***
Открыв глаза, я глубоко вздохнула и почесала нос. Это был уже безусловный рефлекс спросонья. Сразу же с недоумением уставилась на свою руку. Крохотные пальцы с подстриженными ногтями. Как попало подстриженными, причем — если мне подстригал ногти мастер маникюра, то здесь явно работали чьи-то зубы. Но ногти, хоть и были какими-то маленькими и криво обгрызенными, все-таки были чистыми. Это практически радовало. За исключением лишь того обстоятельства, что… «А-а-а-а-а-а-а!!!» Это было мысленно. Потому что рука не моя. И потому что… Проведя рукой по груди, верней, по ее отсутствию, я поняла, что тело как бы тоже не мое. Не знаю, почему, но вместо слез или крика с губ сорвался тихий и какой-то истеричный смешок. Открыв глаза, я села и огляделась. Я… В незнакомом месте. Вытащив из-по одеяла ноги, я обнаружила, что и они стали уже и короче. Еще раз общупав свое тело и поозиравшись в поисках зеркала, так его, впрочем, и не найдя, я обхватила голову руками, запустив пальцы в копну светлых длинных волос. Слишком длинных — я никогда не отращивала косу до талии, предпочитая аккуратно подстригать волосы на уровне плеч. И красиво, и аккуратно, и возиться с прической не надо… О чем я только думаю? Это же капец… Капец… Орать? А смысл… В принципе, можно было бы поорать, но не факт, что от моего ора произойдет что-то хорошее. — Кристина! — в дверь раздался требовательный стук. — Кристина, это я. Можно войти? Голос был мужским и до боли похожим на отцовский. Правда — отцу было несвойственно это странное виноватое блеянье. Человек за дверью не уверен в себе, боится разговора со мной и, вдобавок… — Нет, — резко произнесла я. После чего пристально посмотрела на свою детскую руку. Отпечаток мужской ладони был слишком отчетливым. Как только я не заметила сразу… Наверное, все дело в том, что у меня все детство были такие же следы от рук отца — во время тренировок он мог иногда не рассчитать силу и схватить за руку слишком крепко, в результате чего я обзаводилась парочкой синяков. Но этот синяк — явно не результат тренировки. Иначе почему голос мужчины звучит так виновато? — Кристина… — выдохнули из-за двери. — Не стоит стоять под моей дверью — я все равно не открою, потому что хочу побыть одна. Сформулировать фразу таким образом, чтобы избежать употребления «ты» и «вы» было очень, очень сложно. Но мне это удалось. Благо, что и мое тело, и говорящий за дверью человек владели русским языком. Русским?! Про себя проговорив фразу, которую только что произнесла тому мужчине, я ничего не поняла и в который раз схватилась за голову, путая пальцами белесые свалявшиеся пряди. Блин, расческу бы найти… Снова прорвался наружу истеричный смешок. Да уж, кто о чем, а наша бабка о пенсии, а Крысеныш — о расческе. Ну а что поделать, если я по жизни привыкла поддерживать опрятный внешний вид по возможности и сейчас тут ловлю конгитивный диссонанс даже не столько от детского тела и незнакомого места, сколько… Стоп. Тело. Поскольку неизвестный ушел, изучением, собственно, тела, я и занялась во всех подробностях. И пришла к неутешительному выводу: тело — мое. Правда, лет эдак на двенадцать-четырнадцать младше. Сколько мне тут — лет семь, надо полагать… Ой-ой-ой-ой, господи, пожалуйста, если ты есть — верни меня обра… В этот момент в памяти всплыл кадр наблюдения сверху за собственным, надо полагать, мертвым телом. А нет, нет, господи, не надо. Меня, пожалуй, все устраивает. Хотя надо еще понять, есть ли это «господи» на самом деле, поскольку происходящее со мной абсолютно не вписывалось ни в какие известные религиозные концепции. Ад, рай, чистилище? Не похоже. Какой-нибудь отстойник для души, которую потом на следующее воплощение кидают? Тоже не похоже — желание поесть у меня вполне материальное, да и… Наверное, окажись я в каком-нибудь нефизическом мире, то поняла бы, что вокруг меня что-то не так. А сейчас… Сейчас