Письма

Королевский венец давит на голову так, словно сделан из терновника. Подножие подсвечника, как и весь стол, утопает в письмах, прошениях, обращениях — будни правителя отличаются от будней принца, как дневной свет от тьмы ночной. Певчий усталым жестом снял с головы венец, подавив желание отбросить его куда подальше. Он закрыл оледеневшие глаза, массируя виски, гася набат пульса в ушах, пригладил аккуратные пряди, с ранней, благородной сединой — но желанное, как сон, успокоение не пришло. На душе стало еще тревожнее, что-то угнетало, разъедая изнутри. «Люди служат Создателю разными путями, Себастьян. Тебе не нужно принимать обеты, чтобы служить Ему». Серые, удивительно-спокойные глаза смотрят прямо в душу, подавляя смятение и искры паники. Молодой повеса отчего-то верит. Не столько в самого Создателя, сколько женщине, стоящей перед ним. Он возвращается, всё переосмыслив. Прожига становится скромным братом Церкви, как и хотела того королевская чета Старкхевена. Теперь он точно не угроза трону и его наследникам, его душа отныне принадлежит не мифическому престолу бога, а вполне осязаемой владычице. Ненадолго. В стены Церкви влетает весть об убийстве всего рода Ваэлей. Его же спасла Церковь. Гнев и месть охватывают еще не забывшее вольностей сердце, душа рвется домой, идти по остывшему следу, разбивать меткими стрелами кости убийц, подрезать сухожилия, резать глотки, утопить город в крови за родных. Но его опередили. И снова полное спокойствие в глазах наемницы. Удивительное, обволакивающее, утешающее, только уже не серо-стальное, как у Владычицы, а лазурно-голубое, как полуденное небо — как у него самого. Льдинки в двух взглядах бьются и ломаются друг о друга — они понимают друг друга с полуслова. И имя у нее звучное, яркое, простое. Приятное. Его нравится повторять в тишине, одними губами, вспоминая о мелькнувшем полном взаимопонимании. Три года — и он узнает все, что ему было нужно: кто виноват. Но жажда мести уже не горит, а лишь тлеет под заботливой, успокаивающей рукой Эльтины, и единственный вопрос — за что? — все еще остается открытым. И отступница снова протягивает ладонь, понимая. Поддерживая. Пресекая дурные, недостойные послушника помыслы. И дни летят как шальные — с вызывающими шутками, опасными авантюрами, головокружительными приключениями. Отлучка к Церкви сделала его мудрее, рассудительнее, в чем-то осторожнее, решения уже более взвешенные, поступки — увереннее. Певчий, а ныне — правитель Старкхевена — все в том же смятении оглаживает аккуратную бородку, обещает себе еще пару писем — и уж точно спать, но, погрузившись в успокаивающие воспоминания, раз за разом тянется еще за одним, невидяще пробегая глазами и откладывая в сторону. Он устал. Дорвавшись и взяв бразды правления в свои руки, он успел не раз пожалеть, что не остался в мирной и уютной обители, что ушел из гостеприимного лона Церкви. Да и было бы, где оставаться… Взрыв. Огромными, ярко-красными магическими сполохами отсвечивает небо, тут и там разгораются пожарища, жители в страхе и панике бегут, невесть куда, но он этого не видит. Отчаяние подкашивает ноги, он падает на колени, кричит, но не слышит даже сам себя. Эльтина — Владычица, его наставник, его вдохновитель, его свет, мудрость и надежда — мертва, убита магом, убита только потому, что могла решить дело миром. Что ж, теперь мира не будет. Совсем. Певчий поднимает взгляд, скользит по лицам, но не видит. И лишь один взгляд впивается в него в ответ, заставляя очнуться. Оледеневшая лазурь так и сквозит беспокойством, выбором — сиюминутным, неимоверно тяжелым. Она тоже маг, но она тоже знает, каково это — терять. Все, сразу и постепенно, бесценное и просто дорогое — свое. Стекло ее взгляда впивается в перьевую накидку целителя. Певчий уже не требует его казни, видит, что она сделала выбор, он уважает ее решение, зная, что отдает слишком дорогую цену. Мариан слушает всех. Через минуту плиты обагряет кровь одержимого мага. Одной проблемой меньше, теперь осталось лишь подавить мятеж. Всего-то навсего. Он выныривает из мыслей, обрадованный внезапным озарением. Хоук ведь писала ему, они оба помогали Инквизиции — вот что ему сейчас нужно. Она мудра, она успокоит. Она понимает. Нужно только написать, всего-то навсего. Себастьян начинает лихорадочно рыться на столе, сметая все ненужное, что попадается под руку. Меж пальцев скользит столько ничего не значащих бумажек, что, кажется, найти нужное уже не под силу. Словно сам собой в руку скользит шершавый конверт, с оттиском Серых Стражей. Параллель от Карвера к Мариан была не то, что быстрой — молниеносной: других Стражей он мало того, что не знал, так и не жаловал. Нож для писем. Вскрыть. Быстрее. Узнать где он, написать, попросить передать весточку сестре. Ваэль ждет ее. Только три человека за всю его жизнь умели все так ловко и быстро расставить все по своим местам, настроить, организовать — дед, Владычица и Хоук. Нынче осталась только она — почему он не подумал о том, чтобы взять ее к себе советником? Принцем он мог обеспечить ей необходимую защиту — хоть кого-то из близких он должен был уберечь… Только сейчас он понял, что даже принадлежа Церкви, все равно оставался эгоистичным. Не думал о близких, о тех, кто стал дорог сердцу — и не сумел защитить, уберечь. Но беречь того, кто сам рвется защищать все и вся — словно ловить ветра в поле… За этой простой истиной он и не понял, что прочел. Пришлось возвращаться, складывать буквы заново, изгоняя из головы все постороннее, вчитываться внимательнее. Уже с трудом разбирая любые закорючки уставшими за день от бумажной волокиты глазами, прищурился, наклоняясь к столу ближе, перечитал вновь. Сжал письмо в кулаке. Ткнулся лбом в сжатую ладонь, стискивая зубы, не выдержал — смел со стола все окончательно, рыча, как загнанный зверь — ну отчего Создатель так насмехается над ним? Приинц ударил в безысходном, яростном отчаянии по столу, отыскал на полу чернильницу — на дне еще осталась пара капель: ему хватит, остальное — демон бы с этим со всем, разберутся. Нашел не слишком измятый и грязный лист — все сжимая в свободной руке письмо Стража — набросал пару скупых строк. Поднялся, подошел к стойке, окидывая взглядом верный лук, накинул на плечи плащ. Даже тогда Мариан о нем подумала, а ведь, казалось бы — безделица, лук, в любой оружейной Киркволла можно найти что-то лучшее или похожее, но она… Создатель, почему она? Почему еще и она? Почему и ее он охранить не смог? От самой же себя. Гибельный героизм. В этом вся Хоук. Вновь безымянный Певчий тихо выскользнул через окно — без свиты он доберется до Киркволла намного раньше.