Густой туман застилает глаза, мешая разглядеть то место, где он находится. Он оборачивается на каждый звук. Холод пробирает до костей, сковывает, мешает здраво мыслить, словно мозг покрылся корочкой льда, не пропускающей ни единой мысли в его голове. Зрачки мечутся, отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь. Его веки прищурены и, несмотря на холод, футболка влажная и липнет к телу. Опускает взгляд на босые ноги, под которыми мокрая листва. Делает неуверенные шаги в неизвестность. Шорох. Оборачивается, но все также ничего не видно. В разум ударяет осознание, что здесь нет ни единого звука, даже собственные шаги не слышны. Тишина. Абсолютная. И тот шорох, что он услышал был единственным звуком. Идет быстрее и не замечает, как ступает в лужу, на секунду опускает взгляд вниз, но не останавливается и поднимает голову, чтобы быть начеку. Быстрым шагом идет, надеясь выйти из тумана, который, к его счастью, редеет. Бежит, ступая по влажным листьям. Выбегает из тумана и сердце трепещет радостью и облегчением, а губы трогает легкая полуулыбка. Но неожиданно это чувство пропадает, когда он буквально чувствует чужое присутствие. Он предпочитает стоять на месте и не двигаться, будто от этого возникшая проблема исчезнет. Поняв это, он оборачивается назад и сердце пропускает удар, отдаваясь эхом. Темный силуэт, который становится с каждой секундой отчетливее. Оно переходит на бег. Он пятится назад, а потом и вовсе срывается с места, хватаясь за надежду убежать. Но когда оборачивается, чтобы понять, как далеко — или близко — это нечто, не видит ничего. Нервно выдыхает. Не знает радоваться ему или бояться. Решает бежать, пока может. Поворачивается и встречается взглядом с ним. С его чёрными, словно бездна, глазами. Они, можно сказать, засасывают внутрь себя, в свои самые тёмные опустошенные уголки сознания. Сутулая спина. Отвратительное лицо. Изуродованное тело. Неопрятные редкие волосы сползают червяками. Гниль. Оно полностью пахнет ею. От этой вони хочется вывернуться наизнанку, а живот скручивает от рвотных позывов. Он стоит на месте, сглатывая жидкость во рту. Его будто бы парализовало. Ему сложно пошевелиться, он просто чувствует, как оно вбирает все жизненные силы, глядя прямо в глаза. Кончики пальцев подрагивают от нервозности. Смотрит в его глаза и прерывисто дышит. Оно протягивает костлявую руку, по его телу проходит дрожь, когда оно вцепляется в его запястье, царапая кожу жёлтыми когтями.
Светлая вспышка, словно выкидывает из сна в реальность. Резко распахивает глаза, всасывая воздух в легкие сухими, потресканными губами. — Стайлз, — хриплый голос зовет парня, пытаясь вывести из состояния транса, но он смотрит куда-то в стену моргая мокрыми веками. Крепкая рука сжимает плечо, а карие глаза заглядывают в напуганные — такие же карие — глаза Стилински. — Стайлз, посмотри на меня. Алек пытается достучаться до парня и кладет свою ладонь на впалую щеку парня, разворачивая к себе. Водит большим пальцем по скуле, пока Стилински не оставляет попыток сосредоточить своё внимание на любой части лица Лайтвуда. — Дыши, Стайлз, дыши, — не переставая, словно мантру, шепчет Алек. Это привычное дело. Каждую ночь Стилински вот так подрывается с постели и судорожно глотает воздух. Каждую ночь Алек успокаивает его. Лайтвуд перемещает ладонь на шею парня и прижимает его ближе к себе так, что они смотрят неотрывно друг другу в глаза, прижатые лбами. — Ты здесь, со мной. Ты это понимаешь, Стайлз? — обеспокоенно спрашивает парень, но не получает ответа. — Стайлз? Каждую ночь Стилински говорит, как сейчас: — Я в порядке… Правда, Алек… — так же тихо шепчет брюнет, накрывая ладонью пальцы Лайтвуда и сжимает, чтобы ощущать его рядом. Это помогает. Так он чувствует себя, на самом деле, в реальности. Он устало выдыхает и прикрывает болящие глаза, под которыми разместились синяки. — Сейчас только четыре утра, ложись спать, — Лайтвуд делает попытку уложить его, но Стайлз отрицательно качает головой: — Я не усну… Алек кивает и сжимает губы в тонкую линию. — Тогда я сделаю чай, да? Тебе ведь нравится чай с мятой? Стилински нехотя отрывается от Алека, выпуская его ладонь из руки, когда тот встает с кровати, не дожидаясь ответа, дабы пойти на кухню. — Я сейчас, Стайлз, сейчас. Стайлз сжимает пальцами переносицу тяжело вздыхая. Зарывается пальцами в волосы больно оттягивая и покачивается, согнув ноги в коленях и поставив на них локти.***
Когда Алек слышит тихие шаги около двери, он переводит свой взгляд на источник шума, коим является Стайлз. Он тихо и вяло шаркает ногами по паркету — Я бы принес туда, не обязательно было подниматься. Стилински проходит на кухню и становится напротив Алека, опираясь копчиком на столешницу. Его руки сложены на груди, а глаза прищурены. — К счастью, подняться я могу, — говорит с усмешкой на губах. — Это просто проявление заботы, Стайлз. Не будь идиотом.«Я знаю и я так благодарен тебе за это, Алек».
