mental wounds always hurt the most
Первый раз Джоша произошёл не с Тайлером. Это само по себе было странно, и никак не укладывалось в его подростковом мозгу, но он сжимал зубы и продолжал то, что начал. В тесной комнатке общежития старшего брата одного из его школьных приятелей, которая катастрофически нуждалась в уборке, как эмоции и мысли Джоша. На другом конце света, за чёртову тучу километров от родного Чилликоти. С парнем, не беспокоящемся о том, чтобы облегчить партнёру задачу, наваливаясь на него всем телом, так что из груди Джоша вырывались хриплые попытки вдохнуть. Тот парень, разумеется, воспринимал их по-своему, гаденько ухмыляясь и продолжая вбивать Джоша своим двухметровым телом в хлипкий раскладной диван, подлокотник которого опасно хрустел под шеей Джоша. По крайней мере, это не был его позвоночник. В сознании Джоша первый план занимали задёрнутые шторы и затхлый воздух, и, когда парень (Джош уж точно никогда не вспомнит, как его звали) склонялся над ним, влажно и часто дыша ртом, казалось, будто он облизывал пол под ковром, пропитавшимся дешёвым вином и водой из пепельницы. Джош прикладывал максимум усилий, чтобы его не стошнило прямо там. В тот момент он уже знал, что никогда не поселится в общежитии, да и вообще в одном жилом пространстве с кем-то столь же неряшливо-омерзительным. Когда парень наклонился к губам Джоша, он лишь мазнул по ним своими. Мазнул, потому что Джош уворачивался, подставляя шею. Уворачивался, потому что поцелуи были тем, что предназначалось для очень близких людей. Они были личными, чистыми, почти святыми. За всю жизнь Джошу хотелось поцеловать только одного человека, но он потерял его много лет назад. А потом потерял ещё раз, уже навсегда. И тот момент навсегда остался внутри него тромбом из мёртвых нервных клеток.**
После громкого скандала с родителями, в котором Джошу удалось убедить их вернуть его обратно в США, он остался жить в доме старых знакомых семьи, наотрез отказавшись завершить обучение ни в Кливленде, куда перевели по службе отца, ни, где бы то ни было ещё. Он никогда не оставлял надежды однажды встретить Тайлера на улице или за прилавком Папы Джонс, где подрабатывал, чтобы накопить как можно больше денег на предстоящую самостоятельную жизнь в большом городе. Третий год старшей школы был последним шансом для них с Тайлером, затем Джош пообещал себе покинуть Чилликоти и не возвращаться без острой необходимости. Окончив школу, Джош перебрался в Колумбус, где получил однушку в общежитии главного университета штата. Джош так и не определился с предметами изучения, но с его высокими оценками, ему удалось заполучить не только комнату без соседей, но и разрешение на gap-year, с документами, лежащими в ящичке ожидания в столе ректора.**
Первой ступенью было самостоятельное существование без материальной поддержки родителей. Джош мысленно поставил галочку напротив, даже не улыбаясь. Это было его обязанностью больше, чем мечтой. Второй — свинтить из родного городка, где половину прохожих нельзя было назвать незнакомцами, и почти никого из знакомых — друзьями. ..Псевдопопулярность в школе в статусе новичка, только вернувшегося из Франции, оставила годы унижений позади. Вначале девушки, а после и парни, пытались флиртовать с Джошем на переменах, изредка получая натренированную фальшивую улыбку в ответ. В романтическом смысле это никогда не срабатывало, потому что эмоции Джоша были закупорены надёжно и так далеко, что он и сам порой боялся забыть пароль к этому сейфу, но с точки зрения банальной подростковой физиологии он оставался слабее природы. Он всегда был слабее чего-то или кого-то. Однако теперь на колени обычно опускались перед ним. И Джош постоянно гадал, что заставляло их делать это. Может, панковатая внешность, контрастирующая с тем, что скрывалось внутри, и выступающая своеобразной защитой-обманкой. А большего и не требовалось. В старшей школе все покупались на яркую обёртку, и в этом смысле Джош был одним из наиболее желанных батончиков в автомате. С постоянно меняющимся цветом волос и мелькающими то в носу, то в губе, то в брови (но никогда не во всех трёх местах одновременно) колечками смирилась и школьная администрация и родители, с которыми всё же приходилось раз в неделю разговаривать по скайпу. Поразительная успеваемость и искренняя заинтересованность Джоша в учёбе покупали взрослых. И на свободе от их запретов он выстроил себе комфортный образ для существования в течение всей старшей школы.. Третью ступень Джош не осмеливался озвучивать даже в мыслях, позволяя ей вертеться неоформленным потоком внутри, потому что её исполнение выходило за пределы возможного. Она была неразумно наивной, детской, сродни мечте иметь силу одного из рейнджеров или Халка. Однажды Джош выкрасил волосы в зелёный и забил целую руку кроной дерева, а цель номер три так и не стала ближе. Секс с французом-баскетболистом был отчаянной попыткой попробовать что-то новое, а единственный раз, когда Джош проявил какую-то инициативу, ответно опустившись на колени перед мальчишкой с тёмными волосами и знакомо вздёрнутым носом, он не почувствовал ничего. В его волосы зарывались чужие руки, чужой голос стонал его имя, чужие бёдра находились в некомфортной близости от его головы. Вся ситуация была настолько неестественной и пошлой, будто прошлое решило пошутить, а Джош по обыкновению даже не засмеялся, потому что не понял юмора. Мальчик кончил и, окутанный блаженством, не заметил бегущих по щекам Джоша слёз. Осознание, что он сам доставил кому-то удовольствие, не помогло, наоборот, Джош чувствовал, будто предавал что-то. Даже если этого чего-то больше не было. И, если честно, не было никогда.**
