***
Как только книги по дороге не растерял? Пульс частил в висках — неприятно и нездорово. Оказавшись в коридоре второго этажа, наконец, устало замедлился, посмотрел назад, на скрывшуюся за углом лестницу. И вдруг совершенно истерично хмыкнул: ага, мать твою! Беспокоился, что буду выглядеть глупо? Вот только вздумай я и правда вытереть пол коленками в поисках своих волос — ситуацию это вряд ли бы ухудшило. Потому что не знаю я, что может быть отвратительней и смехотворней краснеющей и часто моргающей рожи. Той, блять, самой, которую видишь в туалете над раковиной прежде, чем выкрутить кран на полную... чтобы любопытствующим ушам снаружи достался только шум воды. Спустившись по другой лестнице, я вновь прошёл по холлу. Так же, как и пару минут назад. Мимо рыцарей, факелов и болтающихся без дела учеников. Пока не увидел впереди арку входа в подземелье.***
— Эд, обрати внимание на... — Хорош подкидывать, я ж без бровей останусь, Мэгги! — ...на занятную нумерологию. — Слушай, правда! У тебя семёрка взрывает восьмёрку, что ли? — Эм, нет. А что вы... как грязнокровки на старину Кровавого Барона, на меня уставились? Да я случайно, перепутал просто. Вы мой «веер» видите?! — Принима-а-ай! Ещё раз «перепутаешь»... Две соседние кровати были сдвинуты и образовывали одну широкую. На них кру́гом сидели Булстроуд, Эйвери, Харрисон, взявшая после секундного колебания у Булстроуда кальянный шланг, и Трэверс — пёстроволосый, как почтовая сова, четверокурсник, которому как-то раз не повезло свести близкое знакомство с трансфигурационными потугами Блэка... Пока я шёл от двери к своей кровати, совал в шкафчик библиотечные книги и искал среди прочих вещей журнал астрономических наблюдений, последний успел проиграть. И под сдавленные смешки остальных громко отреагировать на это: — Твою ж мать! — Пойду, поищу Мальси, — сказала Харрисон и, оправив мантию, встала с кровати. Матрас вздрогнул и заставил две лежащие бок о бок бутылки сливочного пива тихо звякнуть. На полу рядом с кроватью стояла ещё одна пустая. Меня всё это неимоверно раздражало — бутылки, кальян, расслабленные позы и шутливая перебранка парней — но почему-то, едва поворачивая к картёжникам голову, я не мог не посматривать на них. Не подмечать, как они весело проводят время! Марк — копаясь в свитках с эссе и контрольными, я видел краем глаза и его — передёрнул плечами, махнул перед лицом, силясь развеять дымный туман. Тоже что-то произнес, но я не расслышал — проследив за Харрисон нечитаемым взглядом исподлобья, Трэверс швырнул карты на кровать. Разумеется, они в ту же секунду оглушительно взорвались. Что он там про брови говорил? Одеяло бы не спалил, болван! Найдя нужную тетрадь, я разгладил замявшиеся страницы и задумался: пойти в гостиную или остаться здесь? В гостиной царил гвалт, все кресла у камина были заняты, но здесь... — Не пойму, чего вы сливаетесь?! Я не мухлевал, говорю же, ошибся... — буркнул Трэверс, подтягивая колени к подбородку. Зашуршал чем-то, затем повернул голову. Помолчал пару секунд и выдал: — Давно не виделись. На пару-тройку кнатов не хочешь перекинуться, Снейп? Я коротко взглянул на Трэверса и... Что ж, определиться он мне помог. Чем не очевидный ответ? Я молча развернулся к выходу из спальни. — Серьёзно? Так и уйдешь?! — возмутился Трэверс так, словно я только что жестоко обманул его. Затем до меня донёсся звук, похожий на треск рвущейся бумаги. — Я ж чую прямо, в следующей игре мне, наконец, попрёт... Вот дерьмо! Слушай, Снейп, давай на интерес, раз тебе кнатов жалко? Давай, а?! Ну! Бац! Что-то отскочило от дверного косяка. Пошарив глазами по полу, я разглядел, в углу кинутую мне вслед шоколадную лягушку. Теперь она могла похвастаться сплющенной, бульдожьей мордой. Будто не хватило мне на сегодня грызни и мордобоя! Я уже готов был оглянуться и от души послать Трэверса на хуй, когда вдруг вмешался Булстроуд. «Да что ты! Кроме как на «интерес» мистеру Всегда-Не-В-Духе в принципе не на что играть!» — меньшее, чего я от него ждал после ругани в библиотеке. Надо полагать, послать Трэверса в таком случае меня заставило бы не столько его ублюдское поведение, сколько моя собственная ненависть