Но парень молчит, продолжая наблюдать за Лайтвудом. К слову, тот уже разворачивается на пятках и протягивает горячую кружку Стайлзу, сжимая губы в тонкую полосу. Тот принимает чай и Алек отчетливо видит, как его руки дрожат. — Тебе нужно сходить к врачу, Стайлз, — нет, это не звучит как предложение, это констатация факта. И, если он собрался заставить этого упертого барабана обратиться к врачам, он сделает это. — Я в норме, — кратко отвечает Стилински и отводит взгляд в сторону, жуя нижнюю губу. — Я слышу это не в первый раз и что мы имеем в итоге? Ты просыпаешься в поту с дрожью в теле, Стилински, — он обращается к нему по фамилии. Это значит только одно — он серьёзен и не отступит ни за что. — Если я сказал, что со мной всё нормально, значит, это так, Алек. Мне не нужны врачи, — шипит сквозь зубы Стайлз и, отвернувшись от парня, упирается взглядом в стол, с громким стуком ставя кружку с мятным чаем на его поверхность. Стилински вообще не понимает, зачем он ему. Лайтвуд складывает руки на груди, как сделал это не так давно Стайлз, и начинает нервно притопывать ногой. — Стайлз, это не нормально. Тебе нужна помощь, — он подходит ближе уже с нотками мольбы в голосе. Его рука касается напряженной спины Стилински, начав массировать, чтобы расслабить. — Я просто волнуюсь, Стайлз. Он, чёрт возьми, просто боится за него. Он не хочет потерять его. Не хочет, чтобы тот вот так отворачивался. Не хочет видеть, как тот мучится. Ему больно смотреть на синяки под глазами, на впалые щёки и острые скулы, на бледное лицо, усыпанное милыми, сводящими с ума, родинками.«Знаю».
Он не может смотреть, как тот страдает, как недосыпает. Его внешний вид приводит в ужас. Алеку больно видеть его таким. Больно видеть, как он во сне сжимает пальцами простыни; как его тело покрывается испариной. Больно видеть, как Стайлз лихорадочно трясётся во сне; и самого его вялым от недосыпа. Больно, потому что он не может ни чем ему помочь в эти моменты. Мышцы Стилински расслабляются и он выдыхает, прикрывая глаза. — Хорошо, я схожу, — он сдаётся под натиском парня. Разворачивается лицом к Алеку, который уже положил руки на талию Стайлза, притягивая к себе. Губы Стилински холодные и сухие. Алек накрывает их своими, касаясь невесомо. После уже посасывает верхнюю губу, а затем нижнюю. В ушах бьёт кровь, сердца вылетают навстречу друг другу. Приятное тепло проходит по телу, зудом отдаваясь в конечностях. Стайлз запускает длинные пальцы в короткие, темные волосы Лайтвуда. Он чуть наклоняет голову, чтобы тот мог глубже проникнуть языком и сплести их. Стайлз отрывается, чтобы глотнуть воздуха и заглядывает в карие глаза Алека. Который, судя по взгляду, уже начинает заводиться. Дальше поцелуев и ласк у них никогда не заходило, но с каждым разом сдерживаться труднее. Стайлз оставляет поцелуй на уголке губы Алека и пальцами уже задирает футболку того, стараясь потянуть вверх. Лайтвуд качает головой, желая оторваться от парня, но тот цепляется сильнее за талию и прикусывает кожу с татуировкой на шее, а подушечками пальцев нежно гладит плечи и предплечье. — Тормози, ибо я за себя не ручаюсь, Стайлз, — Алек практически стонет, когда произносит имя. Они оба знают, что не готовы к этому. Им нужно время. Пока что им достаточно поцелуев, ласк, разговоров и просто вместе проведённого времени. Стайлз нехотя отрывается от Лайтвуда и оставляет лёгкий поцелуй на щеке того. Между парнями повисает неловкое молчание, которое возникает каждый раз после таких моментов. Может быть, они и не готовы к такого рода физической близости, но тело не подчиняется и выдает обоих с потрохами. Напряжение возрастает и его трудно скрыть, а внизу живота затягивается ноющий узел, который с каждым разом игнорировать труднее и невозможнее. Алек откашливается и сжимает пухлые от поцелуя губы. — Я…Мне нужно в ванную, — он не ждет реакции со стороны Стайлза, а тот мысленно благодарен ему, что избавит их от напряженного молчания.