Самое настоящее проклятие

      Запишите формулу… Объясните… Приведите пример… Найдите ошибку в… Горело второе или третье полено, выгоняя из комнаты последний холод. Время исчислялось цифрами перед вопросами, монотонными погружениями перьевого кончика в чернила и строками записанных ответов. Помимо треска в камине я слышал — со стороны МакГонагалл — почти беззвучное постукивание пальцев по столешнице. Кроме тех моментов, когда ей нужно было поднять руку и перелистнуть страницу — профессор углубилась в серьёзный научный, судя по неброской обложке, журнал, один из тех, где обычно публикуют списки толстенных фолиантов и пишут об учёных диспутах. Не поднимая глаз от пергамента, я улавливал приглушённое дыхание, скрип пера. Иногда еле различимое: «так... закон перераспределения массы, теорема Майкла Скотта вроде всё верно… а это? Это, кажется, вот так…» — от Эванс рядом с собой. Чувствовал слабое тепло её тела. Её локоть был в паре дюймов от моего. Наши мантии слегка соприкасались. Ску-ука! Я пощекотал пером подбородок. Ну? Что там ещё?       «Выберите и раскройте один из следующих тезисов в небольшом эссе: Анимагия как раздел трансфигурации живых существ; анимагия как частный случай аутотрансфигурации; анимагия как…». Не знаю, как за предыдущие, но за этот вопрос я бы точно получил «Превосходно», может быть, ещё и «браво!» от экзаменационной комиссии. Даже умолчав о таком важном для блестящего анимага умении, а именно — таскать книги из Запретной Секции незаметно от Пинс. Способность, если нужно, с лёгким сердцем плевать на правила.       — Что на тебя нашло? — записав с новой строки: «анимагия есть превращение волшебника в животное», я не выдержал и искоса посмотрел на Эванс. — Ты что, пыталась соврать? Это было не праздное любопытство, как могло показаться Эванс, замершей от неожиданности — или желание подстебнуть. Я набрал в лёгкие идущий от камина теплый воздух. Ухмыльнулся, когда она перестала выводить «чары распадаются со смертью волше…», вскинула голову и прищурилась на меня. На её подозрительный взгляд, впрочем, было всё равно, пусть хоть дырку просверлит. А вот если Снейп заранее догадается, откуда дует ветер по поводу вечеринки — запрется в подземелье до конца рождественских каникул, лишь бы не идти у меня на поводу. В таком случае ужасно хотелось, чтоб Эванс оказалась хорошей лгуньей. Чуть ли не скрипя зубами, она процедила:       — Я не вру профессорам, Блэк.       — Что? — заинтересованно подался вперёд. — Значит на остальных твоя честность не распространяется? О, я так и думал!       — Я не боюсь наказаний, если они заслуженные, и не бегаю от них, вот что я имела в виду! А ты… — прервавшись, Эванс отложила перо и забавно раздула веснушчатый нос. — Что вообще ты хочешь всем этим сказать? Заёрзав на стуле, она торопливо завела прядь на ухо, сердито и неловко. Снова пристукнула ладонью по столу. И мне, сидевшему на расстоянии в пару-тройку дюймов и глядевшему в упор на неё, вдруг стало сложно беспечно скалиться. Сжимаются кулаки в желании что-нибудь сломать. Лицо кривится. Слюна становится как крепкая заварка для чая — вяжущей, горькой. Потеют подмышки, ступни. Будто у тебя отнимают то, что ты всегда считал своим — не самое приятное чувство. Особенно когда оно глупое, и когда даже не всякие проницательные доброжелатели, драккл с ними — а ты сам это понимаешь. Я говорю… о ревности. Помедлив мгновение, хмыкнул и накрыл ладонь Эванс своей.       — Я всего лишь хочу сказать, что тебе стоит подучиться, дорогуша, — проворковал, легко поглаживая дрогнувшие пальцы, и, между тем, не пытаясь скрыть издевательский тон. — Даже первокурсник раскусит твоё враньё, не то что…       — Вы уверены, что хотите задержаться здесь до ужина, Блэк? — холодно спросила МакГонагалл, точно из-за щита, выглянув из-за журнала.       — С ума сошёл?! — вместе с ней изумленно выпалила Эванс (её глаза, напоминали блюдца), заставив меня убрать руку. В другой — жалобно хрустнуло перо. Я откинулся на стуле и бросил на профессора быстрый насмешливый взгляд.       — Говорите, что хотите, мэм, на самом деле, вы… МакГонагалл с шумом ударила страницами о стол.       — Мерлиновы кальсоны, Блэк! Возможно, она в самом деле увлеклась какой-нибудь статьёй о превращении членистоногих. А, может быть, ей на миг тоже захотелось узнать причину, почему Эванс занервничала и соврала о профессоре Нумерологии. Именно поэтому она… не сразу призвала к тишине. Правда, озвучь я эти предположения — у МакГонагалл ведь и задания к ЖАБА к найдутся, да? Так что…       — Да молчу я, молчу!       …неискренне буркнув извинения, я скривил мину. Отлепившись от спинки стула, демонстративно вернулся к пергаменту и списку вопросов. И всё же мои мысли были как никогда далеки от трансфигурации и сдачи СОВ. Неудивительно, что, прикусив внутреннюю сторону губы, долгих полминуты смотрел в одну точку и силился прочесть написанное: «Анимагия есть…» Я действительно сразу не понял? «…так и вижу, что Северус, связавшись с тобой, стал самым крутым чуваком в Хогвартсе! Хотя, может, дело в другом. И ты не хочешь верить, что что-то правда произойдет. И он перестанет быть, как щенок, к тебе приклеен!» — так, кажется, я зачем-то выкрикнул Эванс в лицо несколько часов назад. Нет, Лунатик не ошибся — всего лишь немного промахнулся, выискивая драконье яйцо в лесу, когда оно всё время лежало у него под боком, потому что… Ближайший к Северусу человек. Единственная, кто может убедить его.       …в отличие от пассии в синем галстуке, чтобы представить Снейпа с Эванс, разгуливающими бок о бок по школьным коридорам, не нужно напрягать фантазию или бочками глушить подозрительные зелья из грибов. Увидеть, как они делят одну парту, обмениваются домашними заданиями, колбами, сушёными крысиными хвостами, улыбками. Достаточно просто пошире открыть глаза, чтобы хоть каждый день любоваться на это. Тихо помянув бороду Мерлина, взял новое перо — то, что было у меня в руке, оказалось бракованным, сломалось. Но дело, конечно, не в перьях. Будь у меня даже золотистое — феникса, оно ничего не сделало бы с тем, что вместо стройных определений и формул, какие требуются МакГонагалл и пердунам из комиссии, в голове вертелось… Когда, в волю поиронизировав над неудачной ложью Эванс, МакГонагалл произнесла «приступайте», у меня возникло отчётливое впечатление: профессор решила — это я как-то виноват в желании Эванс сбежать из кабинета. С чего, интересно, она это взяла?       «Анимагия отличается от простой трансфигурации волшебника в животное тем, что...» Жопой чую, придерётся к слову «простой» — «простой Трансфигурация кажется, только для любителей, мистер Блэк!» Или любителей выёбываться, как в моём случае, но этого МакГонагалл вслух, конечно, не скажет. Словно и не спрашивал никогда «что на тебя нашло?». Вздрючка шла своим ходом, единственное отличие: обычно на отработке не голова напрягается, а руки — драишь без магии классы, пинками выгоняешь очередного жуткого волосяного монстра из душевой. Или, там, кормишь тварей к уроку УЗМС… Сохатый как-то втирал первашам, что для этих целей лесничий Хагрид заготавливает неудачников, у которых к концу первого года так ни одна спичка в иголку не превратилась. И чего Эванс тогда накричала на него? Ведь Джеймс всего лишь замотивировал их усерднее учиться! Минуты текли вяло, как всегда, когда занят чем-то не очень захватывающим. М-да, прицепится… для любителей... Помнится, я хвастался успехами перед родителями? Подозреваю, если б моё эссе по анимагии захотели приколоть к доске выдающихся работ, то только как отличившееся своей небрежностью и невообразимой нелогичностью. Дочеркав его на отвали, я поднял голову, снова взглянул на Эванс — поджатые губы и сведённые брови в лучших традициях раздражённого Снейпа. Неужели попался какой-то сложный вопрос в прошлогодних СОВ? О, я не был настолько наивен. Взглянув вниз, заметил — интересно, как часто люди, делая что-то, забывают, что у меня есть глаза? — она отодвинула стул. Теперь между моей и её мантиями, абсолютно одинаковыми, было дюйма полтора напряжённого воздуха. Если подумать, в мире немало найдётся вещей, о которых я ни сном ни духом. Например, почему никто, кроме Флитвика, никогда не слышал о волшебнике Баруффио и его неудачном