Они думали, мы упадем.. Часть 2.

Автор — Будешь?! — с улыбкой спросил Вульф, вертя в руках бутылку дорогущего элитного виски. Теодора, которая гордо восседала в его кресле, лишь сдержанно кивнула. Скажите, наглость, когда человек без предупреждения заваливается к тебе в кабинет и занимает твое почетное место. Вот Вульф тоже так считал, за такую самодеятельность он обычно казнил всех своих таких чересчур обнаглевших сотрудников. Но ведь это Теодора, ей можно всё. — Почему ты мне не сказала, что Алиса выжила? — поинтересовался Колчин. Ему, и правда, необходимо было знать это. Как выяснилось, Загорская его внучка, и как бы странно это не звучало, Риттер искренне переживает за неё. Лиса, это ни Андрей и ни Надя, которые всего лишь клоны его дочери, она родная, его плоть и кровь. Только вот сама девушка даже не подозревает, что в её жилах течет чистая арийская кровь. Но и это ненадолго. — Зачем? Один раз ты уже чуть её не угробил. — Ни одна мускула на лице Клавдии не дрогнула. Выражение её лица было непроницаемо. Казалось ни одной эмоции у этой женщины не вызвал вопрос Владлена. Однако в голосе явно слышалось раздражение. — Это моя внучка. И я в отличие волнуюсь за её жизнь. — Вообще-то я тоже стараюсь заботиться о ней. — Кажется, слова Раубер зацепили Вульфа. Да, он винил себя в смерти Алисы, но сейчас оказалось, что она жива, это чувство пошло на убыль. А Теодора всячески пыталась напомнить ему об этом. — Правда? — С иронией сказала Сафронова. Колчин уже вновь хотел возразить, но это несносная женщина снова его перебила — Тогда зачем притащил ее в компанию? — Владлен удивленно вскинул брови. — Ты имеешь что-то против? — Да, я не хочу втягивать сюда своих близких! — Уверенно ответила женщина. Услышав это, Вульф усмехнулся. — А как же Николай? Алексей? — Николай Барышников — сын Владлена Петровича и Клавдии Владимировны, брат-близнец Анастасии Загорской. Алексей его сын, старший брат Таси Барышниковой. — Во-первых, они мужчины. а, во-вторых, делают они это только по собственному желанию. А Алисе, как я знаю, ты лапшу на уши навешал. — Колчин тяжело вздохнул и залпом выпил стакан виски. Алиса — хороший работник, и этим всё сказано, он не может вновь её потерять. — Успокойся, в том, что Алиса работает на нас, нет ничего такого. С ней ничего плохого не случится. Тем более Вадим всегда с ней рядом. — Не боишься, что частое общение с Уваровым, поможет вспомнить то, что она вспоминать не должна. — Нет, Вадим здесь только в качестве телохранителя. Я запретил ему и на пушечный выстрел к ней подходить. — Теодора ухмыльнулась. Неужели Владлен, и правда, думает, что для Вадима запрет на неприкосновенность к Лисе что-то значит. — Думаешь, им это помешает.? — Колчин непонятно пожал плечами, ведь сам не был уверен, что это сработает. Вдруг в дверь кто-то тихонько постучал. Пара неоднозначно переглянулась, прекрасно понимая кто это может быть. — Войдите! — воскликнул Вульф, и дверь медленно с противным скрипом начала открываться. Алиса Меня внимательно разглядывают две пары глаз. А я лишь неотрывно смотрю на женщину, сидящую в кресле. Она как всегда одета строго и со вкусом. Черный костюм идеально сидит на ней, впрочем ничего удивительного. Даже сейчас, когда ей почти семьдесят, спина у неё ровная, держит осанку. Глубокие морщины ни чуть не портят её лицо, а лишь придают какого-то непонятного шарма. При виде меня на её губах появляется холодная полуулыбка. Глаза бледно-голубые, почти прозрачные, орлиный взгляд. Смотрит на меня с высока, несмотря на то, что в данной ситуация я стою намного выше её. Да, это она. Определенно она. Моя бабушка Сафронова Клавдия Владимировна. Женщина, которая с детства воспитывала во мне такие качества, как гордость, высокомерие, неприступность, ответственность за свои поступки. Я терпеть не могла, когда родители на каникулах отправляли меня к ней в особняк. Моя бабушка — человек старой формации. Дисциплина в ее доме была даже в мелочах. Завтрак, обед, ужин