все нормально. Если только не считать, что я… Да… Как-то встряла я. Один плюс — в этом теле я откликаюсь на привычную Кристину, так что переучиваться не придется. Кристину… Блин, как бы незаметно и не вызывая никаких подозрений, узнать свою фамилию? А заодно… Сейчас я поняла, что ЕЩЕ меня удивило — нигде в комнате не было розетки или завалящего ночника. Света не было тоже — только тот, что из окна, но должна же быть хотя бы лампочка в потолке, м? Рядом с кроватью на столике стояла… Ой, мать моя женщина, ну за что?! За что!!! Керосиновую лампу мне один раз показал отец в интернете. Как веский аргумент «не забудь заплатить за свет, а то будем сидеть, как лохи, вот с такими раритетами». Подняв юбку, я нагнулась и с тихим стоном рухнула обратно на постель. Таки да — теперь понятно, что у меня за штаны под юбкой надеты. Это, мать их за ногу, трусы. И это не двадцать первый век, детка! Забудь о гендерном равенстве, центральном отоплении и водоснабжении, метрополитене, дезодоранте и мягких прокладках с крылышками. Я снова заржала. Да… Кому что, а мне сразу прокладки с крылышками вспомнились… Пффф… Собственные мысли показались настолько странными, что я расхохоталась в голос. Но шепотом, памятуя о том, что «папа где-то рядом». Условно я все-таки решила считать голос из-за двери папой, поскольку… Ну, может быть, дядя. Или отчим. Черт. Мне срочно надо понять, что именно происходит! Вскочив с кровати, я кинулась к единственному в комнате кособокому шкафу, который стоял у самой двери. Комната была настолько крохотной, что кроме шкафа и кровати туда бы просто ничего не поместилось. Правда, окно здесь красивое. Большое, практически во всю стену и… И грязное такое, мамма-мия! Будь здесь папа и будь это действительно моя комната, я бы уже таких получила… Папа… В углах глаз скопилась странная влага. Не буду плакать. Не. Буду. «Будешь», — ехидно сообщил внутренний голос. Потому что… Потому что просто не могу не заплакать, вспомнив полностью все, что произошло тогда на дороге. Может быть, он остался жив? Ведь может же быть такое? Или он также, как и я, попал сюда… — Кристина, доченька, ну умоляю, поговори со мной! Я тебе клянусь, что больше никогда… — Ты мне не отец! — это я рявкнула прежде, чем сообразила, что именно и кому говорю. Просто воспоминания о том, другом человеке, наложились на впечатления об этом, которые даже через дверь почему-то были весьма негативными. Ну же, чудо-шкафчик, давай! Открыв ящики, я принялась рыться в них, стремясь найти хоть что-то, что поможет прояснить ситуацию. Почему на руках Кристины синяки? За что просит прощения этот человек за дверью? И… И кто вообще она такая, эта маленькая Кристина, чье тело напоминает мое собственное? Почему-то в ее комнате не было зеркала… Не было дневника, рисунков — вообще ничего, что могло бы хоть как-то прояснить происходящее. Вот черт, вот… Вот же ж блин, вот не везет-то! Из-за двери доносились сдавленные всхлипы. И странный стук, будто кто-то… Да, бьется головой об стены и пол. Решив составить компанию неизвестному со своей стороны, я перевела взгляд на пол и поняла — нет. Даже если я буду подыхать, то постараюсь повиснуть в воздухе, лишь бы не ложиться в этот слой грязи. Ладно… Ладно! Что именно мне делать в итоге? Я ничего не знаю, кроме имени «Кристина», так? Еще я знаю, что там, за дверью, мой отец, который на фразу «ты мне не отец» среагировал так, будто в чем-то передо мной серьезно виноват, а не услышал очередную ругань из уст невоспитанного ребенка. Вывод… Давай, думай, голова, думай! Я же не могу просидеть здесь всю оставшуюся жизнь, верно? Ладно, что остается… Сказать мужику «так и так, я на самом деле не ваша Кристина, а вот такая вот женщина, которая…». Нет. Однозначно нет — меня просто сдадут в дурку. И будут абсолютно правы. Что тогда… «Дурка». Почему-то при упоминании медицинского учреждения в голове