заклинании? Кое-кто считает, что всё это выдумка, поучительная байка. Правда, мне кажется — такой случай действительно имел место. И профессор Флитвик может рассказать не только, что за заклинание неправильно произнес этот незадачливый колдун… но даже во что он был одет и чем обедал в тот день, когда оказался между паркетом и буйволом. Почему самолёты не падают, если весят больше любого дракона? Зачем девушки ходят в туалет толпой? В конце концов, я понятия не имел были ли догадки МакГонагалл насчёт Эванс правдой. Обижаться мне на них или нет. Одно знал точно: если я и чувствовал к Эванс благодарность за то, что она скрашивала одиночество моего будущего парня, то в самых сокровенных уголках своей души. Настолько глубоких, что, изредка поглядывая в сторону соседнего стула, не мог отыскать в себе и намека на это чувство. Полыхал камин, скрипели перья, шелестели страницы журнала в руках МакГонагалл... Перевернув пергамент, я с удовольствием выяснил: всё же экзамен по Трансфигурации был в основном демонстрацией колдовства, а не просто маранием свитков чернилами, ещё два задания и баста. Пододвинул к себе чернильницу — нет ничего более здравого и понятного, чем ускориться, когда виден конец нудному занятию.       …Но Эванс ни за что бы Северуса так не назвала, правда? Будущий парень. И ей в голову бы не пришло поцеловать его. Смотрел внутрь, прищурив глаз, словно передо мной была не чернильница, а телескоп. Наконец, поставил её на место. Сцепил пальцы и со стоном (он вышел громче, чем я хотел, но — к дракклу, не волнует вообще) потянулся, всем своим видом показывая, как здо́рово я только что потрудился! И тут же — вот сюрприз! — обнаружил себя под перекрёстным разглядыванием, опасливым и пристальным. Ну, один в один та коричневая конфета из пачки Берти Боттс, про которую никогда не скажешь заранее — со вкусом она сырой печени, шоколада или земли. Я скроил мину: что мне до ваших взглядов, я плохого ничего не делаю!Опёрся локтем на стол и принялся внимательно осматривать перо — нет ли расщепа или какого другого изъяна, не надо ли заново очинить. Катал его в пальцах туда-сюда. И надо же, сработало: спустя несколько мгновений МакГонагалл невозмутимо вернулась к чтению, а Эванс вновь склонилась над пергаментом, пробормотав что-то себе под нос. Её бурчание, между прочим, я великодушно пропустил мимо ушей, хотя на языке вертелось:       «Что ты сказала, Лилз? Кажется, я расслышал: “извини, Сириус, конечно я не хотела называть тебя спятившим!„» Или что-то типа этого. Не важно, на самом деле — я не собирался что-то говорить. Не терпелось выбраться отсюда поскорее, потому что Мерлин знает насколько ещё меня хватит притворяться паинькой, который понятия не имеет, зачем толкаются языком в щёку и оттопыривают средний палец. И кто знает, вдруг МакГонагалл действительно хранит в шкафу задания ЖАБА? Но перед тем, как покончить с писаниной, я снова пощекотал пером шею и скользнул мыслями к другим, куда более приятным вещам.       …в отблесках зеркального шара, одетый не по-школьному и в добавок с физиономией, лишившейся обыкновенного кислого выражения «мне ничего здесь не нравится и ты мне тоже не нравишься» — думается, Снейп выглядел бы так же естественно, как с гоночной метлой между ног. Или «Слабо» по Зельеварению… Эванс утирает мне нос и, так смешно, даже не подозревает об этом? Плевать. И на то, чем «пахнет» этот план — сыростью извилистых слизеринских подземельев или птичьим помётом со шпиля гриффиндорской башни — естественно, тоже глубоко... наплевать. Я ведь придумал вытащить Снейпа к когтевранцам не только потому, что злился на трусливого козла и пытался взять верх. И вовсе не только из-за того, что надеялся раскрутить его на что-то большее, чем обмен язвительными репликами. Мне хотелось, чтоб Северус перестал пялиться только на двух людей во всей школе действительно развеялся, вылез из своего логова, подышал другим воздухом, если можно так сказать, неотравленным испарениями аконита и озёрной тиной на окнах. Тряхнув головой, я, пожалуй, немного даже свирепо взялся за перо и пергамент. Ну же, Снейп, давай! Это же Рождество!

