***
– Хеён! - Противный голос вырывает его из тумана мыслей, заставляя вздрогнуть, чудом не роняя поднос. - Мать твою, вредный мальчишка, когда ты собираешься работать?! Я плачу тебе не за простой! Хозяин небольшого кабака, в котором он работает фактически с того самого вечера, как очнулся впервые, был в высшей степени отвратительным мужчиной. Видевший ванную лишь раз в полгода, и то, если посчастливится. Тучный, с пальцами-сосисками и в засаленном фартуке, которому лет, как и ему самому, далеко за пятьдесят, не меньше. Именно он подобрал бездомного, беспамятного мальчишку и дал ему кров, еду и работу, за которую, на самом деле, не платил ни гроша, но твердой, пыльной постели и постного супа с булочкой дважды в день хватало с головой. – Но ведь никого нет! - мальчонка резонно замечает, окинув пустую таверну взглядом, и горланя в ответ не менее громко, чем сам мужчина минутой ранее. И без того не самое популярное заведение в их городке с такой же разбавленной выпивкой, как и везде, хоть и более-менее сносной едой, пьянчужки обседали только к вечеру, когда рабочий день был позади и совершенно не хотелось возвращаться домой к крикливым женам, или в дом, где их никто не ждал, если дом вообще был. Проблемы всегда было проще залить алкоголем. – Это еще не значит, что у тебя нет работы! Вымой чёртову посуду! - мужчина горланит еще более раздраженно, наверняка брызжа слюной на весь стол в комнатке, не по праву называемой кабинетом. Спорить не приходится и, отбросив тряпку на барную стойку, мальчонка скрывается за скрипучей дверью кухни, где уже через пару минут слышится грохот посуды. Хеён никогда не считал себя послушным мальчиком, отчего-то ему всегда было чуждо послушание, и это, кажется, было с ним с глубоко детства, хоть он и не помнил ничего до того вечера, когда Мину – владелец таверны, нашел его валяющимся на земле у собственного заведения. То ли сердце скупого торгаша все же вздрогнуло, то ли сам мальчонка казался непозволительно жалким. Совсем еще ребенок, лет семи-восьми на вид, не больше, он лишь лежал и смотрел в небо, мелко дрожа от холода. Он не выглядел как беспризорный, он даже не выглядел как бедняк в чистой, явно выглаженной одежде, лишь немного испачканной от падения. Его волосы были чисты и аккуратно подстрижены, и даже то, как он ел, просто кричало о хоть каком-нибудь воспитании. Вот только мальчик ничего не говорил, а на все вопросы отрицательно качал головой. Он не помнил ничего. Абсолютно. Грязная, тесная комнатка и такая же безобразная кровать показались ему чуть ли не маленьким раем, когда мужчина, уложив его в свою постель, тепло укрыл и наказал спать, заодно приводя мысли в порядок, чтобы вспомнить хоть что-то и скорее вернуться домой. Но следующим же утром по всей стране прогремело известие о восстании в королевском дворце, гибели правителя и его жены вместе с маленьким наследным принцем. В живых осталась лишь пожилая королева, которой и предстояло вернуть покой в страну. Но вскоре воцарившаяся безработица и пробравшаяся сплошь и рядом нищета дали понять, что мальчонку вряд ли кто решится искать. Не в это столь тяжелое время. Еще совсем крохотный, беспомощный, он лишь старательно перемывал всю посуду на кухне, чтобы хоть как-то отблагодарить мужчину, спасшего его от верной гибели, голода и жестокости улиц.– Ты хоть имя свое помнишь, малец? - Тогда прошло не больше недели пребывания мальчики в этом месте, но он так и не проронил ни слова, так ничего и не вспомнил, и Мину понимал: все это дело не пары дней, и мальчику нужно место, где он сможет вернуть себе все воспоминания о свой жизни. Тот лишь отрицательно качнул головой, стыдливо опуская взгляд в пол, и испуганно вздрогнул, когда широкая ладонь накрыла его макушку, ероша и без того встрепанные волосы. – Я буду называть тебя Хеён, будешь помогать мне в таверне, пока не вспомнишь, откуда ты такой нашелся и не отправишься домой. Понял? - Мальчонка лишь радостно улыбнулся и согласно закивал.