немного прояснилось и выработался четкий план действий. В дурку я не хотела, конечно, но объяснить частично отсутствующую память, например, травмой головы, можно запросто. Вот только один маленький нюанс — сейчас, по мнению мужика за дверью, со мной все в порядке. Вывод… Давай, думай… Разыгрывать что-то прямо сейчас? А если это не потребуется и я просто себе все усложню? Хорошо, значит, делаем так. Сейчас я выхожу к нему, разговариваю, веду себя как нормальный семилетний ребенок, исподволь вытягиваю как можно больше информации. Если вдруг что-то идет не так, то правильно падать и набивать шишки я умела всегда, а уж потерю сознания разыграть — это вообще раз плюнуть. А потом «а кто я? А кто вы?» и так далее. Выйдя из комнаты, я едва не споткнулась о мужское тело, лежащее поперек коридора. Тело подняло голову и, смачно дохнув на меня перегаром, принялось гундосить что-то вроде «прости, я не хотел». А я… меня словно парализовало. От… Злости? Ярости? Я не знаю. Я с детства не терплю таких ситуаций. Не терплю, когда ко мне прискребываются «слегка подшофе» тела на улицах, не терплю пьяных людей в доме. Под пьяным я имею в виду то состояние, когда человек уже находится не в адекватном состоянии и не контролирует себя. Такие люди перестают быть собой, они могут вытворить вещи, которые для них характерны… Взгляд снова упал на руки маленькой Кристины — под кофтой были синяки от чьей-то хватки и они очень сильно болели. — Не подходи! — крикнула я, как только «тело» сделало попытку подняться на ноги и сделать шаг по направлению ко мне. — Не подходи, я сказала!!! — схватив с ближайшего стола металлический ковшик, в котором еще плескалась холодная вода, я ливанула эту самую воду на мужчину, а сама приготовилась использовать подвернувшуюся посудину, как оружие. Если я со всей силы опущу ее на темечко «папочке», то возможно — смогу вырубить. Если нет, то плохи мои дела. Если бы я сразу поняла, что он работает «на старых дрожжах», то черта с два бы рискнула выйти наружу. Пьяные люди теряют человеческий облик. Пьяные люди — это больше не наши родные и близкие. Это какие-то животные, которые следуют на поводу у собственных инстинктов и желаний, которые подкидывает им затуманенный алкоголем мозг. Именно по пьяни совершается большая часть бытовых преступлений. Вот так выпил с человеком, расслабились, а он взял — и зарезал лучшего друга, потому что что-то там ему не понравилось. Или взял папаша — и избил, а то и изнасиловал родную дочь. Мысли об изнасиловании навели меня на совсем нерадостные мысли, но успокоило отсутствие часто описываемой боли внизу живота, которая должна была бы быть, если бы «тело» дочь не просто избило. Все-таки, какие-то остатки человеческого существа в мужике еще присутствовали, раз он Кристину просто побил или… Или пытался что-то сделать, но она убежала? Правды я не узнаю, тем более, что… В этот момент тело напротив меня неожиданно опрокинулось на спину и забилось в странной судороге. Как черт от святой воды, — хмыкнул внутренний голос, вовремя нашедший прямо-таки подходящее сравнение. Воспользовавшись ситуацией, я проскочила было мимо, но тело в попытке то ли позвать на помощь, то ли просто схватить пробегающую мимо «цель», схватило меня за ногу. Я дернулась и в итоге мы с «папой» вдвоем покатились по лестнице. Дико закричав, ведь крик теперь, кажется, был единственным моим оружием психического воздействия (ковшик вылетел из рук в процессе падения), я принялась вырываться из рук обхватившего меня человека, который… — Да не дергайся ты, ребенок… Который во время нашего падения вниз умудрился подставить свои руки таким образом, чтобы я приземлилась головой и спиной на них, а не на последние ступеньки. Мужчина поднял на меня голову. Вместо мутных пьяных зенок давешнего алкоголика на меня смотрели родные светло-карие глаза. Смотрели несколько ошарашенно, исподтишка он