***

      Последний вопрос, впечатанный в пергамент пишущей машинкой типа «УндерМАГвуд». В жизни не блиставший на Трансфигурации Хвост — даже он заработал бы на нём хорошую оценку. Сплющив губы, я наклонился к столу и застрочил: «если трансфигурация человеческого тела зависит от воли и мастерства волшебника, то ликантропия…» Брызнул чернилами на стол и не глядя потянулся к волшебной палочке, чтоб заклятием «эскуро» убрать растёкшуюся кляксу. Истории не известно ни одного случая, чтобы оборотень «взял себя в руки» и завязал с превращениями. Пресловутой силой воли там, или каким другим способом. Зато я знаю прекрасно волшебника (некоторое время назад едва не снёсшего со стола сахарницу и с крепким ругательством швырнувшего в меня салфетками), при взгляде на которого никогда не догадаешься, что законами Магической Британии он запихнут в реестр «тварей». По соседству с боггартами и садовыми гномами. Больше недели минуло с полнолуния и… Вздумай МакГонагалл сейчас взглянуть на меня, моя ухмылка ей точно не понравилась бы. А я просто вспомнил следы от зубов на шее Римуса (интересно знать, показались ли Помфри эти укусы странными, ведь даже оборотень так не извернётся) и лиловый синяк в форме оленьего копыта у него сбоку — вспомнил, как с Сохатым мы утаскивали Лунатика подальше от Хогсмида, бессовестно лишая его удовольствия перекусить забрёдшим к пустырю прохожим… Прятались от бури, валялись в снегу, гонялись за куницами и дурачились.       «…где теперь ваши грандиозные планы?! Они все полетели низзлу под хвост из-за…» Рассеянно постучал волшебной палочкой по подбородку. Заметил странный взгляд Эванс (она посмотрела сначала на стол, где пару секунд назад блестели разбрызганные чернила, потом на палочку в моей руке) и — сработала особая атмосфера деканского кабинета? — сунув палочку обратно в складки мантии, задумался: ну, конечно, он понятия не имеет, что в действительности произошло у Визжащей Хижины. Но вот в чём штука, стань я хотя бы на секунду Снейпом…       «Не строй из себя идиота! Я знаю, что хозяйка Трёх Мётел не продала бочонок сливочного пива, и что вам это не понравилось…»       …Если б я был им и как-то узнал (или, как вначале посчитал Джеймс, выпытал у ничего не подозревающего влюбленного дурачка), что четверо отчаянных парней собираются оставить свои комнаты, то что… Что бы… Мне оставалось дописать буквально пару предложений в свиток, чтобы получить возможность выйти отсюда. Может быть, удалиться, с ноги открыв дверь и исчезнув прежде, чем МакГонагалл вернёт на место нижнюю челюсть, опомнится и вычтет баллы… Медленно сжимая и разжимая пальцы, я смотрел перед собой и с непонятной сосредоточенностью размышлял: Что бы я на месте Северуса сделал? В коридоре послышался шум. Шуршание, неясные скрипы, будто… Я вынырнул из задумчивости и невольно обернулся на дверь, но не успел вслух предположить, что это за звуки.       …Крыса-переросток, только что отобедав Мистером Норрисом, ползёт мимо покоев декана Гриффиндора или что? БУМ! БАБАХ! Всё (и все, я в том числе) в комнате вздрогнуло, когда с той стороны, прямо возле двери, упало что-то тяжёлое, металлическое. И как объяснение — раскатистый, очень довольный хохот, которому довести какого-нибудь впечатлительного первокурсника до истерики — как два пальца обоссать.       — …ей! …ши! — различил я в быстро удаляющихся воплях Пивза: — Рви! Режь!       — Мерлиновы кальсоны, да что он снова натворил?! МакГонагалл (террористский призыв полтергейста, конечно же, пришёлся ей не по душе) выскочила из-за стола, но, опомнившись, всё же вышла (так, что мантия посвистывала на ходу), а не выбежала из кабинета. Эванс приглушённо охнула, я коротко глянул на нее и поднялся со стула, чтобы ничего не пропустить.       — Бей! Круши! Рви! Режь! — надрывался Пивз, по всей видимости, нарезавший круги по коридору. Его визгливый завывающий голос снова звучал внятно и громко. — Был тут камень — станет брешь!       — Пивз?! Ты совсем свихнулся? Сейчас же поставь рыцарей на место! В ответ на требование МакГонагалл послышались неприличные звуки, звон, скрежет и ещё один вдохновенный вопль:       — Бум! Хлам! Треск! Пыль! Всё, что есть, отправь в утиль! Бей, круши… И стишки, и, кажется, решительную угрозу МакГонагалл позвать Кровавого Барона заглушил чудовищный грохот, отозвавшийся бесконечным эхом. Через щель между дверью и косяком я увидел, как мимо кабинета катится наруч, вполне себе железный — смятый вдвое. Пивз разошёлся не на шутку! Ясно дело, отчего-то вбил в себе в голову, что именно сегодня школа должна превратиться в груду камней! Я пересёк комнату и уже готов был выглянуть в коридор, увидеть душераздирающую картину разгрома: валяющиеся там и тут искорёженные доспехи, безумного Пивза и малиновую от ярости МакГонагалл — ещё немного и выпустит коготки, начнёт гнуть дугой спину и шипеть. Но так и не взялся за дверную ручку. Остановился из-за… одной пришедшей в голову идеи. Обернулся, взглянул на Эванс: она тоже бросила писать, и, чуть опираясь пальцами на стол, с интересом прислушивалась к перепалке профессора и полтергейста снаружи. Пожалуй, это был подходящий момент чтобы спросить...       «Эй, Эванс, ты ведь знаешь, что Северус относится к тебе не так, как к другим магглорождённым? Он влюблён. Кажется, такое положение дел тебя не устраивает? Ведь так, да? И… ты никогда не задумывалась, как всё исправить? О, даже не спрашивай какое мне дело до всего этого!» Или:       «Эй, Эванс, помнишь, что я тебе сказал? Не обижайся, я же правду говорю. Но, может, ты — на правах ближайшего друга — хоть как-то посодействуешь превращению язвы и изгоя в славного малого, умеющего разговаривать не только шипением и ругательствами?» Не труднее, чем наплести МакГонагалл, что драка, из-за которой парочка слизеринцев угодила в больничное крыло, вспыхнула именно после оскорблений в адрес Гриффиндора. Правда же? Проще простого. И всё же, на мгновение я замешкался.       — Слушай, ты знаешь о вечеринке когтевранцев? — начал негромко, и сразу Эванс перестала вытягивать шею в сторону неплотно запертой двери и улыбаться озорно, не по-префектски. Перевела взгляд на меня. Отчего-то мне стало слегка не по себе, я взмахнул рукой в неопределённом жесте. — Хотел поинтересоваться, ты будешь...       — Ты ведь не влюбился в меня?       — …на ней? Надо же, так сильно удивиться, что едва не потерять дар речи! — думал, неловко почёсывая нос, уже потом, когда МакГонагалл отпустила нас.       — Ты ведь не влюбился в меня, нет? — повторила Эванс, заметно сглотнув, прежде, чем я успел прочистить горло и вежливо спросить не ослышался ли. Спорю на что угодно, она сама не ожидала от себя такой смелости, однако отступать было некуда. Не могла же она взять свои слова обратно или прямо сейчас, в кабинете МакГонагалл, ударить меня заклятием забвения, хотя…       — Сириус? Скажи, что…       …судя по лицу, пару мгновений назад ей этого очень хотелось.