Не верь, не бойся, не проси...

                    Я в который раз прошелся по небольшому кабинету и зло выдохнул. Не сказать, чтобы был непривычен к приключениям, но… Но не к таким. Крысеныш суетилась внизу, возясь с замком и таская воду, а я тем временем лихорадочно искал документы, попутно наводя в чертовом кабинете хоть какое-то подобие порядка. Пыль и паутину со стен — в мусор. Пол — вымыть. Со стола пыль — смести. Засохшая чернильница — в мусор… Стоп-стоп-стоп, емкости со свежими чернилами я не вижу, так что пусть постоит пока — посмотрим, вдруг срочно понадобится, так хоть водой разведу и напишу как-нибудь…              Вспомнив, что чернилами писать не умею, я все-таки запнул злосчастную чернильницу в мусорное ведро, роль которого выполнил бумажный пакет. Судя по той одежде, в которую была одета Крыська — мы явно не в двадцать первом веке. Хотя… Разве что это какая-то секта. Ну, из новомодных появившихся борцов за единение с природой и отречение от цивилизации. Если это так — то мне надо хватать дочь в охапку и, помня о том, что теперь она мне не помощник — сваливать поближе к обиталищу нормальных людей. Только надо найти документы. Документы, документы, ну где же вы…              Обыск кабинета ничего не дал. Остаток дня я провел за отдраиванием гостиной и «своей» комнаты. Малая возилась в кухне и своей комнате, с коридором я решил разобраться сам и попозже. Каких-либо моющих средств не нашлось, так что пришлось использовать соль, из-за чего на полу остались белые разводы. Неважно. По крайней мере, теперь тут можно жить.              Временно. В этой хибаре я не останусь, потому что если это реально какой-нибудь восемнадцатый век, то зимой здесь придется, мягко говоря, несладко. А у меня теперь на шее ребенок. Черт, как будто в прошлое вернулся на пятнадцать лет назад. Вспомнив, как оказался практически на улице с мелкой на руках, я чуть улыбнулся и тут же тряхнул головой. Нет, вот уж сравнивать меня и этого мужика я не буду сто пудов. У меня ребенок всегда был одет, обут, накормлен и вымыт. И насрать, что воду приходилось таскать из такого же колодца как тот, с которым возится малая, что денег на жратву для себя мне порой не хватало, что приходилось пахать на трех работах, чтобы хоть как-то прокормиться и что в итоге я свалился, чуть не оставив малую сиротой в возрасте восьми лет.              Главное, что я ее воспитал. По своему образу и подобию, куда уж без этого, но по крайней мере — приспособленным к этой жизни человеком. Приспособленным… Мда. Если тут действительно восемнадцатый век, то ни о какой старой работе речи идти не может. Впрочем… Руки у меня из плеч росли всегда, а хорошие строители нужны были во все времена. Не сказать, чтобы я был прямо-таки асом, но пристроиться чернорабочим, чтобы прокормить семью, можно даже в этом времени. А там, глядишь, лет через пять и Крысеныш подрастет. В той, нашей жизни, малый возраст не помешал ей уже в двенадцатилетнем возрасте подрабатывать рукоделием и всякой мелочевкой вроде написания контрольных одноклассникам. Правда, на контрольных ее накрыли и мне пришлось перевести ее в другую школу, хотя вины за собой дочь не признала, да и я за ней, кстати говоря, тоже. Если человек не хочет делать свою работу сам, то он ищет того, кто сделает ее за него. И почему-то на элементарное списывание и простое выполнение работы за других без вознаграждения преподы в их школе глаза закрывали, а как только была выставлена четкая такса с гарантированным положительным результатом работы — так сразу из Крысеныша врага народа сделали.              Думаю… не о том думаю. Документы. Документы. Ну не в толчке же они, правда? Я все еще наивно считаю, что НЕЛЬЗЯ допиться до такого состояния, чтобы непонятно куда засунуть самое важное.              — Нашла! — из кухни донесся голос девчушки. Судя по степени радости в голосе — ей попались документы.              — Что тут у тебя? — бегом преодолев злополучную лестницу, я оказался внизу. Что же, навыки Крысеныша остались при ней — засранная доселе кухня если не сияла чистотой, то была теперь пригодна для жилья и приготовления еды. Кажется, живем. Кхм, а ведь мы действительно живем, хотя ни я, ни Крыска, по идее, выжить не должны были.              «Живем и жрем», — поправил внутренний голос, когда на столе появилась какая-то каша. Постная, даже без растительного масла в качестве заправки, но все-таки еда. Уточнив у Крысы, что каши этой у нас еще мешок килограмм на семь, то есть с голоду в ближайшее время не сдохнем, я принялся есть, параллельно изучая документы. Согласно сим бумаженциям, меня звали Густав Дайе, я должен какому-то незнакомому человеку триста франков и, вдобавок, кажется, я нехило так употребляю. Настолько нехило, что…              Взгляд снова зацепился за Крысу. То есть, я понимаю, что в этом странном маленьком теле каким-то образом находится моя Крыса, но образ сидящей напротив девочки как-то абсолютно не вяжется с выдрессированной наследницей. Вместо развитого физически и умственно человека, который в семь лет уже имел представление о том, что такое бицепс и как влияет его наличие на силу удара какому-нибудь обидчику в челюсть, сейчас напротив меня тощая и явно недокормленная девочка. От моей остались только глаза — светло-голубые, по которым не прочитаешь никаких эмоций. Уж даже не знаю, в кого ей такие достались. Нет — то, что она моя, это без вариантов — ДНК-тест в свое время все подтвердил, но вроде не припомню ни в моей, не в той шалавы родне кого-то с таким взглядом. Зыркнет — и ты, по ситуации, либо в штабель складываешься у длинных стройных ножек, либо наполняешь памперс. Моя школа, что уж там говорить…              Доев (за едой не болтать — к этому я приучил ее еще в три года), я принялся рассказывать ей сводку по ситуации. С учетом того, что та меня слушала, ни разу не перебивая — вдобавок к физически абсолютно дохлому телу прилагается разум моей мелкой.              Из документов мне удалось выяснить свое имя, наше местоположение, дату своего рождения, текущий год и возраст. Не так уж много, но и приятного в итоге вышло мало.              — Значит теперь слушай расклад. Здесь еще нет ни равноправия, ни женской самостоятельности, ни защиты прав представителей твоего пола. Случись что — и виноватой выставят тебя. Ну, сама спровоцировала и все такое. Поэтому от меня ни на шаг и чтобы занялась прокачкой вот этого вот… — я неопределенно махнул рукой на тощее тело задохлика.              Крыса кивнула. Она вообще неразговорчивая. По крайней мере, со мной и о деле. Сам воспитал. Меньше всего люблю чужую болтовню. Если что-то по делу высказать или реальная какая-то помощь с моей стороны нужна — это всегда пожалуйста. А вот так сидеть и говорить я никогда не умел. Объяснить, что нужно, можно, а что нельзя — это да, но для общения товарищей Крысе всегда приходилось искать на стороне. В отличие от меня, у нее с этим проблем не было.              В тот момент, когда я хотел спросить у нее, есть ли вопросы, а заодно поделиться планами на жизнь, в дом ворвались трое. Удар — дверь сносится с петель. Три секунды — и все трое уже в кухне. Мы с Крысой успели вскочить на ноги и дочь, правильно оценив ситуацию, кинулась к дальней стене за моей спиной. Неизвестные оценкой ситуации не занимались — они просто кинулись на меня с ножами. По счастью, к этому тощему и пропитанному алкогольными парами телу в комплекте шли мои рефлексы. То, что одних рефлексов будет недостаточно, я понял, когда, оглушив одного противника, хотел взяться за двух остальных. Щелчок взводимого курка, пусть и такого древнего, я не спутал бы ни с чем. Резко обернувшись, я обнаружил, что один из мужиков удерживает Крысеныша, в то время как второй направил на мою дочь пистолет.              — Густав, нехорошо поступаешь. Долги надо возвращать.              Вот, черт… Долговая расписка, которую обнаружили мы с Крысой. Вот угораздило же нас попасть в такую проблемную, что называется, семью. Сам я никогда не прибегал к услугам ростовщиков и не очень понимал, что именно сейчас делать. То есть, по идее — надо было отдать все деньги до копейки, чтобы избежать преследования. С другой стороны — где я эти деньги возьму вот прямо сейчас, если меня перекинуло в тело алкаша в какую-то хибару, где не то что денег — еды нормальной не водится? Единственный верный способ выбраться, который я видел сейчас — оглушить этих троих, инсценировать собственную смерть и, прихватив Крысу, сбежать куда-нибудь подальше, где и начать новую жизнь честного и ни грамма в рот не берущего человека. Все усложнялось поступком урода с пистолетом. Троицу придется убивать.              