оглядывался по сторонам, словно в попытках оценить окружающую обстановку, в которой оказался. Осторожно отпустив меня на пол, он, мигом оценив обстановку, приземлился на корточки. — Не ушиблась? — на лице проявилась дружелюбная улыбка. Словно картонная, ненастоящая, потому что ему явно было не до смеха. — Нет, — я качнула головой. На мгновение мелькнула мысль, что… Что я могу ошибиться. Что я очень хочу, чтобы он был здесь и поэтому вижу его в человеке, которого уже успела возненавидеть. — Хорошо, тогда давай… Давай поиграем с тобой в одну игру, хорошо? — Пап… — тихо протянула я. Мужчина нахмурился, потом его лицо тут же снова разгладилось в притворной улыбке. — Да, доченька? Доченька… Да кого ты обманываешь! Ты ведь так меня от души никогда не называл! Ну, хотя да, логично, что ребенок семи лет от роду, незнакомый с Георгием Даниловым лично, примет сие обращение как данность и не разглядит подвоха. — Я передала данные, пап, — тихо произнесла я. — Правда, в «Хонду» фура врезалась, верней, я на «Хонде» в фуру и… вот… — Крысеныш… — одними губами пробормотал он. Поморщился, потер руками виски. Дыхнул в руку, снова поморщился. — Рассольчику поискать? — тихо уточнила я. — Генуборочку сделать, голову вымыть, бельишко освежить, — на автомате произнес он, вставая и снова оглядываясь. Кажется, успел заметить те странности, которые подметила и я. — А заодно и попытаться понять, где и как мы оказались. Впрочем, нет… «Как» — не надо. Хотя бы «где». Можешь начать с кухни. Выполняй, — уже привычным твердым тоном произнес он, через голову стаскивая со своего тела рубашку. — Так, ну этим я даже пол мыть не буду… Пойду поищу тряпку нормальную, хоть приведем срач здешний в порядок… Ну, я и отправилась… Убираться. Уборка успокаивает… Наверное. Правда, с замком пришлось повозиться — как выяснилось опытным путем, водопровод был во дворе и имел вид колодца обыкновенного. А для того, чтобы попасть во двор, надо было отодвинуть тугую щеколду. Двор был общим — по крайней мере, за окном было еще три или четыре таких же покосившихся хибарки, как «наша». Именно поэтому я не рискнула идти в той одежде, что была на мне. Поднявшись в Кристинину комнату, я открыла шкаф и уставилась на висящие там тряпки, которые и одеждой-то нельзя было назвать. Мда… ну, если учитывать, что папаша тут на регулярной основе закладывал за воротник — понятно, почему у ребенка такие обноски вместо одежды. Вот куда бы я ни попала — а наверняка здесь барахло дешевле, чем шмотки из «детского мира» в моем времени. На крайняк — папаша мог бы научиться шить. Ну а что — мой же научился, когда мне на карнавал в младшей школе красивый костюм захотелось… Впрочем, у здешнего мужика с непонятно какими паспортными данными явно были совершенно другие взгляды на воспитание ребенка. Подобрав более-менее подходящий для выхода на улицу прикид, я прихватила небольшую кастрюлю и отправилась к колодцу. Семь заходов — и у меня есть два ведра воды. Впрочем, судя по бардаку в этой хате — мне придется повторить процедуру набора как минимум еще раз десять. Блин, да тут впору взять всю эту конуру собачью и окунуть куда-нибудь хорошенько…Глава 1. В которой описаны сразу две смерти, что абсолютно не характерно для добрых сказок
19 мая 2017 г. в 23:20
— Крысеныш, все поняла? — отец встревоженно смотрел на меня в зеркало заднего вида. Известный в узких кругах, как Композитор, он явно не блистал сейчас хладнокровием. Учитывая ситуацию, в которой мы впервые в жизни оказались… Верней, не совсем впервые, но в первый раз в жизни я участвую в чем-то подобном. До этого были только тренировки, теперь же…
— Ты выскочишь, я поеду вперед на максимально возможной скорости. Пока будет идти передача данных, я не должна останавливаться. Я все поняла, — я перебралась на переднее сиденье рядом с водительским, готовясь в любой момент схватить руль, оставшийся без «оператора».
