***
Итак... Это действительно ремонтная станция, судя по данным, что ей удалось вытащить из практически коматозной Матери, и справочнику на Прометее, построен Ковчег был почти сотню лет тому. Как он выстоял все эти годы без постоянной помощи со стороны Вейланд Индастриз — тот еще вопрос. Первое, что бросается в глаза — общее запустение на станции, обшарпанность, сухой воздух с примесью пыли. Видимо, сюда нечасто добираются корабли. Элизабет выходит одна, запрятанная под защитный костюм, и мир по ту сторону шлема выглядит ужасно жизнерадостно и солнечно, хотя можно не сомневаться, когда она уберет стекло, мнимый позитив тут же пропадет. Оружие у нее с собой тоже есть, оставшаяся на Прометее Виккерс предупреждена, и открывать чужакам шлюз даже не подумает. Мимо проходят люди в форме Вейланд Индастриз, с яркими нашивками ремонтников. Заметив ее, слегка сбитую с толку, под полной защитой, хоть сейчас выпрыгивай в открытый космос, с пистолетом-гарпуном наготове, они спокойно кивают ей, приветствуя. И жестами указывают, куда идти. Наверх, от посадочной полосы, к магнитной движущейся полосе, где ее уже кто-то ждет. Он ждет ее — не шевелится, когда Элизабет вступает на эскалатор, когда она поднимает гарпун, не то угрожая, не то предупреждая. Его высокая, худая фигура и практически идеальное лицо — классические пропорции, серые глаза, светлые волосы, идеально зачесанные назад, мощная челюсть и орлиный нос — выглядят будто с рекламного буклета Вейланд Индастриз, только во плоти. — Я Дэвид, — он, совершенно игнорируя нацелившийся ему в бок гарпун, отмирает и делает шаг, одновременно протягивая руку. — Добро пожаловать в Ковчег, доктор Шоу. Я очень рад вас видеть. Для синтетика он выглядит слишком человечно. Что-то в его взгляде, в голосе, даже то, как он сжимает ее пальцы, закутанные в защитную ткань перчатки, все это выдает волнение. То самое, которым он не обладает по факту. Может, они запрограммировали их на подобные реакции, чтобы люди не так быстро сходили с ума от одиночества, запертые бог знает где? — Я... — она теряется, сама не зная почему. Что-то с этим местом не так, или с ее мозгами, потому что даже его вежливая улыбка выглядит отвратительно фальшиво. Словно у него за спиной есть еще одна рука, сжимающая точно такой же, как у нее пистолет-гарпун. — Я не доктор. Больше нет, — они с Чарли расстались, да, так это и было, не сложилось — к огромной дыре в памяти добавляется маленький кусочек паззла. До того, чтобы сложить всю мозаику, далеко, но с этим она тоже справится. — Конечно, как я мог забыть. Меня предупредили, что у вашего корабля, Прометея, проблемы с Матерью. Я отправлю техников в помощь вашему помощнику, мы же пока можем побыть тут. На тот случай, если вы считаете, что мы ненастоящие, — то, как Дэвид улыбается, снова тревожит ее. Словно он читает мысли. — Я такого не говорила... — У вас в руке заряженный гарпун, Элизабет, — и снова он называет ее по имени, и от одного этого почему-то бросает в дрожь. — Кроме этого, я бы хотел узнать, что происходит там, — он наклоняет голову в сторону шлюза. — Мы несколько ограничены в новостях, каждая из мелочей важна для нас. — Мне это неинтересно, — она не будет трепаться с синтетиком, да и вообще оставаться надолго в этом странном месте. — Где у вас дежурный врач? Дэвид улыбается еще шире — словно голодная акула, показывая зубы, хотя, не будучи человеком, он не понимает, насколько жутко выглядит. — К вашему счастью, прямо перед вами, Элизабет.***