Взгляд глаза в глаза Крысе. Перенаправляю этот взгляд на пистолет, который находится за поясом удерживающего ее урода как раз рядом с ее рукой. Будем надеяться, что он заряжен. Если даже нет — девчонке хватит ума врезать врагу между ног, уж этот удар я ей первым делом поставил, как самый действенный и не требующий большого количества физических сил.              Та опускает глаза вниз. Поняла. Все происходит за одно мгновение — я встаю между человеком с пистолетом и тем, кто удерживает девчонку. Рывком бросаюсь вперед, уже предвкушая огнестрельное ранение в случае неудачи. Но мне везет — похоже, от Густава Дайе никто не ожидал столь неожиданно появившейся прыти, поэтому пистолет был выбит до того, как прозвучал выстрел. Свернуть человеку шею не так-то сложно, как может показаться на первый взгляд кому-то, далекому от рукопашного боя. Уже когда чужое безжизненное тело падает на землю, из-за спины доносится крик:              — Не убивай меня! Девочка, пожалей…              Я оборачиваюсь к тому моменту, как «девочка» хладнокровно жмет на «собачку».              — А ты меня? — чуть улыбнувшись, спрашивает она у трупа с развороченным месивом вместо лица. После этого поворачивается ко мне и протягивает пистолет дулом вниз.              Принимаю оружие и, осторожно поставив на предохранитель, снимаю с трупа кобуру. Пропажу одного пистолета, будем надеяться, не заметят. Да и кто тут на пепелище будет что-нибудь искать?              — Может, они исполнители, а главный еще не… — начинает Крыса.              Я киваю. Мысли малой идут в правильном направлении. Может случиться так, что по душу Густава Дайе пришли исполнители. Хотя… Триста франков — это сколько примерно? То есть, в наше время это где-то две с половиной-три тысячи рублей, на эту сумму разве что жратвы нормальной на неделю купишь, а вот что значит эта сумма в данном времени? Ответить на этот вопрос мои собственные знания истории, увы, не могли. Крысу спросить, что ли?              — Банкноты идут от пятидесяти и до пяти тысяч франков. Триста франков… ну, это зарплата обычного человека за три-шесть месяцев в этот период, смотря какая должность и регион.              Кхм. Похоже, у меня появилась своя ходячая энциклопедия. Крыса всегда была девочкой разносторонне развитой — любила и книжки почитать, и фильмы посмотреть самые разные. А я… Я, если честно, не возражал. Когда-то решил, что у моей дочери будет все, чего не было у меня — вот и сдерживал свое обещание, как умел. С учетом того, что большая часть ее увлечений предполагала самообразование — сложностей не возникало в принципе. Разве что английский на курсах изучала, ну да это… Стойте! Иностранные языки!!! Швеция — это… шведский, наверное? Может быть — английский или французский, или какие там еще были в это время более-менее универсальными. Так какого х… Так, я не буду материться при ребенке. Но это очень странно. Сам я только английский и знал. Крис ввиду наших частых переездов могла сносно объясниться на итальянском, немецком, французском и португальском. Верней, она могла назвать на этих языках свои паспортные данные, ответить на простейшие вопросы, спросить у кого-нибудь дорогу и заказать по телефону пиццу. Специально этому ее никто не учил, но когда хотя бы пару месяцев живешь в другой стране, то словарным запасом в несколько сотен слов обзаведешься. Но вот так, чтобы свободно говорить на шведском — этого у нее не было.              — Пап, у меня плохие новости, — пока я искал керосин по всему дому, предаваясь размышлениям о неожиданно возникшем знании незнакомого языка, Кристина успела переодеться в другую одежду, чтобы точно никто на ней кровь не обнаружил, даже если она и была.              — Выкладывай.              — Тридцать четыре на двадцать восемь? — вопросом на вопрос ответила мне она.              Проводя в уме все нужные вычисления, я понял, что она имела в виду.              — У тебя тоже мозги послабей стали? — судя по тому, как она прикусила губу, этот вопрос ее беспокоил.              