по расписанию, но к этому мне не привыкать, ведь в Логосе тоже самое. Но с тем, что каждый день два часа отводится на бальные танцы, три на изучение языков, в частности немецкого и латыни, а после чтение художественной литературы, никаких развлечений, игр, в них нет абсолютно никакой необходимости, строго раз в неделю во вторник званый обед, который посещают такие же скучные старички, как моя бабушка, я смириться так и не смогла. Последний раз я видела её чуть меньше года назад, на похоронах Валерии. Больше мы не встречались. Кажется, этой женщине не нужна семья. Она живет в какомто своем мире, у неё есть бизнес, за который она искренне переживает. Но ни с детьми, ни с внуками Клавдия Владимировна не поддерживает никакого общения, лишь изредка поздравляя с праздниками и спрашивая «как дела» для галочки напротив столбика «хорошая бабушка». И сейчас она сидит в кресле напротив меня и медленно потягивает виски из стакана. Рада ли я её видеть? Скорее нет, чем да. Если учесть, что в данный момент мы находимся в главной лаборатории Ингрид в кабинете самого Риттера Вульфа, бабушка по-хозяйски развалилась в его кресле в то время, как сам Колчин скромненько стоит рядом. И что это может значить? Только одно — моя бабушка одна из них. Судорожно пытаюсь вспомнить сотрудницу с таким именем, как Клавдия Владимировна, согласитесь оно довольно редкое. Но как на зло, на ум приходит только одно, Теодора Раубер — Клавдия Ситникова. От этой догадки в глазах темнеет. Но я прикладываю все силы, чтобы не хлопнуться в обморок прямо здесь, в кабинете Владлена Петровича. Ведь тогда я провалю всю операцию. — Бабушка? — удивленно спросила я, продолжая внимательно разглядывать женщину, ища хотя бы одно отличие от настоящей Клавдии Сафроновой. Но не нахожу, потому что их нет. Затаив дыхание, жду ответа, больше всего желая услышать: «Нет, Алиса, ты меня с кем-то перепутала.» — Неужели признала. — Я проглотила ком, застрявший в горле. Значит Ситникова это её девичья фамилия, поэтому я сразу же ничего не поняла. Самое главное — не плакать. Только вот мой организм меня не слушается, и в глазах уже собираются слезы. Закусываю губу и перевожу вопросительный взгляд на Колчина, прося чтобы он хоть чтонибудь мне объяснил. Он же, заметив это, прочистил горло и поспешил выполнить мою просьбу. — Алиса, это Теодора Раубер. — чувствую как ноги подгибаются. Еще чуть-чуть и я упаду. Сжимаю волю в кулак, чтобы не рухнуть. Сердце вновь разбивается на мелкие осколки. Опять. Почему? Как же я устала от того, что жизнь постоянно поворачивается ко мне пятой точкой. Эта боль течет по венам вместе с моей кровью. Черт! — моя давняя знакомая и одна из основателей компании Ингрид. Для тебя же Клавдия Владимировна, бабушка. — Бабушка? Не уверена, что еще когда-нибудь смогу её так называть. Дальше всё идет как в тумане. Чай, непринуждённая беседа. Но кажется ни Вульф, ни Раубер не замечают, что напряжение в этой комнате превышает все нормативные показатели. Отвечаю на стандартные вопросы, при этом стараясь искренне улыбаться. Но выходит не очень. Противно. Постоянно поглядываю на часы. Хочется просто встать и убежать куда угодно, лишь бы подальше от этого места. Я внучка Раубер. Эта информация просто не укладывается в моей голове. — Как там Кристина? — очередной вопрос из её уст, как пуля в грудь. Вижу, что спрашивает только из-за вежливости. Ей плевать на меня, на Крис, на нашу семью. Сейчас, когда я знаю всю правду, ей нет никакой необходимости притворятся. Впрочем она это и не делает. Так и хочется сказать что-нибудь колкое в ответ, но нельзя. Секунда, и в моей голове зарождается вполне вежливый и краткий ответ, но он мне и не понадобится. Потому что через несколько мгновений в моем кармане вибрирует телефон. «Вадим». Недолго думая, сбрасываю вызов. Не хочу сейчас с ним говорить, вообще ничего не хочу. Только бы выбраться отсюда. — Извините, мне пора в школу. Уроки. — я измученно улыбнулась. — До свидания. — поднимаюсь с