Эта фейри...

Солнце бьёт по глазам, ослепляя. Занавески мягко колышутся от ветра, и причудливые тени танцуют по коже в неприхотливом, но занимательном узоре. Пахнет прогретой за день древесиной. Аромат цветов слегка плотноват, но сладок — и это пьянит. Голова тяжёлая. Тяжелы и руки. Бледная кожа, что никак не загорает на солнце, ловит блики. Это тепло вечного лета проникает внутрь и прогревает каждую клеточку. Так знакомо. Так забыто. Так давно потеряно. Но неведомая грусть исчезает сразу же, словно растворяется в журчании ручейка за поляной позади дома. Ей на замену приходит лёгкость и ленивое блаженство от птичьих песен и стрекотания сверчков на той самой поляне. От тихого шелеста цветов, которые склоняются от каждого порыва ветра, не несущего свежести. Онси поднимается с пола, сладко потягивается и выходит на крыльцо. Солнце не спеша клонится к горизонту, заливая всё вокруг золотистым светом. Небо — смешение вечернего жёлтого и поразительного глубокого голубого. Это марево такое плотное, что видно всех насекомых, жужжащих над поляной и цветами за покосившейся изгородью. Губы растягиваются в улыбке столь искренней, настолько счастливой и беззаботной, что почему-то кажется неправильным. Наигранным словно, но, подумав об этом, девушка лишь рассмеялась, покачивая головой. Какие только причуды в голову не взбредут. Чуть дальше, в сторону леса, виден изящный силуэт с повязкой на голове, прикрывающей ярко рыжие волосы. Женщина машет рукой, и Онси отвечает ей тем же. Она по-детски перепрыгивает ступени, босиком бежит по тропинке, игнорирует мостик и практически перелетает через извилистый ручеёк. Расстояние сокращается стремительно, и вот рыжеволосая женщина буквально в нескольких шагах — вытирает руки о передник. Горячий ветер порывом дует в спину, и фейри буквально налетает на неё, стиснув в объятиях. — Онси! — женщина заливисто смеётся, обнимает в ответ и забавно покачивается из стороны в сторону, будто маленький ребёнок. От неё пахнет вереском, летом и травой. Онси зарывается носом в пряди волос на плече, стискивая сильнее. К горлу почему-то подбирается ком, и от тяжести глаза наполняются слезами. Дышать получается так трудно и больно, словно свинца внутрь залили. — Мама… — надрывно и тихо, уже не сдерживаясь и проливая слёзы. Тяжесть в груди увеличивается, но она не понимает почему. Чувствует тёплую руку на макушке, и как та опускается по волосам. И с каждым движением тяжесть выходит из тела вместе с воздухом. Слёзы высыхают. Медленно забывается тревога. Но оторваться от матери у Онси получается далеко не сразу. Почему-то кажется, что стоит отпустить — и та исчезнет. Как в кошмарах, которые снятся детям. — Ну чего ты, дорогая, — мягкие пальцы стирают с щёк остатки влаги, ласково поглаживая. — Снова плохой сон? Онси несмело кивает, от чего пряди волос падают на лицо. Почему их длина и тяжесть кажутся непривычными? Почему она ощущает себя так нелепо? Онси лишь хмурится, заправляя пряди за ухо, и поднимает взгляд на мать. Та всё также улыбается, но на лице почему-то сконцентрироваться не удаётся, после смотрит в сторону дома и берёт дочь за руку. — Пойдём, ты, наверное, голодная. Они идут медленно и размеренно. И верно, им некуда спешить. Ведь всегда будет так: вечное лето, их дом и они рука об руку. А вечером вернётся отец, они все соберутся у камина и будут слушать истории о том, как прошла охота. Онси всё смотрит на спину матери и её рыжие пряди волос, доходящие почти до бёдер. Но лица её вспомнить не может. Не помнит цвет глаз. Даже голос, который слышала всего пару минут назад, будто стёрт из памяти. Пальцы, обхватившие ладонь, сильные, но нежные. Тёплые. Их тяжесть якорем тянет обратно, не позволяя думать. Не позволяя проникнуть в голову мысли, что лица отца она тоже не помнит. Сомнения медленно развеиваются. Волосы неожиданно тянут назад, и, остановившись, фейри замечает, что зацепилась за ветку. Она тянется, чтобы освободиться, но рука матери выскальзывает из ладони. Девушка испуганно оборачивается. — Мама?.. — женщина её будто не слышит. Идёт дальше