Самое настоящее проклятие

— Мистер Блэк и мистер… Петтигрю, задержитесь на минутку, будьте так любезны! Мне не особо хотелось задерживаться в пустеющем кабинете Зельеварения, среди духоты, остывающих котлов и скверных запахов. Я даже подумал: а не притвориться ли мне, что не расслышал профессора? У меня имелись куда более интересные планы на время до ужина: догнать Снейпа, например. Поймать его где-нибудь в коридоре, подальше от котлов и всякой разной зельеварской дряни, на той территории, где я сильнее. И как-то исправить ситуацию после этой обидной истории с испорченным зельем. Как-то реабилитироваться. Хотя дело, конечно, было совсем не в зелье, ебись оно гиппогрифом, а в том что…гм… ужасно не хотелось оставлять последнее слово за этой зловредной язвой и страстным любителем удавленных парней. «Даже в учебник заглянул — небывалое дело! Мародёр за учебником…» Я почувствовал, как кровь снова жарко, бешено бросилась в лицо. Вот уж действительно… гадюка! Быстро скосил глаза на пустой стул, где прежде сидел хмурый слизеринец, низко склонившись над ножом и разделочной доской. Волосы змейками волочились по заваленному варёными мандрагорами и рябиновой корой столу. До поджавшихся пальцев на ногах, до ноющего неудовлетворённого оживления в брюках хотелось протянуть руку и заткнуть спутанные пряди парню за ухо. Или хорошенько дёрнуть, чтобы услышать, как Снейп ойкнет от неожиданности, увидеть, как он вскинет руку к виску и… посмотреть, что будет дальше. Но я терпел. Вашу ж мать, да сколько можно-то! Сосредоточившись на длинном рецепте зелья и однообразной работе руками, я сдерживался и старался вести себя более-менее прилично — это сначала. А после — всю последнюю треть урока, наверное — демонстративно игнорировал слизеринца, не оценившего мою столь бесподобную выдержку. Только легко сказать: выкинь из головы! Как бы я не бесился, порываясь точным и сильным пинком опрокинуть кипящий котёл на пол, как бы не фыркал, словно мокрый после дождя питомец Филча — взгляд всё равно тянулся и лип к дразнящим, туда-сюда ползающим волосам и ловким пальцам, сжимающим рог единорога с такой аккуратностью, словно это не рог, а его, Снейпа, бархатный пенис. Сыграть глухого и, не теряя ни секунды, покинуть тоскливый кабинет, где меня слишком часто называли идиотом, не вышло. Слизнорт поднял глаза от лежащих на столе предметов — мраморное пресс-папье, защитные перчатки из драконьей кожи, пергамент, писчие принадлежности, ученические колбы, какие-то книги — и пристально посмотрел на меня этими самыми своими глазами — выпуклыми, бледно-жёлтыми и похожими на лягушачьи икринки, только побольше размером. Слишком сложно придумать, что-нибудь стоящее под его внимательным взглядом. Должно быть, странное я имею сейчас выражение лица — то ли злое, то ли смущённое. Мне это, конечно, совсем не понравилось, но виноватым в том, что Снейп в одиночку доделывал зельеварскую работу, я себя не чувствовал. А вот влюбленным дураком… «Я нужен тебе!» — «Ошибаешься, как всегда». — «…симпатичный и талантливый гриффиндорец. Я ведь и правда могу что-то сделать для тебя!» — «Ничего ты не можешь!». …который пытался доказать свои блестящие способности и оказался не достаточно талантлив в увядших корешках, крысиных кишках и засушенных жабьих бошках… Видимо, я спятил, попытавшись быть умницей и паинькой в глазах такой редкостной сволочи. И стоило всё-таки (очень по-новаторски!) выплеснуть на него какую-нибудь гадость, вроде мозговой слизи! Профессор ответил короткой улыбкой из-под усов на «до свидания, сэр» от Бруствер и приглашающе махнул нам рукой. Я переглянулся с Питером. Заметил, что Джеймс, пропустив, слизеринку вперёд, задержался в дверях кабинета и, опершись о косяк, вопросительно смотрит на меня. Но я и сам понятия не имел, что от