дивана. — До свидания. — Бабушка обнимает меня на прощание. — Будь осторожна. — На автомате киваю и пулей вылетаю из кабинета. Бегу на немыслимой скорости по коридорам подземелья. Странно, но слез нет. Скорее всего шок. Я не могу поверить в то, что видела несколько минут назад. Как такое возможно вообще? Пытаюсь понять её. и не могу, совсем ничего не получается. Бабушка. Значит она всё знала. И про аварию, в которой я чуть не погибла, может быть она её и подстроила. И про Леру, ведь это Ингрид виновата в её смерти. Ненавижу! Вылетаю из камина, даже не удосужившись позаботиться о том, что меня никто не должен видеть. Плевать! Эмоции сменяют одну другую. Про таких как я говорят, в состоянии аффекта. Да, именно так. Я совсем не соображаю, что делаю. Пелена перед глазами и хаос в голове мешают мне трезво мыслить. Бегу в одном из коридоров, где живут учителя. А вот и она!! — Ты всё знала, да? — смотрю на Тамару прожигающим взглядом. Женщина непонимающе хмурится. — О чем ты? — руки трясутся. Хочется достать пистолет и перестрелять всю школу. — А я, Томочка, о моей бабушке! — кричу я. Плевать на конспирацию, плевать. Я не в состоянии контролировать себя. Только не сейчас. Вижу на лице Славиной ужас, чуть позже растерянность. Значит знала! — Я не понимаю, о чем ты! Лиса. — при упоминании уменьшительно-ласкательной формы моего имени чисто рефлекторно морщусь. Это имя осталось в моем не очень счастливом прошлом. — Что случилось? — А то ты не знаешь! — из глаз начинают катиться слезы. И, если честно, на душе немного легче. Но обида на Славину всё так же душит. — Моя бабушка Клавдия Сафронова на самом деле Теодора Раубер. И ты знала и молчала. Молчала, твою мать! — Света качает головой. А я лишь нервно усмехаюсь. — Не *би мой мозг! Я вижу тебя насквозь! Почему вы ничего мне не рассказали? Ведь дед тоже всё знал. — Определенно знал. я уверена. — Мы не хотели делать тебе больно.! Ты и так не очень оправилась после смерти Леры. — Заткнись! Не смей. — воскликнула я и в гневе ударила кулаком по стене. — Ты бы не выдержала такого удара. — Я ухмыльнулась. Я сильная, я всё выдержу. — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! Что еще я не знаю? Что вы от меня скрыли? Может быть еще моя мама работает на них. — А что это вполне может быть. Ведь она дочь Теодоры Раубер. Но ведь мама не такая. Хотя бабушка для меня была тоже неким идеалом нравственности. — Отвечай!  — Нет, твоя мама не в курсе. Ты должна понять, мы не хотели, чтобы всё так получилось. — оправдывалась Тамара. Я вздохнула. — Что здесь происходит? — слышу уверенный голос позади. Чтобы понять кто это, мне даже не нужно поворачиваться. Ведь только она имеет привычку лезть в чужие дела. — Ничего. — расталкиваю по сторонам Славину с Мальцевой и забегаю в свою комнату, сильно хлопая дверью. Останавливаюсь около зеркала. Оттуда на меня смотрит чудовище. Волосы небрежно разбросаны по голове, лохматая, как кикимора. Слезы водопадом текут по щекам, вытираю их, лишь сильнее размазывая макияж. Под глазами черные круги, тушь, подводка — всё потекло. Выгляжу как панда. Глаза красные, сосуды полопались от стольких слез. Всхлипываю. Терпеть не могу плакать. Ведь плачут только слабаки, а я не такая. «Такая. Ты слабая забитая в себе девочка за маской сильной и независимой девушки.» Нет. Это неправда. Нет. Нет. Снова что-то накатывает. Буря в душе топит все мои корабли. Прежде чем мой мозг говорит, что такое делать нельзя, от злости кулак со всей силы летит в зеркало. От удара стекло вдребезги разбивается, а зеркало срывается и падает на пол, раскалываясь на мелкие осколки. Скатываюсь по стене и сажусь на холодный пол. Чувствую адскую жгучую боль, смотрю на свой кулак. В кожу впились множество осколков, кровь ручьями бежит из ранок, скатываясь на пол. Слезы перестают литься из глаз. Я полностью успокоилась, ни всхлипываний, ни рыданий, ничего, пустота. Душевная боль уступает место физической. Господи, что со мной происходит? Что я