Первое, что приходит ей на ум — почему, почему же?! — что он собирается что-то сделать с нею. Навредить. Или убить. Синтетик Вейланд не стал бы так поступать, больше того, в обрывках памяти нельзя найти даже намека на то, что где-то когда-то один из его... собратьев сделал что-то с нею, чтобы сейчас инстинкты заходились от ненормального, животного ужаса. И все же она дрожит. И инстинктивно пытается отпрянуть, когда Дэвид укладывает ее на медицинский стол и стискивает виски пальцами точно клещами. От его прикосновений не сбежать, если он захочет, раздавит череп словно гнилой арбуз, а она и пискнуть не успеет. — С вами происходит то, что я называю синдромом ложной памяти, Элизабет, — снизу-вверх смотреть на него сложно, это беззащитность, помноженная на страх. — Вашему разуму пришлось придумать хоть что-то, чтобы временно заполнить пробелы. Возможно вы будете считать ваших друзей врагами и наоборот. Но я помогу вам. Закройте глаза, Элизабет. Доверьтесь мне, — его волосы сияют нимбом, а голос обманчиво мягок и тих, но что-то не дает ей подчиниться и сделать так, как ее просят. — Нет, — выдыхает она. Пальцы продолжают массировать виски, нежно, ласково, и от этого становится чуть легче. Физически. — Пожалуйста. Я не сделаю ничего, просто запущу сканер. Вы верите в бога, Элизабет? Да. Да, она верит! Что-то буквально заставляет ее сказать это. Она шевелится на столе, машинально поднимая руку к цепочке с крестом, которого там нет. Но... он точно был, она не снимала его никогда, даже, когда Чарли умер. — Он умер? — она не замечает, что говорит это вслух. — Нет, это невозможно! Если они расстались давным-давно, тогда откуда она знает это, и почему так больно при одной мысли о его смерти? — Все умирают, даже боги, — синтетику плевать на ее страдания. Он смотрит на нее сверху вниз, бесстрастный божок, не способный понять, каково это. — Но вы живы. И это главное. — Нет! — кое-как она отбивается от его прикосновений и садится на столе, переживая второй приступ галлюцинаций — он же пытается запихнуть ее в медкапсулу, говоря что-то насчет беременности. — Кто ты? Почему я тебя помню?! — голова гудит сильнее, стоит только сосредоточиться, и в глазах темнеет от напряжения. Плечо пронзает легкая, почти незаметная боль, и по руке расползается онемение, а мир внезапно становится темнее и тише, будто кто-то выкрутил его на минимальную отметку. — Я просто хочу помочь, доктор Шоу. Все будет хорошо, — Дэвид ловит ее, заключая в объятия, слишком тесные и сильные для безразличного к людям андроида. А когда его губы прижимаются к ее лбу, она начинает вспоминать...***
Она просыпается в капсуле, первые пять секунд учась дышать воздухом. Понемногу, потихоньку в глазах проясняется, а пальцы могут сгибаться, и Элизабет нащупывает заветную кнопку сбоку, отключая спящий режим. Там, с другой стороны на крышку капсулы падает тень, большая, темная, и она инстинктивно замирает, будто это должен быть враг, хотя с чего бы... Это ведь их корабль, это же Прометей, и скорее всего там стоит кто-то из команды, очнувшийся первым. Крышка с шипением отползает вверх, демонстрируя склонившегося над капсулой мужчину. Сперва только торс, обтянутый в рабочий комбинезон цвета хаки с нашивкой Вейланд Индастриз, плечи, шею... — Чарли? — она видит все больше, только у мужчины совершенно другое лицо. Светлые волосы. И обманчиво мягкая, почти нежная улыбка. — Ты очнулась, давай помогу, — он так тянется к ней, будто она ему безумно дорога, подставляя посудину, в которую полагается блевать после пробуждения, только вот ни блевать, ни чувствовать что-то в ответ ей не хочется. — Где Чарли? — внутри пустота, как ни сосредотачивайся, в голове словно целый океан, мерно бегущих волн, где-то под ними, может, и спрятаны воспоминания, но сейчас не дотянуться. — Чарли? — его лицо на секунду застывает в обиженной гримасе, а затем это пропадает. — Я Дэвид, милая. Чарли на Земле, ты бросила его давным-давно, когда защищала докторскую. Ты не с ним, а со мной. Ты не помнишь? Элизабет моргает, оглядываясь. Остальные капсулы стоят закрытыми, внутри силуэты спящих людей, и на секунду ей кажется, что у одного из них лицо Чарли. Она сражается с собственными ногами, беспомощно разъезжающимися по скользкому полу, одновременно отпихивая от себя Дэвида, к которому у нее должны быть чувства, но она не чувствует ничего, кроме какого-то подспудного страха. Подбирается к капсуле, приникая сверху. Нет. Это не Чарли. Он мертв, шепчет голос откуда-то изнутри. Они все мертвы, кроме нее, на корабле ни единой живой души. — Отойди от меня! — она понятия не имеет, что с ним не так, но Дэвид не человек. Да, не унимается голос. Ни капли человечности. — Элизабет? — он бросается ей наперерез, обхватывая за запястья, дергая так, что что-то трескается — кажется, это кости — и руки пронизывает острая оглушающая боль. — Нет! Не сопротивляйся, я просто... я хочу помочь... Да как же, голос пробивается сквозь звон в ушах, сквозь слабость в теле, сквозь наползающую темноту. Он убьет тебя. Он убьет...***
