Не верь, не бойся, не проси...

      Эрик привычно прятался в театре, ожидая окончания репетиции своей теперь уже жены. Подумать только, жены. Уже полгода прошло, а он все никак не привыкнет… Не привыкнет к этим страстным и нежным ночам, не привыкнет к собственной исцарапанной спине и извивающемуся под ним в момент высшего наслаждения женскому телу. Не привыкнет… И с каждым прожитым вместе днем ему все страшней, а этим страхом нельзя поделиться с Кристиной.              Он видит, с какой любовью она смотрит на маленькую Николь. Он помнит, как увлеченно она занималась с маленьким Мартином во время их непродолжительной жизни в Перрос-Гиреке. Он помнит слова дароги, которые тот все-таки выплюнул ему в лицо в момент их краткого разговора тет-а-тет.              «О какой любви и о какой семье может идти речь в твоем случае? Ты хоть понимаешь, что такое «семья»? Или, может, не догадываешься, кто может родиться от тебя, если родится вообще. Рано или поздно она поймет это. Рано или поздно пелена упадет с глаз околдованной тобой девушки. И тогда она уйдет».              — Да ладно? — раздался за стенкой восторженный вопль Кристины. — Кого больше хочешь, девочку или мальчика?              — Мальчика… И девочку. А потом еще или мальчика, или девочку, — Адель, завернувшая в гости к Кристине, сидит в гримерке и за обе щеки уплетает конфеты. — А потом можно еще мальчика или девочку.              — А Рауль что?              — Ну, я ему написала, но сама понимаешь: пока ему письмо придет, пока мне ответ дойдет… В общем, все очень и очень сложно, но думаю, что он все-таки будет рад. Филипп чуть ли не до потолка прыгал.              Эрик почувствовал, как бешено забилось сердце. Вот, началось! Да что же оно липнет так все одно к одному, как снежный ком. Вот только он боялся того, что… Они ведь поженились чуть ли не в один день. При этом мальчишка уже через пару недель отправился в свою экпедицию… Они молодые, им хватило этих нескольких недель, а он… Он ни на что не годится.              В саму теорию того, что проблема может быть не в нем, а в Кристине, Эрик не верил. Вероятность была, но… Но вероятней всего «с гнильцой» именно он.              Утренний разговор с Адель стал первым звеном в цепи событий. В тот же день последовал уход на время со сцены одной из солисток. И все по той же, черт подери, причине! Естественно, что директора вызвали к себе в кабинет трех других девушек, в том числе и Кристину, и распределили между ними роли выбывшего на время сопрано. А когда Полиньи, краснея и заикаясь, тихонько отвел в сторону Кристину и шепотом спросил у нее, когда и она… То, с каким выражением лица она произнесла «Бог нам детей не дает, как видите. Оставим этот разговор»…              Этого Эрик уже не вынес. Она такая… Он ее любит. Она должна быть счастлива. С ним — не будет. Он бесполезен, абсолютно бесполезен. Даже стандартное мужское предназначение выполнить не может… О, а она просто слишком добра к бедному Эрику и не оставляет его… Пока не оставляет…              — О, Кристина… — тихо прошептал он, скользя за ней по темным коридорам оперного театра.              Он слишком слаб. Слишком слаб, чтобы отпустить. Слишком слаб, чтобы уйти самому. Даже мысль об этом причиняем нестерпимую боль. Сколько раз он уже хотел так поступить? Сколько раз хотел уйти, освободить ее от себя.              Снова готовя ужин на двоих, он не может сдержать слез. Слова дароги снова и снова звучат в ушах. Одновременно с этим какой-то другой голос, непонятно кому принадлежащий, начинает говорить ему что-то другое. Слезы льются по лицу, когда этот голос, со временем становящимся все более слабым, безуспешно пытается убедить его, что Кристина запросто могла просчитать и такой вариант, а значит… Но в ее времени люди здоровей и мужчина сорока с лишним лет считается… Как там она говорила? «Припрись в наш пенсионный фонд и скажи там, что ты старый и тебе на тот свет пора — над тобой посмеются и скажут, что на тебе подобных еще полтора десятилетия можно пахать». Да, точно… Она сама родилась у человека тридцати лет. А здесь у ее отца двое детей, а телу Густава сейчас около… пятидесяти. Она могла считать всех такими, но... Но Эрик старая и гнилая развалина, которая ни на что не способна. А Кристина… О, она просто боится его обидеть таким разговором. Она же… Она ангел. Ласковый, добрый ангел.              «Но даже милосердие ангела не безгранично, а доброта небес имеет свойство заканчиваться…»              — Заткнись!!! — Эрик схватил первую попавшуюся тарелку и с силой швырнул ее в стену. Осколки брызнули во все стороны, а этот суматошный, отчаянный жест, словно отнял все силы, заставив мужчину повалиться на колени, нелепо вытянув вперед руки в попытках ухватиться за что-нибудь. Он совсем не ожидал того, что упасть помешают теплые мягкие руки, схватившие его за плечи.              — Не, охренеть просто. Он уже на меня орет. Вышла замуж, называется, — раздался рядом ошарашенный голос Кристины. Повернув голову вправо, все еще не веря своим глазам, Эрик уставился на гору воздушных рюшечек нежно-зеленого цвета, под которыми скрывалось плечо Кристины, к которому он прижался лицом, сдавленно пробормотав.              — Прости… Я не видел, что ты пришла и… Я это не тебе, верней — не с тобой, я…              Сковородка издала угрожающе шипящий звук. Чертыхнувшись, девушка подскочила на ноги, легко увлекая Эрика за собой и усаживая его на кресло. На то, чтобы отодвинуть емкость с огня, выключить, собственно, огонь и начать раскладывать по тарелкам их вовремя спасенный обед у Кристины ушло около минуты. Эрик все это время сидел на стуле и с трудом подавлял слезы. Кристине не нравится, когда он плачет. Он не будет. Не будет…              — Эрик, блин, ты как ребенок… Что опять случилось?              При слове «ребенок» он все-таки не сдержался — сгорбился и спрятал лицо в ладонях. Если плакать беззвучно, то может, она не поймет…              — Ну что, что опять случилось, на что моя принцесса обиделась? — руки перехватывают, силой отнимая от лица. Он пытается сопротивляться, но сейчас почему-то девушка оказывается сильней. — Эрик…              — Я слышал ваш разговор сегодня. С Адель и… И с директором тоже. Вы ведь хотите этого, да? Хотите ребенка, а я… — он всхлипнул и зашелся плачем.              — Просто мечтаю, — елейным тоном произнесла Кристина. — Ведь именно для того я училась и продолжаю учиться, чтобы в итоге похерить свою карьеру на ее пике и похоронить себя под грудой сраных детских пеленок.              Если в начале тирады по сердцу словно резали ножом, то к ее концу Эрик был настолько удивлен и ошарашен словами Кристины, что даже слезы на глазах высохли.              — Это ведь каждая девушка мечтает о том, чтобы порваться до ушей, не спать потом ночами три года, если выживет при этих чертовых родах, а еще…              — Но Эрик думал… Когда вы разговаривали с Адель и тогда, с Полиньи…              — Какой же ты у меня все-таки… — судя по всему, Кристина не произнесла слово «придурок» или другие аналогичные ему по смыслу. Вместо этого девушка села к нему на колени и, непонятно как оказавшимся у нее в руках мокрым полотенцем аккуратно принялась стирать следы слез с его лица. Закончив с этим процессом, она осторожно прикоснулась губами к его лбу и тихо спросила, успокоился он, или ей бежать за графином с водой.              Водой его не поливали уже давно. Да и давно не было этих срывов. Не было ночных кошмаров, не было страха одиночества, страха потерять. Вот сейчас только снова возникло это ощущение, и Эрик сам не мог понять, что ему взбрело в голову и что такое он напридумывал.              — Поясняю по пунктам. Детей я не хочу. От слова «совсем». Верней, поправим: я не хочу обзаводиться ими сама. Если так уж припрет на чикена, то в детдомах полно готовых, можно взять мелкого лет двух-трех и сразу и члена семьи получить, и доброе дело сделать, избавив другого человека от незавидной доли воспитанника местных детдомов. А меня от всего, будь добр, избавь: в ваше время это и для здоровья пиздец как опасно… Вон, на семью Рауля посмотри. Дворяне ведь, причем очень даже небедные, а мама его в родах умерла, такие вот пироги. И нахрен мне эти риски? Молчу уже про то, что в нашем времени можно было бы с тобой под руку заявиться в какой-нибудь медцентр, прогнать на обследовании и определить, является ли твой внешний вид генетической патологией, или нет. Ну, в смысле, передастся ли это твоим детям, или же…              Он рефлекторно потянулся руками к