творю? Сорвалась из-за какой-то ерунды. Хотя дело далеко не в этом, и я это прекрасно понимаю. Я устала от всего, от всех. Любому роботу хоть изредка нужна перезагрузка, чтобы отдохнуть, выпустить свои эмоции, всё, что накопилось внутри за это время. А накопилось там не мало, взрыв был неизбежен. И я взорвалась. Поднимаюсь на ноги, шатаясь из стороны в сторону, иду в ванну. Аккуратно достаю осколки из-под кожи, закусывая губы от сильной боли. Из аптечки вытаскиваю перекись водорода и обрабатываю рану, из которой по-прежнему сочится кровь. Мои странные способности к регенерации, которые иногда так нужны, вновь меня подводят. Глубокие, серьезные раны, в особенности пулевые, заживают как на собаке, когда обычные синяки и царапины могут затягиваться и исчезать часами. Достаю бинт и делаю себе перевязку, иначе люди не поймут, с чего бы это вдруг обычная с виду учительница технологии ходит с разбитыми в кровь костяшками рук. А так скажу, что просто поранилась, хотя на самом деле так и есть. Дальше работаю над лицом и головой. Расчесываю волосы и собираю их в высокий хвост. Смываю всю косметику и заново пытаюсь замазать весь этот кошмар. Только вот опухшие и красные от слез глаза не скроешь, видно, что плакала. От лишних вопросов мне скрыться. Надеюсь, у людей найдется хоть какое-то чувство такта, чтобы не совать свой нос в чужие проблемы. Смотрю на время. Через пять минут обед. Живот бурчит. Кушать хочется, аж жуть, слона бы проглотила. Стресс дает о себе знать. Так надо успокоится и перестать принимать все неприятные события так близко к сердцу. А то так и до нервного срыва недалеко. В столовой как обычно бурлит активная жизнь. Проголодавшиеся после уроков ученики сидят за столами и, так сказать, утоляют свои потребности, при этом не забывая общаться между собой, громко кричать и шутить. Этот шум ужасно раздражает, но в то же время и немного успокаивает. Останавливаюсь около раздаточного стола, выбирая себе, что бы съесть. Мой выбор падает на легкий салат и суп. Надо хоть иногда питаться, как человек. Вдруг чьи-то руки легли мне на плечи, а я от страха чуть не опрокинула на себя суп. Медленно поворачиваюсь, уже знаю, кто стоит сзади. Только у этого человека есть дурацкая привычка меня пугать. Как я и думала, напротив меня стоит довольная рожа и широко скалиться. Но увидев меня, ухмылка с его губ тут же слетает. Глупо было полагать, что он не заметит. Кто угодно, только не Вадим. — Алис. — он хотел что-то сказать, но кажется передумал. Гордый, не хочет показывать то, что он переживает за меня, волнуется. Но я это и так вижу. — Я тебе звонил. Ты не брала. Что-то случилось? — Я мотнула головой. Хочется кому-то рассказать, поделиться, да просто поплакаться в жилетку. Кому угодно, лишь бы стало легче. Но только ни ему, ни Вадиму. Я не могу, не должна, хоть и хочу этого больше всего на свете. — Извини, я не слышала. — Я попыталась улыбнуться, но получилось как-то криво, и Вадим это заметил. Я уже хотела продолжить движение в сторону столика учителей, но Уваров остановил меня, схватив за локоть. — Что с рукой? — спросил Вадим, заметив мою перебинтованную ладонь. — Поранилась. — со растерянной улыбкой ответила я. Вадим аккуратно дотронулся доладони, на что я невольно поморщилась. Осторожно и даже как-то нежно он снял бинт. Как я и думала рана уже успела затянуться, поэтому сейчас мне вновь придется разыгрывать спектакль. — Как это так? Как вообще такое возможно? — растерянно прошептала я, смотря широко распахнутыми глазами на костяшки пальцев, где совсем недавно были глубокие царапины от осколков. Вадим усмехнулся. — С Ингрид всё возможно. У тебя есть способность к регенирации. Ты не знала? — Я покачала головой. — Все твои раны в частности и от огнестрельного оружия будут затягиваться за пару минут. Вот только выстрел в голову и сердце, тут уже ничего не поможет. — Уваров развел руками. — А откуда у меня эта супер-способность? — Этот вопрос уже давно меня интересовал. АТамара тогда