Самое настоящее проклятие

Казалось, что произошедшее не вызовет какого-либо серьёзного резонанса. В какой-то момент подумалось, что Джеймс и Римус совсем уболтают Эванс пустыми разговорами о моём выкипевшем зелье, дезиллюминационных чарах, боли в животе, заклинаниях и цветах. Мы топали к кабинету трансфигурации, и я скулил, что не прочь свалить с уроков и устроить, к примеру, снежное восстание гоблинов во дворе, знатное побоище, но уж точно не сидеть смирно за партой… Однако одному сваливать было бы убого, да и где это видано, а Поттер меня не слушал. Оставив меня любоваться своим затылком, он поглаживал девушку по плечу, пытаясь ненавязчиво притянуть её к себе. Эванс хмыкала, роняла что-то вроде «восстание гоблинов, какое по счёту ты имеешь в виду?», упиралась локтем Джеймсу в бок, поддерживая дистанцию, впрочем, почти приятельскую. И всё же безмятежная мармеладная картина всеобщего мира и хохота разрушилась, как карточный домик под порывом ветра из-под хлопнувшей рамы окна — это можно было предсказать с первого косо брошенного на меня взгляда зелёных глаз. И ни болтовня не помогла, ни объятия и широкая грудь Джеймса. — Эй, Эванс… что ты делаешь?! — я облокотился на стену, глядя на девчонку сверху вниз. Её ладонь вжималась в край подоконника, не давая мне уйти и даже особо сдвинуться с места. Я чувствовал приятный цветочный запах шампуня или духов, взгляд невольно спустился к прилипшему к ключицам круглому вырезу. — Да ещё на глазах Сохатого — он же лопнет от ревности. Коридор был полон людьми, но между нами было несколько дюймов расстояния, и голос Эванс заглушал царивший вокруг внеурочный хаос. — Тебе нравится это? Издеваться над ним, — наконец, спросила она тяжело и звонко, как бы ударила металлом о металл. — Гм… — воображение, дразнясь, дорисовывало туго натянутый лифчик и живот под ним с миндалевидным пупком. Спросил несколько рассеянно: — что ты имеешь в виду под словом «издеваться»? — Доставать, преследовать, насмехаться, и что ещё ты там делаешь, — мгновенно, неприятно, словно выстрелила, отчеканила Эванс. Она по-своему истолковала мелькнувшую у меня кривую усмешку, с которой я пялился на её грудь, — тебе кажется всё это забавным? Серьёзно, Блэк? Северус только что вышел из больничного крыла, ты это помнишь? — в ярости она смачно шлёпнула ладонью по подоконнику и резко втянула носом воздух, но воскликнула почему-то севшим голосом: — даже если он в чём-то виноват, разве этого недостаточно? Внезапно мне стало неинтересно думать про её кружевное бельё, и я вернулся взглядом к рассерженному лицу девушки, её глазам, внимательно — очень пристально — буравящим моё лицо. Видимо, они, эти лихорадочно блестящие глаза, должны были во мне пробудить что-то виноватое и понимающее — и это меня выбесило. — Не кипишуй, детка. Уверяю тебя, касаемо Северуса, я не делаю ничего плохого. Абсолютно. Твоя озабоченность не к месту! Заткнул большие пальцы за пояс, натягивая мантию на груди, отстранился, избегая цветочного запаха её волос, который, как не был нежен, намертво ассоциировался у меня с морализаторством, занудным повторением одних и тех же слов. Упрекает меня… Как она вообще могла спросить у меня такую чушь: помню ли я то, что Снейп попал в больничное крыло. Помню ли я тот день, когда лишился свободы. Чёртов ураган чувств унёс её за край света, как домик Дороти из маггловской сказки. Будто я мог это забыть. — Я не буду закрывать глаза на твоё… дурачество, — в тон мне негромко процедила Эванс, выдерживая мой раздражённый взгляд с таким упорством, будто я оскорбил её лично. — Ты собираешься и дальше прижимать меня к стене? Я, по-королевски махнул рукой в жесте «кыш», весьма небрежно, что должно было вывести из себя рыжую зазнайку. Кто-то из проходящих мимо заулюлюкал, но не стал останавливаться, чтобы поглазеть. Эванс отлепила ладонь от подоконника, будто обожглась, машинально посмотрела на неё. Я смотрел на девушку, просто так, больше было некуда смотреть — Поттер уж точно хотел бы оказаться на моём месте, прижатым к стене юным телом, но сначала, конечно, втащить тому дебилу, который улюлюкал — ниточка белой кожи головы, проглядывающая в ровном проборе, нахмуренные брови, сжатые губы. Мы с Эванс не были близки. Я не дегенерат, и мы действительно стояли друг перед другом, так что я пялился на её грудь, а она норовила наступить на край моей мантии — но я не о том говорю. Эванс — всего лишь однокурсница, староста, пытающая призвать к порядку отъявленных хулиганов. Это легко понять: она даже не собиралась верить мне, какие бы вопросы не задавала, и что бы я на них не ответил. Она просто хотела, чтоб я отстал от Снейпа. — Серьёзно, Блэк… — Эванс со стоном закатила глаза, скрещивая руки на груди: — как меня достали твои дурацкие шуточки! Когда она вновь сердито и высокомерно взглянула на меня, я заметил пробивающийся румянец на щеках Эванс. В мою голову пришла волнующая мысль, что она уловила ту лёгкость, с которой с моего языка сорвалось «касаемо Северуса» (я почти прикусил язык, хотя, на самом деле мне было всё равно, в конце концов, это свободно можно было принять за сарказм). Впрочем, скорей всего она злилась на мой откровенно раздевающий взгляд. Я почесал щёку, и, слегка склонившись, тыкнул в неё указательным пальцем, как кокетка, напрашивающаяся на невинный поцелуй, как игрок в квиддич — после удара бладжером в