лицу. Но почему-то под взглядом Кристины опустил ладони. То, что она говорила сейчас, не было ни обидным, ни пугающим. Да, они не знают, что у него с лицом. А такой судьбы, как та, что была у него, Эрик пожелает разве что злейшему врагу, а не родному ребенку. И пусть даже у него будут любящие родители, но… Сталкиваться с окружающим миром и каждый раз терпеть от него несправедливое отношение… Он сам часто думал о том, что лучше бы ему вообще не появляться на свет. И пусть с появлением в жизни Кристины все эти мысли сошли на «нет», но… Попадется ли такая Кристина их сыну? А если родится девочка? Для нее такая внешность в их «неравноправном времени», как выражалась Кристина — вообще приговор.              — Тогда почему же ты… Когда Адель рассказала тебе о том, что у нее будет ребенок, ты так порадовалась за нее. Неужели…              — За Адель порадовалась. Слушай, ну у каждого свои представления о счастье. Ну мечтает она о детеныше. Радуется, что детеныш будет. Бегает вон счастливая с улыбкой до ушей. И заметь, в отличие от других представителей нашего с ней пола не начинает мне полоскать мозги в стиле «а ты уже когда за маленьким? Часики-то тикают».              — А директору…              — Нет, ну ты хочешь, чтобы я в нашем гадюшнике открыто высказалась по теме, в каком именно месте я видела это все «щастьематеринства»? Да меня же сожрут с потрохами. И бесполезно, кстати, будет объяснять, что далеко не у каждой бабы на самом деле есть натуральное желание «выполнять свое женское предназначение». Вон, свою мать вспомни.              — У нее была причина меня ненавидеть, — он рефлекторно потянул руки к лицу, но Кристина их перехватила.              — Да неужели? А интересно, у моей тоже была, или как? Очнись уже от этой темы «я во всем виноват». Нет, я бы поняла еще, если бы ты был мелким живодером, который душил животных, или который бы в возрасте десяти лет изнасиловал соседскую девочку, или бы еще какой-то совсем уж трэшак вытворял. А ты просто родился с такой внешностью. И мы опять съехали с темы куда-то не туда. Короче, детей я не хочу. Нет, понимаешь, одно дело — повозиться с Николь и Мартином. Ну, так ты сам видел — сестра и брат у меня адекватные, воспитанные, вещи чужие не ломают, не истерят без повода… Ну, то есть могут где-то побеситься, и свою комнату вверх дном перевернуть, и впаяться куда-то в приключения, но все-таки какие-то рамки соблюдают. А так я тоже, знаешь ли, не с каждым ребенком соглашусь поиграть. Да и чувств теплых каких-то к детям только за то, что они дети, у меня не было никогда. Ну, то есть, когда сестра или брат при условии, что они мне никогда не делали умышленных подлян — это одно. Может, подружусь с детьми Адель и Рауля, но опять же, если они будут нормальными, а не фиг пойми какими. Может, кого-то нормального соглашусь даже под свою опеку взять. Но свой смысл жизни в этом не вижу. Кстати, я это… Ну, ты только не ругайся, просто… — начала лепетать девушка.              — Что случилось, Кристина?              — Да я тут… В общем, это…              — Кристина, не пытайся меня напугать, я уже привык ко всему и ничему не удивлюсь. Что произошло?              Вместо ответа девочка вскочила на ноги и убежала в сторону коридора. А вернулась она с двумя маленькими комочками в руках. Один из них пискнул и, подняв с трудом голову, уставился на Эрика мутными глазами.              — Просто это… Ну, их к дверям театра подкинули, а наши, кто убирает, хотели потопить. Но зачем топить, ведь они же нормальные. Вон, смотри, какие красавцы. Давай их оставим? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Ну, если совсем не ко двору, то я их потом найду, кому отдать в Перросе и…              Смех Эрика эхом отдался от стен помещения. Бережно взяв из рук Кристины маленькие комочки, он задал только один вопрос:              — Ну и как назовем? Сорок кошек, начало?              — Да ну тебя! — губы девушки раздвинулись в усмешке. — Потом определимся. Сейчас надо их покормить и… У нас есть молоко?              Вечером глядя на то, как Кристина аккуратно поит котят по очереди молоком из бутылки с соской, Эрик лишь усмехается. Почему-то в глубине души он понимает — не за горами сценарий «давай оставим у себя этого мальчика/девочку».       