к отсутствию альтернатив. Впрочем... — Не шуми! Старост нам тут ещё не хватало, — шикнул он на Трэверса. — Чего привязался? — А чего?! — Не видишь, что он занят? — Булстроуд, наверное, как-то показал на меня. — Не всем же в карты и плюй-камни резаться сутки напролёт, кому-то и учиться надо... Вот тут я и правда не удержался и обернулся. Ослышался? Или это... это просто гнилой сарказм. Быстро шагнув вперёд, я раздавил шоколадную лягушку (от слов ли Булстроуда, или треска ломающегося шоколада — Трэверс скривился). Но ответить так же сокрушительно и едко я не успел. — Не понимаешь? — выпалил Булстроуд, повернувшись к Эйвери. — Нет, а что? Того же Флитвика вспомни! Изменившись в лице, он оставил кальян и выпрямился. Одновременно с его «нет, а что?» позади меня скрипнула дверь — в спальню вернулась Харрисон, а за ней следом вошёл Мальсибер. Сжимая в руке журнал астрономических наблюдений, я вдруг подумал, что... ну, не выглядит Булстроуд как человек, только что нанёсший завуалированное оскорбление. Наверное, я уставился на него как... Как грязнокровка на привидение. Может быть, мой мозг, измученный за день, работает со скрипом, и поэтому я ничего не понимаю? — ...он же в библиотеку ходит... — втолковывал Булстроуд Марку, — ...за книгами. Ага? Почему бы ему послезавтра, ну, когда списки вывесят, не уделать этого придурка? Будто продолжая какой-то разговор, в котором, что удивительно, «придурок» был всё-таки не я. — Вы чего там шепчетесь? — немедленно озвучил мои мысли Мальсибер, кивком поздоровался с Трэверсом и закусил губу. — На что играете, Бенджи? — На поджопники, — съязвил Трэверс. — Присоединишься? Мгновение Булстроуд, кажется, колебался, а потом махнул рукой. — Вспомните, кто получил то заколдованное перо от Флитвика? Кто, а? То-то и оно. Думаю... Уверен, что лучшим учеником в этом году станет не Селвин, — проговорил он с нескрываемым злорадством. Снова затянулся, запрокинул голову и выпустил дым в потолок. «Предсказал»: — Собьют с него корону, да? Наконец-то. Давно пора, я считаю. Намёк прозрачнее некуда. Даже Харрисон оглянулась на меня. Поймав сквозь клубы задумчивый — оценивающий?! — взгляд Эйвери, я открыл было рот. Но снова ничего не произнёс, как чёртова рыба, вынутая из воды. Да и что, мать вашу, мог я сказать?! Признаться, что выиграл приз на уроке Флитвика лишь по дурацкому совпадению? Что в моем недавнем протирании мантии среди библиотечных шкафов рвением к учебе и не пахнет? Что вовсе не думаю я о своём месте в списке успеваемости, а вместо этого сплю и вижу, как бы яйца прищемить Поттеру и его дружкам? Да я буду просто жалок с такими объяснениями! А во-вторых... Во-вторых, у Булстроуда, очевидно, есть свой расчёт призывать приятелей к порядку, рассуждать о «уделываниях» и сбитых коронах, болтать что угодно о ком угодно. Но я ничего не мог поделать с тем, что почувствовал себя... странно. Из-за того, что он сказал. «...у тебя ведь славное лицо и такие выразительные глаза...» Я наклонил голову — скрыть потеплевшие щёки. — А-а, ясно всё...— протянул Мальсибер, не дожидаясь, пока я соберусь с мыслями (вот не сказал бы, что мне тоже всё ясно, хотя что пришло Булстроуду на ум, я, кажется, уже догадался). — Но, знаете ли, получать высший балл по всем предметам каждый год... Я не стал бы категорично сбрасывать Селвина со счетов. Нам в некотором роде повезло с товарищем — не на каждом курсе есть кто-то вроде Селвина, — он усмехнулся и, надеюсь, заглушил стук, с которым сошлись мои челюсти. — Хотя, конечно, Эд, если ты уверен, то... Надо же! Скажи я сейчас, что Булстроуд упивается ложными надеждами — прозвучит так, будто сам же признаю, что тупее, чем Селвин! Я скрипнул зубами и едва удержался от возгласа: «уверен!», бессмысленного и глупого — Мальсибер не меня пытался убедить не собачиться (в который, блять, раз!) с самым блестящим учеником курса. — ...