лицо, наощупь проверяющий целостность своих зубов, как один дурацкий слизеринец — в моё плечо. — Думаешь, не ударить ли меня ещё разок, а, детка? — Обязательно, если ещё раз назовёшь меня деткой, Блэк! — язвительно буркнула Эванс, невольно попятившись, под мантией мелькнули белые туфли, щёлкнул по полу каблук. Подозрительно, почти всерьёз, уточнила: — а ты этого заслуживаешь? Я ухмыльнулся и, расставив руки, шагнул вперёд, пытаясь обнять Эванс. Напряжённая гримаса, резкий короткий размах, веки предательски дрогнули, но удара так и не последовало. — Хватит, Лили, остынь! — Поттер легко рассмеялся. Под громкий смех я отвёл ладонь от шеи Эванс. На пальцах осталось только ощущение живого тепла и лёгкой щекотки от рыжих волос — эти ощущения вызвали тошноту и головокружение, подобно морской болезни. Может, дело в том, что Джеймс всё ещё крепко держал Эванс за запястье, и её локоть почти касался его груди — так естественно, будто они сто лет как женатая пара. Это было почти как секс втроём. Эванс с писком и гонором выдернула руку у Джеймса, сжала её в кулак. Уставилась на меня, вызывая ассоциации с совой-курьером (сова, которая, отдавая письма, обязательно что-то грызёт — совиное печенье или пальцы жлоба). — Самоконтроль, Эванс? А зачем он к чертям нужен?! — возмущённо выпалил я, думая скорее о своих смущающих ощущениях (чёрт… это всё Снейп виноват! После него никакой амортеции не надо). С независимым видом опёрся на подоконник, что-то захрустело под локтем, — ой… Повернул голову: это было забытое кем-то на окне небольшое круглое зеркало в пластмассовой оправе. Я принялся крутить его в руках, потому что должен был что-то сделать, а Эванс смотрела на меня взглядом, а ля «мы так разочарованы твоим поведением, мистер Блэк». На меня взглянули собственные глаза, тёмные и какие-то сумасшедшие от расширенных зрачков, потом мелькнула гладкая обратная сторона зеркала и снова мои глаза… Наконец, Эванс скривила лицо, потёрла запястье и, оглядев всю нашу компанию, вернулась взглядом к Поттеру. — Они дрались, да? Махали палочками, кричали друг на друга, бросались всякой дрянью? — её высокий резкий голос слегка перекрывался шумом в коридоре, он звучал очень настойчиво. — Почему ты говоришь так, будто я в чём-то виноват… — пробурчал Поттер, ковыряя пол, исподлобья почти застенчиво глядя на девушку. — Но ты же сказал, что… — Эванс оборвала свою фразу, начатую взволнованным тоном. — Ты бы мог остановить драку, но, видимо, это не так круто, как пудрить мне мозги и играть словами, Поттер! — протянула она холодно и едко. — Когда это я пудрил тебе мозги?! — натурально оскорбился Джеймс, но на Эванс это не подействовало. — А разве нет?! — Эванс вдруг сменила свой уничижительный тон, на взволнованный шёпот: — «тебе не стоит идти, поверь, это точно не улучшит отношения между…», — она странно хмыкнула, не договорив, — Или скажешь, я неправильно поняла тебя? Сириус Блэк. И опять Сириус Блэк…и это тоже Сириус Блэк. О-о, снова! Ах, какой же он красивый, этот Сириус Блэк! — да я всё ещё развлекался с зеркалом. — Это было бы вовсе не круто, Эванс! — ещё более натурально воскликнул Джеймс, — Если б мне пришлось пудрить тебе мозги! Очень натурально. Кажется, он даже был искренен. — И что я должна сказать? — хмурясь, спросила девушка после короткой паузы, — Что я рада что ты так считаешь?! — Эванс, я так польщён… Римус заглянул мне через плечо, как раз настолько, чтобы я мельком увидел в овале зеркала его тоскливый глаз. — Ты в курсе, о чём они говорят? — неуверенно прошептал он — ну… может, ты знаешь… Кто красивее Мэрилин Монро или Одри Хепбёрн? Что за муки размышления на лице! Ответ проще, чем вам кажется — конечно же Сириус Блэк! Я уже хотел равнодушно пожать плечами, до меня донёслось злое шипение Эванс: — Не увиливай, Поттер! Ты сказал, что сможешь повлиять на своего придурочного дружка! — Что-о?! — я оторвался от своего неотразимого и просто изумительного — Мерлин, какой же я красавчик — лица и выпучил глаза. — Я сказал, что не дам всему зайти слишком далеко. Будто мне было интересно, стоять там и подслушивать, в конце концов, я же не Ню… — жарко оправдывался Поттер, он скорчил рожу и яростно ткнул меня кулаком в грудь, — Смотри, каждый даже ушёл на своих ногах! — Прекрасно, — еле слышно протянула Эванс и подняла брови, — по-твоему, драка это выход?! — Эй, я не придурочный! Что за оскорбления, Эванс! — влез я в разговор, машинально потирая грудь, дёрнул Поттера за плечо, — скажи ей, Джеймс! На мой голос обернулись несколько когтевранцев. Кто-то, кажется, даже хотел к нам подойти. Эванс было трудно проигнорировать мой вопль, но она всё же справилась с этим, стиснув зубы. — Ты сказал, что сможешь повлиять на него, — ровно проговорила она, обращаясь к Поттеру и не глядя на меня, — и… именно поэтому я не пошла с тобой. — А я думал, что ты не пошла по другой причине… Я посмотрел в задумчивое лицо Джеймса и, сжав пальцы, завопил ему в ухо: — Эй! Ты вообще, на чьей стороне, скотина?! — Поттер! — одновременно со мной рявкнула Эванс, прошипела что-то вроде: — ни слова больше, он мой… ты совсем что ли, Поттер… — Господи, господи! Успокойтесь, Джеймс, Сириус… Лили, — я поперхнулся воздухом, набранным для очередного крика, сообразил, что, Римус, с натужным смехом касается моей мантии и мантии зажимающего уши Джеймса, глядя то на Эванс, то, искоса, в конец