Самое настоящее проклятие

      — Не прикидывайся, что гулял и случайно забрёл в эту часть замка. Ты ведь... «...искал меня». Едва не передёрнуло. Конечно же, искал. Может, не так долго, как я смел надеяться — зато, наверняка, с азартом, достойным породистой борзой, преследующей добычу по земле и воде. С чувством и желанием, таким же большим, как, к примеру, изъян в мозге у недоумка, который взорвал котёл в общей гостиной... Я попытался сохранить присутствие духа. Но к чёрту эту иронию! Чего хорошего может предвещать подобное «усердие» психа-извращенца? Разумеется, в такой ситуации трудно остаться спокойным. Даже прояви Блэк всё чародейское мастерство, чудеса упорства и смекалки, разыщи он меня в подземных лабиринтах, или в чаще Запретного Леса, или, мать его, даже на грёбаной луне — стало бы мне легче? Нет, я не рассчитывал, что получится совсем избежать этой встречи (я не настолько глуп или труслив) — вечно скрываться в тенях, в коридорах, в туалетных кабинках, прятаться за доспехами и гобеленами, как дрожащая мышь... Но мои надежды оттянуть событие (которое не известно ещё к чему приведёт, а я полагал, что рано или поздно — к сумасшествию) оказались выброшены в урну, оплёваны и осмеяны. Конечно, я злился. Я возмущённо (всё ещё чуть-чуть ошарашенно) посмотрел на него и закончил по-другому:       — Ты знал, что я здесь. Существенная разница похожих на первый взгляд слов: можно ведь и обладая каким-то знанием вовсе не стремиться им воспользоваться... Блэк приглушённо хмыкнул. ...не в его случае. Он-то, конечно, предпочитал действовать немедленно, не выжидая «подходящего» момента. Я вспомнил, как минут пятнадцать-двадцать назад он беззаботно играл с Поттером в мяч. Лёгкая краска на щеках, стремительный шаг в сторону, плавное движение руки... Ради всего магического, почему он не продолжил это нехитрое занятие?! Недовольство, думаю, ярко отражалось на моём лице... Возможно, я предпочёл бы никогда не глядеть на Блэка, но теперь, когда он обрывком дурного сна возник перед глазами, было бы неплохо выяснить, чего он думает добиться, заявившись сюда, на пустынную терассу? Какое очередное дерьмо он замыслил? Вероятно, он очень хотел меня видеть. Посмотреть мне в глаза и поинтересоваться, наверное, как я — великолепно — себя чувствую после того, как разочаровал его в который раз... а затем (о чём Блэк, надеюсь, не догадывается) в полном смятении смылся с Астрономической башни...       «...я вроде как не отличаюсь от остальных».       — Тебя не было на завтраке. Хватит! Бессвязный возглас едва не сорвался с губ. Хватит... и того, что я мельком весьма неосторожно подумал о мотивах, заставивших Блэка найти меня. О его чувствах и желаниях, вынудивших меня найти... К чему приведут такие размышления? Только к тому, что я снова запутаюсь, потеряю контроль над собой и ситуацией. ...И есть пока другие вопросы, на которые я мог (с лихорадочным облегчением) перекинуть мысли. Например — как он это сделал, а не... почему. Когда я раздражённо заговорил о следящих чарах, Блэк заухмылялся — от этой его ухмылки точно осколок льда кинули за шиворот. Рука зачесалась пригладить волоски на шее вставшие дыбом — но, не шелохнувшись, я лишь крепче сжал волшебную палочку, словно спасительную соломинку. Рукоять впилась в ладонь, оставляя на ней красно-белые следы. Потом усмешка — такая, будто Рождество уже наступило, и Блэк получил тот самый подарок, который давно хотел — потускнела. Он скрипнул подошвой ботинка и с задумчивым видом завёл руки за спину. Не из-за того, что моё предположение о заколдованных вещах оказалось правдивым... Внимательно оглядев его, я заключил с досадой, что предположение, скорей всего, неверное, а причина изменения в его лице, конечно, в том, что... Поджал губы и отвёл глаза — за пределами террасы двор был девственно бел и успокаивающе пуст. Не интересна — ничуть — эта причина. Как я сказал его младшему брату?       «Полная чушь. С чего ты взял? Я не интересуюсь Блэком!» ...удушливым дымом горчила в мыслях откровенно паршивая и отчаянная ложь, а в словах, на языке она становилась почти нестерпимой.       — ...очень жаль, — медленно процедил я, из последних сил удерживая равнодушие на лице. Говорил металлическим тоном, с язвительным сожалением, которого на самом деле не испытывал (хотя и должен был, наверное): — Я упустил вчера отличный момент. Ты, ублюдок, предпочёл нести околесицу вместо того, чтобы действительно избавить этот мир от своей... — при вспоминании о Блэке, запрыгнувшем на край башни, до сих пор колотилось сердце, а желудок сжимался в слабом рвотном позыве, — ...заносчивости и самонадеяности. Тебе следовало подумать дважды, прежде чем являться сегодня мне на глаза. Я тебя не понимаю: на твоём месте я бы... Что это? Не спеша положив какой-то предмет на сиденье, Блэк обернулся, неопределённо улыбаясь. Вытянутый свод арки оказался ровно над его головой. Может, это верный признак, что я схожу с ума? Будто я взглянул на какое-то... полотно в масле — на результат многодневного труда живописца: свободно повязанный красно-золотой галстук на шее, казалось, продолжал линию центрального камня арки; одежда ложилась мягкими чёрными волнами, слегка задевала кованную скамью; одну сторону рассеянного лица освещало безразлично-серым светом с пасмурного неба, на другую — жарко падал отсвет уличной печи...       — Подойди и посмотри, — с насмешливой покладистостью предложил Блэк и, зашуршав мантией выпрямился, разрушая... невыносимую гармонию с окружающим миром. Я опустил взгляд на что-то, обёрнутое в обыкновенный чистый пергамент. Хмурясь, снова быстро посмотрел на Блэка. Если попробовать прогнать его и без... без помехи разобраться с тем, что там лежит, в этом пергаменте? Неплохой ход. Может сработать. Знатоком натуры Блэка я, конечно, себя не считал... Во что превратится перед ним боггарт? Видит ли Блэк мистических существ, что везут школьные кареты? Что он предпочитает из одежды, еды, гигиенических средств? На спине обычно спит или на боку? Снятся ли ему цветные сны или по-собачьи чёрно-белые? Я не знал — я же, в конце концов, не один из его приятелей. ...но нужные слова нашёл в два счёта. Болезненная легилименция. Высокомерный третьекурсник, его брат, оказавшийся по другую сторону в факультетских войнах. Хладнокровный скепсис по поводу искренности чувств и чистоты намерений. Я решительно вскинул подбородок и открыл рот... Таких людей, думаю, мало — у кого нет «больных» тем для разговора, которые ворошить, словно бить по сломанной кости. Некоторые просто умеют прятать их — как бы закрывать переломы в гипс. Что-то ведь и заживает, если не трогать. Но чаще — не заживает. Я не знаю, может, это вообще неверное сравнение? Лучше сказать: не переломы, а вывихи, которые и под гипсом будут болеть, пока не вправишь...ага, сказать-то как раз легко. И какой же дебил доверится другому человеку, чтобы тот причинил ему боль во благо? Такого не бывает. ...и глотнул холодного воздуха: грёбанное немое дерево. Самым верным было бы поднять книгу и уйти — я твёрдо пришёл к этой мрачной мысли, когда делал первый торопливый шаг к алькову. Но также ясно, как различал лежащий среди снега, скрученный пергамент — осознавал, что поступить так у меня... ни хуя не хватило бы ни здравомыслия, ни сил. «Неплохой ход. Может сработать» — угрюмо передразнил сам себя. Почему же я тогда отказался от него? И беспорядочно мелькнуло в мыслях: не слишком ли... я был резок? Не перегнул ли палку? О, Мерлин. О да, я видел. Я говорил негромко: «...