И к огню не повернешься спиной

Adam Agin — Please don't leave quite yet.

Рейчел Гарднер в прошлом хорошая девочка. Она лучезарно улыбается, несмотря на раздоры в семье, поддерживает мать, помогает по дому и укрывает теплым пледом отца, заснувшего прямо перед включенным телевизором. Незаметно от него прячет спиртное, а в пачке сигарет тот снова не досчитается пары–тройки ядовитой смеси не зная, что дочь заранее позаботилась об этом, когда без сожаления выбрасывала сигареты из окна. Рейчел Гарднер — замечательная дочь. Она научилась готовить от простых блюд до десертов, лишь бы мама не плакала и не была в подавленном состоянии, ведь Рэй знала — нужно преподнести новый кулинарный шедевр и она улыбнется. Она непременно похвалит и улыбнется ей. Несмотря на напряжение в доме, с каждым днем становившееся все острее, Рэй не забывает смягчать удар, стоит лишь пьяному отцу показаться в дверях. Ненависть, упреки и горькие восклицания она принимает на себя, не позволяет ему добраться до мамы и снова обидеть родного человека. В голове происходит сбой, а терпению приходит конец из–за вспышки безумия того, кто когда–то был для нее примером для подражания. Рейчел Гарднер — сирота в прогнившем лицемерном мире и худший во всей вселенной друг. Не запоминает лица, имена большинства знакомых, терпеть не может собственный дом с впитавшимися в потрескавшиеся стены воспоминаниями. В небольшой квартирке всегда висит тишина и слышится монотонное тиканье часов. Денег едва хватает на продукты и предметы первой необходимости. Рэй с непроницаемым видом ворует еду и зашивает прорехи в мягких игрушках, ловко орудуя иголкой, и получает хоть какие–то гроши от старушки-соседки, склочной и скандальной женщины, что дала ей такую непримечательную работу. На секунду девичье лицо озаряет пугающая улыбка, стоило подумать о том, как острая игла проходит через кожу старухи, навечно закрывая этот сквернословящий рот. Рейчел Гарднер — непрошибаемая ледышка. Она не боится отпетых бандитов, уголовников, убийц и просто невменяемых людей, которые бродят по городу каждую ночь. Делает вид, будто все замечательно и это не ее стараниями в округе пролетела дурная весть об убийстве четы Гарднер. Вся жизнь с того дня, как она оказалась в кресле и отвечала на вопросы незнакомого человека, превратилась в игру, простую и увлекательную — «попробуй обдури Рейчел Гарднер». Перед взором вспыхивали яркие красные, синие цвета, но они меркли по сравнению со статной фигурой, что не опускала глаза в пол и не думала прятаться от настигших ее врагов. Они — потерянные. Запутались в воспоминаниях, что теперь кажутся какой–то фантасмагорией, игрой безумного больного сознания. Нашли луч спасения, хотя и слабый в загадках, смертельных ловушках и стремительном беге в попытке вырваться из здания, где оказались заперты без возможности найти виновного, пока не наступил финал пьесы. Рэй никогда не замечала за собой стремительную потребность, чтобы пожалеть себя. Для нее это приравнивалось к паразиту, съедающему людское нутро и не оставляющему ничего после себя. Ей приписывали многие клички и эпитеты, омерзительные до невозможности, спонтанные и основанные на догадках и слухах: психованная, ходячий мертвец, бесчувственная кукла, отрава, больная шизофреничка и прочие. Даже когда девушка ничего не делала, то все равно умудрялась бесить людей. Казалось, их раздражал сам факт ее существования. Но в глубине души, где–то в самом укромном уголке теплилось желание быть нужной кому–нибудь. Пускай позже это принесет страдания и горечь, но хоть на минуту, на секунду Рэй хотела быть счастливой. Рейчел Гарднер не могла и подумать, что ради нее один человек может порезать на части, стереть в порошок и развеять по ветру любого, кто посмеет притронуться к ней или, хотя бы, оказаться в личном пространстве. Ради нее Зак Фостер был готов встряхнуть мир и перерезать всех, кого встретит на пути. И это были не пустые слова. Он не такой, как другие. И никогда не будет сливаться с толпой. Для Рэй Зак не станет принцем из доброй милой сказки, любое бы чертово чудище подошло лучше, но точно не он. Да все идет наперекосяк: молодая особа испытывает к нему симпатию, влечение, тянется, как