Первый раз Тайлера был куда хуже. Калейдоскоп мерзких, грязных слов, ударов, неудавшихся попыток сопротивления, злого оскала, кусающего его губы в кровь, сорванного голоса и содранной на локтях и коленях кожи. Звуки, достойные быть саундтреком к малобюджетному, любительскому фильму ужасов, который много ночей, словно сериал, крутился на экране его подсознания наяву и во снах. Это событие оставило такой отпечаток, что в течение ближайших лет он даже не пожимал руку при новом знакомстве. Тайлер так и не смог пересилить себя и рассказать о произошедшем матери или учителям. А единственный друг, который у него был когда-то, находился в неведомом ему месте, возможно, прожигая свои шестнадцать с кучкой отвязных крутых ребят. Почему-то Тайлеру всегда представлялась такая картинка: счастливо улыбающийся Джош и по-доброму приобнимающие друг друга за плечи и смеющиеся друзья вокруг. В его воображении стеснительный кудрявый мальчик преодолел все страхи и препятствия, и окружающие ценили его, так что возвращаясь домой, вместо синяков он прятал под толстовкой засосы и шоколад на 14 февраля. Тайлер позволял себе думать об этом несбыточном хорошем иногда, не имея возможности убедиться в своей правоте, но после каждого погружения, приходилось всплывать на поверхность реальности и решать задачки со своим психическим здоровьем, которые были куда сложнее ненавистной математики. Насилие не доставляло ему никакого удовольствия, но он учился драться, отрабатывая удары на бетонной стене в одном из пустырей в паре кварталов от дома, методично уничтожая костяшки до черноты. Ещё он практиковался в беге, что нравилось ему куда больше и спасало из опасных ситуаций заметно чаще, чем кулаки. Обычно достаточно было парочки чётких ударов и ловкого побега через изученные днём и ночью переулки с внутричерепной картой расположения всех заборов, которые можно было преодолеть, подтянувшись на руках, и тупиков, из которых не было выхода. Тайлер избегал всего: уличных потасовок, баскетбола, родителей — пока, едва окончив школу, не оказался в кем-то брошенной квартире, на окраине города с пустющими карманами и желудком. С такой всё ещё не пустой головой. Он чудом не связался с наркотиками, а потому возможность шагнуть назад каждый день висела стикером на стене перед его совестью. Но в итоге Тайлер устроился кассиром в дряхленький супермаркет, а по выходным подрабатывал на барахолке, впаривая хипстерским искателям древностей вещи втридорога. Хоть сколько-нибудь приятное будущее ускользало от Тайлера, как и желание его обрести. Казалось, все нервные окончания в его теле онемели, погрузив Тайлера в состояние, походящее на нескончаемое отхождение от наркоза. Но он не был из тех, кто обращался за помощью, поэтому годами не навещал семью и не заводил друзей, изредка дрочил в душе, пока картинки из прошлого не уничтожали весь настрой, а по утрам готовил пережаренные тосты под цвет кофе и издредка баловал себя хлопьями, заливая их тёплой водой. Однажды вечером он переходил дорогу на перекрёстке со сломанным светофором, в арсенале которого был только мигающий жёлтый..**
История закончилась до банального глупо: Джош оказался его доверенным лицом, которому позвонила медсестра, чудом отыскавшая его мобильный по каким-то неведомым справочникам. Джош сорвался в больницу так быстро, как только мог. Размытый из-за дождя пейзаж, проносящийся за окном пойманного на дороге автомобиля на протяжении шестидесяти четырёх минут, остался в памяти лишь фоном. Прибежав к палате, он уткнулся порозовевшим носом в стекло, уже не пытаясь зайти внутрь, потому что взгляд Тайлера, на пару мгновений сфокусировшийся на его лице, потух, заставив прибор рядом с ним однолинейно запищать. Кровь отлила от лица Джоша, и молодой практикант, проходивший мимо, обеспокоенно на него обернулся, но Джош так и не потерял сознание. Он потерял намного больше, чем это. Докторам даже не пришлось бороться с пришедшим слишком поздно <родственником>, они лишь отвели его к сидениям в комнате ожидания, оставив рядом медбрата, чтобы убедиться, что Джош не натворит глупостей. Только несколько часов спустя, когда оцепенение начало постепенно сходить на нет, прокладывая дорогу разъедающей боли в груди Джоша, он понял, что не видел в больничном комплексе никого из Джозефов. Но теперь ему не у кого было спросить о том, что между ними случилось.