коридора, — да успокойтесь вы оба! Макгонагалл… Я выпустил плечо Джеймса и обернулся. Действительно, профессор чётким шагом шла в нашем направлении, прорезая толпу учеников, как нож масло. То есть, она продвигалась в направлении кабинета трансфигурации, возле которого стояла наша компания, и через несколько секунд её взгляд должен был упасть прямо на нас. Я посмотрел на нервно улыбающегося Римуса, потом на Эванс, теребящую край рукава, красную, как свёклу, даже непонятно отчего. Отвернувшись, принялся теснить Римуса, изображая из себя боксёра, практически видел ослепительный свет софитов, мокрую майку и красные боксёрские шорты. — Здравствуйте, профессор МакГонагалл, — вежливо сказала Эванс. — Добрый день! — невинно вторил ей Поттер, не обращая внимания на беззвучную возню, которую я и Люпин устроили за его спиной. В конце концов, я ухватил вяло сопротивляющегося Лунатика за шею, обозначил удар под дых коленом, лопатками ощущая строгий взор МакГонагалл. Впрочем, это было гораздо лучше чем, если б она застала нас кричащими или напряжённо молчащими, занятыми сконфуженными переглядываниями. Локоть Римуса случайно впился в моё многострадальное ребро. — Мистер Петтигрю, — наконец, сказала профессор, на что Питер вздрогнул и выдавил из себя какой-то нечленораздельный звук, — зайдите в кабинет. Мне надо с вами поговорить. — А… да, мэм, — промямлил Петтигрю, округлив глаза. Люпин с несколько истеричным смехом выбрался из моей хватки, оставив ощущение колючей окантовки ворота его мантии. Я проводил взглядом высокую удаляющуюся фигуру женщины с идеальным пучком на затылке. Питер прошаркал несколько шагов ей вслед, потом обернулся к нам, сказал, неловко растягивая губы: — это, наверное, насчёт оценок. Такое было жалкое и смешное выражение его взволнованного лица — невозможно было не захихикать или хотя бы не улыбнуться. — Брось, Эванс, — примиряюще заговорил Поттер, почувствовав потепление, девушка искоса взглянула на него, — поверь, Снейпу ничего не угрожало. Ну, кроме урона собственной гордости, но это такие мелочи. Он качнулся с пятки на носок, будто хотел сделать шаг вперёд, но не решался. Эванс даже открыла рот, чтобы ответить Джеймсу, но её внимание отвлеклось на с возгласами вынырнувших из толпы однокурсниц. — Лили! — Лили! А ты знаешь, что Гилл сказал вчера Холли? Она же староста Когтеврана… — расслышал я слова Анжелы Бредли, обвившей Эванс за талию. Анжела скосила тёмные глаза на Поттера и перешла на шёпот, приблизилась к уху Эванс, почти соприкасаясь с ней головами. Эванс что-то ей ответила и машинально повернулась, собираясь уйти. Мой взгляд скользнул по изгибу спины — мантия хорошо очерчивала стройную, но соблазнительную фигуру. Вспомнился жар волос, цвет поджатых губ и вздёрнутый нос. — Надеюсь, она не слишком злится, — вытягивая шею, вздохнул Джеймс, но достаточно громко, чтобы Эванс и её свита услышала, — я не переживу, если она будет на меня сердиться! Он, едва не капая слюной на пол, обращался ко мне, затягивая в свою игру. — Почему ты вообще влюбился в эту занудную стерву, — нехотя проворчал я, сверля взглядом спину Эванс, всплеснул руками, — Лучше б сразу — в Макгонагалл! — Брось, Сириус, — протянул Поттер, мельком укоряюще взглянув на меня, — она милая! Необыкновенная! — Она не милая, она ударила меня! Она назвала меня придурочным! — продолжил гнуть свою линию я, — но ты, конечно, на её стороне… — Эй, клоуны, я всё ещё здесь! — наконец, вспылила Эванс, резко оборачиваясь, она посмотрела сначала на шумно сглотнувшего Поттера, потом на меня, довольно неприязненно: — У тебя над глазом синяк, ты знаешь об этом? Девчонки прыснули, загалдели, и Эванс в конце концов гордо удалилась, скрылась за дверью в кабинет трансфигурации. — Если бы мы остались с ней наедине, то, я уверен, она бы разговаривала со мной совсем по-другому, — сказал Поттер, уже ни во что не играя. Его голос ясно прозвучал в пустеющем коридоре — поток учеников почти прошёл. Поттер взглянул на меня, осторожно трогающего указанный синяк, — ну ты и засранец. Ясное дело, это он про то, что я принялся ругать Эванс, ну и вообще хамил ей. Я отнял пальцы от лица, закатил глаза и попытался лягнуть ухмыляющегося Поттера с яростной скороговоркой: — Ты вполне отомстил за все те случаи, когда я являлся не вовремя! — возмущённо уставился на Поттера (а он ответил мне не менее возмущённым взглядом), — так ещё спалился! Мог бы хотя бы оповестить меня о своём грёбанном присутствии, ты, козлина, — добавил уже тише, — Я выглядел как дебил отрицая очевидное. — Ну так не отрицай очевидное! Честно признайся, что тебе очень нравилось спорить с Нюниусом! — фыркнул Поттер, разводя руками, скорчил рожу: — Подумаешь, мантия-невидимка сползла с плеча. Я даже не заметил! Где он там лицо увидел — не понимаю… — Мерзкое гриффиндорское… — Ну уж нет, это ты сказал! Но до потасовки дело не дошло, Поттер вздохнул и, уцепившись за мою шею сдавленно захихикал, утыкаясь лбом мне в плечо: — О-о, я тебе сочувствую, очень сочувствую… — заговорщически зашептал, совсем как Бредли Эванс полминуты назад — мы теперь почти как в одной лодке, — он выразительно шмыгнул носом, так, что можно было заподозрить его в лирическом настроении, но потом ласково, дразняще провёл кулаком по моей щеке, — надеюсь, ты не слишком огорчён, что не обрёл своё гейское счастье, а? Я со стоном бешенства снова попытался