***
Шло время. Под берёзой, к которой приходил военный, теперь стояла скамейка. И каждую весну старый смотритель неизменно приветствовал своего посетителя — сначала полковника, а затем и генерала авиации. Иногда он приезжал один, иногда с сыном, потом он появился, держа за руку маленького омегу. «Да. Не существует на свете ничего более постоянного, чем наша собственная память», — размышлял смотритель, разглядывая большой и маленький силуэты среди берёзовых стволов. А потом генерал пришёл в последний раз. В тот день он был один. Обнажив седую голову и с трудом опустившись на колено, он, как обычно, положил к подножию обелиска неизменный букетик голубых гиацинтов, но смотритель обратил внимание, что на этот раз его разговор с тем, кто остался по ту сторону камня, был необыкновенно долгим. Затем генерал, как всегда, медленно походил по берёзовой роще, оглядываясь и поднимая голову, и устроился под своей любимой берёзой. Смотритель встревожился лишь тогда, когда на землю спустились прохладные сумерки. «Что-то он задерживается сегодня, — подумал он. — Как бы не замёрз там». Не решаясь тревожить любимого посетителя, расположившегося в роще наедине со своей памятью, он подождал ещё некоторое время, но когда стало совсем темно, обеспокоился не на шутку, взял фонарик и направился к деревьям. Скоро он нашёл своего генерала — он сидел не на скамейке, а под самой берёзой, прислонившись к её стволу виском, рядом с ним на земле лежали фуражка и маленький перочинный нож. Смотритель сначала негромко позвал, но, не получив ответа, поспешно приблизился, осторожно посветил фонариком, наклонился… лицо генерала было ясным и спокойным, на губах ещё хранилась тень светлой печальной улыбки, а неподвижный взгляд голубых глаз был устремлён к небу. — Спи спокойно, мой генерал, — прошептал смотритель, и тут луч его фонарика случайно поймал маленькую надпись на светлой коре: «Я здесь, Рене. Качни мне крылом». Смотритель вздохнул, вслух повторяя имя того, к кому генерал приходил сюда все эти годы. Кого до последней секунды надеялся увидеть в весеннем небе среди качающихся берёзовых ветвей. Кажется, он понял, почему преждевременно ушёл из жизни этот не старый ещё альфа — он спешил. Его сердце спешило. Навстречу. — Ну что ж, мой генерал, теперь вы вместе. И теперь ваши самолёты вечно будут идти рядом, покачивая крыльями.***
Марко Контини долго не решался приехать сюда — он понимал, что некоторые вещи не имеют срока давности. И всё же желание прикоснуться к прошлому оказалось сильнее всех сомнений, поэтому сейчас он стоял здесь, перед белым мраморным обелиском. Марко знал, как тяжело будет читать золотые имена, но он был готов к этой встрече, он пришёл, чтобы просить прощения у каждого из них. — Простите, здесь кто-то из ваших близких? Тихий голос заставил Марко слегка вздрогнуть. Погружённый в свои мысли, он не заметил, как к нему приблизился стройный молодой омега в лётной форме. «Французская авиация, лейтенант», — посмотрев на нашивки, определил Марко. А ясные светло-голубые глаза с интересом наблюдали за ним и ожидали ответа. — Н-нет. Я пришёл просто, чтобы… — Юноша смутился. — Чтобы почувствовать… Я хотел бы понять… — Почувствовать? Как интересно. — И омега, улыбнувшись, протянул ему маленькую руку. — Жан Рене Фиори. — Марко… Марко Контини. «Какие у него красивые глаза… а рука такая мягкая…» — Марко вдруг охватило пронзительное чувство, что он готов всю жизнь смотреть в светлое небо этих глаз, не отпуская узкую ладошку. — Как неожиданно. Моего дедушку зовут Марко… — удивился лейтенант и сразу же повторил свой вопрос. — А что вы хотите почувствовать? — Я точно и сам не знаю, — честно признался Марко. — Понимаете, Жан Рене… я собираю материал. Хочу написать книгу. О войне. Вот и подумал, что это место поможет мне почувствовать, хотя бы немного, то время, тех людей… Голубые глаза омеги восторженно заблестели. — Книгу! Это прекрасно. Знаете, я мог бы рассказать вам… — внезапно он протянул руку к обелиску и бережно провёл пальцами по золотым буквам. — Видите? Меня назвали в его честь. Так же, как и моего папу. «Жан Рене Монтиньи. 