I (don't) need you by my side

      Весь вчерашний день прошел для Стайлза как во сне. После утреннего разговора с отцом он не мог думать ни о чем другом, кроме как «Что ебать мне теперь делать?», он был еще более рассеянный, чем обычно и полностью погружен в себя. Скотт продолжал кидать на него эти обеспокоенные взгляды, но, к счастью, ничего не спрашивал.       Увы, сегодняшний день не особо отличался. — Стайлз! — шипение Лидии рядом с ним вырвало его из собственных мыслей. Мартин взглядом показала в сторону учителя, и подросток внезапно понял, что весь класс смотрит на него. Оу. — Теперь, когда Вы все же почтили нас своим вниманием, мистер Стилински, не хотите поведать всему классу, что же такого увлекательного за окном? Или же можете ответить на мой изначальный вопрос и рассказать нам про моносахариды. — Э-э-э, моносахариды… — он опустил глаза в учебник, надеясь быстро найти нужный абзац, но вырванные из контекста фразы по ключевому слову «моносахариды» пестрили заумными терминами и формулировками и казались абсолютно бессмысленными. — Да, моносахариды. О которых я рассказал только что, мистер Стилински. И о которых Вы напишите мне сегодня конспект во время задержания после уроков.       Стайлз просто съехал ниже в своем стуле, стараясь игнорировать озабоченно-раздраженный взгляд Лидии и сосредоточиться на доске. Господи, его СДВГ убивает его. Надо повысить дозу Аддеролла. *** — Так, с меня хватит, — Лидия с громким стуком поставила поднос напротив, посмотрев на него с тем самым истинно Мартиновским осуждением сверху вниз. — Что с тобой происходит? Ты второй день ходишь с видом, будто либо мысленно решаешь проблемы мирового масштаба, либо будто вчера вырезали всю твою семью. И когда я последний раз проверила, твой отец был в порядке, а ты не был представителем в ООН.       Почти вся стая за столом смотрела на него, ожидая ответа с разной степенью заинтересованности. И под «разной степенью» подразумевается, что в то время, как в глазах Скотта была написана вселенская грусть и беспокойство, Айзек лениво жевал свой салат и выглядел весьма скучающе. Чертов Лейхи. — Если бы я был представителем в ООН, я бы никогда не сказал тебе об этом Лидс, потому что, боюсь, тогда ты вырезала бы всего меня, так как я оказался там раньше тебя, — Стайлз натянул свою запатентованную усмешку, но лицо Мартин оставалось абсолютно бесстрастным, и он понял, что от ответа не уйти. — Серьезно, Лидия, все нормально. Просто… трудности с отцом. Ничего серьезного, хотя, просто выбило меня из колеи. — Он даже не соврал. Не договорил — это да, преуменьшил — определенно, но прямой лжи не было. Жизнь в постоянном окружении оборотней научит вас врать, но не врать.       Блондинка — «Клубничная блондинка», поправил голос Джека Воробья в его голове — не казалась особо удовлетворенной, но через минуту вздохнула и, видимо, решила отпустить ситуацию, начав расспрашивать Эллисон о каком-то платье.       Хрст-хрст-хрст. Хруст пережевывания салата Айзека раздражал. Нет, не то слово. Бесил — больше подходит. Стайлз сделал глубокий вдох через нос и медленно выдохнул, закрыв глаза. Он не сомневался, что волки чувствуют его волны раздражения — ад, он был уверен, что будь они визуально различимы, их было бы видно из космоса — но ему целиком и полностью плевать прямо сейчас. Он устал, у него болела голова, его немного тошнило и он целый день не мог совладать со своим СДВГ: лекарство почему-то помогало хуже, чем обычно. А тут еще Лейхи с его гребаным хрустом. Ему нужно на воздух. Или проблеваться. Или проблеваться на воздухе. Что угодно, но не оставаться здесь дольше, так как внезапно стало дико душно, ко всему прочему. Черт, неужели они не открывают окна в столовой? Стайлз отпил воды и встал с подносом, соврав, что ему нужно заскочить в библиотеку. И если оборотни услышали его ложь? Да поебать. ***       «….