Ну да, а кого он еще не беспокоил бы? Я — программист. Верней, с учетом той деятельности, которой довелось заниматься последние несколько лет, я — хакер. Пусть даже тут не было еще компьютерной эры, не было места мне с моей… кхм… деятельностью, но хорошо развитые мозги были залогом нормального существования в любом времени, как мне кажется, если это не совсем уж первобытно-общинный строй. И вот — употребление моим аватаром большого количества алкоголя привело к тому, что его мозг, мягко говоря, далек от идеального. Да и тело… Стоит только вспомнить, что я успел обезвредить только одного противника прежде, чем оставшиеся сообразили, что к чему. Крысе повезло больше — она маленькая, а значит — за несколько лет сможет развиться до нужного уровня. Ей даже больше повезло — сейчас выглядит она, как семилетка, но багаж знаний и образ мышления никуда не делись, что дает ей более выигрышную позицию. Я же… Я, кажется, в заднице. Со своим предыдущим телом я мог как заняться какой-нибудь физической работой при совсем уж нужде, так и пролезть куда-нибудь на интеллектуальную деятельность. Но с нынешним телом… Да уж, мне достался, как там в Крыськиных играх говорилось, хардкор. Ничего, выживем.              — Ты — вырастешь, я — выкручусь, не первый раз в дерьме, — успокоил я ее одной фразой. После чего продемонстрировал ей найденную бутылку керосина. — Бери деньги… А, да, у нас же нет денег. Тогда бери…              — Я вот это нашла, — девочка мне продемонстрировала футляр со скрипкой. — Хорошая штука, жалко жечь. Заберем с собой, а? Если не пригодится, то можем продать потом.              Я согласно кивнул. Судя по всему, кроме скрипки, брать нам нечего. Одежды у Густава было только два комплекта, да и у Крысы, судя по всему, столько же. И одежды настолько говенной, что надо будет разжиться при случае чем-нибудь по… Стоп. Взгляд тут же зацепился за трупы. На том, в которого выстрелила Кристина, конечно, кровища, а вот двое других одеты не так уж плохо, а значит — подходящая одежда на меня уже есть. Пока раздевал одного жмурика, обнаружил на его поясе кошелек. Решив проверить остальных понял, как едва не лоханулся. Оправдал себя украдкой скудостью разума аватара. В сумме у нас набежало пятьдесят франков. Да, это были не деньги, но их могло хватить, чтобы убраться из этой деревеньки и прожить первое время. Работу я найду быстро, так что не пропадем.              — Не пропадем, — повторил я уже Крысе полчаса спустя, глядя с пригорка на мечущееся в отдалении пламя. Поправил скрипку за спиной, взял за руку белобрысую девчушку и двинулся в южном направлении. Наш путь лежал в Стокгольм. А дальше… Вообще-то хорошо бы убраться куда-нибудь, где потеплей и уж точно никто меня не узнает… Впрочем, меня и так не узнают уже через пару месяцев. Сложно ведь опознать в нормальном здоровом мужике грязного задохлика-алкаша, верно?              Добравшись до Стокгольма, я занялся претворением своих наполеоновских планов в жизнь. С учетом того, что по жизни я приучился не только строить планы, но и прилагать массу усилий для их выполнения, уже через полгода мои дела пошли в гору.              Вот именно тогда я и вспомнил добрым словом годы работы на стройке и того чертова прораба, который драл меня за ошибки, как сидорову козу, при этом не уставая пояснять, почему я дебил и для чего на самом деле нужно то или иное действие. Все дело в том, что дебилы здесь были если не все, то очень многие. И строительство домов было едва ли не уровне создания глиняных мазанок из говна и палок. Конечно, можно сколько угодно восторгаться соборами и культурными памятниками из этого времени, но ни в коем случае не стоит думать, что так строили повсюду для простых людей. И вполне понятно, почему: трудозатраты были такими, что стоимость строительства порой просто не окупалась. Вот и перебивались местные какими-то хибарами. Вспомнив все полученные практические навыки и теоретическую базу, я в итоге засучил повыше рукава, нашел себе в команду нормальных ребят и, подключив Крысу к выполнению расчетных работ и составлению разной бухгалтерской документации (ну, раз она осталась почти при своих мозгах, то должна от нее польза какая-то быть), взялся за дело. Итоги работы в конечном итоге меня удовлетворили — за последующие два года мы кочевали из города в город и даже — из страны в страну. Таким незамысловатым образом нас в итоге занесло в Перрос-Гиррек. Франция, море… Что может быть лучше моря? Крыса, впрочем, со мной не согласна — один раз попутешествовав со мной на пароме и познав на себе все прелести морской болезни, которая, как оказалось, входила в «базовую комплектацию» этого тела, любые водоемы она разлюбила надолго. Именно по этой причине мы оказались в итоге по разные стороны Ла-Манша.