его лягнуть. — Смешно сравнивать твою «великую и чистую любовь» и моё желание трахнуть этого придурка, мою адскую необходимость его трахнуть, — грубо процедил я, едва не сплёвывая на пол, на что Поттер громко захохотал, запрокинув лицо. — Что за прекрасное дерьмо! Я размышлял: видимо, скорее солнце потухнет, чем Поттер прекратит стебать меня. Так что я даже привык, проникся своей особостью. Гомосексуалист, гей — это слово на мили и мили расточает аромат мятежа, эпатажа и скандала. Я всё же схватил Джеймса за задницу, впихнув в дверной проём, правда нам обоим, похоже, было неловко. Мы уже зашли в кабинет и Римус расспрашивал Питера о том, зачем его вызвала МакГонагалл, потом повернул голову и негромко спросил: — Ты бы сделал это? Ты бы действительно вмешался, если бы зашло слишком далеко? Он обращался к Джеймсу, украдкой ковыряющемуся в ноздре, быстро глянул на меня с каким-то странным выражением лица, похожим на досаду, а потом принялся разглядывать рукав своей мантии, копаться в сумке. — Зависит от того, что ты имеешь в виду под «зашло слишком далеко», — ответил Поттер, весело подмигнул, всё ещё пребывая в игривом настроении, — ты ведь понимаешь о чём я? — Тебя Дамблдор покусал, какого хрена ты выражаешься загадками? — возмутился я, гадая о том, что могло вызвать неудовольствие у Лунатика, впрочем за столько лет мне порядком надоела эта игра — догадайся, что у Люпина на уме. — Мистер Поттер, подойдите сюда, — послышался голос профессора (МакГонагалл, уже заняла место за преподавательским столом, сидела прямо, положа одну руку на стопку исписанного пергамента) — это ваша работа? Джеймс отошёл, косясь на Эванс — она стояла рядом с учительским столом, намереваясь начинать раздавать работы ученикам. — Он имел в виду… Римус поднял глаза и встретился со мной взглядом и смутился. Вероятно, для него это был личный вопрос, но, видимо, не настолько, чтобы не спросить — на счёт исполнил ли Джеймс обещание (по крайней мере, рыжая ведьмочка твердила, что он давал ей таковое) данное Эванс. На заднем фоне слышались восклицания: — О, я что, опять её не подписал?! — Вы полагаете, что я могу определить владельца по одному только почерку, Мистер Поттер? — Именно, — уронил я, невольно усмехаясь. Хотя я смутно представлял себе, чтобы сделал, если бы Джеймс вдруг появился из ниоткуда и, скажем, сказал прекратить драку. — То есть… — вдруг громко и хрипло выдавил из себя Питер, покраснел, как квиддичная форма гриффиндора, — То есть, он бы не стал вмешиваться, если бы ты со Снейпом того… если бы вы начали траха… Маленький чёрный предмет влетел Хвосту в затылок. Питер не договорив, закашлялся. — Как ты смеешь говорить такие пошлости при даме, Хвост! — громко воскликнул Джеймс, снова оказавшийся рядом с нами. Эванс развернулась на его возглас, держа в руках кипу листов, я увидел её удивленное лицо, которое быстро сменилось раздражённым. Поттер с видимым удовольствием размял кисть, потом начал яростно тереть под шмыгающим носом, неотрывно глядя на Эванс. Из глаз Петтигрю лились слёзы, он размазывал их по красному от натуги лицу. Мне захотелось ударить его по спине — чтоб заткнулся и не надоедал своим предсмертным хрипением — но Римус опередил меня. Макгонагалл встала со своего места: — Так, тишина в классе! Разве колокол уже не прозвучал? На невнятное многоголосое: «Нет, мэм.» последовало категоричное: «Рассаживайтесь по местам!» Всё пришло в движение от строгого голоса МакГонагалл, все одновременно завозились, и, казалось, шум не только не утихал, но наоборот, даже увеличивался. Проходя мимо нас, Эванс повернула голову и коротко высказалась: — Хулиганьё. С выражением смущения и брезгливости Петтигрю вытер остатки слёз рукавом мантии, начал листать учебник и тетрадь. От Люпина остался только зад — он залез под парту, что-то выискивая на полу. Поттер, слегка задержавшись, стоял, опираясь на спинку моего стула, не давая мне качнуться на нём. Убито пробормотал: — Она оценит, если я зарегистрируюсь как анимаг? — Что?! Мой возглас привлёк внимание, и не только сокурсников. Так что мне пришлось вытаскивать учебник из сумки, изображая из себя примерного и старательного ученика (да, а МакГонагалл пустоголовый тролль, чтобы верить моему цирку). Я чувствовал, что Поттер расплылся в ехидной улыбочке. — Признайся, Сохатый, тебе стало завидно да? — протянул я, прежде, чем он успел придумать какую-нибудь остроту насчёт моего нежелания вникать в тонкости трансфигурации. Наблюдал, как Люпин, отыскав на полу, что хотел, возвращает чернильницу-непроливайку хозяину — ту, что Джеймс лихо швырнул в затылок Питера. — Меня все считают невероятным гением, хотя… Договорить я не успел, Поттер плюхнулся рядом и передние ножки моего стула свободно оторвались от пола. Выругавшись, я едва удержал равновесие. «…все будто ослепли…» «Заносчивая мразь, поехавший мудак, все будто ослепли…» — …хотя гений тут ты, ибо научить анимагии Хвоста, по-моему, приравнивается к подвигу! Питер услышал своё прозвище с соседней парты и повернул к нам голову в немом вопросе. К нему, шумно выдохнув, присоединился Люпин, начал отряхивать пыль с мантии. — Ой, и не напоминай! — отмахнулся Поттер. — Что на тебя нашло? — спросил я у Джеймса, — хочешь получить заслуженные овации? Поттер повернулся ко мне сложил руки под подбородком и сделал умильное лицо. — Раз решил быть пай-мальчиком, то нужно