а распад моносахаридов в организме сопровождается выделением энергии». Поставив, наконец, последнюю точку, подросток закинул рюкзак на плечо и, положив листы перед мистером Саймоном, удалился из пустого класса так быстро, как мог, не утруждая себя прощанием.       Большая часть школы уже ушла, так что улица встретила его звуком свистка и криками Финстока со стадиона. Из-за задержания Стайлзу пришлось пропустить тренировку сегодня, но, откровенно говоря, вряд ли он пошел бы на нее в любом случае — он чувствовал себя слишком хреново для этого, и его ноги болели буквально ни с чего. Нет ни шанса, что он пережил бы даже разминочный бег.       Говоря об этом, вероятно, ему теперь стоит уйти из команды вовсе. Ну, знаете, учитывая обстоятельства. Стайлз решил, что завтра подойдет к тренеру после экономики и напишет заявление или что там нужно для этого. Мысль принесла горечь во рту. Конечно, он никогда не был в основном составе команды и большую часть времени проводил на скамейке, да и его это устраивало. Потому что честно говоря? Ему даже не нравился лакросс. В свое время он пошел туда за компанию со Скоттом, который грезил о первой линии, но с его астмой не мог выдержать и пяти минут на поле, так что Стайлз просто грел с ним скамейку и обсуждал комиксы, пока Джексон кидал в них «неудачники». На самом деле, он не знал, почему он вообще до сих пор в команде, ну, теперь, когда Скотти гребаный капитан, и компанию Стайлзу составлял разве что Гринберг.       Тем не менее, дело было даже не в лакроссе. Дело было в том, что уход из команды станет одним из первых изменений в жизни, к которым ему придется прибегнуть из-за беременности. И внезапно все начинало ощущаться более… реальным. Беременность. Слово странно перекатывалось на языке. Чужеродно. Он все еще не мог до конца поверить и осознать, что это происходит на самом деле. До сих пор было ощущение, что это с кем-то другим, или что он проснется утром и все внезапно исчезнет. И это заявление… ну, это будто шаг за черту. Шаг в новую жизнь под названием «Ты теперь вынужден нести ответственность не только за себя самого, привыкай к жертвам».       Он глянул вниз на его живот, по которому, к счастью, еще была совершенно не заметна беременность, и почувствовал злость, смешанную с чувством вины. Стайлз понимал, что это… этот ребенок (Боже) ни в чем не виноват, он не просил этого и он уж точно не тот, кто напился в стельку три месяца назад, тем не менее, подросток не мог ничего с собой поделать, но продолжал думать, что тот причина всех его проблем, как яд, который отравляет не только его изнутри — а всю его жизнь. Он почти ненавидел его.       Стилински провел рукой по лицу. Господи, он не может, просто не может быть родителем. Кому-то это просто не дано, и он, очевидно, один из таких. Он испытывает ненависть к собственному ребенку, а тот еще даже и не родился. Собственному ребенку. Это какой-то долбанутый сон. — Стайлз? — видимо, он был погружен в своих мыслях достаточно долго, потому что сейчас недалеко от него стоял уже переодевшийся после тренировки Айзек. Какая ирония.       На самом деле, со времени, как он сделал тесты, все эти четыре дня он то и дело наблюдал за Лейхи, думая о том, как он собирается сообщить новость второму будущему папаше. Должно быть, тот чувствовал его внезапную заинтересованность, потому как периодически сам Стайлз ловил на себе подозрительные взгляды.       