и исчезает внутри дома. В груди поднимается неясная тревога. Освободив волосы, девушка замечает, что пропали все звуки: смолкли птицы и сверчки, не журчит вода, и даже ветер не колышет кроны деревьев и траву. Эта тишина словно предрекает катастрофу. Падение в пропасть и полное исчезновение. Медленно, дрожа от животного страха, буквально затопившего сознание, Онси смотрит на дом… …и пожирающие его языки пламени. Тело немеет. Ноги врастают в землю. Дыхание перехватывает, горло сжимает у самого основания. Ни пошевелиться. Ни звука издать. Лишь смотреть на огонь и искры, взлетающие в сумеречное небо. О ласковом тепле больше ничего не напоминает. Дикий жар опаляет лицо и руки. Глаза смотрят и не могут оторваться. А внутри что-то кричит и ломается. Совсем как рушатся и падают балки, позволяя пламени взобраться ещё выше. Забрать ещё больше. Небо темнеет сильнее. Оно глубокого синего, почти чернильного цвета, но пламя не гаснет. Ноги неожиданно подгибаются, и колени больно ударяются о землю. Из горла вырывается неясный звук. Что-то хриплое и булькающее. Напоминающее крик, задавленный всхлипом. Из серых глаз снова льются слёзы, обжигая и высыхая от жара пламени. Порыв ветра снова ударяет в спину, взметая длинные белые волосы по направлению к огню, но не достигая его. Веки смыкаются, пряча глаза, которые не могут больше смотреть. Но этот образ будто выжгли на обратной стороне век. А когда они снова открываются, то нет больше огня. Нет леса, поляны за домом, ручья, покосившейся изгороди и дома. Того, что от него осталось. Вокруг лишь стены, выложенные каменными блоками. Сырые и холодные. Тёмные. Гулкие. И металлическая решётка из столь прочных прутьев, что никакая магия их не может сломить. Они обжигают ладони, если дотронуться. И камера эта медленно, капля за каплей, вытягивает силы, превращая в безвольную куклу. Онси жмётся в угол, прижимая колени к груди, давится слезами и дрожит из-за каждого звука. Здесь нет света — и потому вокруг лишь темнота. Собственное дыхание оглушает и пугает. Но оно то, за что можно зацепиться. Единственное, что есть. Она знает, что нужно перетерпеть. Пытаться сохранить рассудок, потому что рано или поздно гнев сменят на милость. Её выпустят от сюда лишь для того, чтобы дать шанс снова ошибиться, а после упрятать снова, но на этот раз срок будет больше. А значит, к ней снова будет приходить… Панический всхлип, сильнее стиснутые руки и зубы. Прокушенный язык отзывается болью, по горлу разливается солоноватый привкус. Синяки на запястьях от собственных пальцев перекрыты следами от верёвки. Саднит кожу на шее и ногах. Все порезы давно покрыты запёкшейся кровью. Взгляд безучастно направлен вперёд. И дыхание становится почти беззвучным. Темнота поглощает, и не разобрать уже — закрыты или открыты глаза. А потом в один миг от света становится больно. В уши льётся жизнерадостная и веселая мелодия из флейты, под которую танцуют дети и молоденькие девушки, спешно готовясь к предстоящему дню. Сегодня прибудут гости из другого измерения, и дворец нужно привести в надлежащий вид. Позаботиться о всех цветах и растениях. Работы много, но они не унывают. Совсем маленькая девчушка хватает Онси за руки и кружит в танце, и фейри улыбается — осторожно, но весело, не показывая, что болят спина и ноги. Длинные рукава прячут все незаживающие синяки и ссадины. Она говорит, что не умеет танцевать, скрывая за неловкостью и скованностью боль от срастающихся костей. Уже глубокой ночью, когда приём был в самом разгаре, служанки отправились к заливу, чтобы искупаться. Но Онси осталась у себя, сказав, что есть ещё несколько дел, которые нужно завершить сегодня. Она провожает их взглядом из окна, стискивая ладонь на предплечье, и запирается у себя в комнатушке, стыдясь каждого синяка и ссадины. Каждой гематомы. Не зная чем заняться, фейри решила сходить в купальню. Пар поднимается от воды в небольшом бассейне. Внутри ни души. Раздевшись, Онси вошла в воду, чувствуя, как болит всё тело. Заживляющая мазь была с собой. Хоть толку мало — все повреждения не успевали