следовать этому образу до конца, разве не ты мне это твердишь? Я удивлённо уставился на него. — Мистер Поттер! — С каких это пор ты слушаешь всё, что я говорю? — буркнул я. Взгляд Макгонагалл прошёлся по мне, но всё же она раздражённо повторила: — Мистер Поттер! — не купившись на невинные глаза поднявшегося с тёплого местечка Джеймса (наверное, ему стоило бы сделать более виноватый вид… «думаешь, я захочу извиниться?»), профессор строго проговорила — Повторите мои последние слова, Поттер, что я сейчас сказала? — Эм… Вы объясняли нам новое заклинание, не так ли, мэм? — Нет, мистер Поттер, — голос МакГонагалл стал значительно холоднее, — Я говорила, что сегодня прекрасная погода. Женщина сердито поджала губы, слегка ударив палочкой о ладонь. Поттер, прищурившись, глянул в окно на голубое небо, потом на Эванс, сидящую у окна и пожал плечами, признавая свой промах. — Она сказала, что сегодня прекрасная погода? — удивлённо пробормотал я, — она же не собирается нас отпустить с урока? Какая жестокость с её стороны, плодить бессмысленные надежды! К счастью Макгонагалл не услышала мою реплику. Зато её услышал Поттер, который как раз отвечал на какой-то заковыристый вопрос от профессора. Он, сдерживая смех, незаметно ткнул меня в спину. — Трансфигурация человеческого тела оч…- я ткнул его в ответ, — ч-чень сложный процесс, требующий большого внимания… Джеймс рассказывал о страшных и довольно мучительных последствиях неосторожной самотрансфигурации. Было забавно посмотреть, как Макгонагалл подозрительно изучает лицо своего ученика, сверкающего при этом мрачном рассказе широкой улыбкой маньяка-садиста. — Кстати, на счёт психических отклонений… — Джеймс посмотрел на меня недоумённо, я вздохнул, — Эванс действительно отказалась от своего надоедливого спасательного хобби? Хотя бы в этот раз. Я не могу поверить! — я обвёл Джеймса изучающим взглядом: желание Поттера рассекретить свои анимагические таланты, румянец на щеках Эванс. Последнее внезапно увиделось в ином свете: — Между вами что-то произошло? Спереди послышался шорох и я обнаружил, что Римус, да и Питер тоже, придвинули свои стулья вплотную к нашей парте и заинтересованно смотрят на Джеймса. Поттер хмыкнул, оценивая появление публики, кажется, неоднозначно, что, в общем, для него странно. — Ты же слышал, — ответил, со странной ухмылкой глядя мне в глаза, — Я сказал, что не дам вам поубивать друг друга и… — он почесал подбородок и пробормотал, — Да уж, страшно подумать, что она устроила бы, увидев вашу драку, надо же, заклятия, взрывы, которые аж у кабинета Слизнорта слышны… Он только что это сказал, а я полностью убедился, что Джеймс чего-то не договаривает. И даже почувствовал лёгкий укол зависти: у него с Эванс отношения, очевидно, получили какое-то развитие, хотя сам же говорил, что нелепо сравнивать… — Ты уверен, что хочешь поссориться со мной? — уронил я, приподнимая брови. — Будь осторожнее, Джеймс, любая тайна может выдохнуться, — вполголоса протянул Люпин, выгадав момент, когда я и Поттер замолчали, и не сказать, что молчание было совершенно ненапряжённым. Он криво усмехнулся, — Мы сейчас надумаем себе такого, что правда покажется блеклой и скучной. — …взрывы, а потом тишина, — договорил Поттер, проигнорировав Люпина, и снова взглянул на меня — Я вообще подумал, что кого-то из вас всё-таки пришибло! Я не выдержал и коснулся совершенно не болевшего носа (чего ему болеть, спрашивается, однако поморщился, будто действительно почувствовал что-то, будто это мне некоторое время назад влетело шлемом в лицо). Поттер так весело и просто об этом говорит, с бравадой и одобрением. Кого-то всё-таки пришибло. Я видел кровь, ярко-красную на бледном, кривящимся от боли лице. Она, мокрая и липкая, остро и горько пахнущая железом, осталась у меня на пальцах. — …Лили думает, что мы с Нюниусом можем стать приятелями или что-то вроде того. Я понял, что очнулся от своих размышлений только к концу фразы и раздражённо пнул ножку парты. Ну, и из-за того, что Джеймс снова упомянул Снейпа так, будто тот занимал его мысли, от того, что он упомянул его в непременной связи с Эванс… Джеймс щурил глаза. Я уставился на локоть, который Петтигрю поставил на нашу с Поттером парту, придавив и смяв уголок моего учебника — Что, тоже уши греешь, Хвост? — схватил тянувшего шею Хвоста за оттопыренное ухо и выкрутил толстый розовый хрящ. Хвост тихонько взвизгнул и забил ладонью по парте, прося пощады. Люпин, широко распахнув глаза, дотронулся до плеча Питера, пытаясь то ли помочь ему высвободится, то ли попросить визжать потише, то ли закрыть от сурового взгляда Макгонагалл творившееся здесь безобразие. Последнее было наиболее необходимым, но и, как оказалось, невыполнимым! — Поттер! Блэк! Немедленно прекратите! Встаньте! — А я говорил, что надо валить с урока?! — сквозь зубы проговорил я, поднимаясь. — Интересно, как бы ты это провернул?! — тихо ответил мне Поттер, — разорался… МакГонагалл с холодной яростью смотрела на наши переглядывания, а ля «утоплю тебя в сугробе — задушу тебя носком». — Вы хотите провалиться на экзамене? — спросила она негромко, — Вы хотите опозорить наш факультет, мистер Поттер, мистер Блэк? — Нет, что вы, мэм, мы никогда не совершим такую глупость, — искренне проговорил Джеймс, с интересом изучая стену. — Мы уважаем наш факультет, — поддакнул я, рассматривая потолок. — Нам