— Удачи, дочка. Встретимся на той стороне, — мрачно ухмыльнувшись, папа достал из кармана куртки пистолет и, щелкнув предохранителем, высунулся из окна, посылая назад парочку «лучей добра и счастья». Судя по тому, что до нас донесся скрежет тормозов, а потом — глухой звук удара, как минимум одна пуля попала в цель. Тем временем стрелка на спидометре установилась на двадцатку. Водительская дверь открылась и отец исчез на темной ночной дороге. Позади раздались выстрелы и готова поклясться — не все они принадлежали отцовскому «Макарову». Вдавив педаль газа до предела, я повела машину дальше по трассе.
«Загрузка 64%» — высветилось на ноутбуке, закрепленном на передней панели. Обычно люди устанавливают там DVD-проигрыватели, но отец всегда отличался оригинальностью. Отличал… ся. При мысли о том, что скорей всего придется привыкать теперь говорить о нем в прошедшем времени, меня едва не прошиб холодный пот. Не паниковать… Может быть, он выберется. Выбирался же он из других авантюр… А может, я не выберусь. Тоже вероятно, учитывая, что две из пяти машин по-прежнему несутся по дороге следом за мной.
Две из пяти… почему-то они не стреляют. Хотя нет — это как раз-таки понятно. Им нужен кто-то, кто отдаст все записи по делу и удалит локальные копии из облачных хранилищ. Поскольку отца, вероятно, нет, они хотят захватить меня. Или же отец выжил и сбежал, но… но взрослый мужчина — это не молодая девушка двадцати лет, его так просто не напугаешь. Наивные. Вы и меня так просто не напугаете. Пусть во мне нет и десятой части талантов моего отца, пусть я не служила в элитных войсках в свое время так, как он, но также, как он, я скорей сдохну, чем позволю прервать эту загрузку.
— Данилова, немедленно остановитесь и выйдите из машины! — заработал громкоговоритель.
О, а вот и виновник торжества. Сам, лично! Впрочем, неудивительно, учитывая, сколько компромата на него в тех записях, что сейчас сливаются в сеть. От содержания подпольных борделей и до детской порнографии. Разносторонний, мать его, хомо сапиенс. А ведь приличный человек — мэр города, благотворительностью занимается… А на деле оказалась такая тьма дерьма, стоило копнуть глубже…
Снова что-то кричат в мегафон. О том, что дороги будут перекрыты, что я не смогу сбежать и… Может быть, и не нужно мне сбегать. Главное — отправить данные в сеть. Там их подцепят коллеги отца, а потом… Потом… Потом мир будет хоть немного, но лучше. Пусть даже я этого не увижу, но он станет таковым с моей помощью.
Загрузка 99%. Быстрей пошла. Это хорошо. Остался только один процент. Только один. Сраный. Процент. И именно на передаче этого одного последнего процента передо мной из ниоткуда вылетела на дорогу фура. Там же не было перекрестка, там открытая местность, как она вообще…
Это были последние мысли, которые промелькнули в моей голове в то время, как руки выкрутили руль, стремясь избежать столкновения отцовской «хонды» с исполинской громадиной.
Не смогла. Звук удара, искры перед глазами, а потом, словно со стороны я вижу свое тело, безвольно лежащее лицом вниз на руле. На экране ноутбука высвечивается информация о том, что передача данных завершена. Гордись мной, отец. Информация отправлена. Я справилась. Крысеныш тебя не подвел. Наверное…
На плечо опустилась чья-то рука. Скосив глаза, я обнаружила, что это и не рука вовсе, а фрагмент скелета. Наверное, мне следовало закричать, но я почему-то не испугалась.