заживать, но так было легче. Осторожно нанося густую маслянистую субстанцию на порезы и ссадины, задерживая дыхание на самых глубоких царапинах, Онси не сразу заметила, что за ней наблюдают. Мальчишка, юный совсем, притаился за дверью. Она встретилась с ним взглядом, но в его глазах не было страха или отвращения. Лишь странная решимость и сожаление. — Не противно? — Онси отводит взгляд, снова зачерпнув пальцами мази, втирает её в плечи. Юнец осторожно заходит внутрь. Он не жмётся в нерешительности, не отводит взгляда и не краснеет от стыда или неловкости. Смотрит прямо и открыто. И стыдно становится уже самой Онси. Мальчишка отрицательно качает головой. — Ты ведь не виновата, — светло-русые волосы немного вьются от влажности и жара, а тонкие губы поджимаются, словно пытаясь удержать какие-то слова. — Тебе нужно вернуться, — его голос меняется. Приобретает неведомую силу и громкость, твёрдость. — Ты должна вернуться! Крик оглушает и пугает. Онси вздрагивает, отходя к середине бассейна. Но стоило моргнуть — и никого. Вокруг лишь стены дворца. Тёмные и пугающие. Столь ненавистные. Дыхание от чего-то тяжёлое и поверхностное. Загнанное. Ноги гудят от усталости. В начале коридора появляется свет. Блики пламени и длинные тени. Топот ног и крики голосов. Звон стали. Шаг назад. В испуге и ужасе. Шуршание платья звучит неестественно. Ноги путаются в ткани. Но тени ближе. Ближе шум. Подхватив подол и стремительно развернувшись, Онси бежит почти не разбирая дороги. Коридор разветвляется, и она сворачивает налево, попадая в галерею вокруг оранжереи. Здесь гораздо больше света, но всё — огонь. Тени от арок искажают пол и стены. Плющ и пол залиты мерцающей от огня кровью. Онси зажимает рот ладонью, сдерживая крик, когда видит тело одной из служанок, с которой они жили в соседних комнатах. Но шум стали и огня всё сильнее. Крики оглушают. Фейри бегут. Бегут, спасаясь от смерти. Мимо проносится горящий стражник, крича так оглушительно и неистово, что Онси вжимается в стену от ужаса, провожая его взглядом, не в силах двинуться дальше. Но оставаться здесь нельзя. Сглотнув ледяной ком в горле, пятясь, девушка побежала дальше. Спустя время впереди послышались голоса и звук боя. Оглядываясь по сторонам, фейри видит распахнутые двери одной из гостевых комнат. Скрывшись внутри и прикрыв за собой дверь, она спиной пятится вглубь, не в силах успокоить загнанное дыхание и бешено колотящееся сердце. Ледяное прикосновение к плечу, и она оборачивается, разразившись отчаянным испуганным криком. Но её хватают знакомые руки за плечи, и ладонь зажимает рот. — Тише, это я, — глаза привыкают к сумраку, Онси всхлипывает, узнавая Лино. Тонкие губы поджимаются всё так же, даже спустя годы. Светло-русые волосы в пыли и саже. Она же и на лице. Ноги безвольно подогнулись, но Лино удержал её. Парень напряжённо косится на дверь, помогая Онси встать, поддерживая, пока та приходит в себя. Его руки всё также на её плечах. Блаженная утыкается лбом ему в изгиб шеи, выравнивая дыхание и стараясь взять себя в руки. — Ну же, сейчас не время, Онс, — его голос подбадривает, хоть и звучит нервно и резко. Она тяжело выдыхает, наконец выпрямляясь и натянуто улыбаясь. — Я в порядке, — она не ранена, так что даже ложью не считается. Не время сейчас переживать о её душевном состоянии, особенно когда всё вокруг в огне. И когда смерть ходит по коридорам, собирая души. Ладони на плечах стискиваются неожиданно сильно, оставляя синяки. Онси вскрикивает, вскидывая голову, всматривается недоумённо в лицо Лино. Зеленоватые глаза пусты. В них ни блика, ни тени мысли. Лицо расслаблено и напоминает восковую маску. — Ты должна вернуться, — холод сковывает движения. — Вернись, вернись, вернись, — голос становится будто у заводной куклы. Онси не может вырваться — хватка слишком сильна. Она дёргается, но никакого результата. В комнате становится жарко. Температура поднимается буквально каждую минуту, словно огонь пробрался внутрь за мгновение ока. В какой-то миг сумрак отступает перед языками пламени. И теперь этот жар не придуман. Лицо