***

      Нью Йорк. 1907 год.              — Твою мать! — разнесся по небольшому пригородному особняку вопль, который следом был продолжен нецензурной тирадой, прерываемой смехом пополам со слезами.              Никто в жизни бы не мог подумать, что автором этого вопля является миловидная светловолосая женщина лет тридцати, которая своими карими глазами внимательно изучала страницу за страницей небольшую книгу.              — Ники, что случилось?! — раздался крик откуда-то сверху. В следующий момент по винтовой лестнице спустилась женщина лет на пятнадцать ее старше. Наверное, ее благочинные сверстницы упали бы в обморок при виде способа, которым этот спуск был произведен — женщина просто уселась филейной частью на перила, по которым и съехала вниз с несвойственной для ее возраста скоростью и одновременно — грацией.              — Я тут, короче, книгу начала читать, пока к вам ехала. Дочитала. Эрику только не показывай…              — И что же это не надо мне показывать? — раздался за их спинами бархатистый голос. Он принадлежал высокому и худощавому мужчине, при взгляде на лицо которого особо впечатлительные люди валились в обморок. Впрочем, обитатели этого особняка поголовно обладали стальными нервами.              — Эм… Ну это… — начала было Николь, пытаясь спрятать от взгляда Эрика книгу.              — Да ладно, что там такое? — уточнила у нее Кристина.              — Знаешь, мне кажется, что тебе это тоже не стоит читать… — внезапно пришла идея в голову женщине, после чего она принялась отступать назад. Но не тут-то было — супружеская чета моментально зажала ее в клещи и протянула вперед руки. Мол, отдавай сама то, что прячешь.              — Я предупреждала, — вздохнула Николь, отдавая книгу сестре.              Хлопнула дверь холла и в следующий момент в гостиную забежали пятеро детей. Самым старшими из них были медноволосые близнецы Элиза и Хильда, воспитанники Эрика и Кристины. Как и подозревал Эрик, десять лет назад Кристина просто вернулась с работы, ведя за руки двух девочек, оказавшихся дочками умершей от болезни коллеги. Дети произвели на Эрика благоприятное впечатление и в итоге они с Кристиной решили, что не будут искать им приемную семью, как изначально планировали, а просто оставят близняшек себе. Благо, что оформить в соответствии с законом удочерение удалось за кратчайший срок и без проблем. Рядом с бойкой Элизой переминался с ноги на ногу паренек на пару лет младше, бывший, по словам Кристины, точной копией Рауля в детстве. Младший сын Адель и Рауля, Ален.              А на диван тем временем примостились еще два ребенка. Николь украдкой улыбнулась своей дочери Анжеле, которая ни на секунду не выпускала из руки ладони двоюродного брата Этьена. Сын Мартина, в отличие от отца, был тем еще сорвиголовой, так что в дуэте Анжи-Этьен главным был как раз-таки младший.              Младшие дети оживленно, хоть и вполголоса, переговаривались друг с другом. Ален явно пытался, судя по жестам, рассказать Элизе об использовании какого-то приема рукопашного боя. Хильда тем временем заинтересованно смотрела на тетку.              — Что сказали? — уточнила она у нее.              — Сказали, что примут, — улыбнулась ей Николь. Преподавательница одного из художественных колледжей пару недель назад пообещала показать работы племянницы одному из коллег. — Так что готовься к вступительным.              — Йес!!! — от вопля Хильды задрожала люстра. Эльза принялась поздравлять сестру, отвлекшись от болтовни с Аланом.              — О, господи, я и не подозревал, что в этом доме может быть так шумно, — фыркнул Эрик. И улыбнулся. Кристина чинно обхватила мужа за руку.              — Так что, пойдем, почитаем, что тут от нас так спрятать хотели? Мелочь, за собой потом поправите все разбросанное.              — Окей! — нестройным хором отозвались дети. После чего Алан тихо спросил.              — А ты споешь вечером? Ты ведь обещала! Папа говорит, что ты зря ушла из театра. А мама вообще не понимает, почему ты это сделала.              — Надоело, — пожала плечами Кристина. — Но для вас вечером спою, уговорили. Но только если после вас в этой комнате будет порядок, все понятно?              — Все-все! — заверил ее Этьен, переворачивая на себя и Анжи большую корзину с игрушками.              Закрыв тяжелую дубовую дверь, супруги оказались вдали от шума гостиной.              — Да, главное, когда в гости приезжает куча детей — вовремя приколотить к потолку все, что жалко, — фыркает Кристина.              — Не жалеешь? — уточняет Эрик. Ему самому кажется ужасно странным и несправедливым, что Кристина покинула сцену. Она сама это аргументировала шуточным «даю дорогу молодым», но… Разве она старая? Да, в волосах уже заметны седые ниточки, но кого из действительно великих певиц это останавливало? Ее голос до сих пор чист и звонок, за ее талант едва не передрались три крупнейших оперных театра Америки, а она просто взяла и оставила свою карьеру на ее пике.              — Эрик. Успокойся, — поднявшись на цыпочки, она прикоснулась губами к его щеке. — Я же сказала — просто НАДОЕЛО. Все. В двадцать лет бегать по сцене было прикольно, и слушать скандалы на репетициях весело, а сейчас уже хочется относительной тишины и покоя. Тем более, отцу как раз нужна помощь с делами здесь, в Америке, так что я, считай, просто сменила род деятельности. Согласись, работать над чертежами здесь, дома, будет намного спокойней.              — Получается, мы с тобой теперь коллеги. Как их там в твоем времени называли… Фрилансеры?              — Они самые. Кстати, в этом году изобретут патефон. Или уже изобрели, но пока что не доложили общественности.              — Это намек на то, что можно готовиться к очередным записям? — усмехнулся Эрик. Они с Кристиной уже выпустили несколько альбомов с граммпластинками, которые разошлись довольно большим тиражом и принесли паре как моральное удовлетворение, так и немалую прибыль от продаж.              — Ну, это как ты захочешь… Я просто проинформировала.              Мужчина и женщина вышли на веранду. Перед этим Дайе поправила на муже плащ, заслужив очередной преданный щенячий взгляд и мимолетное касание губ к своей руке. Устроившись на небольшом диванчике и налив себе сока, Кристина и Эрик принялись за степенное чтение романа с интригующим названием «Призрак Оперы». Впрочем, степенным оно было только первые двадцать минут.              — Что?! Это откуда этот мерзкий журналишка про ту историю с шарфом узнал?! — бесилась Кристина.              — А что, это и правда было?              — Было, конечно. Еще в первое лето, когда мы познакомились. Неважно, в общем.              — Странно. А тут гляди какое внимание этому шарфу уделяется. «Я тот самый мальчик, что спас ваш красный шарф, Кристина». Ко-ко-ко, кудахтахтах, помните ли вы меня, Кристина?!              Эрик рассмеялся.              — Да уж, Рэй тут совсем идиотом каким-то показан, — фыркнула девушка и принялась читать вслух дальше.              — А мадам Валериус? Мадам Валериус-то… Выжившая из ума старушка… Надо профу отправить по почте, может, привлечет к ответственности этого козла за полоскание имени покойной жены… — на лицо Кристины набежала тень. Эрик ободряюще обнял супругу. Он знал, что она не любила такой недостоверной информации о мертвых. Ведь мертвые не могут за себя постоять, а значит — не стоит полоскать их имена в грязи.              Час спустя Кристине пришлось бежать за успокоительным и горячим чаем для мужа. Потому что Эрик не смог без слез прочитать разговор Кристины и Рауля на крыше.              — Ну все, все-все-все, хороший мой, все… — сидя у него на коленях, она гладила мужа по седым вискам и, то и дело прижимаясь губами к его лбу, повторяла снова и снова все те хорошие и теплые слова, которые обычно помогали ему прийти в себя.              — Прости… А ведь знаешь… Вот этот бред… Он ведь даже правдоподобней смотрится, чем то, что было у нас… Чем то, как мы…              Он улыбнулся ей сквозь слезы. Несмело, едва заметно. Лучистая улыбка в ответ и все-таки продолжение чтения.              Момент «кузнечика и скорпиона» уже не тронул душу Эрика. Потому что за пару минут до этого он орал во весь голос и даже разгрохал нечаянно графин.              — Я что, идиот?! Нет, Кристина, ты меня знаешь двадцать семь лет, ты мне скажи: я что, похож на идиота?! По мнению автора, я специально притащил в подвал кучу бочек с порохом?!              — А ты притащил? — Кристина невинно захлопала глазками, с трудом сдерживая смех.              — И ты меня за идиота держишь?! — прогрохотал Эрик. — Нет, ну скажи, этот идиот вообще не понимает, что тот подвал, который был у нас под домом в Опере — это канал для подземных вод?! Он вообще хоть немного изучал свойства пороха? Да там хоть в эти твои презервативы его прячь — отсыреет все к чертям собачьим за пару часов. А там бочки. Бочки с порохом, конечно! И прямо-таки несколько кварталов Парижа на воздух взлетит. Что он скурил?! Где бы я столько пороха взял, я уже молчу, что надорвался бы все это в подвале складировать?! Нет, ну в конце концов, есть различные газы, есть вещества с аналогичными свойствами, но большей устойчивостью к сырости.              — Химик ты мой доморощенный… Надеюсь, у нас в подвале никаких веществ таких не было и нет? — уточнила женщина. — А то я там собралась грибочки маринованные складировать, раз уж Мартин передал целую бочку, но теперь, похоже, буду бояться туда зайти в одиночку.              — А ты и не заходи в одиночку. Я зайду с тобой, — чуть улыбается Эрик. — Продолжаем читать?              К концу рассказа история проясняется. Теперь уже возмущается Кристина. И, кажется, кроме нового графина им понадобится еще новый заварочный чайник, сахарница и три стакана.              — Я убью этого твоего дарогу!              — Он уже умер, Кристина, судя по всему…              — Воскрешу и убью! Нет, ну даже из могилы подгадил… Вот скажи, какого черта вы с отцом его еще тогда не придушили?!              — Меня больше другое интересует, — хмыкнул Эрик.              — Что?              — Даже в Персии я не встречал такой забористой дури, которая давала бы симптомы… — он не договаривает, заходясь смехом. Кристина тут же подхватывает этот смех, стирая с глаз слезы.              — Слышь, Эрик, а прикольно было бы обмазаться какой-нибудь светящей краской, забраться в дом к этому, как его… Леру, и выдать что-то в стиле «как ты посмел тревожить призраков прошлого, бла-бла-бла»…              Они снова смеются.              — Я даже не знаю, что меня больше пугает. То, что в голову моей жене приходят такие идеи, или то, что мне эти идеи нравятся… Но есть одна проблема.              — Это какая же?              — Он живет в Париже. А туда можно добраться, если помнишь, только морем.              — Вот зачем ты напомнил… — вздохнула Кристина, передергиваясь. Судя по всему, в ее памяти еще живы воспоминания о нескольких неделях пути. О, Эрик тоже их до смерти не забудет. Его Кристине было тогда так плохо, а он сидел рядом и ничем не мог помочь. И. несмотря на то, что никаких других способов добраться в Америку не было, он все еще переживал, что его любимой пришлось пройти через этот ад.              — Эй, ну чего опять смурной такой? — женщина взяла его пальцами за подбородок, заставляя поднять голову. Он закрывает глаза и чуть приоткрывает губы, тут же чувствуя, как к ним прижимается чужая теплая и мягкая кожа. Голова привычно закружилась от восхитительных ощущений, душа запела, а за спиной выросли крылья.              Сейчас о том, как он переживал накануне их свадьбы о своем возрасте, Эрик вспоминал со смехом. Странно, но тогда он казался себе таким старым… А ведь Кристине сейчас столько лет, сколько было ему тогда. Неужели она «старая»? Вовсе нет. Да и он сам... В голове Эрика «старость» была тождественна «дряхлости». А они… Словно само время не было властно над Кристиной. А теперь и над ним. В свои семьдесят с лишним он до сих пор сохранил превосходную физическую форму и ясность рассудка. Когда они с Кристиной летом привычно выходили на пробежку, стук падающих челюстей окрестных «бабок» доставлял им обоим немало «лулзов». И, похоже, если бы у них были соседи снизу, то на них бы регулярно жаловались на ночной шум. Но соседей у них не было. И этому они оба были рады необычайно.              После вечернего выступления «для домашних» и занятий музыкой с Элизой, супружеская пара снова сидит на веранде до позднего вечера. Эрик крепко обнимает Кристину, которая улыбаясь, разглядывает мотыльков, летающих вокруг светильника. Приблизиться к самой лампочке и сжечь крылья насекомым не дает сделанный Кристиной абажур.              