очень нравится ваш предмет, мы им ужасно интересуемся… По кабинету прошла волна смешков. Макгонагалл повернула голову и открыла рот для гневной отповеди расшумевшимся ученикам. — …и ваша причёска нам тоже нравится! — докончил я, случайно вспомнив удаляющуюся идеально прямую спину в рамке коридора. — Тишина в классе! — женщина снова поджала губы, так что они почти исчезли на лице женщины. Я невольно усмехнулся, думая о том, что ей стоило каких-то усилий не прикасаться к своим волосам после моих слов. — К доске, мистер Блэк, — уронила МакГонагалл. Но когда я проходил мимо рядов, снова заговорила, и внезапно в её голосе прорезалась беспомощность: — я просто не знаю, как ещё можно заткнуть вам рот, мистер Блэк! Вам обоим! На самом деле ничего такого в её словах не было, но я, выйдя из рядов парт, почему-то уставился на профессора. Она всегда зачесывала свои тёмные волосы назад, в шишку на затылке, оставляя виски и уши открытыми. Я несколько секунд смотрел на бледную плоскую, как лежалая подушка, мочку уха, которую нестерпимо хотелось попробовать на зуб. Сегодня всё казалось таким пошлым. Невозможно пошлым. И, я надеялся, не только мне… Делая вид, что задумался над очередным вопросом по теории трансфигурации, я припомнил сегодняшнее утро. Мой кулак, пришпиливший мантию слизеринца к стулу — я даже не понял как это произошло, я не думал тогда о чём-то таком, но, в конце концов, всё вышло лучше некуда. Как он сидел передо мной, прижавшись к спинке, вцепившись руками в сиденье и неловко раздвинув ноги. Как из-за занавеси упавших на лицо волос он неотрывно смотрел на мою растопыренную ладонь, оказавшуюся на расстоянии в полдюйма от его паха и, конечно, ни при каких условиях она — моя бедная рука — не могла преодолеть эти полдюйма. На тот вопрос я так и не ответил, потому что к мерлиновой бабушке сам вопрос забыл. — В сосуды для жидкости, — ворчливо сказал Поттер, когда я вернулся за парту, — правильный ответ. — Да насрать. Так что у тебя с Эванс? — Ничего же! — удивлённо вспылил Поттер, — Ты вообще слушал, что я сказал?! Снейп по уши влюблён в Эванс. — И что? — воскликнул я, наверное, слишком быстро и громко, — По-моему, это очевидно! В голове набатом звучало «влюблён», огромной чугунной дурой ударявшейся то об одну, то об другую стенку черепа. Я прожёг Джеймса беспомощным ненавидящим взглядом. — Эванс, похоже, не знала, как же, он же её друг и не может так поступать… — Поттер явно цитировал чей-то обиженный голос, зачем-то глянул в открытый учебник трансфигурации, постучал пальцем по странице, — Я ей прямо так и сказал, она… очень удивилась. А я свалил, пока она удивлялась, — он почесал затылок и встретился со мной взглядом — Мне кажется, ей стало плевать на вашу драку. Лишь бы не встречаться со Снейпом. — Так… это хорошо или плохо? — не понял я. — Хотел бы я знать, плохо это или хорошо, — усмехнувшись, негромко ответил Поттер и замолчал, глядя в пустоту. Я не успел ему что-либо сказать. — Эй! — привлёк моё внимание шёпот из соседнего ряда на парту дальше. Гилл, загонщик из квиддичной команды гриффиндора держал в вытянутой руке листок бумаги, желая передать его нам. Я машинально привстал и, опёршись на спинку стула Джеймса потянулся за листком, как Поттер очнулся от раздумий. Я услышал как он выдыхает. А потом он повернул голову, собираясь что-то сказать и… мы отскочили друг от друга Не знаю, что он там хотел сказать, но у него сипло вырвалось: — Чёрт, так можно и привыкнуть. — Второй раз за день, придурок! — Выхватил злосчастный листок у Гилла. Смяв его, кулаком потёр подбородок. Бросил листок на парту, — какого хрена ты меня обслюнявил! — Это был дружеский поцелуй! Вот сюда! — Поттер серьёзно ткнул пальцем в свою щёку. — Мы что, тёлки, чтобы целоваться?! — возмутился я. — Совет да любовь! — Люпин отсалютовал нам пером и в полголоса промурлыкал: — Пам пам па-рам-пам-пам пам, парарам пам паааа-рам! Я, не обращая внимания на странную тишину и раздавшийся грохот, в конвульсиях какого-то совершенно ненормального гомерического хохота уронил голову на парту. *** Иду по коридору. Шаги. Коридор пока пуст, и я заранее отступаю в нишу скрытую длинным тяжёлым гобеленом. Там темно, воздух мгновенно становится спёртым, тёплым и вязким. Я едва успеваю поправить задравшийся край гобелена. Шаги — уверенные, степенные, звучные — слышатся всё отчётливее. Это явно кто-то из профессоров — я правильно спрятался. Прозвучав мимо ниши, шаги затихают в другой стороне коридора, вскоре совсем исчезают. В темноте остаётся только моё тяжёлое дыхание и глухой рокот крови в висках. Выждав ещё немного, я отвожу дрогнувшей рукой гобелен и выбираюсь из ниши. Свет слегка ударяет по глазам, холод заползает под одежду. Но прежде чем окончательно замёрзнуть, я быстро и бесшумно шагаю дальше, надеясь, что никто мне больше не встретиться. Сердце бьётся сильнее, даже с болезненным призвуком — вот этот кабинет. Дверь закрыта неплотно, видна тонкая щель, и из помещения, подхваченный эхом, доносится голос МакГонагалл. Эхо размазывает слова, как сопли по обратной стороне парты, так что понять, что говорит профессор, невозможно. Я подхожу ближе, открываю дверь — как во сне, не чувствуя холода, тяну за круглую металлическую ручку — и вхожу в класс. За партами сидят гриффиндорцы. Их много, но никто меня пока не замечает. Лили, прямо у меня перед глазами — она тоже