меня и Питера хочет Слизнорт. Мог только пожать плечами. С лёгкой досадой кинул учебник в сумку и вышел из-за парты. А Снейп поступил хитро… собрал свои вещи заранее и повесил толстенную, как обычно, трещавшую по швам, сумку на узкое плечо. И когда пошёл отдавать профессору колбу с пузырящейся жидкостью, не стал возвращаться к котлу. Едва оглянувшись, он сразу вышел из кабинета. Я, кстати, видел, что он что-то говорил Слизнорту, наклонившись к нему, когда ставил на стол образец, подписанный — несправедливо — тремя фамилиями. Ещё увидел от движения соскользнувшую с плеча длинную прядь, пальцы, сжавшиеся в кулак и захватившие часть чёрного рукава, складку на мантии, у воротника — руки чесались подойти и разгладить. — Вы что-то хотели, Мистер Поттер? — Слизнорт удивлённо глянул на мнущегося в дверях Сохатого, словно ноги у него прилипли к порогу, — У вас есть ко мне какие-то вопросы? Ох, пожалуйста, никогда не стесняйтесь спрашивать! В кабинете тем временем уже не осталось никого кроме нас троих и сидящего за столом Слизнорта. Какой-то котёл не очистили от остатков зелья, и он громко булькал в тишине — этот звук был похож на то бульканье, какое издаёт болото, выпуская на поверхность струи вонючего газа. Петтигрю заметно нервничал и, стоя рядом со мной перед профессорским столом, ковырял ладонь указательным пальцем другой руки. Глаза его, словно блошки, что я однажды принёс на себе после прогулки по Запретному лесу в шкуре Бродяги, бегали по широченной, блестящей пуговицами мантии Слизнорта. Я с любопытством посмотрел на Джеймса — что он ответит профессору?  — Эм… ладно. — Сохатый взлохматил затылок, слегка оторопев от радушия Слизнорта и его упрёков в излишней стеснительности. — Нет, ничего, профессор, никаких вопросов. Я подожду вас в коридоре, — последние слова адресовались нам с Питером. Вроде бы и не выставил вон, даже наоборот, ещё немного, и предложил бы горячего чаю, а поспорить, как с собственным деканом, не получилось. Слизнорт неопределённо хмыкнул и усмехнулся, после того, как Джеймс, сверкнув глазами, прикрыл за собой дверь.  — А я, признаться, уже обрадовался, что мистер Поттер, наконец, решил проявить чуть больший интерес к моему предмету, — доверительным тоном сообщил профессор. Римус когда-то занятно пошутил о причинах того, что Слизнорт, не скупясь на комплименты Джеймсу по поводу великолепного владения метлой, никогда, однако, не пытался заманить его на свои «вечерние чаепития». По мнению Лунатика, это не потому, что Поттер кошмарит Слизерин на спортивном поле и чёрта с два будет всерьёз участвовать в собрании, возникшем на факультете, который он, как и любой нормальный гриффиндорец, вполне искренне презирает — «слизеринский паук» просто чувствует в Сохатом опасного конкурента в его пристрастии к театральности и охоте порисоваться! — Ну-с! — Слизнорт потёр холёные руки, и вдруг снисходительно рассмеялся: — что? Думаете ругать вас буду? — кинул исподлобья сначала на меня, потом на Питера цепкий взгляд круглых, желтоватого цвета, глаз. И, никак не опровергая, впрочем, предыдущей фразы, спросил, улыбаясь мило и жеманно, не показывая зубы: — Ну, чего же вы стоите? Не стойте, мальчики, не стойте, присаживайтесь! Терпеть не могу такого! Мальчик мой, Сириус! И вы, Персиваль… Стульев возле профессорского стола было два. Они отличались от обычных школьных, простых и гладких, и больше походили на кресла. На одном, как следовало ожидать, сидел сам Слизнорт, сложив руки на огромном животе, а второй, который стоял с другой стороны, был занят коробкой конфет и открытым деревянным футляром с роскошной курительной трубкой внутри на зелёном бархате. Мне не хотелось заставлять Джеймса долго ждать и скучать в коридоре, и я, не сдвинувшись с места, нетерпеливо уставился на Слизнорта. Его