И вот сейчас они стояли вдвоем, на пустой парковке, и это было идеальное время и шанс. Вот только Стилински не имел ни малейшего понятия, с какой стороны даже подойти к разговору. На секунду он рассматривал мысль вообще не говорить ничего Лейхи, однако… «Ну уж блять нет, это моя проблема и ответственность ровно на столько же, насколько и его. Мы в этом в одной лодке, и хочет он того или нет, выпрыгнуть у него не выйдет. Я не собираюсь иметь с этим дело в одиночку, большое спасибо» — внезапная злость придала ему сил и храбрости, но не осталась не замеченной, судя по тому, как Айзек поднял бровь. — Нам надо поговорить, — Стайлз нервно облизал губы, тем не менее не разрывая зрительного контакта с оборотнем, который в ответ поднял бровь еще выше, а после нахмурился. — Ну, я слушаю. О чем?       Стилински осмотрелся, резко осознав, что они стоят посреди парковки, да еще и со значительным расстоянием между друг другом. Он молча прошел к своему джипу, по пути схватив волка за предплечье и волоча за собой. Тут, по крайней мере, была хоть капля чувства приватности. Айзек молча наблюдал, как Стайлз провел рукой по волосам и затем потер шею, пытаясь решить, с какой стороны начать. — Стилински, я думаю, не удивлю тебя, если скажу, что ты ведешь себя более, чем странно, но даже при всем моем любопытстве, ты не так интересен мне, чтобы я тратил здесь остаток целого дня, — в ответ подросток бросил ему раздраженный взгляд, который, возможно, смутил бы кого-нибудь, но точно не Лейхи. — Ну, боюсь теперь тебе придется быть заинтересованным мною. По крайней мере, частью меня. Я беременный, — слова вышли легче, чем он ожидал. Все же злость и раздражение помогают в коммуникации с блондином. У них так всегда было, не стоит даже удивляться. Добрых две минуты оборотень просто смотрел в ответ с нечитаемым выражением. — Очень смешно, Стилински. — Обхохочешься. Айзек снова замолчал, изучая лицо подростка и, видимо, вспоминая не сбивался ли ритм его сердцебиения, выясняя где, и была ли вообще ложь. — Ну, окей. Не знаю, сочувствовать тебе или поздравлять, но я-то тут при чем? Я похож на телефон доверия залетевших шестнадцатилеток? — Ты знаешь, причем здесь ты, Лейхи! — прошипел Стайлз, чувствуя, как еще немного, и он будет готов просто кинуться на волка. — Если у тебя внезапные провалы в памяти и проблемы с причинно-следственной связью, то я, так и быть, тебе помогу. Ключевые слова: Лидия, Рождество, вечеринка, алкоголь. Звон любых колокольчиков?       Лицо Айзека отражало одновременно такое количество эмоций, что было сложно даже разобрать их все. Это было что-то вроде удивления, неверия, раздражения, отрицания и страха. Он все еще смотрел в глаза Стайлза, видимо, надеясь увидеть там ложь или что-то, а потом на секунду глянул вниз — на живот, — заставив подростка неуютно переступить с ноги на ногу и вызвав желание закрыться руками. — Ты не можешь быть уверен, что это мой… ребенок. — Конечно, не могу. У меня есть целых три варианта, помоги мне выбрать. Вариант номер один: форточка; номер два: моя правая рука; и номер три: ты. Но последний самый маловероятный, да. Лейхи, я похож на человека, который спит со всеми вокруг? Может быть, ты видел, как за мной штабелями парни и девушки падают? Потому что я вроде не заметил. После тебя я не спал ни с кем, а до тебя — с Малией, хренову тучу времени назад, и как-то я мало себе представляю, как бы я залетел от девушки.       Айзек потер рукой шею и посмотрел в сторону, прикусив, видимо щеку изнутри, и Стайлз мог буквально видеть, как проносится вихрь мыслей в его голове. О да, он прекрасно знал это чувство. Подросток испытывал странное мстительное удовольствие, наблюдая отражение собственной растерянности в оборотне. Честно говоря, таким он Лейхи не видел давно. — Я оставлю тебя до завтра смириться с этой мыслью и все обдумать. Но завтра мы поговорим об этом, потому что хочешь ты того или нет, но разгребать нам это придется вместе, — на этом он сел в джип, впечатляюще хлопнув дверью, и уехал, оставив