на случай, если ты решил снова поразить меня акробатическими навыками или душевными беседами...» — и Блэк тогда поспешно отвернулся, однако я успел увидеть непривычную гримасу страдания на побледневшем, точно полотно, лице. Конечно, его желания и... чувства тут ни при чём. Даже будь они столь же непоколебимо реальны, как каменный пол под ногами — мне не было до них совершенно никакого дела. ...дать себе крепкую мысленную оплеуху. И больше не обращать внимание на пропитавший голову отвратительно-горький настой лирного корня... Я просто хотел узнать, каким образом Блэк отыскал меня в огромном замке за такое неправдоподобно короткое время. Именно из-за этого я не ушёл и не выплеснул всю свою злость, точно помеченную черепом бутыль с вытяжкой из рога взрывопотама, ему в сладенькое лицо, — чтобы тот задержался ненадолго. Чтобы только узнать про... Да, выяснить про слежку. Другой причины быть не могло. Остальное ничуть не интересовало меня.

***

      Это не я. Это моё омерзительное тело захлебывалось слюной от запаха. Глупые мысли, для которых было не время и не место, одолевали меня, точно коварная болезнь... Вот если бы можно было не испытывать все эти дерьмовые ощущения? Забыть, отключить, уничтожить, заблокировать их, как дверь со сломанным замком — черенком швабры. Голод, жажду, потребность в воздухе, тепле... Если бы от меня осталась только не скованная ничем, кристально чистая и твёрдая мысль! Увы... воняющий экскрементами кровяной пузырь из кожи — вот кем я был. Я чувствовал себя в унизительной ловушке собственного существования и — о, Мерлин, лишь бы живот не забурчал в не подходящий момент — сам себе казался жалким и непривлекательным.       — Разве ты не знаешь, Северус? — ненатурально удивился Блэк, расплетая сложенные на груди руки, — Доверие такая штука, что его нужно заслужить... Дослушав до конца дурацкий «спич» о доверии — похожим образом, кажется, пятилетнему ребёнку объясняют «почему небо голубое» — я зажал книгу локтем и без лишней спешки поднял волшебную палочку. Блэк оценивающе поглядел на неё, раздражённо дёрнул уголком губ. Я скользнул глазами по его опущенным рукам и стиснул зубы — Блэк смотрел и рассуждал так высокомерно и снисходительно, будто это он, мать его, покопался в моей голове, а не наоборот — и ещё оттого, что после удара твёрдым переплётом учебника бок ныл глухо и противно. Однако это была, пожалуй... отрезвляющая боль. ...В небольшом пространстве между металлической печью и витражом стало душно и жарко, как в пустыне. Я вдыхал тёплый воздух, пропахший мясом, и чувствовал липкую прохладу на шее, под воротником. У Блэка на лбу и над верхней губой (у старшекурсников там предмет их гордости — жидкие волосяные кустики), выступила солёная влага. Он долгим взглядом посмотрел куда-то вниз. Мы стояли достаточно близко, чтобы я заметил — сверкающие зрачки расширились, затопляя серую радужку. Блэк задумчиво коснулся прикушенной губы языком, оставив на ней тонкий блестящий след.       — ...кое-чего ты точно от меня до смерти хочешь. Только я не понял: мне идти на хуй, или... Вместе с хриплым выдохом книга, казалось, выбила и воспалённую, буквальную мысль. Безжалостным усилием воли отогнав её... Несмотря на невинный вид, Блэк ведь специально повторил мои слова и... переиначил их? Насмешливый ублюдок. Впрочем, я сам сглупил — запаниковал как девчонка, застигнутая в раздевалке, и не смог придумать ничего лучше, чем швырнуть в себя первым попавшимся на глаза предметом... Боюсь, это выглядело, будто я попросту не справился с заклинанием, точно безрукий или слишком эмоциональный первокурсник... Правда, если бы я вдруг что есть мочи ущипнул себя за ногу? Наверное, это смотрелось бы ещё абсурднее. Ещё более жалко. ...