к теплому солнцу. К тому, кто неадекватен, агрессивен, аморален, кто не понимает слова «нет». Одним словом — псих. Кажется, психиатр может взять отгул, прижимая колени к груди и всхлипывая от таких откровений. «— Будешь? — на ладони у девушки лежит конфета в фиолетовой обертке. Парень со злобой выхватывает подарок, ругается сквозь зубы, распаковывая «дебильную пустышку» и забрасывает в рот, начиная разжевывать, и тут же кривится. — Это что за хрень? — Шоколадная конфета с орехом, — Гарднер изучала упаковку, — лежала на тумбочке около сейфа, где мы прятались. Если судить по сроку годности, то ей уже лет пять. На секунду наступает молчание, взорвавшееся отборным матом, а конфету выплюнули, вытирая рукавом лицо, будто это могло чем–то помочь. — Да ты издеваешься, мелкая, — зарычал Фостер. — Она фиг знает сколько там лежала. А вдруг в ней вообще яд или что–то типа того? — Но ты же в порядке и пены у рта нет. — Вот зараза, — Зак стиснул кулак и оскалился, сдерживая подступившую злость. — Нарываешься? — А есть на что? Рэй схватилась за ушибленное место, потирая вот–вот вскоре появившуюся шишку от смачной затрещины. Фостер уже шагал впереди и был сердит, судя по тому, как звучно топал. — В качестве извинений могу дать еще одну конфету, — догнала его Рэй, заглядывая в прищуренные хищные глаза. — Я точно убью тебя». — Ты солгал мне, — губы Рэй задрожали, но из горла не вырывается ни звука. Фигура Зака маячила впереди — даже спустя столько времени он все равно защищает ее. За его спиной она, пусть и недолго, чувствовала себя в безопасности. Когда цветные, пестрые ночные огни появляются перед глазами после нескончаемых коридоров и лабиринтов, освещают город — люди превращаются в тех, кем они являются на самом деле. Рэй и Зак знали, чем обернется их небольшое приключение, но последствиям не придавали значения, на полную катушку Фостер размахивал собственной косой направо и налево круша стены, а Рэй не чувствовала себя одинокой и уязвимой около него. Знали, как будут развиваться дальнейшие события, как будет упоителен свежий воздух и что рано или поздно им не дадут уйти так просто. Но их цель игры — на время забыть обо всем, не думать о происходящем за пределами каменных стен. Все плохо, да? Нечестно. Это нечестно. Почему Зак с серьезными ранениями продолжал закрывать ее собой и не сбежал, как делал это прежде по сто раз на дню? Мог убить их всех и просто уйти, оставив все позади, рассмеявшись, как раньше. Рэй помнила. Для него не существовало предела и на полицию уж точно плевать, сколько бы человек тут не оказалось: двое или больше десяти. Это не изменит ухмылку на лице и замашки человека, которому нет дела до простых смертных. Ты обещал. То обещание так и не выполнено. Зак оставил ее в живых, но для чего? Для чего тогда она находилась здесь? Чтобы воочию увидеть конец всему? Тогда почему? Почему душа болит больше, чем собственная рана, из которой продолжает идти кровь? Рэй упрямо не хочет проваливаться в небытие и из последних сил удерживает сознание на плаву. — Зак, — шепот срывается с языка, уносится вместе с пронизывающим ночным ветром высоко–высоко к небесам. Одно–единственное ремесло получалось у парня лучше, чем, что бы то ни было — убийства. Ничто больше не увлекало его, не затягивало и не вызывало восхищения. Все знают, что Айзек Фостер — серийный маньяк, беспощадный и уродливый как внутри, так и снаружи. Слова его – это очерненная песня героев из подворотни, из самых низов. Зак похож на живой огонь — неукротимый, разрушительный, опасный по своей природе, и это делало его противником, который не по зубам оппонентам с ослабшей волей. Получишь один ожог смертоносной косой и нет сомнений — уклоняться и сбежать не получится — безумное пламя настигнет рано или поздно. «Сбрендивший долбанутый психопат» — припоминает приписку в найденном досье на Зака Рэй корявым стилем письма. И точно уверена: для него это звучит комплиментом. А можно ли доверять огню? Довериться Заку Фостеру. Рэй не знала, как без этого нетерпеливого, шумного спутника делать выбор. Рэй не знала, зачем делать выбор без него. «— Эй, Зак, — Рейчел перевязывает плечо Фостера, руки давно перепачкались в чужой