Письма

И ведь с самого начала эта идея показалась ему дурной. Но друзья легендарной Защитницы так или иначе должны были знать, и вот, все здесь. В сохраненном, усилиями Ораны и Бодана поместье Амеллов, ныне же — Хоуков. Точнее, единственного оставшегося Хоука. Страж отчаянно проклинал сумасбродный героизм старшей сестры-отступницы, горько сетовал на судьбу, оставившую его на этом свете одного. Ведь сестра, пусть и такая нескладная, неправильная, была единственным, что у него оставалось. А сейчас нет и её. Он чувствует, как время, словно песок, скользит сквозь пальцы. Отчего-то хочется выставить всех за дверь и предаваться скорби в одиночестве. Кто все эти люди? Почему, на протяжении многих лет, она защищала их, поддерживала, оберегала, а они — все они — не смогли уберечь её? Горечь от бессмысленности разливается по венам, жжет не хуже скверны. Долгое время после посвящения он не мог отвязаться от мысли, что у него отобрали все. Орден, с многовековой историей был для него не больше, чем пустой звук. Семья, дом, мать, призвание — все осталось где-то там, далеко в Киркволле, а казалось — на краю света. И кто в этом виноват? Несносная старшая сестрица, вопреки воле матери утащившая его в экспедицию. Он видел сквозь собственную боль битое стекло на донышке ее глаз, но не понимал, обвиняя за то, что она отобрала все, навеки спрятав его в своей тени. С годами, нелегкие, и, что самое главное — интересные миссии Стражей повыбили из него дурь. Он начал многое понимать и переосмысливать, но случая поговорить с сестрой так и не представилось. До того треклятого письма. Мама, с неповторимо-нежными руками и сонмом сказок, что рассказывала перед сном, в голове, с тихим-тихим голосом и обволакивающей, безмятежной улыбкой — мама, испустила дух на руках сестры по вине чертового малефикара, и Мариан даже не смогла ничего сделать. И у него снова отобрали все. Понимание, что у сестры — тоже — обожгло кипятком. Теперь он знал, кого винить, да и старшая была к этому причастна, но и ей самой нужна поддержка. И он поддержал. В случайной стычке с рогатыми разукрашенными дьяволами, исправно прикрывал спину магессе, почти прижимаясь к напряженным лопаткам. Ее никто не тронет. Она — все, что у него есть. Она, и внезапно открывшееся призвание. Не только жизненный путь, но и сама жизнь, которую Мариан спасла ценой собственных еженощных страданий. Не знал наверняка, но теперь догадывался, и на душе было теплее. Он находится не в тени сестры, а под ее эгидой. Ведь они — Хоуки. Страж поймал на себе обеспокоенный взгляд долийки, с удивлением обнаружил тонкие пальцы, поглаживающие его ладонь. Утешение. Если от кого-то он и готов был принять сочувствие — то только от Мерриль. Обратно, из Ферелдена в Киркволл он не спешил — летел, лишь заслышав, что атмосфера накаляется. Зная старшую сестру — она не останется в стороне, непременно ввяжется, пытаясь вновь кого-то защитить, взамен тех, кого уберечь не смогла. И ей рядом понадобится крепкое плечо, опора, защита… Он должен стать ее щитом. И все же он опоздал. Базарная площадь полыхала, смердела паленым мясом. Защищающиеся маги отворили Завесу — только он видел спину сестры, все с той же твердой осанкой, как позади нее появляется демон и вот-вот нанесет удар. Мариан срезала посохом нижнюю половину, он, двуручником, верхнюю. Два пронзительно-синих взгляда встретились — не как раньше, словно в поединке, а цепляясь друг за друга, как утопающий за соломинку, одарили друг друга не сполохами и искрами, а теплом и родством. Брат и сестра снова вместе, плечом к плечу. Негласно признав свои ошибки, поддерживая. Как семья. Он дурак, что признался ей лишь однажды — там, в Казематах. Он гордится ею. Тем, что Мариан — его сестра. Быть может, запихай он свою гордость куда подальше и поговорив с сестрой обстоятельно этого бы и не произошло? Стала бы она рисковать, если бы знала, что ей верят, ее любят и ждут? Стала бы — отвечает Карвер сам себе. И прекрасно старшая знала все, что он не хотел ей высказать. Она по жизни шла с девизом — пусть внутренним, потаенным — но все же: «кто, если не я?». Единственное, что осталось — перенять и следовать этому девизу. В духе Хоуков. Взгляд скользит по чужим лицам, деталям доспехов, нарядов, по всем, не смея задержаться, ведь в каждом он увидит что-то от нее — слишком долго она была « предводителем этой оравы бестолочей», как сама любила говаривать, чтобы не отпечататься хоть чем-то, незначительной чертой, но в каждом. Взгляд застревает напротив входной двери. Из потемков, ссутуленная фигура приближается, устало, но изящно опираясь на косяк. Намеренно громко выпускает из ладоней обломки посоха, словно невзначай утирая струйку крови под носом. Смотрят все, но он заметил первым — как тает в глазах то самое, многолетнее, битое стекло, как она сморгнула капельки слез в уголках глаз, как выпрямилась, памятуя о титуле, хоть и среди этой своры он мало что значил. Заметил и тихо шепнул благодарность неведомым силам. — После такого сборища в этом доме еще осталось вино, или придется идти в «Висельник»? — она вышла почти на середину зала, давая всем удостовериться до конца, прошила всех своим фирменным ехидным прищуром. — Ну, чего вы застыли, словно духа увидали? Забыли — Хоук всегда возвращается…