то можешь поставить на кого-нибудь... эм, другого, — закончил он после паузы. Показалось... или Мальсибер, после всех споров за обеденным столом, старательно «не замечает» моё присутствие? Захотелось швырнуть в него что-нибудь — если не заклятие, то шоколадную лягушку хотя бы. В глубине души, впрочем, порадовался, что вместе с ним в спальню не заявился, например, Гойл. Или того хуже — Яксли. — Стопудово, ага, — ввернул вытянувшийся на чужой кровати Трэверс. Приподнялся на локтях, глубокомысленно покивал, потом дёрнул подбородком в сторону Эйвери, — Этот козёл сказал, что больше не играет. На троих раздавать? Чхать он хотел на внутренние дела нашего курса. Булстроуд слегка покраснел, пожал плечами, как бы без слов говоря, что остаётся при своём мнении, каким бы спорным оно не казалось. Собрав карты, он не глядя пихнул их Трэверсу. Мальсибер поправил чёлку, вздохнул и процедил: — Драккл с тобой, сопля. Раздавай. И будь повежливее — язык, небось, не отсохнет.***
Колокол ещё не бил. Но, может та компания решила пораньше выйти к ужину и добраться до Большого Зала до первого удара? Как бы там ни было, я опустился в освободившееся кресло и раскрыл тетрадь. Тёплый воздух от камина дыхнул мне на руки и в лицо, вызвав приятную дрожь. Я собирался наскоро просмотреть записи, а в результате почти сразу прекратил листать страницы, уставясь на дату прошлого полнолуния. И снова поёжился. Одинаковые дни лепятся друг к другу, как кусочки пластилина: можно даже не вспомнить, что делал вчера, если делал то же, что и всегда. Однако день перед полнолунием — полторы недели назад — я помнил хорошо. Ещё бы. Он отличался от предыдущих. В тот день, стоя у теплиц, я наслал на Блэка заклятие удушения и угрожал ему смертью, надеясь, впрочем, что угроз будет достаточно... но не это сейчас меня интересует. Куда важнее — так... да, вспомнил — то, что Люпин не явился на последний урок. Я только что нашёл прекрасное этому объяснение — довольно ранний восход луны. Даже если в облике «человека» Люпин обуздывает кровожадные инстинкты, превратись он в людном месте — бойня вышла бы жуткая, судя по некоторым описанным в «Беззаконии» случаям... Звучит правдоподобно, что он не стал рисковать и заранее скрылся с глаз школьников. Я потёр теплое колено, и стряхнул с себя невольную оторопь: Блэк, помнится, соврал, играючи приписав Люпину заурядную простуду? Хотя, честное слово, по масштабам катастрофы скорее подошла бы драконья оспа. Представив, что бы ответил сейчас на такое наглое преуменьшение, я не удержался от короткой язвительной усмешки. Да, я бы сказал, сказал бы ему... А потом мне вспомнился подслушанный в тот день разговор между Поттером и Люпином — про алкоголь, погоду и паб «Три метлы». Не сразу сообразил — идиот! — но через секунды две самодовольно ухмыляться расхотелось, как если бы по лицу провели мокрой тряпкой. Теперь-то я знал почти наверняка: для Поттера полнолуние — минус один зритель в его выпендрёжных шоу. Посчитает ли он день, когда не вся шайка в сборе, удачным для грандиозных выходок? Ответ напрашивался: скорей всего, нет. Скорей всего, гриффиндорцы не занимаются ничем особенным в этот день, ждут пока Люпин... выздоровеет. Зачем возле камина горка поленьев, если огонь в нём — магический, и будет гореть сам собой, пока в гостиной остаётся хоть один человек? Врастая в кресло, словно улитка — в раковину (по крайней мере, мне так казалось), я бессмысленно уставился на языки пламени. И, наверное, мрачные мысли вскоре полностью одолели бы меня, однако... леденящий душу вопль — он немного разбивал стройную, но горькую картину. С одной стороны, что, чёрт возьми, Люпину делать на пустыре рядом с деревней? А с другой — если вопль действительно принадлежит оборотню, значит, не совсем уж напрасно я мёрз той ночью в Хогсмиде. Впрочем, я пока не отбрасывал и варианта, что полнолуние попросту сбило меня с толку. А слышал я всего лишь злобного призрака, вырвавшегося из Визжащей Хижины накануне снежного бурана... Треск в камине затих, слился со стенаниями ветра. Будто где-то свирепствовала буря. Внезапно вокруг закружился снег, мелкий и колючий. Откуда? Наверное, кто-то открыл окно? Похоже на то, вот только... — ...Снейп? Я вздрогнул и поднял голову. На мгновение в глазах всё расплылось, и я моргнул. Рядом со мной, растерянно хмурясь, стоял Эйвери, его рука касалась спинки моего кресла. В отдалении, перевязывая галстук, маячил Булстроуд. Я совершенно не заметил, как они подошли... о чём, наверняка, легко было догадаться по моему лицу. ...