Самое настоящее проклятие

      «Ты просто ревнуешь. Вот и всё, Сириус». Чудовищно нелепое объяснение, почему я ещё не кинулся со скоростью «Кометы» нового образца (с экспериментальной системой стремян) претворять задуманное в жизнь... Даже довод, что МакГонагалл не даст мне нормально поговорить с Эванс, звучит лучше (не намного — как ни крути кажется просто отговоркой, потому что, по-хорошему, стоит напрячь извилины и прямо сейчас выдумать, как оказаться с Эванс наедине).       ...и редкий случай, когда такт в Лунатике оглушительно проиграл желанию продемонстрировать свою проницательность. О чём, кстати его никто не просил. Хотя кое в чём Римус, конечно, прав: если после вечеринки Северус, не приведи Мерлин, начнёт жаться по углам с какой-нибудь когтевранкой (или когтевранцем, что ещё безумнее), обсуждая «общие интересы» (заклинания для расширения кроватей, к примеру, или как наложить полог тишины на душевую, или зелья, напрочь блокирующие рвотный рефлекс), не сомневаюсь, у меня в песок зубы раскрошатся. Однако...       «…отказываешься от верного способа убедить Лили помочь тебе…»       ...было что-то ещё. Какая-то смутная мысль, мелькнувшая в голове, когда я безотчётно проводил Эванс взглядом до двери.       — Мистер Блэк? Собираетесь остаться в коридоре? Уверяю, ничего… Остывший стейк на тарелке, пятно от сливочного масла на мантии, разбросанные салфетки…       — Ничего страшнее декана вашего же факультета вас не ждёт внутри, — после паузы и заметного колебания негромко договорила МакГонагалл, странно поджала губы и подбородком выжидательно указала на дверь.       …Всё ради того, чтобы я мог побрызгать слюной, как метящий в министры член Визенгамота за трибуной. Смутить и напугать Хвоста, «коварно отомстить» Лунатику и выкатить десятидюймовый список претензий Сохатому. Самое главное, на словах «найдёт себе девушку» — скривиться, точно моё лицо вот-вот превратится в печёное яблоко, знаете, ровно такое же, какое засовывают утке в задницу! А между тем, всегда думал, что мало похож на пугливого домовика, чтобы очковать из-за всех вероятных (Мерлинова борода, абсолютно невероятных!) последствий — или на брюзгу, доводящего друзей до белого каления на пустом месте, из-за...       — Блэк! Я улыбнулся МакГонагалл и, ни секунды больше не мешкая, подошёл к двери. Занёс ногу над порогом. Стиснул зубы и пересилил нервный смешок.       ...из-за возможности, которая никогда — никогда! — не станет правдой. Римус назвал меня ревнивым малым, так? Джеймс возмутился, что я слишком много болтаю о вещах, интересных только мне. А Снейп… Вламываясь внутрь комнаты, громко скрипнул дверью и рукавом задел дверной проём. Эванс повернулась и взглянула на меня исподлобья не то неприязненно, не то просто очень задумчиво. Не разобрал. Машинально поправил мантию и мельком оглядел тонувшие в зыбких серых тенях — до наступления сумерек оставалось ещё часа три, но солнце скрадывали плотные облака — покои, будто ожидал увидеть в знакомой обстановке что-то новое. Снейп, если б ему удалось подсмотреть моё поведение за столом, наверняка, обозвал бы его «клоунскими ужимками», в лучшем случае. В худшем — снова заговорил бы про «рассчётливые планы». Краем глаза заметил, как Эванс отводит взгляд. Можно подумать, холодный камин сделался для неё самым увлекательным зрелищем на свете! Один в один уксусный бочонок у гостиной Пуффендуя (только с волшебной палочкой в заднем кармане) — точно бы не удержался и прыснул, если б не одолевший меня в то же время вопрос. Будто я что-то упускаю, начиная с момента, как столкнулся с Эванс утром...       «Серьёзно, Блэк. С чего вдруг? Может, тебя волнуют окружающие? Может, тебе важно, кем я тебя считаю?»       «Я не твоя подружка, чтоб меня так называть!»       «А во-вторых, не смотри на меня так, я… Я не буду обсуждать с тобой такие вещи!» Наверное, разобраться в нагромождении её слов, жестов, улыбок и взглядов было бы не сложно — будь на моём месте Римус, со своей драккловой прозорливостью. Или Джеймс, которому сплошное удовольствие — следить за Эванс, её голосом, телодвижениями и гримасами. Или Северус (ему, может быть, не понадобилось бы даже залезать этой своей отвратной магией Эванс в голову). О, он бы, наверняка, мог ответить на все вопросы на счёт Эванс. Я тоже отвёл глаза и, скользнув по медным ручкам шкафа, бесцельно задержался на тусклом холодном блеске. Знаю я (проще пареной мандрагоры), отчего препирательства, которые занимали меня на обеде, теперь кажутся чем-то сумбурным, неловким, непонятным. В конце концов, это моя задумка, так ведь? Я сам, раздери меня гиппогриф, загорелся идеей обратиться к Эванс — ближайшему к Северусу человеку — надеясь убедить её... Пять секунд, а мне уже набило оскомину рассматривать деканский кабинет МакГонагалл, выглядевший так же, как всегда. Хотелось немедленно развернуться, выйти отсюда, найти Снейпа (где б тот не находился) и, словно в ёмкость с чесночным соусом, ткнуть его носом в удивительное противоречие: откровенно говоря, водиться с кем-то вроде Эванс и неровно дышать в её сторону — разве не дерьмово для того, кто планирует вписаться в компанию чистокровок? А затем осведомиться, нарушая личные границы, горячо выдыхая в ухо: что ж он так по-глупому не берёт в расчёт потомственного (в последнем поколении, естественно) слизеринца, чья матушка, выходя замуж, не потрудилась сменить фамилию! Словно холодок — по спине. Я против воли оглянулся, только сейчас осознав, что сказала МакГонагалл перед тем, как указать на дверь.       «...ничего страшнее...» Думаю, я слегка покраснел. Отвернувшись, прошагал дальше, освобождая проход, передёрнул плечами и крепко сцепил руки за спиной — будто поможет удержаться от лихорадочных мыслей и дурацких... воспоминаний. Как если бы швырнули камень в лесное логово корнуэльских пикси, «нашествие» которых в Карлайле, в милях четырёхстах от Корнуолла — наглядный пример, как создать проблему для того только, чтобы эффектно её решить. Как если бы болельщиков на трибунах расстроили до бесконечного «у-у-у» — загудела кровь в ушах. Я скривился. Я и правда часто бывал в этих драккловых покоях, в компании Сохатого, например. И да, нашёл одно отличие: профессорский стол казался пустым, потому что там больше не стоял пузатый заварочный чайник. В прошлый раз, помнится, мне хотелось его разбить — выплеснуть нечто склизкое и жгучее, как щупальца медузы, колючее, точь-в-точь битое стекло, засевшее в груди и совершенно не похожее на родственные чувства. Одним словом, то, что безумно сильно вызывала у меня... Я снова посмотрел на Эванс — рассеянно. Но, кажется, одного тёмно-рыжего пятна её волос перед глазами было достаточно, чтобы мне вдруг ярко припомнился — заглушил щелчок закрываемой двери за спиной и шаги МакГонагалл (она что-то сказала?) — голос Теда Тонкса:       «Дромеда, дорогая, ты поступила, как настоящая слизеринка, дьявольски остроумно». В чём разница между «остроумием» — первейшей добродетелью Когтеврана — и «дьявольским остроумием»? Мерлин его знает! Я мог сколько угодно потешаться над неприятной соседкой, которую эффектно обвели вокруг пальца, и всё же Дромеда — леди, спрашивать у неё совета я бы не стал. Дядя же... Написать ему покаянное письмо на полчернильницы, признаться в пидорской симпатии своих глаз, рук и члена — я никогда раньше не думал о чём-то подобном. Не горел желанием посвящать