толком ничего не объяснила. Вадима мой вопрос ввел в тупик, он напрягся, что было видно невооруженным глазом. Может зря я всё-таки спросила? — Колчин провел тебе операцию. Я сам лично таскал тебя в подземелье. — Я поежилась. На сколько я знаю, операция на регенирацию довольно сложная, и я просто напросто могла погибнуть от аллергической реакции. И сейчас как-то больно осознавать, что твой любимый человек принимал непосредственное участие во всем этом. — Ты тогда чуть не погибла. — с грустью сказал Уваров — На следующий день у тебя началась аллергия на какой-то из препаратов, который вколол тебе Колчин, поднялась огромная температура. — Кажется, я поняла, когда мне делали эту операцию. В тот день мне и, правда, было очень плохо. Жар, озноб, тело будто налили свинцом, я даже несколько раз теряла сознание. А Вадим тогда бегал туда сюда, переживал. — Но тогда Вульф передал какуюто вакцину. Мы с Тамарой вкололи тебе её, и тебя вроде бы отпустило. Заметив то, что его рассказ меня совсем не тронул, да и настроения у меня сейчас совсем не было хоть как-то реагировать на его слова. — Всё хорошо? — я сглотнула и опустила глаза в пол. Он хочет знать правду, я не могу ему ничего рассказать, но и врать Вадиму я тоже не хочу. Как всё запутанно. — Всё в порядке. — парень недоверчиво на меня посмотрел — Правда. — как можно убедительнее сказала я, но видно было, что он всё равно не поверил. Ну, что же, пусть мучается в догадках. Я вырвала руку из его, развернулась и потопала к столу. — Лис. — И тут меня вновь прошибло током. Уже второй раз за день меня называют этим именем. Сговорились что ли. Но дело не в этом. Ведь Вадим впервые за то время, что я в школе назвал меня ни Алисой и даже ни Алисой Владимировной, а просто Лисой. А я и забыла, как ласково и нежно звучит это в его устах. Я вновь повернулась и вопросительно посмотрела на Вадима, старательно делая вид, что только что ничего не произошло. Но ведь это не так? Нет, просто мы стали еще ближе друг к другу, невольно, неосознанно, но стали. — Если что моя жилетка всегда к твоим услугам. — Замечаю, как блестят его глаза при этом. Интересно я тоже выгляжу такой да сумасшествия счастливой, когда он рядом? На губах появляется широкая улыбка, только вот на этот раз искренняя. Черт, я похоже нашла своё лекарство от депрессии. Автор Алиса сидит за столом в окружении учителей и ковыряется в тарелке с салатом. Антидепрессант? Нет, она ошиблась. Он как наркотик, сначала хорошо, потом начинается ломка, а позже зависимость. И она уже давно на него подсела. Пыталась бросить, завязать, но не получилось. Он нужен ей как воздух. Зачем? Хотя бы чтобы жить, ведь без него она задохнется. Но ведь он здесь, он рядом. Сидит сейчас напротив и неотрывно смотрит на девушку. Что чувствует Вадим? Правда, хотите знать.? То же самое. Когда она рядом, но ты не имеешь возможности ни обнять, ни поцеловать, да, просто прижать к себе и больше никогда не отпускать, будто ты просто падаешь в бездну под именем «Лиса» и задыхаешься от безысходности. Два человека, одна беда. Кажется, три слова, и их жизнь круто изменится, они, наконец, сделают друг друга счастливыми. Но нет, они будут ждать, играя в какую-то неизвестную миру игру, издеваясь друг над другом, ломая, причиняя боль. Что же делать? Когда-нибудь этот спектакль закончится, а актеры в порыве страсти обязательно стянут друг с друга эти никому не нужные маски, а сейчас остается только, стиснув зубы, терпеть эту невыносимую близость. Разве не этого она хотела? А он? Запутались. Опять. Снова. Но не всё еще потеряно, а за свое счастье нужно бороться. Но в их случае всё намного сложнее. Ведь бороться они должны ни с теми, кто вдруг решил посягнуть на это их «счастье», и даже ни друг с другом. У них есть общий враг. И чтобы быть счастливыми, они должны победить. Либо всё, либо ничего. другого попросту не дано. Алиса, кажется, даже не замечает на себе пристального взгляда парня, впрочем так оно и есть. Вадим же напротив