Лино плавится, словно действительно сделано из воска. Черты расплываются и складками свисают вниз. Глаза впадают, оставляя вместо себя тёмные провалы. Всё в огне. Хватка не ослабевает. Онси кричит, срывая голос от ужаса. А Лино всё повторяет, как заведённый, «вернись». В какой-то момент пропадает всё: жар, звуки, неимоверно крепкая хватка на плечах. Онси остаётся одна. Комната всё та же. И кажется почему-то, что за её пределами — ничего. Она слышит лишь собственное дыхание и всхлипы. И всё снова как в кошмаре. Как в той камере, где она проводила времени больше, чем наверху, в коридорах дворца. Сердце ухает вниз, и за ним тянется её сознание. Оно не выдерживает, балансируя на краю с безумием. Руки сжимают голову, и вес этой тишины всё больше. Ноги подгибаются, ударяясь о пол. Но вместо глухого стука слышен всплеск. Глаза с трудом концентрируются, и Онси видит своё размытое отражение, покрытое рябью. Длинные белоснежные волосы почти наполовину погружены в воду. На лице сажа и ссадины. Серые глаза красные от слёз и страха. В них плещется безумие с крохотным огоньком сознания. Губы, искусанные до крови и покрытые изумрудной коркой, приоткрыты в безмолвном крике. Но откуда здесь вода? Медленно поднимая голову, девушка осматривается, не видя больше ничего вокруг. Вязкая и холодная тьма. Ни силуэта или очертания. Лишь вода под ногами, а остального будто никогда и не существовало. Словно весь мир был придуман, являлся её фантазией, попыткой бегства от действительности. Лишь игрой сознания, уставшего от собственного отражения. Вдалеке раздаётся всплеск. Тихий, но отчётливый. Повернув голову на звук, Онси до боли в глазах всматривается в темноту. Но замечает лишь почти пропавшие круги на воде. — Вернись… Тихо и далеко. Она цепляется за этот голос, поднимается и идёт, хотя ноги, которые путаются в отяжелевшем из-за воды платье, её почти не держат. Волосы тянут вниз. Сухие губы безмолвно движутся, выговаривая слова, но Онси сама не знает, что говорит. — Вернись… Сил не осталось, но серые глаза горят упрямством. В них огонь ненависти, который почти растворился в пустоте. Нет ни одного блика, лишь тьма, которая будто стала живой и обрела волю. Тени цепляются за ткань, удерживая и не позволяя идти. Вода густеет и камнем тянет на дно, словно то уходит вниз. — Вернись! Теперь звучит отчётливо. Так близко и громко, что оглушает. Тени поднимаются выше, и теперь их руки путаются в волосах, дотягиваясь и до лица, перехватывая лентами шею и руки. Онси не может сделать больше ни шагу. Ленты пережали горло, и дышать больше нечем. Она тянется вперёд к возникшему свету и слышит такое искреннее и дрожащее: — Вернись… пожалуйста… А после исчезла тьма, исчезли ленты, и всё затопил свет. Перед глазами всё размыто и непонятно. Какие-то яркие пятна, очертания и звуки. Настойчивый, отчаянный голос совсем рядом, почти у самого уха. — Вернись, пожалуйста… Онси, — так тихо, будто уже и надежды не осталось. Но она ведь здесь, куда ещё нужно вернуться? Фейри не понимает. Чувствует лишь непередаваемую тяжесть во всём теле, которая, впрочем, быстро проходит. Силуэты и пятна складываются в картинку, приобретая чёткость, и Блаженная узнаёт гостиную Бейна. Рядом, держа её за руку, сидит Рабби. — И куда… я должна вернуться? — голос слушается ещё плохо, но выходит вполне внятно, хоть и хрипло. Волчица рядом моментально вскидывает опущенную до этого голову и со слезами на глазах налетает с объятиями: — Онси! — от такой хватки и задохнуться недолго, но фейри лишь рассеянно поглаживает девушку по спине, пытаясь уложить происходящее в голове. Ей казалось, что она проспала по меньшей мере пару веков. — Ей стало хуже? — откуда-то появляется взволнованный Лео, что ещё больше заставляет Онси нахмуриться. Но заметив, что маг как-то слишком заметно расслабился, увидев пришедшую в себя Блаженную, у неё закрались определённые подозрения. — Это ты привёл Рабби? — горло болит, будто Онси очень долго и громко кричала. Волчица всё продолжает заливать слезами, надо же, ту самую синюю футболку, которую фейри вернула