взрослых в личную жизнь. Даже таких неплохих, как дядя Альфард, но... внезапно до ноющего чувства под ложечкой захотелось узнать, как бы он (сдвинув «ковбойскую» шляпу чуть на бок и прикусив сигару) поступил на моём месте? Вернуться в Оленью Усадьбу. Услышать цоканье когтей и смешное хрюканье Мистера Белобрюхинса. Увидеть тускло-серую полоску моря вдалеке. Постоять на пороге дядиной мастерской, от вида которой урны предков задрожали бы и потрескались. Дядя Альфард, сколько я помнил, терпеть не мог галстуки, какого бы цвета те ни были. Он не отмахнулся от меня как от молокососа и не стал бы орать. Он бы выслушал: щеголяя львом на груди и беззаботно называя МакГонагалл своим деканом, я, кажется, поступал очень по-слизерински, пользуясь особенным отношением Северуса к Эванс. Или нет? Перевёл невидящий взгляд на МакГонагалл — отвлекшись, она достала волшебную палочку, зажгла камин. Я сморгнул, поскрёб щёку и прищурился на огонь. Тени (как и воспоминания) отпрянули под тяжёлые складки собранных портьер. Спрятались между деревянными ножками и под шкафом. С небольшим запозданием я сообразил — шкаф теперь открыт и профессор что-то ищет в нём, перекладывая фолианты и шурша свитками. Если б у меня спросили: покои МакГонагалл или, весь в копоти и вспышках драконьего пламени, сейф на нижних этажах Гринготтса… Среди поленьев разгорался огонь, посветлело, повеяло теплом, блики на медных ручках стали ярче. До чего обманчивое впечатление — комната превращалась будто бы… в безопасное место. И неожиданный уют, как кекс, забытый на в ящичке прикроватной тумбы, подпортился, когда МакГонагалл, повернувшись вполоборота, пробормотала сухо:       — Простите? Что вы застыли, как соляные столбы? Сядьте, говорю вам, ближе к столу. И приготовьте пергаменты и перья! Забавное подозрение: похоже, МакГонагалл своими поисками просто тянет время и мотает нам нервы. Да неужели? Как ей не к лицу! Я переглянулся с Эванс (тоже, кстати, удивлённой). Правда, был ещё немного раздражён и смущён из-за упоминания вскользь визита в Хогвартс моей матери — поэтому щёлкать застёжками сумки или занимать один из стулжьев не спешил. Какое-то время только неторопливое шуршание прерывало тишину. Затем медленно, будто сомневаясь, Эванс открыла сумку. Наблюдая за ней, я сложил руки на груди и… Естественно, я знал это и раньше.       …будь её кровь грязнее Темзы, а галстук таким же красным, как колпак Святого Николая, пропитанный эльфийским полусухим — Снейпу не так-то просто отмахнуться от её сло́ва. И совершенно неважно, как он старается походить на других слизеринцев, избегающих маглокровок, точно заразных больных или жутких преступников с мандрагорами, хвосторогами и голыми вейлами во всю грудь. Эванс — исключение. На чём, собственно говоря, и строился весь мой план, надёжный, как олливандеровские волшебные палочки. Хотя я не знал, стоит ли… Эванс клацнула заклёпкой внутреннего кармана и вытащила из сумки чернильницу. В комнате было уже вполне тепло, но я теснее переплёл руки и резко втянул носом.       …Стоит ли вмешивать постороннего (в самом деле, назвал её посторонней?). Не треснет ли моя голова гнилой тыквой от выворачивающего наизнанку заклинания, если Снейп что-то заподозрит? И даже... Насколько это вообще в духе «моего факультета»? Глядя по утрам в зеркало, я не видел там гения подпольной возни, способного просчитывать людей, как задачки по нумерологии для шестилетних — лишь паренька с следами от подушки на щеке. Приплюсуйте и то, что успех по большей части зависел от чего-то, на что повлиять было так же просто, как на луну в небе... Так что совру, если скажу, что не тонул, точно в густых сливках, в десятке причин для сомнения. Но у меня и мысли не возникало, сомневаться в... Интересно, как бы он выкрутился, предложи Эванс ему сигануть с Астрономической башни? Нагишом прогуляться по Хогсмиду? Нахлобучить на школьный праздничный ужин бейсболку вместо остроконечной шляпы?       …в тёплых взаимоотношениях Северуса и Лилз. Шутите, что ли? Да я даже не надеялся — я рассчитывал на них! Если уж быть честным до конца — был уверен в них твёрже, чем в своей способности убеждать (не то, чтобы я стремился сравниться с Гриндевальдом, но до него, пламенными речами захватывавшего Европу, мне было далековато). Разложив писчие принадлежности и по сто раз поправив листы пергамента, чтобы лежали одинаково, Эванс не выдержала — вопросительно глянула на профессора, закусила губу. А если... Я всё-таки переоценил надёжность своего плана? Если что-то пойдёт не так, или вовсе наперекосяк?Изумит ли меня это до глубины души? Впрочем, наверняка, не станет концом света, вроде извержения вулкана или безвременного закрытия сети «Зонко». Но, конечно, будет значить, что я, во-первых, окончательно разосрался с Лилз и… того разговора на улице станет просто жаль. А во-вторых — то, что просрал шанс пообщаться со Снейпом на «чужой територии», в-третьих… Она, кажется, размышляла, окликнуть МакГонагалл или нет. Однако прежде, чем собралась с духом и открыла рот, я изобразил громкий кашель, перегнулся через угол стола. Второй рукой как бы случайно провёл по столешнице, чтобы пергамент разлетелся — срать я хотел на ненатуральные и суетливые усилия Эванс разложить его как по линейке. Не переставая оглушительно кашлять в кулак, пробормотал на резком выдохе:       — Кха-кха... Объяснительная... Кха! ...на тридцать... Кха-кха! ...свитков... Поймав покатившуюся от толчка чернильницу, Эванс быстро подняла на меня глаза. И не сказала ни слова, ни про кашель, ни про пергамент. Молча вернула чернильницу на стол, перед этим проверив хорошо ли она закрыта — подвинула стул к столу с обратной от профессорского места стороны, торопливо взвизгнув ножками по полу. Перестав попусту драть глотку, со смешанными чувствами глядел, как Эванс садится, складывая руки на коленях. ...к дракклу «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» — это будет значить только то, что образ Лили Эванс, великолепный и блистательный, не так уж и глубоко (словно с детства знакомое «вилка — в левой, нож — в правой») пустил корни в голове Северуса. Не властвует над его мыслями безраздельно и безнадежно. Я ждал улыбки. Или возмущения. Или того и другого одновременно, но Эванс просто... нервничала? Сминая подол мантии и стискивая пальцы, она смотрела вперёд, однако осмысленности в её взгляде было не больше, чем в моём, когда я оглядывал кабинет. Не могла же она не узнать ту фразу, которой я раздражённо отшучивался от её требований объяснить, что значит «ничего Северусу не делал» (ведь одних моих слов ей не хватило)! Как бы то ни было, пялилась в стену за профессорским столом она недолго — разгладила мантию, искоса бросила лихорадочный, почти злой взгляд. Но не на меня, а на МакГонагалл. Встала так стремительно, что стул закачался и едва не опрокинулся. МакГонагалл закрыла шкаф и развернулась.       — Взгляните, — значительно сказала профессор, кладя на стол перед нами пергамент. Невольно отвлёкшись от разглядывания Эванс… Мне, конечно, стоит быть благодарным за их со Снейпом многолетнюю крепкую дружбу! Да-да, сказать спасибо, пожать руку, отсалютовать стаканом сливочного пива! …я наклонился над пергаментом и прочитал: Бланк №... Дисциплина: Трансфигурация (общий уровень) Сведения об участнике экзамена «Стандартное Обучение Волшебству»... Дата проведения экзамена «Стандартное Обучение Волшебству»: июнь... Практический блок 1. Последовательно трансфигурируйте белого кролика в шесть указанных существ/предметов... Теоретический блок. 1. Выберите верное определение из перечисленных и обоснуйте свой выбор, опираясь на общую теорию магии и труды учёных волшебников. а) Трансфигурация — наука о создании чего-то из ничего. б) Трансфигурация — наука о преобразовании, видоизменении различных тел, веществ и существ... в)...       — Это... — с толикой недоверия протянул я, поднимая взгляд от напечатанных строчек.       — Задания прошлых лет, — МакГонагалл пристально посмотрела на меня поверх очков и, могу поклясться, что в её глазах мелькнула неподобающая профессору и декану искра веселья. Но брови её были сведены и вслух она процедила недовольно: — Что это вы на меня так уставились, Блэк? Обычно я даю их ближе к апрелю, но... — МакГонагалл всплеснула руками и снова строго свела их на животе. — Разумеется, я не могу устроить сейчас вам полноценный экзамен! Но пока вы, уважаемые пятикурсники, не предоставите мне письменное решение на вопросы теории, я не поверю, что у вас есть достаточно важная причина пренебрегать моими уроками! Эванс, цепляясь за спинку стула, тоже смотрела в пергамент, затем мельком взглянула куда-то себе за спину (на дверь, понял я мгновением позже) и решилась:       — Профессор МакГонагалл, мне очень жаль. У меня после обеда нумерология. Могу я... Профессор Модул не любит, когда опаздывают, мэм. Простите... Я могу прийти и сделать это задание потом, после урока? Выпалив это почти на одном дыхании, она перестала сжимать стул и слегка покраснела. Впрочем, кажется, румянец на её щеках я заметил ещё когда она порывисто вскочила на ноги.       — Я тоже не люблю когда опаздывают, и прекрасно понимаю профессора Модула! — без всякого искусства трансфигурации МакГонагалл превратила свои губы тонкую нитку, холодно глядя на Эванс. Хотела продолжить тираду, но внезапно о чём-то задумалась, чуть наклонив голову вбок, и после непродолжительного молчания заметила спокойным (обманчиво!) тоном: — Если я не ошибаюсь, профессор Модул ещё три дня назад отпустил все курсы и уехал на континент, к своей семье. И… я не понимаю, разве он не оповестил всех старост перед отъездом? Куда вы так спешите, мисс Эванс? Маленький камин, какой был в кабинете МакГонагалл, по всей видимости, не способен сильно прогреть стылый воздух. Однако, несмотря на это, в комнате стало жарко и душно. Повисла неловкая тишина, и я, вскинув брови, переводил взгляд с Эванс на МакГонагалл и обратно.       — Ради всего магического, Блэк, не вертите головой, как будто у вас шея без костей, — раздражённо прервала меня профессор. — Займитесь делом! Сядьте, наконец, за стол!        — П-правда? Как я могла забыть, что он уже уехал… — сконфуженно выдавила Эванс.       — Что ж, по поводу забывчивости я бы посоветовала вам, как и мистеру Поттеру, обратиться в больничное крыло, мисс Эванс, — не преминула добавить МакГонагалл.       — Надеюсь... Надеюсь, вы не подумали, что хотела избежать отработки, мэм! Это вовсе… Плевать, что она говорила дальше. С чувством непонимания или даже лёгкого шока, которое, к примеру, испытает волшебник, попытавшийся переместиться через (я слышал, есть такие в смешных маггловских домах) ненастоящий «электрический» камин, я подумал: как же, готов спорить, этого-то Эванс и добивалась — как можно скорее съебаться.        — Достаточно, мисс Эванс, конечно, я... — Макгонагалл запнулась, зачем-то снова испепеляюще взглянула на меня (хотя я уже пододвигал стул, чтобы сесть, как она и сказала мне) и, проходя к профессорскому месту, ледяным голосом бросила: — Хорошо. Приступайте.