1925—1945» — прочитал Марко. — Это ваш дедушка? — Нет, но если бы не он… Мой дедушка был в плену в этом лагере. Они были друзьями. — Омега, немного смутившись, посмотрел на юношу. — Марко, можно, мы перейдём на ты? Они медленно пошли вдоль по аллее. Марко слушал неторопливый рассказ Жана Рене, и перед ним одна за другой раскрывались картины тех беспощадных лет. Он узнал, как судьбы двух товарищей в самом конце войны сплелись здесь в одну, узнал об их недолгой преданной дружбе. Вслушиваясь в звук нежного голоса, он чувствовал боль и отчаянную надежду друзей, не покинувшую их до последнего мгновения, но несколько раз прозвучавшее имя капитана Бауэра заставляло его сердце сжиматься совсем от иной боли. — А вот здесь, — Жан Рене показал Марко небольшой отдельно стоящий памятник, — здесь лежит другой мой дедушка. Это случилось год назад. Вообще так не положено, но он всегда мечтал быть рядом со своим любимым, и ушёл от нас тоже здесь, в этой роще… нам разрешили… Марко чувствовал, как омеге тяжело говорить, и терпеливо ждал, рассматривая надпись на граните: «Марко Фиори. 1921—1985». Лейтенант глубоко вздохнул. — На самом деле у него не было детей. Дедушка так и не создал семью, потому что хотел хранить верность любимому, погибшему на этой войне. До самой смерти, понимаешь? Он усыновил мальчика, оставшегося без родителей. — Понимаю. Я и сам не поступил бы иначе. — Немного помолчав, Марко тихо спросил. — Жан Рене, могу я написать и о них тоже? Лейтенант по-детски застенчиво пожал плечом: — Это было бы очень хорошо. — Ему так нравилось разговаривать с этим юношей, нравилось смотреть на него, слушать его голос. Что, если поделиться с ним секретом, который рассказал ему дедушка? Он неуверенно улыбнулся. — Знаешь, я каждый год приезжаю сюда в одни и те же дни. Потому что только сейчас в берёзовой роще… нет, словами трудно передать — мне бы хотелось, чтобы ты сам услышал это. Пойдём? Но Марко не двинулся с места. Сейчас, после услышанной истории, он понимал, что должен быть честен с Жаном Рене, так доверчиво смотрящим в его глаза. Даже если, узнав правду, молодой лейтенант навсегда отвернётся от него. — Подожди, Жан Рене. Сначала я должен сказать тебе одну очень важную вещь. — Марко опустил голову. — Мой дед тоже был убит здесь, в лагере, но его имени нет и не может быть на этом обелиске. Рене в замешательстве потеребил козырёк фуражки. — Почему? — но прежде чем юноша продолжил, страшное подозрение закралось в сердце лейтенанта, и он невольно отступил на шаг назад. — Он, что… — Он был комендантом этого лагеря в сорок пятом. Тонкая рука машинально метнулась к месту, где должна быть кобура. Марко заметил этот жест и горько усмехнулся. — Сожалею, что в увольнении вам не полагается носить оружие. — И как вы осмелились явиться сюда? На эту землю… Вы… — только из уважения к памяти павших потрясённый лейтенант сдержался, чтобы не выплеснуть на нового знакомого своё негодование. — Продолжай, Жан Рене.— Попросил Марко, но омега молчал, всю ненависть сосредоточив в одном только взгляде. Тогда Марко решил сказать сам. — Я привык. Я ношу это клеймо всю жизнь, лейтенант. И никогда не заведу семью, чтобы не передать это проклятье своим детям. Моя книга — о войне и против войны. Я хочу, чтобы люди узнали правду — о тех, кто навсегда остался в этом лагере, о том, как погиб мой дедушка Сандро, во время бомбёжки закрыв собой маленького сына, о том, что когда капитан Бауэр был комендантом, он делал всё возможное, чтобы защитить военнопленных. Что за это время в лагере не было ни одного расстрела, о том, что после доноса об отношении капитана к пленным его отстранили. О том, в конце концов, что он вернулся в лагерь и застрелил назначенного на его место нового коменданта. — Мне не нужны ваши оправдания. — Прервал его Рене и добавил, — Бауэр — нацист, он один из тех, кто развязал ту войну. А я войну ненавижу. — Но ведь ты сам носишь военную форму! — воскликнул Марко. — Потому и ношу́, чтобы такие как ваш капитан не вздумали снова поднять свои головы. — Твёрдо ответил лейтенант. Повисла напряжённая пауза. Марко поднял глаза на собеседника и осёкся — столько презрения и отвращения отражалось в красивых голубых глазах. Он не сумел подобрать ни единого слова себе в оправдание. — Не смейте больше ко мне приближаться. — Наконец бросил Жан Рене и, развернувшись, быстро пошёл прочь. «Прости меня, дедушка, прости», — повторял он про себя. Ну почему? Почему этот симпатичный юноша с задумчиво-печальным взглядом оказался внуком того самого убийцы Бауэра? Рене было бесконечно горько и стыдно оттого, что по своей наивности он так неосторожно поделился их бережно охраняемой семейной историей. Горький стыд терзал и сердце Марко Контини, смотрящего ему вслед.***