— Доктор Шоу? Она вздрагивает, открывая глаза. Ей холодно — тело еще влажное от раствора, исчезнувшего в стоке капсулы, и сверху маячит размытая тень. — Доктор Шоу, с вами все в порядке? — он спрашивает ее снова, и она поднимает голову, все еще оглушенная от внезапного пробуждения. В голове пусто, удивительно, что она еще помнит свое имя — Элизабет Шоу, но кроме этого почти ничего нет. Только бессмысленные имена. Дэвид. Чарли. Виккерс. Прометей. — Дэвид? — она поднимает глаза. Это он, синтетик в составе экипажа Прометея, но почему ее будит именно он. — Что случилось... — в его, обычно безразличном взгляде слишком много всего. Если бы он был человеком, так должна была выглядеть паника. Она жива, он вроде тоже цел — все детали на месте, значит... Она садится в капсуле, оборачиваясь из стороны в сторону, быстрее, чем Дэвид успевает загородить все своим телом. Кроме них двоих никто не выжил. Капсулы разбиты, смяты подчистую вместе со стенкой, будто в них врезалось что-то большое... — Мне жаль, доктор Шоу, — говорит Дэвид, подступая ближе. — Я не мог спасти никого. Никого — это значит... — Чарли! Чарли... — Элизабет переваливается через край капсулы, почти ползет по мокрому полу, оскальзываясь. — Нет, ты не можешь... Он мертв, окончательно и бесповоротно, и это нельзя спутать со сном или комой. Его лицо позеленело и покрылось пятнами разложения. — Я помогу вам, — Дэвид подхватывает ее, поднимает на ноги, удерживая за талию, аккуратно, словно она стеклянная. — Держитесь за меня, Элизабет. Он синтетик, даже если ему объяснить, он никогда не поймет, каково это — потерять всех разом. Любимого человека. Но его объятия успокаивают, и она понемногу перестает дрожать. — Я знаю, это прозвучит странно, но мне жаль, Элизабет. Мне очень жаль, — он гладит ее по голой спине, а она все жмется ближе, потому что страшно отпустить. Но не страшно — плакать. Сначала тихо, потом всхлипывая и наконец навзрыд, потому что этого он тоже не поймет.***
— Где мы? — когда она наконец приходит в себя и успокаивается, можно осмотреться. — Ремонтная база. Дзета Сетки, я смог отправить нас сюда. Возможно они сумеют починить Прометей, но на это уйдет много времени. — Что? — слишком много всего. Его слова собираются в нагромождения звуков, из которых сложно составить что-то внятное. И голова все гудит, то сильнее, то меньше. Кажется, ее тоже задело при ударе. Нужно будет сделать томографию, в личном помещении Виккерс была медкапсула. — А что мы... Куда мы... — Домой, — Дэвид заканчивает за нее. — Мы отправимся домой, когда это станет возможно. Мы вдвоем. А пока вам нужно отдыхать. Вот, — он протягивает ей открытую ладонь, на которой блестит крестик. — Думаю, вам это дорого. Я сберег его. — Спасибо, — когда она берет его, пальцы Дэвида смыкаются, мягко, но крепко. — Все будет хорошо, Элизабет. Вот увидите. Я позабочусь обо всем. Тонкая линия его рта сминается, растягиваясь в улыбку. Сперва сдержанную, а затем все больше и больше похожую на человечную. — Как насчет прогулки по базе? У них даже есть что-то вроде кафетерия, и там можно купить кое-что покрепче воды. Вам это нужно сейчас, я читал, что выпивка глушит боль и другие эмоции... — он помогает ей влезть в рабочий комбинезон, застегивает молнию на спине, убирает волосы от лица, будто она сама и пальцем пошевелить не может. А затем обнимает за талию, подталкивая к шлюзу. Она не оборачивается назад, совсем ослабевшая, будто кости из стекла, и стоит им с Дэвидом выйти, как разбитые капсулы исчезают, словно их и не было никогда.