Обоюдоострое лезвие

Несмотря на испорченное настроение, Чарли прощался с Дэвидом с улыбкой на лице и искренним пожеланием его скорейшего возвращения. Чарли умел хорошо притворяться. В квартире внезапно стало ужасно пусто. Хотя всё в ней было так же столько сколько Чарли её помнил, даже в их совместной жизнь ничего особо не менялось. Здесь всегда было пусто. Просторная комната с огромными окнами и высокими потолками, большой чёрный шкаф с вещами, стены из красного кирпича, большая кровать, софа для Мефистофеля, белый диван, телевизор, пара мягчайших кресел. Кухня была огорожена раздвижной дверью-сёдзи в традиционном японском стиле. Чарли никогда не была нужна такая квартира, но эти стены, окна и вид из них когда-то пленили его сердце. К тому же, в ней было много места для такой большой собаки, как Мефистофель, и Чарли никогда не задумывался о смене жилья. Вещей Дэвида было не так уж и много: часть он так и не разбирал из коробок, словно был готов уйти в любое время, другую часть он увозил с собой на «задания». Они никогда не клялись в вечной любви — они вообще никогда не делали признаний. Всех всё устраивало, но, кажется, у Чарли начали сдавать нервы. «Во всём виноват недосып и ночной образ жизни, всё пройдет, Дэвид не виноват, он хороший», — танцовщик всегда убеждал себя в этом. Он собрал разбросанные вещи, убрался в квартире, загрузил стиральную машину и не знал, куда деться от раздирающей тоски. Когда Дэвид уезжал на очередные секс-задания, они не общались: ни сообщений, ни звонков — ничего вообще. Ничего не должно было мешать ему выполнять распоряжения начальства. Хотя и в обычной-то жизни они редко общались — только по делу, никакой милой херни, как у влюблённых, не было. Хотя влюблёнными-то они не были, да и подростками тоже. Это был не первый и явно не последний раз, когда Дэвид уезжал на подобного рода задания, оставляя всё. Но именно в этот раз для Чарли было хуже всего. Сидеть дома не было желания, поэтому он вышел на работу раньше срока на пару дней. И только ленивый не спросил, что с ним случилось. Чарли всем говорил, что всё в порядке и всё хорошо, веселился и улыбался, как и всегда. Словно изнутри его не разрывала такая боль, которую и представить было страшно. Боль была почти физической, осязаемой, и разрасталась с каждым днём. Он возвращался из клуба выжатым и уставшим, гулял с псом, а потом отсыпался. Алгоритм его действий повторялся изо дня в день. Аппетит пропал, поэтому есть он себя попросту заставлял, потому что так надо. Чарли считал себя сильным, а нервы стальными, но что-то сломалось. С их расставания прошло три дня, а он уже хотел лезть в петлю. Всё его спокойствие, игра в хорошего и доброго мальчика дали течь, как старый баркас, грозящийся уйти на дно. Он всё ещё удачно притворялся, и все верили. Ангелы не могут страдать. Неделя прошла мучительно, Чарли просто хотел, что бы всё это поскорее закончилось. Он устал от всего этого, гнетущее чувство село на шею, свесив ножки. Была ночь воскресенья, Чарли закончил программу и переодевался, чтобы отправится домой. Он уже практически закончил, осталось лишь уложить крылья. — Эй, Чарли! Там твой Дэвид нарисовался! — Серьёзно?! — Да! Чарли улыбнулся и выбежал из гримёрки, взглядом ища возлюбленного, но когда хотел помахать ему, то заметил рядом с ним какого-то парня, которого Дэв явно хорошо знал. А Дэв хорошо знает тех, с кем спит или спал. Эти двое увлечённо беседовали, и неизвестный парень кинулся в объятия Дэвида, крепко прижимаясь к его груди. На секунду все звуки исчезли, словно внутри что-то с грохотом разбилось. Чарли натянул капюшон и вернулся в гримерку, забрал вещи и молча, ни с кем не прощаясь, ушел из клуба. В ушах стучало, а сердце наоборот, кажется, пропускало удары. До парковки он попросту бежал, не слыша ничего вокруг. Хотелось спрятаться под одеялом и представить, что всё это дурной сон. Вся его жизнь — просто дурацкий сон. Он выкатил мотоцикл из-за ограждения, но завести его не успел. Его ухватили за талию, закрыв рот потной ладонью, и потащили в кусты. Было достаточно темно, чтобы насильник чувствовал