А они снова обсуждают планы на будущие полгода. Раньше Эрик боялся мечтать, планировать, рассуждать, но со временем и этот страх сошел на нет. Именно поэтому он сейчас принялся уговаривать Кристину согласиться отправиться с ним через месяц на один из местных курортов с весьма живописными видами. Камнем преткновения стали лошади. И только клятвенное обещание Эрика ехать в одном седле с ней и ни за что не отпускать склонило чашу весов в его пользу. Кристина уступила.              Скрипнула дверь. На веранду выскочили двое детей. Анжи и Этьен не заметили двух взрослых. Мальчик привычно обнял свою старшую на год кузину и принялся что-то ей объяснять.              — Да не бойся ты! Эти пансионы не так страшны, как их малюют. Ты, главное, помни: никому не верь, ничего не бойся, никого не о чем не проси, а если полезут, то бей сразу в нос. Ну, или меня зови. Я ведь живу совсем рядом, а в лицей только через год, так что и времени полно, и драка с уважительной причиной — это дело.              — Так-так, юный сэр, и чему же ты учишь свою кузину? — чуть хмыкнула Кристина. Мальчишка повернулся к ней. А Эрик снова поразился тому, насколько чудная эта штука, генетика. Только у этого ребенка были чудесные ледяные глаза, так похожие на глаза Кристины. Видимо, все-таки этот взгляд достался его жене и ее племяннику от предков Густава.              — А чего? Все правильно я ее учу! А то поверит еще всяким там «добрым феям», «ангелам», «добрым людям», а нам потом ее из беды вытаскивать!              — Неправда! Тетя Крыся поверила Ангелу и с ней все было очень хорошо! — возмутилась Анжелика.              Кристина опустилась на корточки перед девочкой.              — Согласна. Некоторым можно верить. Но потом. Когда они докажут, что действительно ангелы, феи и эльфы, а не бармалеи какие-нибудь. А бармалеев надо лупить. Или звать того, кто отлупит. И помнить наше правило.              — Не верь, не бойся, не проси, — повторила Анжелика. — Я помню, тетя. И верить никому не буду. Ну, кроме своих и кроме тех, кто докажет, что доверия достоен.              Дети убегают. Кристина снова садится на колени к Эрику, а мужчина привычно обнимает супругу за талию.              — Кстати, надо будет эту книжку Адель показать. Проржется хоть. Она ведь послезавтра приезжает, да? — Кристина принялась загибать пальцы на правой руке, что-то высчитывая.              — Да, послезавтра, — улыбается Эрик. — Жалко, что Рауля из-за этого чертова шторма еще две недели ждать. А я уже соскучился по нашим шахматным партиям.              — После ваших шахматных партий приходится заново набивать опустевший бар, — подначила его жена.              — Каюсь, каюсь, виноват. В следующий раз обязательно куплю напитки сам, чтобы не пришлось бегать за два дня до Рождества, — он снова целует пальчики Кристины, а та отвечает ему улыбкой и нежным поглаживанием по голове. Идиллия прерывается в тот момент, когда взгляд Эрика падает на часики Кристины.              — Два часа ночи… Вот скажи, как мы умудряемся так засидеться?              — А что такого… — жена зевнула, сворачиваясь в клубочек у него на груди.              — Ничего, если не считать того факта, что нам обоим надо завтра встать в семь.              — Блин… — Кристина хлопнула себя ладонью по лбу.              — Да-да, завтра кое-кто будет просить себя пристрелить, потом зальет в себя литр кофе, потом вспомнит, что кофе на него не действует и всю дорогу до города будет дрыхнуть…              — А кое-кто задрыхнет рядом и мы едва не проспим момент прибытия, — отбила подачу Кристина. Они снова улыбнулись друг другу, после чего Эрик легко поднял супругу на руки и направился в сторону спальни.              Завтра ему предстоит очередной насыщенный событиями день. Впрочем, последние двадцать семь лет жизнь у него была на редкость насыщенная и… счастливая? Заслужил ли он такое счастье? Может быть и нет, но кого это волнует. Главное, что свое счастье, это хрупкое светловолосое существо, обхватившее его шею руками и счастливо что-то щебечущее, он не отдаст никому. Никогда.