Дом Изабель

      Практически час Гермиона ворочалась в постели и не могла избавиться от навязчивых мыслей. Рон, Молли, Джинни, Гарри, попытки скрыть очевидное, казаться другой... Когда она успела так глубоко запрятать свои желания? Неужели раньше она пыталась угодить кому-то, соглашалась, глотала обиду? Она всегда была достаточно смелой, чтобы отстаивать право быть собой! Что же изменилось? Почему после прихода домой она обсуждает с Роном матчи по квиддичу, почему изучает рецепты домашней кухни, хотя ненавидит готовить? Почему едет с ним в Нору и молча выслушивает замечания Молли? Почему она просто не может, наконец, обрубить эту зависимость от всех, вновь стать счастливой и самодостаточной?       Почему-то вспомнилась старая мечта рисовать простыми магловскими красками. До одиннадцати лет Гермиона посещала художественную школу и ей всегда доставляло удовольствие видеть, как на бумаге, словно по мановению волшебной палочки, расцветает прекрасная роза, вырастает сосна, от дуновения ветра колышется рожь на пожелтевшем поле. Тогда она ощущала себя настоящей волшебницей, способной изменить целый мир, пусть и в пределах маленькой картинки. После поступления в Хогвартс тяга к рисованию прошла сама собой, пока однажды, уже спустя несколько лет после войны, на одном из рекламных стендов в метро она не увидела неприметное объявление. «Школа рисования для взрослых «Открытие» приглашает всех желающих научиться живописи». Адрес и телефон. И она решилась, воскрешая в памяти чудесные мгновения из детства. Записавшись на первое занятие, она сама не знала, почему долго медлила, прежде чем сообщить Рону о своей идее.       Она прекрасно помнила один из воскресных ужинов в Норе, когда вся семья была приглашена отведать коронную индейку Молли. Все тогда болтали без умолку, делясь последними новостями и наперебой рассказывая об успехах своих отпрысков. Ужин подходил к концу, когда Гермиона тоже решила поделиться со всеми своей радостью. Только вот вместо поддержки наткнулась на непонимание, снисходительные улыбки и хлесткую, бьющую в самое сердце фразу Джинни: «Лучше бы о детях подумали!». Конечно, она думала о детях! Но она просто не может их иметь, не может и никогда не сможет, ясно?! Она тогда еле сдержалась, чтобы не разреветься прямо за столом, и, пролепетав что-то про занятость, спешно покинула Нору под сочувствующими взглядами остальных. Она надолго запомнила это тошнотворное ощущение, когда истерика выжимает без остатка. Рон тогда отправился за ней, и, хоть он совершенно не умел утешать, его сильные объятия принесли облегчение.       Гермиона потом долго анализировала эту ситуацию, и поняла, что Джинни не хотела обидеть ее. Младшая Уизли всегда была честной и прямолинейной, но Гермиона еще долго отходила от неожиданного удара. После этих слов все ее детские мечты показались какими-то банальными и глупыми, а мысли о рисовании были навсегда похоронены под тощей вины и сомнений.       Она встала с кровати и направилась в ванную, засунула руки под струю ледяной воды и закрыла глаза. Зачем мужу ночевать в Норе? Даже если Билл и Флер приехали погостить в дом к родителям, разве это дело Рональда? Нет! Очевидно, ему просто нравится выставлять себя несчастным перед всеми, получать внимание. Наверняка, он всем рассказывает о проблемах в их семье, просит совета, ведет пустые разговоры! Порой ей казалось, что Рон так и остался в детстве, что он совершенно не повзрослел морально. Как будто она уже десять лет продолжала жить с тем самым мальчишкой, которого встретила когда-то в «Хогвартс-экспрессе», играла роль его матери. Впрочем, размышлять так было нечестно, и она тут же отругала себя за несправедливость... Рон ведь замечательный муж! Разве это не так? Отзывчивый, честный, отважный... Пусть и обидчивый и упрямый, но кто идеален? Наверное, ей нужно просто, наконец, принять его такого, каков он есть, и не строить из себя главу семьи, ведь именно это имела в виду Молли несколько лет назад? «Гермиона, милая, твоя задача – сделать так, чтобы Рон был счастливым мужем и отцом, а ты лишаешь его этого!». Уверяла, что не стоит столько времени посвящать работе, что это рушит семью, что Гермиона все делает неправильно, что нужно брать пример с Флер, и... И...       