себя в безопасности. — Помнишь меня?! Ангелочек! — это был мужчина немногим выше Чарли — он раньше домогался его, но получил пиздюлей от охранников и уже несколько лет не появлялся. — Отвали! — Чарли стал отпихивать его от себя, брыкаясь и стараясь вырваться. — Нет уж! Не в этот раз! — он вытащил свой член, вжимая Чарли лицом в дерево. — Тебе ведь не впервой, шлюха! У Чарли перед глазами пролетела вся его никчёмная жизнь, и закончить её изнасилованным каким-то извращенцем не хотелось. Он расслабился всем телом и позволил мужику спустить с него штаны и бельё, а после, улучив момент, резко подался назад, саданув его затылком по лицу. Этого времени хватило, чтобы выскользнуть и натянуть одежду обратно. Парень пнул насильника с такой силой и злобой, что тот вписался в дерево и упал. Он бежал так быстро, как только смог. Даже успел поднять и завести мотоцикл, а когда из кустов выбежал насильник — без штанов, с красным лицом и кровью из носа, Чарли с визгом шин умчался. Он не слышал проклятий, не слышал, как ему сигналили — он вообще ничего не слышал. Он залетел в квартиру — и нервы лопнули, словно старые струны. Чарли забился в дальний угол и разрыдался. — Почему всё это дерьмо свалилось на меня? Почему я не могу быть хоть для кого-нибудь нужным, важным и единственным?! Почему я не достоин-то хотя бы капли любви и уважения! Не как к красивому мясу. За что мне такое наказание?! Где я нагрешил?! — Чарли всхлипнул, стирая слёзы. — Ненавижу себя! Я не ангел! Я тоже хочу быть счастливым и нужным, действительно нужным! Чарли зарыдал ещё сильнее. Он разрезал свои сценические крылья, на которые когда-то потратил много сил. Вытащил все костюмы и разбросал их по полу. Сейчас всё это казалось ему бессмысленным. Он ни у кого ничего не просил, он думал, что сможет жить так всегда. Улыбаться, раздавать всё до последней капли и ничего не ждать в ответ, не хотеть ничего для себя. Не быть эгоистом. Счастье — мифический и ненужный атрибут, он нужен для всех остальных, но только не ему. Он обойдётся... Он будет всегда улыбаться, не будет показывать слабости, не будет ничего просить... Но это оказалось слишком сложно. Чарли первый раз полюбил по-настоящему сильно. Настолько, что был готов разорвать грудную клетку и отдать своё сердце Дэвиду, даже если он не отдаст своё в ответ, даже если он растопчет его или использует как мясное блюдо для гостей. Он врал себе, что его не задевает то, что Дэвид спит с кем-то другим, что он с ним только потому, что так удобно и ему на самом деле нужен тот, кто будет его любить. Ложь и самообман проели в нём дыру насквозь. Когда Дэвид открыл дверь, в квартире было темно, но были слышны всхлипы. Включив свет, он увидел Чарли, свернувшегося на полу калачиком, в квартире был бардак, чего раньше не наблюдалось. У входа валялись перья, как и повсюду, сценические костюмы лежали неаккуратно кучей, чего он бы никогда не доспустил, спортивная сумка с работы была порвана. В светлых волосах паренька запуталась листья и маленькие веточки, слёзы текли ручьем. — Чарли. Что тут произошло? — он подошёл ближе: за все три года, что они были знакомы, это был первый раз, когда ангел плакал. — Ничего, — Чарли сильнее сжался, громко всхлипнув. — Ну, чего ты? Кто тебя обидел, малыш? — Дэвид сел рядом, вытащив веточку из кудрей. — Это ведь был твой бывший — там, в клубе? — Чарли сел. — Или просто один из тех, кого ты ещё трахаешь? Я знал, что это изначально патовые отношения. Тебя всё равно устраивало всё, это я настоял: «давай встречаться». Словно от этого что-то изменится. Почему я? Почему это со мной происходит? Потому, что я совсем пустой и во мне нет ничего, кроме красивого личика и упругой задницы? — он шумно втянул воздух и стёр пальцами слезы. — Почему меня можно просто изнасиловать… предать… считать меня шлюхой, делать меня заменой кого-то… Чарли стерпит, Чарли будет улыбаться, как болванчик. Он же ничего не чувствует. Он же тупица. Стерпит, он всё стерпит! Лучше бы не рождался, лучше бы ещё в зародыше убили. — Чарли стиснул зубы. — Я ведь для тебя один из многих. Такой же, как те, кого