На коленях

1924

Таня Дегуршаф лежит на коленях у Виши, сердито пересказывает ей весь разговор с генералом. Здесь, в пустыне, почти не работает связь, и оттого сиплый голос в трубке слышался еще хуже, почти скрипел там, и Тане постоянно хотелось встряхнуть радио, чтобы из него высыпался проклятый песок, который забивает все вокруг, включая ее глаза. У нее болит голова, и она устраивает ее на коленях у Серебряковой, не позаботившись о том, чтобы уточнить, удобно ли Више. Прохладные женские пальчики перебирают светлые волосы. Это даже приятно, думает она… Так вот, объясняет Таня, нам придется сидеть в этом дерьме еще с неделю, пока к нам не перебросят новый отряд. Как же ее задрали эти люди, сидящие в кабинете и отдающие издали приказы. Их бы сюда, в жару… — Вода кончается, — говорит Серебрякова. Голос у нее сиплый слегка, и Таня думает, когда это она последний раз пила вообще. Губы у нее все потрескавшиеся. Пожалуй, взгляд Дегуршаф задерживается на них слишком долго. — Ребята шутят, — улыбается Виша, — придется вражескую кровь пить. Или своих же… — Глупости, — обрывает Таня. — Кровь на вкус слишком соленая. Пить только больше захочется. Да и, — морщится она, — свернется же. Неприятно. Выблевать только. Виша по-детски улыбается, наблюдая за ее рассуждениями. У майора напрочь нет чувства юмора, все-таки. Или сегодня она совсем не в настроении шутить после объявления тех приказов. Но попытаться развеселить ее Серебрякова хочет, сама не зная, почему вдруг. Вот и говорит всякие глупости, пересказывает сплетни. — Солдаты должны воевать, — ворчит Таня. — А не распускать слухи, подобно старым бабкам. Надо устроить им пару тренировок, чтоб повеселее жизнь была. Виша рассказывает ей, что ходит легенда, будто у майора нет сердца. Что она разбавляет кофе кровью девственницы. Что на самом деле ей под сотню лет, а облик маленькой девочки дарован Дьяволом. Половину этих сплетней придумала сама Таня. Ей забавно это слушать. — Последнее кажется мне правдой, — смеется Виша. — Вы правда старше, чем кажетесь. — Я много жила, — туманно отвечает Таня. Мигрень давит ей на виски, и она вдруг начинает говорить, словно пересказывает диковинный сон: — Там был целый мир бетонных коробок со стеклянными окнами и много-много бумаги. Я даже посадила себе зрение. Отчеты, дьявол их побери. Ненавижу. Тут я хотя бы могу расстрелять пару человек, когда надо отвести душу. Виша склоняет голову на плечо и часто моргает огромными синими глазищами. Где-то там сияет любопытство, и Тане становится приятно рассказывать. Она по-прежнему лежит у нее на коленях и перебирает лениво мягкие пряди волос Серебряковой. — Я была ужасным человеком, — довольно улыбается она. — Вы убивали? — спрашивает Виша. Она верит. Она верит, потому что Таня до того невероятная, что в прошлом ее могло быть что угодно. И ей хочется о нем узнавать. — Я убивал морально, — почему-то сбивается на мужской род Таня. — Увольнял. Заставлял переделывать годовой отчет из-за подписи, поставленной не с той стороны. Офисная живность — это тарантулы. Акулы. Выживает сильнейший… Она зевает, показывая острые клыки. Спать хочется. — А потом? — с интересом спрашивает Виша. Она с детства любила сказки. — А потом помер, — мрачнеет Таня. — Несчастный случай. Старые воспоминания возвращаются неожиданно болезненно. Сколько она не думала о своей прошлой жизни? Уже так привыкла к этому миру войны, что… — А вы любили? — отвлекает ее Виша от невеселых раздумий. — Что? — Таня подозрительно косится на нее. — Это тут при чем, Серебрякова? — Нет-нет! — краснеет та. — Совершенно не при чем! Дегуршаф фыркает. Виша не слишком хорошо врет, если говорить прямо. Забавная. Таня не замечает, как начинает широко улыбаться. Она гибко приподнимается, приближаясь к лицу Серебряковой. Та резко подается назад, едва не падая. Глаза у нее широкие и перепуганные. — Да не рвись, — усмехается Таня, приобнимая Вишу и устраиваясь на ее плече. — Ночь в пустыне холодная. Бедная Серебрякова не дышит, будто ее сдавили стальным обручем поперек груди. — Я приказываю, — вздыхает Таня. — Оставаться тут и греть своего командира. Ослушаешься — вылетишь из моего отряда. Все ясно, лейтенант? — Т-так точно! — заикаясь, откликается Виша. Дрожит вся, словно боится даже двинуться, даже вздохнуть. А Таня улыбается ей в плечо.