Айзека на парковке. ***       Он избегал его. Чертов Айзек Мудак Лейхи избегал его. Не то чтобы сам Стайлз жаждал его компании, он не собирался теперь ходить с ним под ручку и быть бро, нет, но не заметить, как каждый раз при его появлении на горизонте волк ретировался так быстро, как только мог — было сложно. Даже Скотт обратил на это внимание и спросил его, если они как-то поссорились с Айзеком больше обычного, а это о многом говорит, так как Скотт, который не так давно снова воссоединился с Эллисон и у которого разве что сердечки в глазах не прыгают — это Скотт Ничего Незамечающий. И тем не менее.       Экономика прошла просто ужасно. Это был единственный класс, где они были все втроем, и весь урок Стайлз сжимал зубы от злости, Айзек сел так далеко от них, как только позволял класс, и они оба очень воинственно игнорировали взволнованно-запутанные взгляды Альфы.       Последнее, что он собирался делать — выслеживать и отлавливать Лейхи. По крайней мере, не сегодня. Не тогда, когда он так устал, вымотан собственными эмоциями и обострившимся СДВГ и единственное, чего ему хочется — отгородиться от всего мира под одеялом. Поэтому если волк хочет избегать его — пожалуйста. Скатертью дорога. Пока что, по крайней мере.       Вот почему, последнее, что он ожидал, когда шел после уроков к парковке, что его вытянут за угол и он окажется лицом к лицу с очень знакомым блондином.       Когда прошел секундный шок, Стайлз просто одарил его гневным взглядом и попытался вырвать руку и гордо удалиться. — Подожди. Я хочу поговорить. — О, правда? Что-то я не замечал твоего стремления целый день. Если более конкретно — я замечал твое отсутствие стремления, — удивительно, как его рот не расплавился от яда в собственном голосе. — Что ты ожидал от меня? Что я встречу тебя утром и подам руку, когда ты будешь выходить из машины? — как быстро его лицо умеет меняться от сосредоточенно-виноватого (там серьезно была вина? Или показалось?) к ублюдской самоуверенной усмешке. По которой хочется хорошо так заехать. — Не дай бог, но, тем не менее, я не ожидал, что ты будешь обходить меня за три километра, будто я заразный. Минутка биологии: беременность не передается воздушно-капельным, но ты и без того уже влип.       Они просто смотрели друг на друга, испытывая терпение, пока Айзек не вздохнул и не прервал гляделки, проведя рукой по лицу. — Окей, ладно. Это не важно сейчас, — Стайлз хотел было поспорить, но он едва успел открыть рот, как бета его перебил. — Что действительно важно, это то, что теперь делать?       Стайлз готов был застонать и начать рвать на себе волосы. Это вопрос, который задавал ему отец, это вопрос, которым он сам себя мучает чуть ли двадцать четыре часа в сутки, а теперь еще и Айзек.       Видимо, это отразилось на его лице, потому что Лейхи поспешил задать менее обширный. — Ты… ты говорил с шерифом уже об этом? — Да, — подросток поморщился и посмотрел на асфальт рядом. — Он менее, чем рад. На самом деле, я не думаю, что он когда-либо вообще теперь будет смотреть на меня без этого выражения полного разочарования, — его плечи опустились и он закусил губу, вспоминая, как отец до сих пор говорил с ним сквозь зубы.       Айзек просто кивнул и сам посмотрел в сторону. — Разве… разве нельзя сделать аборт или что-то? — в голосе волка была едва различимая надежда, и Стайлз внимательно посмотрел на него, чувствуя, как сдавливается грудь и неприятно крутит внизу живота. Естественно, он никогда не думал, что Лейхи отнесется как-то положительно к факту беременности. Нет, конечно нет. Но думать, и видеть — разные вещи. Сейчас они стояли тут, и его собственное отчаяние подпитывалось чувством беспомощности оборотня, и это было удушающе. Этот ребенок никому не нужен. Он не будет