Королева для незабудок

Пустота в голове, свобода — так непривычно, тошно, жалко, горько… Отчего? Зримой причины нет. Никто не поймет, как понимала это Калемия. Она родилась без сердца, и ни разу за всю жизнь ничего не почувствовала, кроме тоски, печали и безысходности. Калемия как раз ждала с самым безразличным видом, когда ей подадут сон-чай. Дверь в трактир распахнулась: — А вот и я, прямиком из твоих снов, — сказал человек в черном. Даже не потрудился капюшон снять, чтобы можно было лицо разглядеть. Заказ подали. — Иди к черту. Я отвыкла, — Калемия лениво размешивала сахар в чае. — Года три назад явился б, была б рада. А теперь я не сплю, хорошо, что эту вкуснотень придумали, не умираю от бессилия. И все, чтоб тебя не видеть. — Ты и сейчас будешь рада мне. Ты же всегда радовалась. — Все временно. — Это — вечное. Калемия не выдержала. Привстала, стукнула кулаком о стол. — Это е-рун-да! Да я сама уйду! Взяла кружку с расплескавшимся чаем и поднялась в номер. Вздохнула, вылила остаток чая в горшок с цветком и пошла обниматься с подушкой: — Я и думать забыла о нем, и здравствуйте, — пожаловалась она. И в дверь постучали: — Я понимаю твою обиду, прости, что пугал тебя. Но сейчас нужно успокоиться. На кону — жизнь. Калемия смиренно выдохнула. Отперла дверь. Ей показалось, что человек из снов без черного одеяния утратил загадочность. И лицо было обыкновенное, не таким она его представляла. Самые обычные глаза, самая обычная улыбка. — Ага, влип в передрягу, а за решением ко мне? Ну давай, выкладывай! — Калемия, влип не я, а ты. И пришел я попросить тебя: перестань воровать. — Э-эй! А святое не тронь! — Калемия, если ты не хочешь по-доброму… — Гм, да я ж пошутила… — Тогда покажи их. — Э… Эм… Ты о чем? — Кале-е-емия… С тяжелым сердцем она отдала ему мешочек с богатствами. Даже заплакала. Он качал головой и стал пересчитывать ее святыни. Закончив, пораженно на нее воззрился: — Семь историй! Меньше, чем я думал. Так значит, ты не для продажи, как мне говорили, а для себя… Но почему? Тебе не хватает собственной жизни, зачем красть чужие? Было страшно открываться перед ним, но черт на Калемию нашел — ничего не утаила (или из-за его манипуляций с ее снами я хотела-не хотела, а начала ему доверять?): — Да не особо. Никого у меня нет. Я видела людей этих счастливых, думала, а как оно, жить с таким интересом, как у них? Крала их сердца — их истории — под покровом ночи, пока спали. Вставляла в пустоту в своей груди, там тако-о-ое начиналось! Все их приключения становились моими, воспоминания. Даже чувствовать что-то начала. — Но сама-то ты, проживая чужие пятьдесят лет, в своих годах ни на секунду не становилась старше. А люди без историй тоже замерли. Что хорошего в том, что ты и себя, и других лишила реального течения времени? — Уф! Зануда какой, ужас… Ну не знаю я, что такое реальное течение времени! Не мое это, видимо. Человек из снов лукаво улыбнулся, пряча сердца обратно в мешок. — Хоть я теперь и обязан забрать твою собственную историю, а украденные тобой вернуть хозяевам, я сделаю по-другому. Брать у тебя все равно нечего, вон какая пустота, взаправду. Сама вернешь все, будто и не брала, тогда я тебя смогу не наказывать. А потом пойдешь со мной и увидишь, как чудесен поток твоего реального времени. Закрой рот и вперед. Попробуй, ослушайся его — всю жизнь кошмары видеть будешь. Так что все украденное Калемии пришлось вернуть. Она с тоской вставляла сердца обратно в хозяев. Боялась, что у самой такое, даже малюсенькое, никогда не появится. Человек из снов ждал ее позади дома последнего человека, к которому Калемия прибыла с возвратом его истории. Он протянул руку — она поколебалась, но приняла. И случилось то, чего не хотела ну совсем. Он поделился со Калемией своим сердцем. Нет, она была и рада — улышать его взволнованный стук, но ждала от этого другого. Калемия все еще чувствовала себя пустой. И раздраженной: — О чем ты думал, а? У нас же теперь узы! Мы, можно сказать, семья. — А что я во снах обещал сделать, когда спасу тебя? — Ой. Ужас. И многим во сне ты такое обещаешь? — Ты — мой первый и последний раз, полагаю. — Хм-м-м… А здорово вы придумали: влезать во сны людей и втираться к ним в доверие. Забирай свой улов, охотник за краденными сердцами, и отпусти меня. Калемия убежала. А он и не стал ее догонять. Вот только знала бы она, что потом начнется! В груди как будто все морским узлом перевязали, ни пить, ни есть не могла, чтобы половинка сердца не напомнила, кому принадлежит. Он больше не приходил в ее сны, а она начинала скучать. Надо было вернуть эту дурную половину его сердца. Все равно в Калемии ничего не изменилось. К зиме она отыскала его во сне у одной пьяницы — пытался что-то путное в ее голову вбить, как это на него похоже. Ее появлению ужасно удивились, а Калемия вытащила его из сна в реальность. Откашливаясь после перемещения, он посмотрел на нее с недоверием и обидой. А когда Калемия протянула половину его сердца, отшатнулся, как от больной. — Ты поймешь. Со временем ты поймешь. Я не тороплю, но когда ты почувствуешь… хоть что-то почувствуешь — дай мне знать, и все будет хорошо. И на этот раз убежал он. Калемия стояла с половинкой его сердца и истерично смеялась. Вернув ее на место, она тяжело вздохнула и поплелась по пыльной дороге. Не знала, куда, не зная, зачем — но надеялась так, как только была спокойна, что когда-нибудь и сможет любить так же. И искренне сказала в пустоту: — Спасибо, — впервые улыбнувшись.