— Все? — тихо спросила я, все еще улыбаясь. Все еще ощущая отголоски тех, живых эмоций.
— Не все, — глухо доносится из-под капюшона, после чего раздается резкий толчок в спину. Вот тут уж, когда я полетела куда-то вниз, стало действительно страшновато. Совсем чуть-чуть, ага…
А потом перед глазами, как говорилось в старинных сказках, начала проноситься вся моя жизнь. Хотя, что там той жизни было-то? Двадцать лет, школа, училище да обычные для девочки моего времени хобби вроде гулек с мальчиками, походов по магазинам да компьютерных игрушек.
«Ой ли, девочка моя?»
Голос был ехидным и похож на мой собственный. Разносился словно бы отовсюду. Правда, не на мой, а скорей уж — на голос отца. Отец… Да, вот, пожалуй, что было необычного в моей жизни, так это мой отец. «Киберпреступник с замашками Робин-Гуда» — именно так называли его в среде охотников за такими, как мы. Ну да, он потихоньку и как-то незаметно втянул в это дело меня. Само собой, что девушке в кофточке с глубоким вырезом и короткой юбке проще отвлечь внимание охранников и прилепить на неприметное место прослушку… Или, например, «ошибиться кабинетом» и слить информацию с чьего-нибудь рабочего компа… У меня не было и десятой части навыков моего отца, но был тщательно собранный образ голубоглазой глупой блондинки и неплохие, надо признать, актерские данные. В сочетании с базовыми компьютерными познаниями из меня получилась вполне неплохая поддержка, по словам отца.
Тандем из Композитора и Крысеныша успел натворить дел на территории страны и даже пару раз засветиться за ее пределами. Ну, я имею в виду те дела, где наше участие было хотя бы косвенно доказано, но не нашлось достаточно улик, чтобы «закрыть» кого-то или хотя бы установить наши личности.
Чем только не доводилось заниматься. В основном, конечно, корпоративным шпионажем. Как же без этого в наше время? Правда, это больше по части отца. Я больше специализировалась по сбору компромата на неверных мужей, иногда даже центром данного компромата и являясь в итоге. А почему «Робин Гудом» папу шутя прозвали? Ну, однажды мы обнаружили, причем абсолютно случайно, шайку относительно профессиональных киднепперов. Стукнули, куда следует, и куда не следует — тоже. Так скажем, когда по центральному городскому каналу вдруг начинает вместо обычного новостного сюжета идти информация о делах синдиката — даже тем, что их до этого «покрывал», приходилось шевелиться и что-то делать, дабы свои шкуры спасти. Потом была якобы фирма, которая вербовала девчонок для работы горничными и официантками в отелях за границей, а в итоге продавала их, как живой товар, в сексуальное рабство. Ну, это были два самых громких дела. То, во время которого мы оба погибли, было третьим. И мы с ним справились, пусть и результатов своей работы не увидим.
Отец говорил, что мир можно и нужно сделать лучше. Несмотря на свое киберкриминальное, как он сам говорил, прошлое и настоящее, Георгий Данилов все-таки обладал каким-никаким моральным кодексом. Под запретом, по его мнению, должны быть любые вещи, включающиеся в себя элемент принуждения. То есть, если человек добровольно решает зарабатывать деньги эскорт-услугами — флаг ему в руки, попутный ветер в спину. Но вот то же самое, но под принуждением — за это не грех и на тот свет отправить.
А вот на контрабанду, добровольную проституцию, промышленный шпионаж и прочие вещи, которые в целом не несут вреда человеческой жизни, отец смотрел сквозь пальцы.
Но это единственная необычная сторона нашей жизни. Была.
«Любишь ты отца, девочка», — снова голос, похожий на мой собственный. Потом словно выбивают воздух из легких, свет гаснет и до меня доносятся только чьи-то крики. Кто-то, кто зовет меня по имени…