пока уткнулась в учебник, но через секунды две поднимет голову и заметит меня. Возможно, она будет ругаться, обижаться, но я ведь смогу ей всё объяснить? Вдруг давящая атмосфера становится невыносимой. Я смотрю в сторону, но ничего не вижу из-за дикой пульсации в голове — там находятся они, оба… На этом я остановился. Только переменил позу и продолжил дремать под монотонный голос Бинса. Я обычно так не делал. В начале урока я ещё как-то пытался записывать что-то про Урика Странного. Почему люди прозвали его Странный? Может, он почувствовал непреодолимое влечение… «Джеймс?!» Вот снова. Перестать об этом думать. Но голос Бинса, похожий на шум волн или шорох бесчисленных совиных крыльев, совсем не помогает. Он не был похож на человека, который знал о наблюдении. Он выглядел удивлённым. Или же… «Снейп, я действительно взволнован». Идиот. Кретин. Ты что, повёлся?! Кто-то в моей голове рассмеялся тонким противным голосом: «Купился, купился!». Но это не правда. Ничего я не купился. Всё равно был ли Блэк в курсе или нет. Во всяком случае, это ничего не меняет, но — я непроизвольно открыл глаза — Поттер что-то прятал. Сначала под мантией, потом спешно заталкивал в сумку. «Ээ… дезиллюминационные чары!» Но ведь это были не они. — Извини. — Селвин, худощавый парень с невыразительным лицом стоял перед моей партой. Он положил мой учебник на парту и добавил, — я не хотел его сбивать. Я что-то буркнул, яростно заставив двигаться присохший к нёбу язык, мотнул головой и, кажется, покраснел, уставившись на его почти невидимые брови. Ёбаный стыд. Потом он отошёл. Я заметил, что на полу валяется несколько листов чистого пергамента, вывалившиеся из учебника — их Селвин поднимать, конечно, не стал. Я полез их доставать и, когда уже собирался вылезти из-под парты, мельком расслышал презрительные слова. — Говнюк, он, видимо, считает себя самым умным! Ледяная скручивающая дрожь прошла по всему телу, а потом исчезла. Я узнал голос Булстроуда и понял, что он говорил про Селвина. Вернувшись на своё место я не стал смотреть на парту, где сидел Булстроуд. Я с ним, по-моему, раза два говорил за все эти пять лет. В какой-то мере нас разделяло всё то, что может разделять чистокровного мага из хорошей семьи и нищего полукровку, а может он просто опасался меня. Но я не был уверен, что он не поливает меня грязью за моей спиной. Урок шёл своим чередом, и я подпёр голову рукой, глядя сквозь Бинса в пустоту. А… скорей всего за невидимостью Поттера стоял какой-то артефакт, но… ведь его ношение вовсе не запрещено в Хогвартсе. Значит… это бесполезная информация. В голове снова прокручивались кадры того, как Поттер, крутясь, выскакивает из-за угла, как его кулаки уходят глубоко в сумку, что-то придавливая. Его напряжённое лицо и вымученный смех. Абсолютно бесполезная информация. Абсолютно беспо… Прячет что-то, значит, для него это важно? Лимит доверия Дамблдора не может быть бесконечным. Я шмыгнул носом и поморщился от глухой боли где-то в переносице. Может, стоило бы сходить в больничное крыло? Чудом не перелом, но… Но по крайней мере, я понял откуда взялись эти долбанные цветы, это ж надо было так исказить заклинание. В соседнем ряду, но партой ближе к учительскому столу сидели две девчонки из Пуффендуя. Я даже мог бы припомнить их имена и фамилии — две неразлучные подружки — но я мог бы перепутать кто из них кто. Они негромко болтали и смеялись, Одна из-них сидела ко мне лицом, и я видел канареечный значок старосты у неё на груди, а другая повернулась спиной. Вместо мантии на ней была маггловская одежда: светлая блузка с длинными рукавами и небольшим разрезом сзади, на спине в котором виднелась кожа и, совсем маленькая, часть кружевного лифчика. Я некоторое время пялился на него, на чёрные кружева, пока не заметил, что та девушка, которая со значком, уставилась на меня со странным выражением лица, недоумённым и насторожённым. Я моментально отвернулся, сделал вид, что что-то записываю в пергаменте, хотя он был до ужаса бел, аж глаза заслезились от отражённого солнечного света. Тут же, ослеплённый, услышал короткий скрип стула с той стороны и что-то вроде «вот чёрт, жуткий тип!». Я никогда не был популярен у девушек. Я и раньше это знал, но почему-то в этот раз мысль — никчёмная и бесполезная — никак не желала отбрасываться. Эта пуффендуйка даже подумать не могла, что я могу посмотреть на неё как парень на девушку, что я захочу дотронуться до неё или заняться с ней сексом. Она не видела во мне парня. Это было неожиданно неприятно и навевало какие-то безнадёжные мысли. Я заморгал, пытаясь избавиться от чёрных пятен в глазах, вновь взглянул на пуффендуйку и на этот раз заметил маггловскую же коричневую юбку до середины икры. Надо сосредоточиться, надо заняться конспектом. Я шёл по коридору, теперь уже в реальности. Только, конечно, не к кабинету трансфигурации, а просто к туалету. О чём я думал: Урик Странный — маг, живший в Британии в Средние Века. Он известен многими чудачествами, за что его и прозвали Странным, но в основном, конечно, тем, что он носил медузу вместо шляпы. За окном бесшумно падал снег, возможно первый снег, который не растает к завтрашнему утру, не превратиться в стылую серую слякоть, закрадывающуюся в ботинки и предательски — в душу. Высокие окна замка ещё не совсем покрылись изморозью. Впрочем, я не люблю зиму за постоянную сонливость