На работу Гермиона отправилась в ужаснейшем настроении. Периоды семейного спокойствия сменялись такими вот ночными размышлениями, из-за которых она наутро чувствовала себя совершенно разбитой и раздраженной.       Она ненавидела вторники. Как назло, вместо бодрящего кофе в конференц-зале ее ожидало девятнадцать лидеров волонтерских групп, требующих подробных планов работы своих подразделений на текущую неделю. Гермиона убила на их составление все выходные, снова вызвав недовольство Рона, который рассчитывал на совместный пикник с семьей Джорджа. Сегодня ей казалось, что собрание она проводит на автомате, настолько далеко все происходившее в конференц-зале было от нее. Как всегда, нашлись недовольные планом, как обычно были те, кто спорил, считал, что другим подразделениям выделяется больше средств и живется в целом проще, но что она могла поделать? Все возмущения она лишь жестко пресекала, отказываясь комментировать свои решения, и это было правильной позицией.       — А о Рождественских праздниках уже известно что-нибудь? — ох, как же она ненавидела этот голос. Мэри Хилл... Ее головная боль на протяжении всего времени работы в «Доме Изабель». Мерзкая завистливая грымза! Старая дева, вечно портившая всем настроение...       — План будет готов ближе к Рождеству, — отрезала Гермиона, закрывая записную книжку. Сегодня она не собиралась ни с кем церемониться. — Если вопросов больше нет, собрание окончено.       — Рождество через три недели, и моему подразделению надо знать, как распределить рабочее время, я думаю, многие здесь меня поддержат, — невозмутимо произнесла Хилл. — Я не то, чтобы давлю, мисс Грейнджер, — как-то ехидно это прозвучало, или просто Гермиона всегда воспринимала ее комментарии именно так, — просто не хотелось бы в последнюю неделю узнать, что нам нужно подготовить что-то глобальное. Линнингтон всегда составлял планы на пару месяцев вперед, это было гораздо проще, я уже говорила и выносила это на обсуждение.       Проще?.. Идиотка! План их покойного начальника, Винса Линнингтона, заключался в абстрактных пунктах по одной строчке в каждом, и Гермиона прекрасно помнила, как каждый раз все пытались понять, что он имел в виду, как все скрыто возмущались, но молчали, потому что он на этой должности проработал без малого пятьдесят лет. Лично ее всегда раздражал подход Линнингтона, потому что с реальным планированием он не имел ничего общего.       — План на эту неделю перед вами, мисс Хилл. Выполняйте. — Твердо сказала Гермиона, а затем гордо покинула конференц-зал, ощущая на себе косые взгляды.       Зайдя к себе в кабинет, она, наконец, с облегчением выдохнула. Она отлично справлялась со своими обязанностями и знала это прекрасно. А недовольные найдутся всегда, что бы она ни делала.       Не успела она сделать глоток свежесваренного кофе, как в кабинет ворвалась миссис Такер. Сил нет никаких...       — К вам несколько человек на собеседование, примете? — невозмутимо спросила она. Гермиона лишь кивнула.       Она любила набирать волонтеров. Рассматривать анкеты, беседовать с ними, распределять по отделам, видеть, как они, еще не уставшие и не разочаровавшиеся, готовы на голом энтузиазме работать и помогать нуждающимся. Как правило, ежедневно на собеседование приходила минимум пара человек, но, к сожалению, и текучка была большой. Никто не сможет долгое время безвозмездно оказывать помощь другим, хотя все относительно... В «Доме Изабель» на протяжении двадцати лет волонтером была женщина, потерявшая семью при пожаре и ни разу не отказавшаяся принять участие ни в одной акции.       Сегодня среди волонтеров оказалась пара бойких девушек-энтузиасток с неукротимым желанием действовать. Правда, они не учли, что благотворительный фонд – не работодатель и волонтерам не платит, поэтому практически сразу же ретировались. Подобные люди всегда удивляли Гермиону, и собеседование с ними скорее походило на разговор профессора с нерадивыми студентами. Слава богу, после них никто не зашел, наверное, на сегодня можно заканчивать часы приема, и Гермиона уже собиралась начать квартальный отчет, когда в дверь вновь постучали.       Через мгновение Драко Малфой уже стоял пред ней, сжимая в руках направление Визенгамота.