С того дня прошло чуть больше десяти лет, ему уже около семнадцати, и хоть он не знает этого наверняка, именно так привык думать из года в год, накидывая себе еще один именно в тот день, когда Мину подобрал его у своего кабака. Так ему проще, и нет ощущения, словно его вовсе не существует, без настоящего имени, настоящей даты рождения, настоящей семьи, он придумал почти все, чтобы чувствовать себя настоящим, таким же, как и все другие. – Хеён, мать твою, ты там утоп что ли? Сколько можно возиться с чертовой посудой? - Голос мужчины приводит мальчонку в чувство, вырывая из таких приевшихся мыслей, что из раза в раз уносят его в прошлое, в те дни, когда он снова начал обретать жизнь. – Да сколько можно орать, ты думаешь, если сам оглох на одно ухо, то и другие тебя не слышат? - он горланит в ответ не менее громко, откладывая последнюю тарелку в шкаф и вытирая руки. – Я начинаю скучать по тем временам, когда ты не мог сказать и слова, и только кивал каждый раз, как тебя звали, - уже куда спокойнее отзывается мужчина, заходя на кухню и окидывая взглядом вымытую начисто посуду. – А вот я нет. Даже если я был немым от рождения, твои вопли заставили мой голос прорезаться, просто чтобы сказать: «Иди к черту, мерзкий старикан!», - самодовольно хмыкает мальчонка, поворачиваясь к Мину и деловито скрещивая руки на груди, зная, что ему ничего не будет за такие откровения. – И так ты благодаришь меня за то, что я тебя приютил, неблагодарный мальчишка?! - воет мужчина почти обиженно и бросает в того засаленную тряпку, что звучно ударяется о стол в полуметре от изначальной цели, заставляя Мину чертыхаться, а мальчонку смеяться в ответ на это. - Немедленно иди в зал, поганец, пришли первые посетители. Хеён охотно вылетает из кухни, пока в него не полетело что-нибудь еще, при этом довольно хихикая. Зал уже порядком ожил, и завсегдатаи уже по привычке обсели излюбленные столики, громко о чем-то переговариваясь. – Мину, прекрати донимать нашего Хеёна, на нем держится вся твоя пивнушка! - довольно весело отзывается один из посетителей, стоит только заметить, как шустро в зал влетает сам мальчонка, а следом ковыляет слишком уж недовольных владелец, занимая свое место у барной стойки. – А как же, может на нем и вся страна держится? - недовольно хмыкает тот, хоть легкая улыбка трогает губы мужчины. - Он и так уже мне на шею сел да ножки свесил, маленький наглец. Мужчины громко смеются и лишь благодарят мальчонку, что так привычно вертится юлой между столиков, расставляя огромные кружки с пивом. Все они привыкли к шумному, крикливому мальчишке, худому как тростинка, но умеющему постоять за себя, да и как иначе в таком-то месте. – Да если бы не он, у тебя бы и половины этих посетителей не было, - фырчит уже заметно поддатая девица, которая, как и все, пришла сюда в поисках работы на ночь, не редко находя таковую. – Ну конечно, ладно бы у него хоть сиськи были, еще куда ни шло, а тут-то, - уже привычная перепалка и очередная шутливая претензия о том, что в такие места только ради девчушек и ходят, а уж ради чего приходят сюда для Мину до сих пор секрет. Это длится до глубокой ночи, когда даже самые выносливые уже обтирают столы щеками, а многие и вовсе ушли на своих двоих, чтобы получить очередную встряску от жен. Мальчонка же лениво вертится между столами, протирая и утаскивая посуду на кухню, чтобы с утра перемыть все, ибо сегодня просто нет сил. Мину выглядит не менее устало, но все равно находит в себе силы за шкирку вытащить на улицу парочку слишком ужравшихся, выпинывая их прочь под весьма несуразные эпитеты. – Иди ложись, завтра утром закончишь, - тянет мужчина и, проходя мимо лениво вытирающего очередной столик мальчонки, ерошит волосы того. – Угу... - Тот громко зевает и, потянувшись, выставляя худые ребра на показ, поплелся в комнату, что за столько лет стала ему родным домом. Все та же постель, такое же потрёпанное годами белье, но все равно самое родное из того, что он помнит. Мужчина не заставляет себя долго ждать, не менее уставший, он нагоняет того через пару минут, грузно падая на соседнюю постель, которую пришлось раздобыть, стоило только понять, что мальчонка задержится здесь надолго. – Мину-у, - тянет Хёен, стоит только мужчине перестать шевелиться. Тот почти внятно мычит что-то в ответ, но даже не думает размыкать глаза. - Знаешь, мне иногда кажется, что я что-то вспомнил… Мальчик тянет совсем