И лучезарилось небо в осколках далеких звезд...

Вновь с силою темною пришли сражаться воины наши доблестные. Да только с силою непростою. Всю ночь темную они стояли плечом к плечу, защищая родину от врага ненасытного. Истерзанные злом невиданным, стояли богатыри, сжимая мечи в стальных ладонях. А к утра сила отступила. Едва свет зари коснулся ее черных мыслей. Остановились и воины, отдышаться пытаясь. На траву шелковистую легли отдохнуть, да налюбоваться небом чистым и прозрачным. Да только в этом небе зло таилось… Почуял Добрыня власть невиданную, тягу тягучую, неподвластную. Встал он тогда на ноги, хоть и тело болело все. И посмотрел в даль-дальнюю, словно что-то привиделось ему. Поднялся и Муромец Илья вслед за другом своим верным. И в даль-дальнюю вгляделся встревоженно. Да только не было там ничего. - Что случилось, Добрынюшка? – спросил молодец, взором ища настороженно. И вздохнул тяжело Добрынюшка, и закрыл очи свои лучезарные. Как раскатом грома буйного пронзила его тело тоска. А в голове светлой темные мысли зародились. И словно обзавелись душой картинки дьявольские, когда руку друга почуял он на плече своем. И встрепенулось его сердце богатырское… - Ах, Илюша… - прошептал Никитич, головою своей качая, - Я словно пуст внутри… словно демон какой высосал жизнь мою… Встрепенулся тогда Илья, за плечи широкие друга верного взял, да к себе развернул. И глазами своими синими впился во взор печальный его голубоокий. - Да что ты говоришь такое! – промолвил Муромец, крепко сжимая могучие плечи в кольчуге да серебристой. – Я снесу голову тому ироду, что причинил тебе зло… Но словно внимая Добрыне, Илья вдруг почувствовал слабость. Не то руки его всесильные устали, не то земля-матушка стала раскачиваться в такт его сердцу смелому. И руки с плечей его крепких перебрались вдруг на лицо богатырское румяное да в задорном белом пушку. И наполнились светом добротным глаза темно-синие. - Я поражу любое зло… - прошептал Илья другу своему верному, - что посмеет сразить тебя… Добрынюшка. И следом за словами его теплыми, губы его мягкие коснулись рта приоткрытого. Размяк Добрыня Никитич в объятиях этих нежных да не мужских… И лучезарилось небо в осколках далеких неприметных звезд. И радовался демон, затаившийся за облаком, наблюдая, как сила богатырская могучая становится подобна бархату мягко-легкому. И как вростаются друг в друга два мира сглаженных из темно-синего и нежно-голубого янтаря. Два хрупких и тонких мира, покрытых горами мышц и брони. Как губы сливаются с губами, и как расцветают алые рубины на дивных крепких скулах. Как прогибаются услужливо колосья дикой пшеницы, принимая двух богатырей, заключая их в свои объятья...