***

      Он выглядел напряженным.       — Добрый день, Грейнджер, — судя по тону, он был бы рад даже соплохвосту на ее должности.       Гермиона лишь открыла и закрыла рот, словно рыба, которую неожиданно вытащили из воды, но тут же взяла себя в руки. Она быстрым движением открыла ящик стола и развернула вчерашнее письмо, уставившись на указанную Визенгамотом фамилию. Малфой. Конечно, если бы она удосужилась сделать это вчера, она не выдала бы удивления.       — Можете сесть, — официально произнесла она после сухого приветствия, как будто не собираясь делать вид, что знает этого человека. Прошло десять лет с их последней встречи, и как минимум глупо было вспоминать сейчас школьные годы.       — Направление, — протянул он сложенную вдвое бумажку.       Она взяла листок и принялась внимательно изучать его, проверяя наличие печатей. Видимо, вид у нее в этот момент был слишком хмурый, она впервые видела, чтобы кому-то давали срок более пары месяцев. У нее и так было полно дел, чтобы еще выслушивать отчеты Малфоя целых полгода.       — Я не буду подделывать направление суда с целью подметания больничных коридоров, — зачем-то проинформировал Малфой.       — Мне нужна копия заключения суда для отчетности, — проигнорировав этот выпад, сухо произнесла она.       — Меня уверили, что направления достаточно.       — Не достаточно. Можете занести завтра, — пожала плечами Гермиона, протягивая анкету для заполнения.       — У вас тут что, каждый сам по себе? — взглянув на нее, с наигранным удивлением спросил Малфой. — В приемной говорят одно, здесь – другое, вы что, работаете на разные организации?       — Я еще раз повторяю, мистер Малфой. Мне нужна копия заключения суда. Не вижу никаких объективных причин не предоставить её, — невозмутимо произнесла Гермиона.       Кажется, он усмехнулся. Из заносчивых детей вырастают хамоватые взрослые. Гермиона пыталась понять, что изменилось в этом человеке кроме внешности. Если честно, ничто не выделяло бы его из толпы, прогуливаясь он сейчас по оживленной улице Лондона. Ни особенной строгости в одежде, ни зализанных волос, ни фамильного перстня... О материальном положении говорили лишь дорогие часы, украшавшие бледное запястье. Пока нахмурившийся гость выводил ровные строчки на типовом бланке, Гермиона пыталась ответить на письмо от фестиваля, нуждавшегося в волонтерах для встречи и сопровождения инвалидов. Она ненавидела писать отказы, но даже при всем желании не могла выделить ни одну из волонтерских групп, все были заняты подготовкой к Рождеству.       Она уже собиралась указать Малфою на ограничение во времени, но он протянул ей заполненный листок. В ответ Гермиона достала из папки копию памятки и положила перед ним.       — По закону для вас обязательны шесть часов исправительных работ в день. Я буду вашим куратором, мои контактные данные в памятке, как и вся необходимая информация, — сообщила она. — Лидер вашей группы... Мэри Хилл, сейчас вам нужно найти ее и решить все организационные вопросы.       Мэри Хилл... Если Гермиона и думала о маленькой мести надоедливой стерве, она не желала этого признавать.       — Что-то еще? — спросил он, складывая памятку в кожаный портфель. Голос показался ей надменным, но чего еще можно ожидать от богатого человека, которому не удалось откупиться от наказания? Ну ничего, таким как он пойдет на пользу... Как он там выразился? Подметание больничных коридоров? Не то, чтобы она желала мстить бывшему слизеринцу, это было не в ее стиле, но раз он нарушил закон и заслужил отработку, лишние руки никогда не помешают «Дому Изабель».       — Нет, вы можете идти, — Гермиона открыла папку с данными волонтеров и поместила туда анкету вынужденного сотрудника.       Она чувствовала, что он медлит, желая что-то сказать. Нет, конечно, он не стал бы вести себя как в старые школьные времена, да и ее никогда не заботило его мнение. Просто все это было так странно и противоестественно... Сам Драко Малфой на исправительных работах под ее руководством.       