тихо, почти шепчет, словно наибольший секрет, а после тишину нарушает очередная волна копошения. Мужчина поворачивается лицом к нему, пытаясь в темноте разглядеть мальчонку, чтобы понять, всерьез ли он, или это очередная дурацкая шутка, но рассмотреть одно маленькое личико в темное, спрятанное в волоке одеяла, крайне трудно. – И что же ты вспомнил? - Мину и впрямь заинтересован, хотя, скорее, обеспокоен ведь тон, которым Хеён все это говорит, совсем не походит на шутливый. – Это… сложно объяснить… – Тоже мне, много пользы от твоих воспоминаний, - фырчит Мину, перебивая того, даже не дослушав мальчонку до конца и укладываясь на спину, заставляя постель вновь скрипеть. – Мне иногда снятся сны… - Хеён словно и не замечает чужого фырчания, до того привыкший к нему и вечному напускному недовольству. - …я не помню лиц, но помню теплые объятия, и мне кажется, это была моя мама… А еще я помню песню... - задумчиво тянет мальчик, прикрывая глаза и тихо что-то урча себе под нос без слов, лишь мотив, что так часто являлся ему во сне. - Ее пели перед сном, когда я не мог уснуть… - тихо шепчет он и, повернувшись на бок, смотрит на тучный силуэт мужчины в постели. - А еще я помню собачку… – Собачку? - мужчина все же отзывается на слова, давая понять, что все же слушает его, хоть и не подает виду. - В смысле, псину? – Нет же, собачку, - уперто повторяет мальчонка и мягко улыбается, прикрывая глаза. - Она совсем небольшая, низенькая, и у нее маленький хвостик… знаешь, вот как у зайца, а еще острая мордочка и рыжая, жесткая шерстка… - он тянет мечтательно, настолько ласково, что мужчина невольно поворачивает к нему голову, пытаясь рассмотреть лицо. – Как у королевы что ли? Эта рыжая мочалка, которую она вечно таскает за собой… - Мужчина усмехается, впрямь находя схожести в описании с маленькой королевской псиной. – Да… наверное да… - неуверенно шепчет Хеён, вспоминая, как выглядит «рыжая мочалка», как назвал ее Мину. - Они похожи… – Так что ж это… может ты у нас королевич? - хмыкает мужчина, глядя в потолок. Это кажется несуразицей, откровенно смешным, а с другой стороны… это было бы хорошо – окажись мальчонка и впрямь принцем. Он попал бы в хороший дом, хорошую семью, и его ждало бы большое будущее, а не та дыра, что светит ему сейчас. – Старый дурак, - отчасти смущенно бурчит Хеён, - просто собака была похожая, чего сразу королевич, сколько ты думаешь таких собак в мире... – Спи давай, пока по ушам не нащелкал, утром тебя ждет грязная посуда, - хмыкает он и показательно отворачивается, давая понять, что больше не собирается говорить о таких глупостях. Хеён лишь вздыхает в ответ на это и сам отворачивается к окну, глядя на темное небо и в очередной раз прокручивая в памяти все эти странные сны. Песня, теплые объятия, собачка… Все кажется таким уютным, домашним, настоящим. Не таким настоящим, как затхлый кабак и Мину, но все же. – Эй, мелкий, - слышится уже сонный голос мужчины из-за спины, в ответ на который тот отзывается вопросительным мычанием. - Вспоминай скорее что-нибудь еще и шуруй к своей собачке, нечего мне на шее сидеть. Мужчина бурчит лениво, недовольно, и, возможно, такие слова могли задеть кого бы то ни было, но только не Хеёна. Мальчишка еле заметно улыбается, кутаясь сильнее в одеяло. Он знает, что как бы тот не бурчал и не называл его нахлебником, он успел привыкнуть к вредному мальчишке, почти полюбить, заботясь о том как только мог себе позволить, хоть сам он никогда этого и не признает. Мину заменил ему отца.***
Утро встречает его приятной утренней тишиной и шелестом листвы. Солнце только поднималось над горизонтом, лаская холодными лучами кожу мальчонки, что, чуть подрагивая от прохладного ветерка, вертелся вокруг бочонка с чистой водой. Та казалась ему ледяной после долгой ночи, ведь даже не смотря на то, что днем было до изнеможения жарко, ночи все еще были холодными, и вода успевала остыть, обжигая светлую кожу колкими иголочками холода. Смочив в воде небольшой кусочек мыла, что время от времени не без труда Мину доставал специально для него, Хеён недолго повозился, намыливая себя почти не пахнущим, желтоватым кусочком, тут же пряча его в небольшую коробочку, которую мужчина выменял у кого-то… опять для него. Кожу слишком холодило от легкого ветра, и, собравшись с духом, он опрокинул на себя бочонок с водой, тихо пища от холода и, отряхнувшись от воды, пулей полетел в помещение, на ходу