пытается понять, что произошло, кто довел его девочку до слез. Ведь она не сказала и не скажет. Характер. Значит он должен сам во всем разобраться. Только вот это невозможно. Она уже давно не открытая книга, ни для кого, даже для него. Когда же ты так изменилась девочка? Та боль в твоих глазах. Откуда? Фальшивая улыбка?! Ведь её тоже раньше не было! Только вот он тоже изменился, и больше не тот милый парень-одноклассник и первая любовь. Но где-то внутри они всё те же. Но чтобы увидеть это нужно приглядеться. К слову сегодня мисс Загорская явно пользовалась огромным вниманием. Ведь помимо Вадима на девушку постоянно кидали взгляды еще некоторые учителя за столом. И конечно же не трудно догадаться, кто. Тамара и Полину. Если же последнюю просто мучало банальное любопытство, то Славина и правда переживала за племянницу, чувствовала себя виноватой. Хотели как лучше, а получилось как всегда. Она рано или поздно должна была об этом узнать, и этот момент наступил. — А какое сегодня число? — внезапно спросила Вера, которой только что на телефон пришло какое-то сообщение. — С утра было 26. — с улыбкой ответила Елена Сергеевна. Некоторые учителя синхронно обратили свои взгляды в сторону Загорской. Но та даже их не заметила. Алиса была так глубоко в себе, что не слышала ни вопроса Веры, ни ответа Крыловой. — Алис. — позвал её Поляков, но та даже не подняла на него глаза — Алиса Владимировна. — Девушка вздрогнула и подняла немного испуганный взгляд на коллегу. Снова она выпала из реальности. Похоже это уже потихоньку входит в привычку. Причем вредную. Нужно срочно от неё избавляться. — А вы ничего не забыли? — брюнетка растерянно покачала головой, пытаясь вспомнить, что же такое она могла забыть. Может отчет какой-нибудь не сдала? Хотя с этим проблем вроде не было. — Просто, если бы ты не забыла, то определенно не сидела бы сейчас с такой кислой миной. — Все учителя за это время успели заметить, что с девушкой что-то происходит. То она улыбается во все 32 зуба, а то сидит и сверлит стену невидящим взглядом. Её определенно что-то гложет. Только вот что именно никто даже не пытался поинтересоваться. Ведь всё равно не скажет. — Виктор Николаевич, не говорите загадками. — терпение Загорской было на исходе. Она уже перебрала все возможные варианты у себя в голове, только вот так и не нашла подходящего. Что же такого важного она могла забыть? — Какое сегодня число? — Алиса удивленно вскинула брови, искренне не понимая к чему этот дурацкий вопрос, и задумалась. — 26 января. А что? — девушка нахмурилась. Виктор тяжело вздохнул. Забыть про собственное День Рождение еще постараться нужно, похоже у этой девушки это получилось. — А завтра какое число? — Загорская раздраженно выдохнула, наконец поняв к чему ведет завуч. Она прекрасно помнила, что завтра ей стукнет 21, только отмечать этот праздник у неё не было абсолютно никакого желания. Лиса надеялась, что никто о ней и не вспомнит. — 27. Да, ничего я не забыла. Прекрасно помню, что завтра постарею на целый год. — «Ага, и еще на целый год стану ближе к смерти.» — про себя добавила Загорская. Вадим же незаметно усмехнулся. Старость?! Ей это не грозит, если сейчас в 20 лет она выглядит на 18, а то и 16, лучше любой старшеклассницы. К слову Уваров же напротив помнил, что у Лисы завтра День Рождение, в отличие самой виновницы этого торжества, и даже уже успел купить подарок, надеясь, что с потерей памяти её вкусы остались всё те же.  — Ладно, я пойду. Всем приятного аппетита. — Алиса поднялась со стула. Ей не хотелось участвовать в их светских беседах, слушать от женщин, что 21 — это самый прекрасный возраст. Может быть, но только не с её жизнью, когда каждый день может стать последним. — Алис, подожди пожалуйста. — Тамара умоляюще посмотрела на девушку — Нам нужно поговорить. — Но Лиса была непреклонна. Сейчас она просто хотела побыть одна, а этот разговор может и подождать. — Боюсь, мне это не надо. — отрезала она и вылетела из столовой.