ты трахаешь периодически. Просто с бонусом в обслуживании, потому что тебе так удобно, что бы кто-то любил тебя и обхаживал. Я думал, что меня тоже всё устраивает. Думал, что смогу всё стерпеть. Думал, думал. Чем я только думал?! Мозгов у меня как у курицы! Давай я буду одним из многих… Из многих тебе не нужных… я больше так не могу. Мне никогда не было так больно… Вообразил себя силачом… — поток мыслей потонул в слезах и очередных всхлипах, он сжался, лицом прижимаясь к коленям и боясь смотреть на Дэвида. — Чарли… ангел мой, – он обнял паренька, прижав к себе. — Тебе нужно успокоиться… почему ты весь в ветках? … — Дэвид поджал губы, осторожно погладив его по голове. Дэвид никогда не видел Чарли таким. Таким сломанным, таким разбитым. Внутри всё сжалось от боли, которую испытывал Чарли, ведь ему было не всё равно. Хоть Дэв и не признавался, но он любил этого ангелочка. Возможно, это просто стресс, ведь это всё то, о чём паренёк всегда молчал. Хоть эти высказывания были Ему неприятны, он всё же попытался успокоить своего любимого, держа в своих объятиях. Но его действия не сыграли никакой роли: Чарли оттолкнул его спустя пару секунд. — Чем я заслужил такое?! — почти крикнул Чарли. — Чем я заслужил твою месть всем тем, кто пользовался тобой раньше?! Я же тебе ничего плохого не сделал… ты стал таким же монстром, в чьи руки попадал раньше, кто тебя насиловал и бросал. Теперь же ты один из них! Ты такой же, даже хуже! Это твоя работа с хорошими гонорарами! — Чарли задрожал, — Разбивать сердца для выгоды своего хозяина! В разбивании сердец ты ведь просто мастер! Столько опыта личного! Своего-то сердца уже давно нет! Можешь и моё на полку положить для коллекции! — он вновь захныкал, говоря что-то ещё… — Похоже, ты прав… моего сердца и впрямь больше нет… Дэвид молчал, а после поднялся: он смотрел на светлую макушку Чарли и не знал, как реагировать. Но эти слова были особо остры для его сердца. Ведь он задел его прошлое — прошлое, которое Дэвиду с трудом удалось закрыть в глубине своей души. Сердце бешено билось, но он старался держаться. Плакать в его-то возрасте было уже неприлично, хотя так хотелось. Он вышел из комнаты и положил в прихожей свой комплект ключей, забрал свой чемодан и просто ушёл. Чарли рыдал ещё несколько часов, а потом просто лежал на полу, пытаясь успокоиться. Слёз больше не осталось, глаза опухли, нос заложило, голова болела так, словно была и вовсе чужой. «Он просто ушёл… молча. Видимо, теперь это окончательно — зачем только наговорил такого». Чарли всё же заставил себя встать и отправиться в душ. Вода была горячая, и он явно пытался содрать с себя кожу жёсткой мочалкой, местами это даже получилось. Теперь на руках, животе и ногах зияли красные раны, но его это не беспокоило — его ничего больше не беспокоило. Голова была пустая, но при этом очень тяжёлая. Сердце, кажется, больше не билось, всё, что его окружало, теперь не имело смысла. Чарли уснул на диване, завернувшись в полотенце. Утром болело всё, и Чарли подумал, что так начинается смерть духовная и физическая. Он попросил неделю без содержания, сказав, что его чуть не изнасиловали и он травмировался. Хозяин отпустил беспрекословно, видя его состояние, он ещё уговаривал написать заявление в полицию, чтобы извращенца нашли, но Чарли отказался: ничего же не случилось. Всю неделю он провёл дома, стараясь смирится, что его больше нет. Он корил себя за то, что сдали нервы, за то, что сказал столько всего ужасного и неправильного. Он смог бы и дальше, он бы стерпел, просто всё навалилось и нервов не хватило. Он сделал Дэвиду больно, разбередив его рану, и сильно оскорбил. Думая так, он снова начинал плакать, потому что больше себе не верил. Он каждый раз останавливал себя от того, чтобы написать ему: «Прости, возвращайся. Я люблю тебя» — каждый раз стирал сообщение и отбрасывал телефон. Чарли постоянно плакал и винил себя в произошедшем. Он не мог заставить себя собрать вещи Дэвида или привести свои костюмы в порядок, он всерьёз думал бросить работу и уехать в другой город. Чтобы ничего больше не жгло так сильно сердце.