Магнусу недавно. Видимо, маг расщедрился на вещички. Интересно, что это на него нашло?.. — Услышав, что с тобой произошло, она буквально потребовала, чтобы я взял её с собой, — нерадостно хмыкнул Леонид, облокачиваясь на спинку соседнего кресла. Видимо, между этими двумя что-то произошло. — Ты!.. Только попробуй ещё раз такое устроить, поняла? — не совсем внятно промычала девушка, отстраняясь от Блаженной. Рабби шмыгнула носом, смотря на Онси несколько долгих и неимоверно тяжёлых секунд, а после снова обняла, но на этот раз уже спокойнее. — Я так за тебя волновалась, дурья твоя голова. — Это у вас примирение такое, или что? — не сумел промолчать Лео, скучающе подпирая голову рукой. Онси приподняла брови, слабо пожимая плечами, давая понять, что сама не в курсе. — Примирение, — несколько неохотно ответила Рабби, отпуская из своих рук девушку. — Ну раз так, то теперь можете мне рассказать, что произошло? — голос более-менее выровнялся, приобретая свои привычные спокойные и равнодушные нотки. Рабби лишь тяжело вздохнула, явно недовольная реакцией подруги, но промолчала. — Всё просто и прозаично, за исключением пары моментов, — в поле зрения появляется Магнус, снова неразлучный с кружкой кофе и жуткой усталостью на лице. — Ты потеряла сознание на балконе, Александр помог мне тебя перетащить в гостиную. Мы подумали, что это отравление демоническим ядом — симптомы были практически идентичными. Но помня последний опыт с твоим лечением, я связался с Леонидом, обрисовал ситуацию в двух словах, и он едва ли не бегом примчался сюда с небезызвестным нам зельем. Бейн удобно устроился на соседнем диванчике, складывая ногу на ногу и делая глоток из кружки. — Кровь тебе всё же пришлось почистить. Но даже после этого легче стало ненамного. Твоё сознание словно не желало или не могло вернуться. Ну и Рабби просидела с тобой остаток ночи, — закончил Магнус, допивая содержимое кружки, щелчком пальцем заменяя её на идентичную, но полную до краёв. — Что ты видела? — наверное, Рабби казалось, что всё это время Онси наслаждалась снами и не хотела возвращаться именно потому, что там было лучше. Но действительность была куда отвратительнее и ужаснее, и потому в ответ прозвучало несколько краткое и холодное: — Своё прошлое, — фейри надеялась на этом закрыть данную тему, но заметила, что все смотрят на неё с интересом, и потому неохотно продолжила, тщательно подбирая слова. — Это были одни из самых важных воспоминаний. — Наверное, ты хотела бы снова их пережить, — с грустной улыбкой волчица сжала руку подруги, совершенно не замечая, как та вздрогнула от этих слов. — Прошлое должно оставаться в прошлом, — это прозвучало натянуто, но никто на это внимание не обратил. Пожалуй, списали на то, что она только очнулась. — Ты говорил, что Алек был здесь, — когда Онси взглянула на Магнуса, тот спешно отвёл взгляд, нахмурился буквально на секунду и снова отпил из кружки. — Его вызвали в Институт пару часов назад, так что он не смог дождаться, когда ты наконец очнёшься, — осушив кружку, раздражённо бросил Бейн. — Ты вроде говорила про «меньше проблем», так? — он издевательски изогнул бровь. — А это всё продолжение предыдущей, — невесело хмыкнула фейри, разминая шею. — Ты хочешь сказать, что кто-то из тех вампиров отравил тебя? — явно не совсем понимая, спросил Лео, хмуря брови. Магнус бегло посмотрел на него, а после снова взглянул на Онси. — Я хочу сказать, что сейчас ни одного из тех вампиров, которые напали на меня, уже нет в живых, — просто пожала девушка плечами, откидываясь на спинку дивана под тяжёлыми взглядами всех собравшихся. Уточнять она, разумеется, не собиралась, не настолько доверяет всем здесь собравшимся, и потому лишь самодовольно улыбнулась, видя, как Лео открывает рот, чтобы спросить. Тот показушно вздохнул, отводя взгляд. — И значит, я вполне могу уйти, — не менее самодовольно заключает Онси, глядя уже на Магнуса. — Не подумай, что я тебя держу, но их глава, Константин, он вроде не нападал на тебя, так? — спросил Бейн, даже глазом не моргнув, и это его умение находить