Полгода спустя лейтенант Фиори остановился возле витрины книжного магазина — его внимание привлекло название одной из книг. «О ком помнят берёзы». Жан Рене прочёл имя автора — Марко Контини — и ему сразу вспомнилось серьёзное лицо юноши и его неуверенный, будто извиняющийся взгляд. «Всё-таки он сделал это». Лейтенант долго раздумывал, купить её или пройти мимо, сомнения не оставляли его и вечером, когда уже дома он раскрыл книгу — стоит ли её читать? — но, пробежав глазами несколько строчек, больше не смог выпустить её из рук. Автор описывал события тех далёких лет так ярко, словно сам принимал в них участие, и вместе с ним Жан Рене сейчас проживал заново прекрасные и страшные мгновения жизни Одри Янсена и его товарища, капитана Бауэра и его Сандро, Марко Фиори и многих-многих других, чьи судьбы были бесповоротно исковерканы войной. Уже глубокой ночью лейтенант перевернул последнюю страницу пронизанной болью печальной повести, потом отложил книгу и надолго задумался. Следующей весной Жан Рене, как всегда, медленно шёл вдоль мраморного обелиска, окружённого торжественной тишиной мемориала, и перечитывал знакомые золотые имена, приветствуя оставшихся здесь навсегда. Он не удивился, увидев в конце аллеи знакомый силуэт — он хотел этой встречи и ждал её. — Здравствуй, Марко… Я прочёл твою книгу.***
Сегодня Марко Контини стоял в толпе среди сотен зрителей, пришедших посмотреть ежегодное аэрошоу в небе над Ле Бурже, и, затаив дыхание, заворожено следил за группой самолётов, выполняющих фигуры высшего пилотажа. Уже два года, как они с Жаном Рене вместе, но Марко так и не смог привыкнуть — его сердце по-прежнему невольно сжималось во время самых красивых и опасных виражей, когда он представлял себе, что штурвал танцующей под облаками мощной стальной машины сжимают руки маленького отважного истребителя. Той, их первой весной гневные слова лейтенанта больно обожгли душу Марко, и он надолго замер возле мраморного обелиска, не смея поднять головы, не смея даже надеяться, что когда-нибудь они увидятся снова, а тем более на то, что Жан Рене позволит ему войти в свою жизнь, но… вопреки всему он поверил ему, простил его, а потом привёл в весеннюю рощу и научил слушать берёзовый сок. «Внимание всем! — раздалось из динамиков. — Сейчас вы встретитесь с живой историей — над вашими головами пройдут самолёты, принимавшие участие в сражениях Второй мировой войны. Почётный парад возглавляет лёгкий истребитель Девуатин D.520, пилотируемый лейтенантом Жаном Рене Фиори. Эта машина участвовала в боях…» Марко больше не слышал ни диктора, ни приветственные возгласы зрителей. Прикрываясь ладонью от ослепительного солнца, он вглядывался в медленно идущие на малой высоте машины и отчётливо видел над их крыльями туманную дымку памяти давно ушедших, но не забытых лет. — Я здесь, Жан Рене. — Шепнул он безмолвно. — Посмотри на меня! И в ответ Стриж качнул ему серебристым крылом. ____________________________________________________________________________________________________________________________________________ Всем, кто дочитал до конца, подарок — стихотворение, написанное прекрасным автором и замечательным читателем Кулёма. "-Зачем, ты, здесь? – из вырванных страниц у ветра. -Я, здесь лишь для тебя и сна без слез! -Мне плохо без тебя, мне больно! И шепот в розовой ночи, Из губ моих, не нужных слов. -Ты спи, а завтра будет новый день! -Ты вновь уйдешь? – песок в глаза, не зарыдаю. -Ну да, пора уже, ты не скучай. Не торопись ко мне! -Не уходи. Скажи мне там, Где ты, идут дожди? -Идут ... Для тех кому они нужны. Там для меня всегда, Цветут твои любимые цветы! И запах твой со мной всегда. -Там Рай? -Да, и там мой друг со мной, живой, Играем в шахматы, а не в войну! Ты, спи, а завтра будет новый день! Ко мне не торопись, я подожду! Там небо не плюет огнем, И град не с взрывной волною, Он просто падает с небес, Лишь для того, кому он нужен. И тополя качаясь на ветру, Шуршат листвой и сказки По ночам нашептывают, Тем, кто хочет их послушать! И не встают «За, Родину!» бойцы, в последний бой, он там не нужен. Там Родина, как мать родна, благополучна и полна, с красивыми и теплыми руками, и пахнут для меня они сметаной, всем дарить свет, тепло и счастье под ее полами! - Там рай? Да, там рай для тех, кому он нужен! Ты спи, а завтра будет новый день, Ко мне не торопись, я буду ждать".