вот только какое окно — под озером? — Колокол пробил, — выдавил из себя Эйвери так, словно он... уже говорил эти слова. — Время ужина. Помнишь? Он сказал про колокол — я невольно задрал лицо к потолку и прислушался, как будто действительно мог различить затихающие отзвуки ударов. Но быстро очнулся и, прочистив горло, переспросил: — Ужин? А, да, помню, конечно. Я как раз сейчас... Хотелось снова откашляться — голос звучал хрипло. Похоже, я умудрился задремать, вот мне и померещился снег в гостиной, зато ничего вокруг себя я не замечал. — Что? Хочешь остаться здесь? — выглянул из-за Эйвери и поинтересовался Булстроуд, затягивая идеально ровный узел. Наверное, из-за своей возни с галстуком не разобрал, что я говорю, хотя, честное слово, мог бы и дослушать! Я хотел сказать: «...сейчас дочитаю и пойду в Большой зал», но... — А ты, что ли, возьмёшь на себя труд носить мне еду, раз уж надеешься, что я скину Селвина с пьедестала? — отбрил, поддавшись... дурацкому воспоминанию, и почему-то смутно подумалось, что зря. Булстроуд расправил воротник, отвернулся и сунул руки в карманы. А мне, глядя на него, вдруг стало интересно: его задело предложение стать мальчиком на побегушках или правда, которую я сказал ему в глаза — что он надеется на меня? — Ладно. Мы тогда пошли? — пробормотал Эйвери, убирая руку со спинки кресла. Хоть не отдёрнул, как от мешка с драконьим навозом. Уже потом, когда однокурсники вышли из гостиной и стена за ними сдвинулась, я сообразил, что последней фразой он скорее спрашивал, а не утверждал. Я не был в этом стопроцентно уверен, но... на какой ответ рассчитывал Эйвери? Что вообще означал этот вопрос? Что они с Булстроудом... могли бы подождать меня? Хороша троица, ничего не скажешь: обидчик, обиженный и свидетель нанесённой обиды, о чём он только думал... Хватит! О чём я думаю?! Чушь какая-то. Я хмуро оглядел гостиную. Она была тихой и почти пустой, не считая двух-трёх учеников, решивших не идти в Большой Зал. Наверное, хотел о чём-то поговорить по дороге? Ну и валите, придурки чистокровные! Очень нужны мне вы и ваши подачки! Ответив Эйвери, что помню про ужин, я соврал, разумеется — один раз подумал, когда садился в кресло, о накрытых столах и блестящей посуде, а потом напрочь забыл. «...что я сказал Нюнчику?» Разве тебе не говорили закрывать сумку? Не стоит быть таким забывчивым. Считай, что я напомнил...» И зачем это снова крутится в голове? Я передёрнул плечами, подумал, но как-то вяло, что Поттер вызывает больше отвращения, чем все тёмные твари вместе взятые, затем нащупал подлокотники, собираясь выдрать, наконец, тело из мягкой «раковины» — встать с кресла... А спустя мгновение, как мне показалось, резко, словно вынырнув, проснулся. — Ай, осторожно! Уронишь меня в камин! Голос ударил по ушам. Я вцепился в кресло и судорожно вздохнул. Две девчонки прошли, дурачась, мимо меня. Беззвучно открылась каменная стена, впуская Розье и ещё одного, с землистым цветом лица, потом — компанию с младших курсов... Вскоре в гостиной снова стало людно и шумно. Я посмотрел на каминную полку — где стояли часы — и понял, что если прямо сейчас поднимусь с кресла и двинусь в Большой Зал, то, пожалуй, успею на последние пятнадцать минут ужина... Сомневаюсь, что я в третий раз отрубился бы — за порцией жареного картофеля, например, но меня ещё мутило после внезапного сна и неприятного пробуждения. Вставая, я поднял с пола тетрадь и свернул её в тугой рулон. Разумеется, ни о каких дальнейших размышлениях о случаях (гипотетически многочисленных), когда нечеловеческая природа Люпина выходила наружу, и речи быть не могло — в голове, вытеснив куда-то последние мозги, вязко клокотала каша. Я вернулся в спальню. От сдвинутых кроватей, сквозь плотную ткань полога, доносились негромкие голоса. В узком просвете я, кажется, увидел затылок Эйвери. «Значит, они уже вернулись с ужина? Могли бы и разбудить», — мелькнула раздражённая мысль, честно говоря, последняя, успевшая прийти прежде, чем моя голова коснулась подушки.***
А когда я утром шёл на завтрак, прямо на том месте, где сцепился с Поттером, меня осенило.