и холод. За многое. Я и так слишком много наговорил сегодня. Я не сразу понял, что полные азарта крики звучат не в моей памяти, а в реальности, но как-то приглушённо. Не думая ни о чём, я подошёл к ближайшему окну: вдалеке виднелся Запретный Лес и белые от выпавшего снега теплицы. Ещё группа учеников младших курсов, с какого факультета не разобрать, и, вне всякого сомнения, там был Поттер, что-то кричащий им и машущий руками. Поттер был по уши в снегу, даже отвратительный вихор был белым. Следом под окна явился Блэк. Пробежав рысцой по серо-коричневой тропинке, не дав мне шанса опомниться и перестать смотреть, он с разбегу прыгнул на Поттера сзади. Возможно он что-то крикнул, перед тем, как наскочить на него, но гриффиндорцы уже были слишком далеко, чтобы звуки доходили до окон верхних замка. «Но разве ты что-то знаешь о дружбе?». Поттер продержался недолго, секунды три или четыре: оба придурка свалились в снег и снежная мгла отделила их от меня. *** — Что же делать? — ныл пуффендуец, и его голос разносился по вестибюлю, — моя метла теперь сломана… Ай! Что… — Что-то вроде этого? — невозмутимо спросил Джеймс. Римус покачал головой, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. — Они немного… не такие, — Поттер с разочарованием на лице вернул обломкам метлы в руках младшекурсника изначальный вид. — Я нарисую как они выглядят, — утешил его Люпин, покосившись на расшумевшихся пуффендуйцев. — Спросим, что он подумает, что сам это наколдовал? — предложил Поттер, ухмыляясь и протягивая мне руку. — Перестань, они не столь глупы, — поспешно вступился Люпин, вклиниваясь между нами и кладя руку поверх. Где-то наверху послышался глухой удар — одна из лестниц сменила своё направление. — Так как ты говоришь называется эта игра? — спросил я Люпина. — Хоккей, — он задумчиво посмотрел наверх, откуда облачком летела мелкая пыль, — И нам ещё нужна шайба, такая чёрная штука… — он вдруг нахохлился и посерьёзнел, — да, и крепкий лёд, вы же это понимаете? — Вас не беспокоит, что вас выгнали с трансфигурации? — робко поинтересовался Хвост, плетущийся позади, добавил ещё тише, так что скрип ступенек почти заглушил голос: — и что вы прогуляли остальные уроки? — Ну, Хвост… — растягивая слова, начал Джеймс, но тут снизу до нас донеслось удивлённое: — Вы это видели? Все это видели?! Как это у меня получилось?! Люпин смеялся и говорил, что спас меня от проигранного спора. Честно говоря, себя он от проигранного спора не спас. Уже давно настал комендантский час, за окнами сгустилась тьма, даже маленький жёлтый огонёк в хижине лесничего не был виден. «Настало время вечернего перекуса!» — провозгласил Джеймс и в честной битве камня, ножниц и бумаги, Римус был выбран гонцом за винцом за плюшками и сэндвичами на кухню. Но не успел он подойти к обратной стороне портрета Полной Дамы и потревожить её ранний сон, как его окликнул до зубной боли знакомый голос. — Римус! Я повернулся на кресле, состроив кислую мину. — Слушай, Эванс, мы знаем, что это запрещено, но… Эванс, сидевшая в окружении других девчонок, встала и подняла руку, заставив меня замолчать. — Во-первых, вы сами виноваты, что пропустили ужин, — сказала она непреклонно, скосила глаза на значок у себя на груди, — А во-вторых… — она всё ещё не поднимала глаз, — там сейчас МакГонаналл и другие профессора, — бросила короткий взгляд на Люпина — Тебе… стоит подождать хотя бы ещё полчаса. — Иначе они меня поймают гуляющим после отбоя? — уточнил Люпин, хотя всё и так было ясно. Единственное, что было непонятно, почему Эванс сейчас всё это сказала нам. Я молча смотрел на неё, несмотря на то, что шея постепенно начинала затекать. С Эванс сталось бы подло промолчать, применить так называемые «воспитательные меры». А потом с удовольствием выесть мозги за потерянные баллы. По-моему, Эванс и сама поняла, что нарушила привычный порядок вещей. Боюсь, для кое-кого это станет большим потрясением. Я, конечно, не ошибся. Рядом послышался скрип. Я повернул голову и увидел лишь то, что должен был увидеть: пустое кресло Поттера. Джеймс с совершенно безумным взглядом пересёк гостиную и остановился около снова севшей Эванс. — Ты ли это, Эванс? — громко спросил он, прижимая руку к груди. (К сожалению, к своей собственной) — Кажется… кажется, я умираю… — …от счастья, — со смешком закончил я высокопарную фразу, — ты чего-то подобрела, Эванс. Не к добру это. Наверно в лесу олень сдох. — Сердца у тебя нет, Сириус, я же серьёзно! — манерно процедил Поттер, слегка оборачиваясь, и живописно взлохмачивая волосы, надеясь, что именно в этот момент девушка поднимет на него глаза. Эванс вскочила, держа в руках кипу пергаментов. — Я просто не хочу, чтобы наш факультет потерял баллы! — заявила она Джеймсу, слегка покраснев, — и если б это был ты, Поттер, я бы ни слова ради тебя не сказала бы! Она презрительно фыркнула, глядя на застывшего в красивой позе Джеймса, которая из красивой постепенно превращалась в крайне неловкую, и ушла, не оборачиваясь, по направлению к спальне девочек под разочарованный стон Поттера. — Ну что? Подождёте полчаса? Никто с голоду не умрёт? — весело обратился к нам Римус, всё так же стоявший у выхода из гостиной. Джеймс обернулся ко мне. Несмотря на страдальческий стон, вызванный уходом Эванс, лицо его светилось, как лунный боггарт Люпина. — Ты слышал это? Она позаботилась о нас! Феноменально!