лоснящееся лицо выражало лукавство и одновременно благодушие. Пожалуй, я не мог точно сказать, нравится мне этот профессор, или он меня раздражает. Декан Слизерина… без ума от Эванс (и, в отличии от небезызвестного ученика его факультета, не стыдится признать мою охрененность), а в общем-то, забавный и незлобный старик. С другой стороны, он часто отзывался о Вальбурге Блэк, как способной девочке, которая в столь юном возрасте знала цену себе и своей фамилии. Регулус, я знал, был включён в Клуб Слизней почти сразу после распределения на Слизерин — ещё один повод никогда там не появляться. — Питер, сэр, — шёпотом поправил профессора Хвост, смущённо втягивая голову в плечи. Но Слизнорт, заметив, что мы остаёмся стоять, закряхтел, поднимаясь, и, кажется, совсем его не услышал. Даже встав на ноги профессор едва доставал лысиной мне до подбородка. Он обошёл стол и положил ладонь на стопку книг.  — Молодые джентльмены, я, конечно, все понимаю, — сказал он действительно понимающим тоном, и я как-то сразу догадался: чтобы там не говорил профессор и как бы елейно он не улыбался — нас сейчас ждёт выволочка. — Молодость, молодость… Эх, где наша не пропадала! В вашем возрасте я и сам… Гм! Да… — он на мгновение прикрыл ладонью свои лягушачьи глаза, будто что-то мечтательно вспоминая. И вдруг с неожиданной, противоречащей его недавнему кряхтению и оханию прытью придвинулся ко мне (так что я едва не отшатнулся), выставил указательный палец вверх и драматично понизил голос:  — Речь, впрочем, не обо мне. Но как ваш профессор и человек, отягощённый… гм не только не одной дюжиной лишних фунтов, но и опытом, я хочу дать один очень ценный совет: никогда, дорогие мои… — зажмурился в притворном — «бр-р» — ужасе, шептал, и водил пальцем из стороны в сторону в запрещающем жесте, — …никогда не пренебрегайте знаниями! Жизнь — штука непредсказуемая! Кто знает, когда вам понадобиться умение сварить рябиновый отвар? Что же вы тогда скажете? Ну? Блэк? Что профессор Слизнорт вас ничему не научил? Сдвинув брови, пару секунд изображал сердитого толстого моржа, а потом, отодвинувшись, снова рассмеялся (видимо, недоумение слишком явно отразилось на моём лице) и с довольным видом воскликнул, раскрыв ладонь так, будто на ней что-то лежало:  — Берите пример с вашей старосты Лили Эванс! Я слышал, она и по другим предметам блестяще учится, да? Конечно, не всем дан такой остроумный талант к зельеварению, как у неё или хотя бы приличные способности, как у… Слизнорт прищурился, сделал паузу, пожевал губу, мягко сложил обе руки на животе и продолжил уже в манере чуть менее поэтичной, пристально оглядывая нас (мне почему-то подумалось, что так осматривают мётлу перед покупкой, прикидывая её скорость и удобство):  — В общем так, мальчики, до меня дошла информация, что вы очень небрежно относитесь к занятиям, да-да-да… — зельевар сокрушённо покачал головой, ловя ей жёлтые блики от свечей. — Наверняка, вам уже говорили это много раз, но тогда я побуду резонёром, и скажу снова, что СОВ, конечно, далеко не всё в жизни. Но удачная сдача экзаменов может быть хорошим трамплином для… гхм…  — Дошла информация? — повторил я, воспользовавшись паузой в речи профессора, который рассеянно похлопывая по животу, подбирал подходящее слово, и мы с Питером вновь быстро переглянулись.  — Это… это вам Снейп сказал, что мы плохо работали на уроке? — внезапно выпалил Хвост, опередив меня, будто его что-то укололо. Сделал полшага к профессору, громко, с обидой добавил: — И вы ему верите? Он всё наврал, сэр! Мы… Мы делали! Мы всё делали! Он наврал! Его злой голос отразился от сводов потолка в душном классе. Слизнорт, кажется, несколько секунд был в изумлении, глядя на меня и на вытянувшегося, сжавшего кулаки Петтигрю. Я тоже удивился. Я не мог вспомнить случая, когда раньше видел Хвоста таким сердитым. Он был в ярости! Профессор всплеснул руками.  — Ну, скажите мне! Причём тут мистер Снейп! — воскликнул он. Но в его возгласе мне послышалось не столько уже удивление, которое появилось на профессорском лице в первое мгновение — сколько смущение и недовольство, — конечно, Северус совершенно не причём! Я просто сказал… я и сам, разумеется, могу видеть, кто занимается, а кто нет! Разумеется, я сам… Не договорив, Слизнорт холодно и раздражённо глянул на Петтигрю с верху вниз. Питер ещё миг стискивал кулаки, но после густо покраснел и, потупив взгляд, принялся рассматривать свои ладони с нездоровым, пристальным интересом профессионального гадателя-хироманта. Восклицания Слизнорта, впрочем, ничуть меня не переубедили.  — Понятно теперь, зачем Снейп задержался у профессорского стола перед тем, как выйти… — задумчиво пробормотал я, всё ещё глядя на Хвоста: надо же, я и не знал, что у нашего «малыша» есть зубки! Слизнорт в это время стучал ладонью по стопке книг, повернувшись к нам боком, и прочищал горло — он казался немного сконфуженным.  — Что там вам понятно, Блэк? — не расслышав, подозрительно переспросил профессор, убрав тонкий носовой платок от лица и встрепенувшись, словно раскормленный петух, готовящийся драке. Не дождавшись от меня ответа, промокнул лоб, вновь натягивая маску старого немощного человека. Проговорил не глядя:  — Ваш отец в своё время варил весьма неплохие зелья. — Слизнорт теребил платок в руке, — Да-да, я помню, какое прелестное зелье он приготовил, когда сдавал ЖАБА — это было зелье долговечного морока на основе волоса вейлы. Чудесное проказливое зелье! Очень своеобразное. Хотя никто не спорит, что именно в чарах он нашёл своё предназначение… По тону, каким Слизнорт сказал последнюю фразу, можно было подумать, что он даже сожалеет о бóльших достижениях моего отца в изучении чар. Профессор сосредоточенно зашуршал пергаментом, а потом негромко, уже явно укоризненным тоном и без всяких отступлений на счёт родственников произнёс:  — А Вам, дорогой Пэриш, в преддверии экзаменов, не помешало подтянуть знания о зельях. Конечно, может быть, вас больше интересуют другие предметы, и вам в жизни не придётся варить ничего сложнее бодроперцового зелья… Профессор продолжал заниматься вещами на столе, и в комнате воцарилось тяжёлое молчание. Невычищенный котёл за моей спиной как-то особенно гневно булькнул, грозясь выплеснуть остатки кипящего зелья. Я заметил, что Хвост совсем сдулся, превратился в ничто, и решил, что стоит его как-то поддержать. В конце концов, ему сегодня и так от Снейпа досталось. Хотя это было настолько уморительно, что в какой-то момент я подумал, что сижу с Сохатым.  — Сэр, вот вы всё хвалите Эванс, а всё могло быть по-другому, если бы она выполняла свои обязанности! — сдерживая ухмылку, сказал я, положил руку на плечо Хвосту, с досадой кусающему губы. — Эванс так гордо носит свой значок! И лучше всех — на Гриффиндоре — разбирается в этом предмете. Во всяком случае лучше, чем я или Джеймс. Что ей стоило бы помочь Питеру? Она же староста! Она должна заниматься такими вещами, разве нет? Но вы же знаете, что она просто терпеть нас не может! Ну, меня, Джеймса, Питера…  — …и это весьма прискорбно! — отозвался Слизнорт, кинув на меня косой взгляд, с толикой самодовольства заявил: — лично я предпочитаю пользоваться всеми преимуществами дружбы, а не глупой вражды! — он ещё какое-то время странно смотрел на меня, словно оценивал эффект от своих слов. Моргнул и, переведя взгляд на Питера, снова рассеянно ударил по стопке книг, — Ах, я вовсе не собирался вас ругать… Но надеюсь, мои слова прозвучали не напрасно? И вы не вынудите меня назначать вам дополнительные занятия! Выразительно вздохнув, профессор, кивнул на дверь.