крови, а тот шипит и дергается от неприятных ощущений в том месте, где пуля прошла навылет. — Какого черта тебе снова надо? — Ты боишься чего-нибудь? — Ничего я, твою мать, не боюсь, — практически рычит Фостер». Он думает низко. Говорит низко. Высмеивает низко. Но для Рэй Зак, сам того не ведая, делает низость притягательной и очаровательной. Для Гарднер высокопарные речи, сдобренные щепоткой метафор и правильно построенными предложениями, кажутся отвратительными, мерзкими. Это правильно. Это приносит облегчение. Рэй нравятся его слова, отдающие инфрачерным цветом, такие же грязные, как улицы, по которым ходят окружающие. «Рэй, держись! Не смей тут помирать, я еще с тобой не закончил!» — сбивчивые речи долетали в разрушенном помещении, объятом огне, как через слой ваты, но она заметила обеспокоенный тон в хриплом голосе. Отчаяние режет плоть безжалостно, без права на отсрочку. Одежда окрашивается в алый цвет, голос Зака продолжает настойчиво бить в голове, напоминая заевшую пластинку. Лучше бы он яростно кричал, разбивал, ломал попавшиеся под горячую руку предметы, обвинял ее, чем шептал это обеспокоенное «Рэй». «— Ты ходячая проблема, — с шумом выдыхает коллега по несчастью, командует обхватить себя за шею, присев из-за разницы в росте. Ослабевшая после ядовитого газа Рейчел удобно располагается на мужской спине, а руки обвивает вокруг шеи Зака, чувствуя спасительное тепло. — И куда мне теперь косу деть? — Я понесу, — предложила та. — Чтоб ты мне голову снесла? Так не терпится сделать из меня котлету? — Если я это сделаю, то ты не сможешь убить меня. — Раздражаешь, — закатил глаза Зак и протянул рукоять оружия Гарднер. — Не урони, хилячка. А за помощь будешь должна. — В качестве награды я согласна отдать свое мертвое тело. Может убьешь меня? — Заткнись и больше не спрашивай. — Может убьешь меня? — как заведенная повторила Рэй, но убийца не смог увидеть еле заметную улыбку на ее лице. — Ты напрашиваешься на неприятности, — ускорился с ношей тот, практически переходя на бег, вдруг весело и беззаботно смеясь, а Рэй лишь крепче обняла попутчика, позволяя себе облегченно закрыть глаза и улыбнуться краешком губ». Сейчас юная мисс Гарднер смотрит затуманенным взглядом в спину парня, который стоит, будто в свете софитов, что направлены на актера, окончившего роль ведущего. «Красиво», — мысленный выдох. Она все бы сейчас отдала, чтобы снова увидеть ту неповторимую улыбку Фостера, засыпать под ворчание о «чокнутых девчонках с иголками вместо мозгов» и не позволять уголкам губ подняться вверх, когда он начинает орать, вцепившись в собственные волосы, стоит лишь открыть какую–то пыльную книгу на полу в одном из коридоров. Останься со мной. Останься со мной навсегда. Прежде когда–то невыразительные и стеклянные глаза заблестели, заволакивая пеленой все происходящее. Не уходи. Хрустальная слеза чертит мокрую дорожку и разбивается на холодном асфальте. Пожалуйста, не уходи. Тело не двигается, а рука едва–едва поднимается, словно, налитая свинцом и пытается дотянуться до высокого темного силуэта. Пальцы подрагивают. — Глупый Зак, — слова даются с трудом, губы дрожат, а боль в голубых омутах становится невыносимой. У нее больше нет духа поверить в будущее. Нет надежды. Кроме него у Рейчел не осталось никого, кто заставил бы поверить в собственные силы и тащил бы за руку, вырывая из передряг. Душа Рэй плачет кровавыми слезами, воет и мечется, словно, загнанная дикая в клетку птица. Она теряет Зака. И похоже, навсегда. Рейчел Гарднер была рядом, когда он убивал. Зак Фостер — рядом, когда она умирает. Правда, когда находишься на грани, то на мгновение становится страшно. Вот и Рэй испугалась. Испугалась за него. Но она никогда не думала, что проснувшиеся эмоции заставят ее желать только об одном, но то была лишь несбыточная мечта. В голове все сливается в нарастающий гул из нестройных голосов, криков и предупредительных выстрелов, образуя какофонию. В зрачках девушки отразился вихрь угольно–черных волос, растрепанных от резкого порыва ветра — капюшон слетел с обладателя темной ветровки и раскатистый сумасшедший смех, отозвавшийся в сердце Рэй прежде, чем та погрузилась в непроглядную темноту.