сдергивая с двери ткань служащую полотенцем. Быстрее натягивая на себя одежду, чтобы согреться, он в первую очередь плетется на кухню, так как там его еще ждет работа, оставшаяся с ночи, и лучше бы закончить ее до того, как проснется Мину, чтобы не слушать очередные возмущения, хоть это и бессмысленно – тот всегда найдет повод, чтобы быть недовольным. – Хеён, ты проснулся? - Мужчина сообщает о своем пробуждении громким криком, когда посуда уже вымыта, а небольшая кастрюлька томится на плите, источая вполне аппетитный запах. Мужчина усаживается за барную стойку и чуть улыбается, когда из кухни выплывает взъерошенный, свежий мальчонка с двумя тарелками в руках, что звучно становятся на стойку. – Ты просто золотце, - мужчина тянет настолько довольно, принюхиваясь к похлебке, что не может сдержать улыбки в предвкушении вкусного завтрака. – Совесть бы имел, старик, может до вечера спать будешь, а всю твою пивнушку я один тянуть буду? - фырчит мальчонка, садясь рядом и беря ложку, принимается за свой честно заслуженный завтрак, следом получая легкий подзатыльник и очередное бурчание. – Помалкивай-ка лучше и жуй, - уже более громко тянет Мину, отправляя первую ложку супа в рот и тихо мыча от пекущего ощущения горячего бульона. – Сегодня выходной, так что народ привалит с самого утра, тебе будет чем заняться вместо обеда. Хеён и сам это прекрасно знает и не тратит лишнего времени, запихивая в себя всю тарелку супа. Дождавшись появления кухарки, он скрывается за дверью их с Мину комнатки, перебирая свой небольшой запас одежды в поисках чего-нибудь полегче, ведь день обещал быть жарким. Находя посеревшую от времени, но ухоженную льняную рубаху со шнуровкой на вороте и чуть укороченным рукавом, он не без труда впихивается в узкие из плотной ткани брюки. Теперь он во всеоружии готов к рабочему дню. – Хеён, черт бы тебя побрал, посетители! - во всего горло вопит мужчина из зала, заставляя мальчонку закатить глаза и кричать в ответ приевшееся «да иду я!». Для большого количества людей еще слишком рано, но пара столиков уже занято все теми же завсегдатаями и парой новых, пока не знакомых ему людей, что предпочли забиться в дальний угол, тихо о чем-то переговариваясь. Уже привычно скользя между столиков с повязанным на бедрах фартуком, мальчонка ловко перетаскивал кружки с пивом и тарелки с закусками и похлебкой, шутливо отбиваясь от привычных уже придирок и комплиментов несуществующей груди, размера третьего, не меньше, пока не ловит на себе взгляд пары мужчин, забившихся в самый угол. Он логично рассудил, что те, наверняка, только его и ждут, чтобы сделать свой заказ. Посетители выглядели слишком прилично на первый взгляд, уж для такого-то заведения тем более. Один был в костюме тройке, второй же, одетый чуть проще, в брюки, так похожи на брюки самого мальчонки, и рубаху с чуть потрепанным пиджаком поверх. Тем словно не доставало наглости крикнуть на всю пивнушку, как это делали привычные Хеёну посетители. – Чего желают почтенные господа? - Маленькой юлой оказавшись у столика, мальчонка лучезарно улыбается и тихо шмыгает тонким носиком, окидывая взглядом одного мужчину, а после и другого, замечая, что тот, второй, хоть и был одет куда проще, вид отчего-то, имел куда более приятный, и взгляд на нем невольно задержался, скорее из любопытства, ведь нечасто в захудалом кабаке встретишь симпатичного, с приятной внешностью мужчину. Здесь все куда ближе по виду к владельцу заведения – грязные, потрепанные жизнью и совершенно не заботящиеся о себе. Ответа так и не последовало, что мальчонка заметил не сразу, слишком увлеченный изучением посетителя, и осознав это, он решительно поднял взгляд на мужчину, только теперь понимая, почему ему не ответили. Его самого изучали столь же пристально. От этого враз сделалось как-то неловко, почти стыдно, но Хеён, стараясь не выдать собственного смущения, натянул широкую улыбку, как можно обаятельнее растягивая уголки губ. – Ну так что будем… – Тебя как звать, парень? - его бесцеремонно перебивают, заставляя лишний раз вздрогнуть, удивленно распахивая узкие глазки-щелочки и утыкаясь тонким пальчиком себе же в грудь, так и спрашивая «меня-то?» и получая на то короткий кивок. – Хеён… - звучит озадаченно и даже чуть растерянно, словно он и сам сомневается в собственном имени, но то, что происходит дальше, заставляет и вовсе удивленно распахнуть рот. – Хеён, а ты не хочешь стать принцем?