я, наконец, вернул самообладание. И теперь был способен адекватно отвечать на выпады Блэка. — ...до смерти нуждаюсь в твоих пьяных откровениях... Ну, сравнительно адекватно. Как прикажете реагировать на беззаботное заявление, что в человеке должна быть какая-то грёбанная тайна? Нет, следовало запустить учебником не в себя, а в нагло рисующегося Блэка — прямо в переносицу!       — Помнится, раньше тебе хотя бы приходилось побегать за нами хвостом, чтобы что-то вынюхать! — наставительно воскликнул Блэк, встряхнул головой, точно разбрызгивая с волос капли воды. — Да ты обленился, детка!       — Нарываешься! — глухо предупредил я после короткой паузы, когда я зачем-то рассматривал его волосы, точно действительно хотел углядеть в кудрях растаявший снег. Укоренился в мысли кинуть в Блэка если не учебником, то... ну, чем-нибудь ещё. Проклятием немоты, например. Чтобы его так просто и не снять было. Уровень несносности сумасшедшего извращенца, я думаю, сразу бы понизился вдвое — если б Блэк никогда больше не мог называть меня «деткой» (или... или кого-нибудь ещё — о, как бы меня обрадовало, если б у него возникли проблемы с произношением «сладких словечек»). Тем более, видит Мерлин, ему самому это прозвище подходило больше! Детка. Малыш. О чём я думал? Несерьёзные мысли. Я исподлобья смотрел Блэку в расцвеченное пламенем насмешливое лицо, наставив — как и много раз до этого — на него палочку, и... неотвратимо заражался легкомысленностью поведения, как отражения, что копируют любые человеческие гримасы. Как подхватывают зевоту. Как перенимают дурные привычки... Я вздрогнул от неожиданности и будто очнулся от угара, непонятного и мучительного, когда в руке Блэка появилась волшебная палочка. Подавленным кашлем глубоко в груди ворочались злость и... сожаление.       — Кстати, Северус... — Блэк с преувеличенным любопытсвом оглядел половинку яблока в руке, будто он и достал волшебную палочку, только для того, чтобы приманить её с пергамента, — не знаешь, куда девался вчера мой ботинок? Лучше б он и дальше говорил про ботинок. И даже не так страшно, если б он вынудил меня признаться, что его ботинок, одинокий и чужой, валяется у меня под кроватью. Хрусь-крак-чавк. Сок брызнул Блэку на щёку неосторожными прозрачными каплями, совершенно неожиданно, некстати напомнил мне... Я спокойно смотрел, как Блэк вгрызается в яблочную мякоть и в какой-то момент подумал, что — завтра или послезавтра — достану из тайника волшебную палочку из Лютного Переулка и... ...обязательно убью его. Без сожалений. Новый тихий вздох принёс острую боль, точно воздух внезапно превратился в отраву. Но не в испорченном, обжигающем лёгкие воздухе, разумеется, было дело: сходу я мог вспомнить десять случаев, когда хотел умереть, провалиться сквозь землю или когда просто задыхался от стыда и ненависти к себе. И всё же почему-то жизнь, эта злая, вечно издевающаяся сука, будто обходила стороной его, вернее... их, ведь неразлучная гриффиндорская компания, казалось, никогда не знала, что такое... стыдиться самого себя. Обычные придурки, никчёмные, ленивые, заносчивые сволочи... Почему? Чем они заслужили? Даже сейчас, с испачканным — словно спермой — лицом Блэк казался смешным, нелепым, безобидным... Каким угодно. Привлекательным. Но не по-настоящему жалким. Сложно признаться даже мысленно, даже самому себе... и невозможно выразить, как я ненавидел его за это.