любим, никто, абсолютно никто его здесь не хочет и единственные эмоции, которые он вызывает у своих… родителей — сожаление, что от него нельзя избавиться. Боже, они в таком дерьме. Оба. В той самой общей лодке, которая попала в бескрайний океан, и там нет надежды на спасение. Он прерывисто выдохнул прежде чем ответить. — Если бы его еще можно было делать, я бы уже сделал. Срок слишком большой, — его голос был плоский, абсолютно безымоциональный. Айзек снова кивнул, видимо, ожидая такой ответ, и некоторое время они просто стояли в тишине, не смотря друг на друга. — Я думал над приемной семьей или что-то, — голова волка вскинулась на это, и Стайлзу показалось, что он увидел злость в его глазах, но ему, должно быть, просто померещилось. — Но отец прав, ребенок, скорее всего будет оборотнем, а это… затрудняет положение. — Мы не будем никого сдавать в детский дом! — голос оборотня срывался на рык, и в голубых глазах виднелись оттенки желтого. Так, значит, не померещилось. Стайлз нахмурился, не ожидая такой резкой реакции. — Я не говорил про детский дом. Я говорил про приемную семью. — Я знаю, что такое система, Стилински, — Лейхи закрыл глаза, проведя пальцами по волосам. Когтистыми пальцами. — Я был там пару раз. Когда мама умерла, и когда отец… Не долго, но мне хватило. Я никому, ни одному гребаному существу не пожелаю оказаться в приемных домах. — Приемный дом приемному дому рознь, и еще раз, — он поднял палец, видя как Айзек собирается его перебить. — Я говорил о семье, я бы и сам не хотел кого-то в детский дом сдавать, но семья — это другое. Мы бы видели, что это за люди, и общались бы с ними еще до рождения ребенка, и они помогали бы нам с медицинскими счетами, потому что нам нужна помощь, а потом ребенок пошел бы в семью, где его действительно хотят. Нормальную семью, с нормальными родителями, а не к нам. — Подросток замолк ненадолго, еще раз понимая, какой хороший это мог бы быть вариант. Мог бы быть. — В любом случае, об этом нет смысла говорить. Это не наш случай, вряд ли в его мед. карте мы сможем написать «в определенном возрасте наравне с прорезыванием зубов могут появляться когти и меняться цвет глаз». — Н-да, — они оба, почти одновременно, тяжело вздохнули. — К слову, ты уже, э, ты уже был у врача?       Стайлз моргнул пару раз. Это не был вопрос, который ожидал в этом разговоре, на самом деле. Он прочистил горло, прежде чем ответить: — Э, нет. Я еще даже не думал об этом, честно говоря, — он вдруг почувствовал себя неловко и очень неуютно. — Ну, тут недалеко есть частный гинекологический центр. Он в соседнем городе, на самом деле, но туда ехать от силы полчаса. Если ты не хочешь в нашу больницу, конечно.       Нет, в их больницу он точно не хотел. Его там знала каждая полуторная медсестра, и, насколько ему известно, Мелисса работала сегодня, да и даже не будь это ее смена, сплетни дошли бы быстрее, чем он успел бы сказать слово «ой». — Откуда ты знаешь об этом? О центре, имею ввиду.       Уши Айзека покраснели на кончиках, и по шее также начал подниматься румянец. — Я, э, посмотрел сегодня днем, когда моя голова начала работать более ли менее. О нем, эм, неплохие отзывы. Оу. Еще более внезапно. — Да. Да, хорошо, — Стайлз нервно потеребил ключи от машины. — У меня, правда, с собой не так много денег. — У меня есть с собой немного. И я занял кое-что у Бойда, так что, думаю, должно хватить.       Стайлз внимательно посмотрел на подростка, пытаясь разглядеть фальшь или что-то. Но видел только смущение и неуверенность. Он не ожидал от Айзека такой… рациональности? Ответственности? Непонятно, что именно это было, но определенно не то, что привык Стайлз видеть в блондине.       Он нервно прикусил губу с внутренней стороны и медленно кивнул, все еще витая в своих мыслях.