Братство Суккулентов

      А это событие случилось одним жарким днем ближе к концу июля. К этому времени у всех обитателей подоконника просто не было выбора, кроме как привыкнуть к колючему хамоватому Эрику. И все же их общение переросло в нечто напоминающее худой мир между соседями, а не натянутое терпение на грани очередной ссоры с оборванными листьями.       Шон наконец смог пустить новые побеги и теперь оберегал четыре своих новых маленьких трилистника. Энджел подкормили и красиво подстригли, чтобы ее листья гуще росли по центру. Хэнк распустил несколько очередных соцветий. А Эрик и Чарльз нашли себе новое занятие.       Однажды Рейвен оставила на подоконнике свой включенный айпад. Как раз между их горшками. Они успели подсмотреть, как в забытом Рейвен фильме двое людей играли в шахматы. Не то чтобы растения в самом деле могли разобраться в правилах. Но игра показалась им интересной, и с тех пор они играли в нее просто в слух. Шахматной доски-то у них не было…       — Конь на черную клеточку.       — Слон на белую клеточку.       — Кошка на черную клеточку.       — Собака на белую клеточку.       — Птица на белую клеточку.       — Лошадь на черную клеточку.       — Попался! Конь и лошадь одно и тоже. Я поставил коня на черную клеточку!       — Черт! Ладно. Признаю поражение!       — Я дам тебе возможность отыграться, друг мой. Итак, начнем. Божья коровка на белую клеточку.       Энджел тяжко вздохнула всеми своими листьями:       — Как утомительно. Зачем только люди играют в такие глупые игры…       — Я вообще не понимаю, что такое клеточки… — пискнул Шон и развернул свой уже хорошо подросший трилистник в сторону герани. — Хэнк, что за клеточки такие?       — Ну, это… Ммм… — Хэнк, конечно, разбирался кое в чем, но все-таки не во всем. Еще сложнее было объяснить что-то тем, кто вообще ни в чем не разбирался, кроме отращивания побегов и корней… — Это как… Когда одно и другое. Оно меняется. И много всего. Много того, что меняется, и все разное… Как-то так…       Диффенбахия смотрела на него, скептически скрутив пару листьев в трубочку. Шон, кажется, завис от сложной мыслительной деятельности.       — Если не знаешь, так бы и сказал, початок!       — Энджел, початок — это не оскорбление… — напомнила герань, но та ее уже не слушала.       — Клеточка — это как окошки в соседнем доме, Шон.       — Да! Это я и хотел сказать! Именно! — Хэнк попытался реабилитироваться, но его уже не слушали.       И тут Шон радостно пискнул.       — Алекс! Алекс прилетел!       Подоконник в тридцать третьей квартире сразу же оживился. Шахматы и спор о клеточках были забыты. Потому что в форточку под потолком влетел ОН.       Толстый, полосатый, огромный, жужжащий шмель!       — Алекс, привет! Как дела? — все трилистники Шона радостно хлопали лепестками, а сам он почти перешел на ультразвук.       Диффенбахия развернула свои листы самыми красивыми пятнышками, красуясь, а Хэнк раскрыл каждый цветочек своего соцветия. Чарльз тоже вытянул цветущие побеги в сторону форточки, привлекая внимание шмеля.       — Ж-ж-ж-ж, — ответил шмель, кружа над разноцветными пятнами подоконника.       — Алекс, посмотри на мои листья! Как тебе? У меня много новых пятен, и еще меня подстригли! — если бы Энджел могла расцвести, она бы незамедлительно это сделала прямо сейчас, красуясь перед гостем.       — Ж-ж-ж-ж, — прожужжал шмель, врезавшись бошкой в стекло.       — Здравствуй, Алекс. Надеюсь, у тебя все в порядке? Как там луговые цветы? — Чарльз постарался раскрыть соцветия как можно лучше, чтобы шмель мог забраться в понравившийся цветок.       — Ж-ж-ж… Ж-Ж-Ж, — сказал шмель, кружа над яркими шапками Хэнка.       — Вы что, его знаете? — Эрик равнодушно следил за незваным гостем.       — Эрик, это Алекс. Алекс, это Эрик. У него нет цветков, так что ему нечем тебя угостить. Но нашего с Хэнком нектара тебе и так хватит.       Шон, который еще не успел пустить цветущие побеги, надулся. Шмель оставил его маленький невзрачный кустик с темно-бурыми трилистниками без внимания.       — Ж-ж-ж-ж, — особенно яростно прожужжал шмель, забираясь в яркий цветок алоэ.       — Вечно вам с Хэнком столько внимания! — Энджел тоже выглядела обиженной. — Алекс! У меня пятнистые листики! Хотя бы взгляни!       — Ж-ж-ж-ж! Ж-ж-ж-ж!       — Энджел, Алекс давно умер. Это не Алекс, — с тяжелым вздохом сообщил Хэнк.       — Что ты такое говоришь?! Это Алекс! Я знаю его жужжание! — пропищал Шон, яростно махая всеми отростками в сторону герани.       — Да! Разуй свои листки, Хэнк. Это точно Алекс. У него такие же полоски, и лапки, и крылья, — Энджел продолжала распаляться.       — Шмели живут всего лишь один сезон! И я уже говорил вам про это. Алекс умер три года назад, — Хэнк взмахнул листьями, и пара сухих лепестков упала Эрику на голову. — И-извини.       — Что за чушь тут творится? Это полосатое насекомое даже не разговаривает.       — Ты тоже по началу был не очень-то болтлив. А это Алекс! И он наш друг! — вступилась за жужжащего опылителя Энджел.       Стоило шмелю оставить в покое соцветие алоэ, как Шон и Энджел снова попытались сделать все возможное, чтобы привлечь его внимание. Хэнк равнодушно позволял опылять свои цветки под стоящий на подоконнике гомон.       — Я каждый год говорю им, что Алекс давно умер. Но они каждого встречного шмеля принимают за Алекса. А все потому, что шмели одинаковые! — если бы герань могла схватиться за голову, которой у нее все равно нет, то Хэнк именно так бы и сделал. Но Эрик и без того чувствовал всю тщетность его бытия.       — Сочувствую.       — Ох, друг мой, не отбирай у нас веру в то, что Алекс жив в каждом шмеле этой планеты! — Чарльз помахал соцветием на прощание улетающему шмелю.       — Звучит не слишком здорОво, Чарльз.       И Эрик впервые был с Хэнком согласен.