Остальных гриффиндорцев погнали на учебу. На час воцарилась мертвая тишина. Фред порывался прыгать с башни, Джордж удерживал его всеми силами. Гарри тоже участвовал в этой потасовке и даже получил в нос. Девочек заперли в женском крыле, Рон молча сидел в кресле у стены и следил за Амбридж по карте. Выбившись из сил, Фред все же сложил свои конечности и уселся на кровать прямо с ботинками. Так они сидели и рассуждали, что и как сказать на допросе у Амбридж, а она его устроит в любом случае. Ни у кого не было сомнений в этом и сейчас им только оставалось отвести подозрения от Дамблдора и от самих себя. Более менее удовлетворенные, они почти расслабились. Через час снова собрали всех и повели в директорское крыло. Было уже темно, факелы на стенах мелко дрожали пламенем и отбрасывали длинные тени на мощенные полы. Они шли гуськом как узники, картины дружно вздыхали им вслед — точнее остатки картин, многих заперли в подвале у Филча за излишнюю крикливость и яркость. Горгулью (которая ни на миллиметр не сдвинулась под приказным тоном Амбридж) отворила мрачная, с испугом в глазах Макгонагалл — ее на «беседу» не пригласили. В кабинете у Дамблдора все было по прежнему, если не знать кое-каких деталей. Гарри подметил их все: не было маленьких серебряных фигурок, жердочка Фоукса пустовала, стол без очков и книжек казался голым. Коробка с сахарными лимонными дольками лежала на полу, резное трюмо, за дверью которого всегда что-то таинственно светилось, было наглухо закрыто. Портреты в рамах были пусты. Гарри удивился, но виду не подал. Директора уходили, только если было куда уходить. Может, не все так плохо? Дверь распахнулась практически сразу за ними и в помещение вошел профессор Снейп с колбами наперевес. Все очень плохо. — Если мои драгоценные ученики не смогут рассказать мне все-все подробности недавних событий, — Амбридж мерзко улыбалась розовыми губами, глядя при этом только на Гарри, — то вам, профессор, нужно будет немножко помочь мне… — Чем же вам поможет преподаватель Зельеварения, помощник министра Амбридж? — Директрисса Амбридж, будьте так добры. Подбородки ее мелко задрожали, Фред подавил смешок, за что схлопотал ощутимый тычок под ребра от мракоробца. Гарри затаил дыхание, уставившись на Северуса Снейпа во все глаза. Он питал к этому человеку много негативных чувств, но все же какая-то крошечная часть его мозга уповала на его… На что-то хорошее. Не мог Дамблдор просто так довериться ему. Густой голос профессора Снейпа зазвучал медленно и очень, очень угрожающе. На стенах померкли факелы, костюм Амбридж из розового стал сероватым. — Насколько, — Снейп развел руками в черной мантии, — я знаю, директором может называться человек, назначенный Министерством и уполномоченный специальным документом. Однако… Профессор выдержал долгую паузу. В тишине было слышно только злое дыхание Долорес. — Однако я достаточно осведомлен о жизни школы и знаю точно, что такого документа нет и не было. Амбридж ощерилась, насколько позволяли ее мелкие зубки, изъеденные сахаром и кофе. — Это не надолго. Вы сварите для меня зелье Правды и будете очень любезны никому не распространяться об этом… — Министр Фадж отправил Вас сюда пытать детей сывороткой Правды, вы это хотите сказать? Не думаю что он одобрит такие нововведения… — Министру вовсе необязательно знать обо всем, что здесь происходит, он управляет нашей страной, зачем же тревожить его такой мелочью. Вы же не хотите объяснять на суде, почему два года назад упустили из виду своего давнего друга Сириуса Блэка? Не хотите? Я так и подумала, профессор Снейп. Взмахнув черной мантией, Северус был таков; Мерлин помоги, если побежал он варить это чертово зелье… Все планы полетят к чертям. Два часа тупых расспросов. Где были, что делали, как давно затевали расправиться с министром. Сколько всего участников, когда собирались и где. Что обсуждали. И так круг за кругом. Когда ответы перестали устраивать, принялись поколачивать. Разбитая губа, нос, синяки на ребрах. Девочек не трогали, но морально раздавливали, до слез и сиплых сорванных просьб не трогать никого из членов их семей. Мрачных, выжатых досуха, ребят под конвоем вернули обратно. Тяжелое молчание долго висело над Астрономической башней. К ним больше никто не пришел, гриффиндорцев распихали по спальным мешкам на территории Хогвартса, никого не пустили даже за личными вещами. Портрет на входе заменила железная дверь. В купе с запретом на колдовство после наступления комендантского часа, это все выглядело очень и очень плохо. Их просто заперли как зверей в клетке. Последней каплей стал громкий и одновременно далекий скрежет магофона, ровно в 21:00 призвавший всех явится завтра на тестирование СОВ. Где-то там Гермиона сто процентов вцепилась в кудрявую голову с проклятиями. — Это все очень серьезно. Не просто ее тупые умозаключения. Министерство падет, не сейчас, так через время и этого времени катастрофически мало… — Дамблдор, я надеюсь, уже успел смазать пятки и пьет свое сливочное пиво где-нибудь в России. Нервный смешок Джорджа прошелся по венам током. — Ведь так же? Да? Ответом ему были тупые, вымученные ухмылки. Никому и в голову не могла прийти мысль о том, что где-то там Альбус Дамблдор мог исчезнуть, быть плененным или вообще … Умереть. Гарри ощутил мороз бегущий по коже. Дело принимало все более дрянной поворот. Хогвартс через столько лет уюта и безопасности, сейчас источал из своих каменных стен яд. Кто теперь защитит их? Кто теперь встанет на их сторону? Министр боится даже упоминания Темного Лорда, профессора теперь мало что могут сделать против слова Амбридж. Гарри лег на чужую кровать, побитый и почти сломленный. Мысленно перебирая пути отступления, он почти схватил далекую мысль за хвост, но не успел — уснул раньше и сон этот был наполнен печалью и громким дыханием Дементоров.