лазейки в её словах, очень бесило Онси. — В сторонке отстоялся, — слова звучат как вызов, но ни Рабби, ни Лео не понимают реакцию фейри. Будто она намеренно пытается вывести Магнуса из себя. Глупо, особенно учитывая, что он каждый раз ей помогает. Они так легко забывают тот факт, что лгать Онси не может, и на прямые вопросы приходится отвечать не менее прямо. — Ну, раз он отстоялся в сторонке, то тебе следует дождаться хотя бы Совета Нижнемирцев и Сумеречных охотников, который состоится через два дня. Александр постарается решить этот вопрос, так что до тех пор сиди на месте ровно и не доставляй неприятностей, — таким тоном обычно глупеньких детишек воспитывают, и потому Онси не удержалась и показала Магнусу язык. Пока маг пребывал в шоке, фейри взяла в руки подушку, поворачиваясь к своим горе-помощникам. — Ты снова пропускаешь занятия? — Рабби стушевалась, но после до неё дошло, что злиться волчица в полном праве, потому лишь возмущённо раскрыла рот. — А ты снова нарушил условия нашего договора. Или мне стоит напомнить про пункт о неразглашении? — вполне прозрачно намекнула Онси, вперив злой взгляд в Лео, хоть и говорила она как и раньше спокойно, но именно от такого контраста слова возымели более сильный эффект. Маг отвёл взгляд ничего не ответив. — Я извиняюсь, у вас, разумеется, безумно интересная дискуссия, но я чертовски устал и хочу спать. Где дверь вы, надеюсь, помните, — злая издёвка в купе с усталостью била все рекорды по созданию неловкой атмосферы. Бейн со стуком поставил кружку на кофейный столик, встал и, не оборачиваясь, ушёл в спальню. После этого прошло всего ничего, когда Лео молча взял Рабби под руку и потащил на выход. На все её возмущения парень лишь красноречиво молчал и тащил её дальше. Стоило двери скрыть их спины, как Онси поднялась с дивана, излишне бодро размяла ноги и, игнорируя тот факт, что её всё ещё шатает, пошла следом за Магнусом. Та спальня с огромными шкафом и кроватью в самом деле оказалась Магнуса. Ну и Алека, да. Маг действительно завалился спать. Как и был, не переодеваясь. Лицом вниз. — Надеюсь, ты размышляешь о бесспорном удобстве моих подушек, — пробурчал Бейн, слегка поворачивая голову в сторону. — Вообще-то, мне было интересно, у кого настолько извращённый вкус, чтобы так изгаляться над китайским шёлком, — задумчиво проговорила Блаженная, беззастенчиво вторгаясь в личное пространство Магнуса, плюхаясь на свободную половину кровати и складывая ноги по-турецкий. И либо маг действительно устал настолько, что плевать ему было на одну наглую фейри, либо же он банально уснул. — Ты помер? — Не дождёшься, — раздалось пофигистическое в ответ. Онси всё сверлила его взглядом, Магнус никак больше не реагировал, пока порядком, видимо, не подзадолбавшись, тяжко вздохнул. — Что на самом деле ты видела? — вопрос выбивает из колеи. Блаженная хмурится, напрягаясь. А Бейн лениво приоткрывает глаза. И от этого уставшего тусклого взгляда становится не по себе. — Я уже сказала, — упрямо отвечает фейри, слегка закусывая щёку. — Но… к чему вопрос? Не ты ли хочешь держаться от всего этого подальше? — она подозрительно щурится, упирая руки в колени. — Когда ты была без сознания… — маг сомневается, но продолжает, — ты звала маму, — Онси вздрагивает, но Магнус смотрит в сторону. — Кричала, буквально. Когда видят что-то хорошее, так себя не ведут. Мне показалось, что мы в чём-то похожи… — Похожи? — Онси показушно хмыкнула. Её лицо сильно побледнело. — В чём мы можем быть похожи, Магнус? Мы друг друга на дух не переносим. Не ищи точки соприкосновения. — Как хочешь, — раздаётся очень тихое в ответ. Девушка ещё некоторое время просидела, ожидая продолжения, а после настороженно подалась вперёд. — Ты что, уснул? — для достоверности, она даже пальчиком в плечо мага потыкала. Но реакции никакой. Фыркнув, Блаженная завалилась на соседнюю подушку, рассматривая потолок. — И всё же такое расточительство для китайского шёлка, но, — Онси вздохнула, чувствуя, как тяжелеют веки, — подушки и правда удобные. Ничего ведь, если она полежит так немного, верно?