Последними их словами друг другу было простое «До свидания», после чего дверь за ним захлопнулась, а Гермиона принялась за работу.       Оставшийся до обеда час рабочего дня прошел хуже некуда. Только Гермионе удавалось написать пару строчек, как мысли начинали уходить от темы, а в голове возникали события десятилетней давности. Нет, она не думала о бывшем слизеринце, с ним-то она легко разберется. Все ее мысли вновь возвращались к Гарри и его отъезду. Как же могло так сложиться, что они настолько отдалились после войны?.. Порой она мечтала, как здорово было бы вновь собраться всем вместе за обеденным столом Хогвартса и просто поболтать обо всем на свете. Послушать забавные шутки Рона, увидеть, как Гарри листает учебник Трансфигурации в надежде выучить что-то в последний момент. Сходить на матч по Квиддичу, хотя Гермиона никогда не скрывала, что это ей абсолютно неинтересно... Куда ушла эта удивительная атмосфера волшебства? В глубине души она понимала: потому что все они стали взрослыми. Гарри очень изменился. Они развелись с Джинни через несколько месяцев после рождения их первенца. Сейчас он живет в Новой Зеландии и периодически отправляет им с Роном чисто символические открытки на Рождество. Впрочем, у Гарри теперь новая семья, разве не этого он хотел? Забыть и забыться. А она не имеет права требовать чего-то большего.

***

      Открыв входную дверь, Гермиона почувствовала едкий запах горелого. Быстрым шагом направившись на кухню, она застала Рона, активно пытавшегося избавиться от серого дыма через открытую форточку. Он явно не ожидал увидеть ее так рано...       — Гермиона! — растерянно произнес он.       Он выглядел настолько огорченным, что Гермиона отбросила в сторону все нравоучения.       — Что готовишь? — спросила она, отмахиваясь от серого дыма.       — Уже ничего, — доставая из духовки обуглившуюся субстанцию, с досадой ответил Рон, сгребая все в мусорный мешок.       — Как съездил в Нору? — она предпочла не акцентировать внимания на его неудаче, хотя не смогла до конца избавиться от недовольства, вызванного его внезапным отъездом.       — Знаешь, — задумался он. — Отлично. Правда. Я как будто с новыми силами приехал, - с этими словами Рон поставил противень в раковину, отчего раздался глухой звон. — Пообщался с Флер и Биллом, они передают тебе привет, — он как-то криво улыбнулся и, отвернувшись, принялся чистить злосчастный противень.       Если бы Гермиона не знала его так хорошо, она, может, поверила бы, что все в порядке, но за столько лет она прекрасно научилась видеть его настроение.       — Рон, — она подошла к нему ближе и встала у раковины, заглядывая в хмурое лицо. — Что случилось?       — Ничего, правда. Все отлично, Гермиона, — он отчаянно пытался скрыть от нее что-то, но, когда ее ладонь легла ему на плечо, резко втянул носом воздух и опустил взгляд.       — В чем дело? — тихо спросила она, опасаясь услышать ответ, которого боялась.       — У Флер будет ребенок, представляешь? Вот уж не ожидал. — Рон улыбнулся так криво и неестественно. Наверное, братья должны всегда радоваться друг за друга, но не всегда получается так, как правильно. Рон всегда был завистлив, и Гермиона знала это прекрасно, но также она понимала всю степень его расстройства, когда они уже шесть лет безрезультатно бились над тем, что кому-то досталось уже не впервые.       — Это... Это замечательно, поздравляю, — как-то неловко сказала она, тут же убрав руку с его плеча. Она не понимала, как вести себя в этой ситуации, потому что в том, что у них нет детей, она ощущала только свою вину. Гермиона не могла порадоваться за Флер, и она, к своему стыду, даже не могла скрыть этого от Рона, сказать ему, что у них все впереди... Потому что сама уже давно перестала в это верить. Единственным облегчением было то, что эту весть она услышала в стенах их квартиры, а не за ужином в Норе, когда каждый, сидевший за столом, понял бы всю фальшь ее поздравлений.       — Я пообщался с Флер, и она дала пару советов насчет… — он тут же смутился. — Ну ты знаешь. Сказала, что это точно сработает.       — Понятно, — отвернувшись, сообщила Гермиона. Конечно, она знала, что могло послужить причиной откровенного разговора между ее мужем и женой Билла, но... как он мог за ее спиной? Что он испытывал в этот момент? Отчаяние? Сожаление? Она не хотела выдавать себя, а ведь кровь прилила к голове, словно у неподготовленной к урокам школьницы.       — И что же, по словам многодетной матери, мне нужно сделать? — устало спросила она.       — Ну вот, ты обиделась... — тут же нахмурился Рон. — Знаешь, если бы ты... Ты... Знаешь, Гермиона, почему бы просто не послушать ее!       «Давай уже называй вещи своими именами!» — хотелось крикнуть, но она сдержалась. Сдержалась, потому что уважала его.       — Нет, правда, я не обиделась, а внимательно слушаю, — произнесла она, тут же пожалев о раздраженном тоне. Но Рон и так все понял.       — Тебе нужно попить настой, Флер дала рецепт. Ты почитай, — он нервно выудил мятый клочок бумажки из кармана брюк и протянул ей.       Гермиона даже не сдвинулась с места. Ее сейчас словно ударили по голове чем-то тяжелым... Рон положил листок на стол и отвернулся.       Повисла тяжелая тишина. Придя домой, Гермиона готова была к чему угодно, кроме этого. Она устала. После свадьбы их жизнь походила на пороховую бочку, готовую рвануть в любой момент. Ни один из них не желал уступать, твердолобо считая свое мнение единственным верным, первые несколько лет они разъезжались и съезжались чуть ли не по несколько раз в год из-за ссор, обид, обвинений, финансовых проблем... Гермиона не хотела бы вспоминать то, что было когда-то, все-таки, сейчас дела хоть и обстояли не лучшим образом, но они с Роном привыкли друг к другу, любили друг друга... Правда?.. Разве может быть иначе?       Сейчас хотелось просто исчезнуть. Бегство от проблем не было свойственно ей, но сегодня она не хотела видеть Рона. А она ведь даже не разделась... Так и стояла посреди кухни в теплом пальто.       Ей нужно подышать свежим воздухом. С этими мыслями она резко развернулась и отправилась к выходу.       — Только давай снова не будем! Гермиона! — послышалось ей вдогонку, но она уже захлопнула дверь и вышла на улицу, пытаясь дышать глубже, чтобы не дать незваным эмоциям вырваться наружу.       Сейчас она особенно резко ощутила свое одиночество. Порой она наблюдала за сотрудниками «Дома Изабель». У всех был свой круг общения, они пожимали друг другу руки при встрече или дружески обнимались, отмечали праздники вместе, дружили семьями, водили детей в парк, сидели в кафе. Могли, наверное, прийти в гости и попросить переночевать, если проблемы заставили уйти из дома. Получить утешение. Нет, сама Гермиона никогда не умела утешать. Она вообще была какой-то черствой по отношению к другим, живущей размышлениями и логикой. Может, поэтому у нее и не было ни одного близкого человека, кроме Рона? Даже семья Уизли перестала относиться к ней с былой теплотой после известия о бесплодии. Гарри... У него были причины уехать, его она не осуждала и никогда не будет, у него теперь своя жизнь. Как и у родителей. Из пасмурного Лондона Грейнджеры давно переехали в Канаду, поэтому теперь Гермиона лишь общалась с ними по телефону, изредка навещая по празникам. Но она была счастлива за них. Семь лет назад они приняли решение о рождении второго ребенка, так в семье стоматологов появилась Глэдис, совершенно не похожая на Гермиону ни внешне, ни характером. Обаятельная белокурая девочка, ласковая, дружелюбная, которую обожали соседи и армия подружек. Порой Гермиона удивлялась, как в одной семье может вырасти два столь разных человека...       Гермиона настолько погрузилась в размышления, что даже не заметила, как добралась до метро, а затем, выйдя на одной из станций ближе к окраине, отправилась прямо в старый кинотеатр «Манхэттен». Не очень популярное место, но это и к лучшему. Зато здесь всегда можно было посмотреть фильм, создатели которого не ставили перед собой цель кассовых сборов.